Помоги проекту - поделись книгой:
Григорий вернул Капитану нож в пластиковых ножнах и сказал:
— Ещё рубашка…
— Себе оставь, — отмахнулся Капитан. — Не ехать же тебе голым. А вот еще подарок, — он сунул Григорию конверт. — Мой личный вклад в фармакологию соседей. Рискнешь или нет, решать, конечно, тебе. Но все-таки, подумай, дело не только в деньгах. В ближайшую неделю твоя кровь может спасти уйму народа.
— Отпускаешь, Капитан? — не веря себе, спросил Григорий.
— Отпускаю, — просто ответил Грыць.
— А что так? — не удержался Григорий. — Как же Устав? Присяга?
— Э! — махнул он рукой. — Что взять с капитана медицинской службы? Ты, главное, поскорее забудь, как я выгляжу…
— Спасибо, Капитан, — тепло поблагодарил Григорий.
— На здоровье, — насмешливо ответил Грыць.
Он отошел от автобуса, обернулся к БТРу и махнул рукой:
— Освободить проход. Кто только вас, чертей, парковаться учит!
БТР завелся, плюнул струей сизого дыма и отъехал.
Григорий плавно тронул машину с места и, едва сдерживаясь, чтоб не надавить со всей дури на акселератор, медленно, даже вальяжно проехал мимо блокпоста.
В правое зеркало он успел увидеть, как Капитан небрежно бросил кулек с лекарствами в урну для мусора, потом БТР вернулся на место, привычно разрезав ленту дороги на два лоскута: куда можно, а куда нельзя.
Григорий разогнался до сотни и только тогда открыл конверт. Чья-то визитка — телефон, адрес, имя, отчество и справка о пребывании в карантинной зоне. Дата выбытия — сегодняшнее число, витиеватая подпись, штамп Чернобыльского спецгарнизона…
— Ладно! — сказал вслух Григорий. — До Москвы еще десять часов лету, не считая таможни. Есть время подумать…
И тут он рассмеялся: документы! Как он мог забыть! Он же сам положил их в задний карман брюк!
Григорий переключился на нейтралку, уперся ногами в пол, приподнялся и ощупал задний карман.
Ну, конечно! Вот они — родные!
Он бережно переложил документы в кармашек козырька и погладил его рукой. Ну, вот. Теперь можно ехать!
И жить… долго.
ЗАПАХ УДАЧИ
Сигнал общего сбора я услышал в колодце охладителя третьего реактора.
Услышал и удивился. Общий сбор — это "тревога". А для тревожных сигналов наше дельце было слишком тщательно продумано. Как и любое другое. В команде я уже не первый год. Знаю, о чём говорю. "Смерть ошибкам"! — известный девиз Капитана. Наверное, поэтому мы зовём его Смошем. Впрочем, в судовой роли написано тоже самое — Капитан Смошенко. Любить не обязывает, но за неуважение может убить.
В порядке исполнения девиза.
Вторым после Смоша в нашей команде числится Вит. Он же Виталий, — электрик Божьей милостью. Хотя подружка его, Василиса, сестра Смоша, другого мнения: пьяница, бабник и разгильдяй. Только неправда это. Работает Вит всегда трезвым. И какой же он "разгильдяй"? Самый дисциплинированный человек в экипаже: в порту захода всегда тормозит у ближайшей ночлежки и до самого старта бороды своей оттуда не показывает. Пока мы с Тунгой за час до вылета за ним не придём, с места не трогается. Склад стеклотары под кроватью и недовольная оплатой девушка — не в счёт: собирается он быстро и по первому зову.
В том смысле, что не упирается и никогда не возражает, чтобы я отнёс его на корабль.
Вот только, вчера он был чем-то недоволен. Дёргался и всё порывался куда-то идти. Тунге даже пришлось ему на башке чего-то придавить. Мануальная терапия, о! А после этого давления — как отрезало. Даже посапывал. Дитя звёзд…
Кстати о Тунге, — Роман Кабиров. Хвастает, что тунгус: рожа плоская, нос картофелинкой, хитрый прищур близоруких глаз. Только кажется мне, что никакой он не "тунгус", а обычный китаёза: низенький, плотный и очень крепкий. Особенно по части медицины и двигателя. Собственно, кабы не он, вряд ли мы куда-то полетели. Очень, знаете ли, вряд ли…
Ну, и, чтобы вас уже со всеми познакомить, коротко о себе: Ян, фанат чистоты и порядка, ответственный за корпус и всё, что не имеет отношения к навигации и локомоции: от камбуза до гальюнов. Всегда на подхвате: маршал кисточки и краски. Чтобы, значит, кишки корабельные услаждали взор, не шумели и не пахли.
Ян — это моё настоящее имя. Без всяких сокращений, намёков на пристрастия или происхождение. Так что в экипаже — самый уважаемый человек. Ко мне всегда обращаются только по полному имени: "Ян, какого чёрта в сортире воняет"? "Ян, когда жрать будем"? "Ян, коллектор охлаждения в пятом отсеке плачет"…
И вроде взрослые люди, а простых вещей не понимают: какой "стол", такой и "стул". Дайте денег на свежие продукты и вонять не будете. А на слёзы трубопроводов пенять и вовсе несправедливо. Лохань-то наша — не заводская сборка: ни документов, ни страховки, ни регистрации. Что называется: до первого инспектора. Но это никого не беспокоит. Потому что такой план.
Корабль мы два года из утиля собирали. Сами. Отсюда и уверенность, что в узлах и механизмах электронные стукачи-шпионы не прячутся. Те самые, что всякому встречному докладывают, откуда и с чем судно пожаловало. Поэтому из всей банды кустом-пиплов опасаемся только эмпатов, которые душу топчут, не снимая обуви, на предмет сепарации агнцев от волчар. Ложь в момент просекают. Ну, а после них уже полиция дознаёт, если твоя сказка — ложь, то на что намекает?
И сколько за такой намёк уголовным кодексом предусмотрено.
Только зря я это. Не к добру… Едва половину перегона осилили, час назад на торможение развернулись, а я уже о таможне. Гиблая примета. Но мне можно. Поскольку — псих. Нет. Справки у меня нет. Это я сам себе такой диагноз поставил. Мне проще себя упрекать в скудоумии, чем Создателя. Не хочу верить, что наш мир изначально дурдомом задумывался. Понимаете?
Но о вере — после. "Тревога", всё-таки…
А вот и кают-компания. И все уже в сборе: Смош, Тунга, бородач Вит. Я — последний. Ещё бы: кораблик маленький, а путь долгий. Что не удивительно, если соотнести мои габариты с диаметром колодца, из которого пришлось срочно выбираться. А причину переполоха с порога вижу — не Вит это. Хоть и бородач. Рост, одежонка, бородёнка… всё, как у Вита, а сам витопод постарше нашего электрика лет на двести будет. Как же это мы перепутали?
Смош револьвер на дедушку направил, но смотрит на нас с Романом. Странный такой взгляд: кают-компания — тридцать кубов ни литром больше. От меня до Тунги метра три. Считай, по углам рассредоточились, а Смош как-то на нас двоих смотреть ухитряется.
Нехорошо смотрит. Строго. Зло.
— Вы кого принесли, биндюжное племя?
— Э… — сказал Роман.
Как-то смело это у него получилось. Нервничает, наверное. А ещё врач.
— Положим, Тунга слепой. Но ты-то Ян? — гнёт своё Капитан. — Кто это такой?
На этих словах дедушка встрепенулся:
— Ничехираниус, ювелир, — сказал он, горделиво приосаниваясь — Тридцать лет отшельничества в глубоком космосе. А это мои помощники и ученики…
Незнакомец плавно повёл рукой к пустому креслу в углу отсека:
— Сызрань Кохонсио, — он повернулся и глянул сквозь меня на дверь. — А это Юрий. Наш трюм ломится сокровищами, господа. Долгие годы кропотливой работы. Этот бесценный дар мы хотим предложить вашей планете за вполне умеренную плату…
— Делириум тременс, — пробормотал Роман. Видно, на своём, тунгусском.
Только я и без перевода вижу, что "белочка". Теперь вопрос — чья? Как же это я старика заместо Вита на борт притащил? Разве что борода и одежда… А в ночлежке полутемно, в целях интима. Чтобы им, значит, уютней было своими делами заниматься…
Смош убрал револьвер и шагнул к незнакомцу:
— Документы есть?
— А как же?! — приветливо улыбнулся дед. — Сызрань, подай документы…
Смош залез ювелиру во внутренний карман куртки и вытащил туго перетянутый шнурком пакет.
— Ян, обыщи его. Лучше позже, чем не вовремя…
— Наши сердца наполнены страхом и тревогой, — пожаловался дедушка. — Мы в ужасе от мысли, что наш труд может не получить должную оценку…
Пока я хлопал старика по карманам, он успел поведать мне об "изнурительном жаре тиглей", об "ослепительном сиянии голубых солнц", о "тоске по холоду ночи, одаривающей отдохновением усталые глаза"…
— Свою скудную пищу мы приправляли радостью творчества и восторгом перед безграничной фантазией человека…
Капитан, отчаявшись справиться с тугим узлом, положил пакет на стол, достал нож и перерезал шнурок. Его самоуправство было замечено:
— Осторожней, господа, эти документы помнят Империю! Времена, когда люди знали толк в прекрасном и могли его достойно оценить…
Он продолжал тихо тошнить за нашими спинами, что-то о филигранном литье и тонкой чеканке, а мы склонились над ворохом ветоши, и вправду напоминающей документы имперских времён: лицензия на ювелирные работы, диплом об окончании академии искусств, свидетельства, грамоты…
— Я ещё раз спрашиваю, как он оказался у нас на борту?
На этот раз Смош на нас не смотрел. Но легче от этого вопрос не становился.
— Да все вы есть как один бродяга! — закричал Роман. — Я ваще плохо вижу: борода его? Роба, пьяный… За борт и концы в вакуум.
— Ян?
Я не стал юлить. Я не тунгус.
— Хрен его знает, товарищ командир. Только дедушку за борт нельзя, не по-божески.
— Как скажешь, — сказал Смош, тронутый моей искренностью. — Ладно. Что Господь послал, шлюзовать не будем. Запри старика в изоляторе и возвращайся. Обсудим. Дело серьёзное.
Разумеется, я с места не двинулся. Только подумал, хорошо бы ещё уточнить, куда именно Господь дедушку "послал"? Сбывались мои худшие опасения относительно своего места в жизни…
— Ах, да! — смекнул капитан. Я и говорю: в экстремальной ситуации он очень быстро соображает. — У нас же нет изолятора…
Смош глянул мне в лицо. Лишь на мгновение я перехватил его взгляд, но как-то сразу прочувствовал, что у него на уме.
И про расход топлива понял, что если вернёмся за Витом на Трясунию, то лететь за золотом будет не на чём. И обещания Вита припомнились, что любая налаженная им схема будет готова к эксплуатации вечно, пока какой-нибудь идиот не надумает её включить…
— Ладно. Летим с этим, Нич… хер… как его там?
— Анус, — угодливо подсказал Роман.
Подлиза тунгусская!
— Ничехираниус, ювелир, — встрепенулся дедушка. — Тридцать лет отшельничества в глубоком космосе. А это мои помощники и ученики: Сызрань Кохонсио…
Мы ещё раз глянули на пустое кресло в углу кают-компании.
— А там Юрий, — кивнул на дверь Смош. — И твой трюм ломится сокровищами…
— Верно, — благодушно согласился ювелир. — Долгие годы кропотливой работы, знаете ли. Бесценный дар по приемлемой цене…
— Верните его в каюту Вита, — распорядился Смош. — И дай старику успокаивающее, Тунга. Чтоб не шлялся по коридорам. Пусть спит. Я ведь со страху его едва не пристрелил…
Не знаю, чего там Тунга ему вколол, только за ужином мне не показалось, что Нич осознаёт, где находится и что с ним происходит.
На вечер я приготовил лобио, благо фасоли и томата было в избытке. Шипчандлер божился, что консервы изготовлены в этом столетии, но я не верил. Потому был удивлён отсутствию жалоб, а что добавки не просили, воспринял, как должное.
Дед рассказывал о кризисе творчества и катастрофе жизненного пути. Ювелира с его двумя учениками ограбили неподалеку от Трясунии, куда они направлялись на ежегодную ярмарку украшений. В портовой ночлежке оказался случайно: "добрые самаряне подбросили до цивилизации, заплатили за неделю постоя, и убыли по своим неотложным делам". В этом месте его рассказа мы переглянулись, подумав об одном, — не исключено, что "добрыми самарянами" были те самые разбойники, которые отобрали у него судно. А навели на ювелира его же ученики. Запросто! Мало показалось, вот и подставили учителя…
Но старику мы ничего не сказали. Не хотели его расстраивать.
Роман задремал рядом со своей тарелкой. Я осторожно, чтоб его не разбудить, привёл в порядок стол и вымыл посуду. Потом собрал консервы к завтраку, который мне предстояло готовить на утро, и отправился к себе в кубрик.
"Завтра уже будем на Златии, — думал я, вытягиваясь на койке. — А оттуда прямая дорога или в богачи, или в тюремную камеру. Забавно: удовольствие разное, а направление одно".
Игра стоила топлива. Судите сами: платиновые острова посреди океанов расплавленного золота.
Эльдорадо открыли десять лет назад. Биржевые люди сложили "два и два" и планету немедленно закрыли на карантин: истребители-перехватчики, автоматы-убийцы, минные поля на побережье и спутники-невидимки, готовые поднять тревогу при малейших признаках человека на поверхности. Ещё бы: только начни промышленную разработку золота, и ценовой эквивалент цивилизации пойдёт по цене застывшего кефира.
Так что я не обижаюсь. Понимаю, не маленький: золота в чужих карманах мало не бывает.
Златия, небольшая, но чертовски тяжёлая планетка, находилась в опасной близости от звезды и быстро крутилась вокруг своей оси. Собственно, на её суточном вращении и основывался план Капитана. Приливные силы гнали волну в океане расплавленного золота до пяти сотен метров высотой.
Вот и вся идея, никаких посадок и пряток с карантинной службой. Заходим на дневную сторону, пристраиваемся к приливной волне и снимаем "пенку" волшебного коктейля: брызги, отделяясь от волны, немедленно "замерзают", становясь лёгкой добычей нашего трала. Всё зависит только от тренировки и слаженности работы команды. За этим нас и понесло на Трясунию: регулярные "моретрясения" и низкие температуры прекрасно моделировали "замерзание" пены золотой волны Златии. Два месяца мы отрабатывали сбор льда с гребней цунами, готовясь к полёту на дневную сторону золотой планеты. Что и говорить, — тошниловка…
Эх! Думаете, нам не хотелось опустить трубу в расплавленное золото? И качать, качать… качать до вздутия. До треска трюмных шпангоутов. До сферического опузыривания оболочки…
Но такое удовольствие требовало стационарного оборудования. А это значило высадку на поверхность, температура которой больше тысячи градусов.
Это другая стоимость затратной части.
И другие "игры" с карантином.
Они, знаете ли, могут и стрельнуть. И, частенько, попадают… да.
Наверное, я уже засыпал. Потому что ясно видел ослепительный, огромный диск светила в пепельной дымке оловянных облаков. Тяжёлый гребень гигантской волны роняет бархатную пену из червонного золота в сияющую багровым бездну. Безбашенный серфер Смош ведёт судно перед самым валом, чуть ниже его бурлящей вершины. Роман следит за горизонтальным положением сборника, в который сыпется золотой град. Вит направляет поток "градин" к оранжевому зеву печи, и уже оттуда пудовые маслянисто-жёлтые бруски поступают на склад.
Дальше моя работа: уложить, распихать, закрепить… чтобы озолотить каждый литр нашего трюма. Ответственная работа! Ведь "улов" своей тяжестью может разнести наш кораблик на куски…
Только тревожен мой сон.
Вит?
Поделиться книгой: