Свистопляска с Харриет

Возмутительно, если приходится объяснять очевидное. Мою мать можно было назвать кем угодно, только не солью земли. Она совершенно ничего не смыслила в практических вопросах. Мамочка не могла открыть консервную банку, не заглянув в инструкцию и поваренную книгу. Она думала, что выражение «заправить кровать» означает какой-то сложный монтаж, для которого у неё нет необходимых инструментов. И мама ровным счётом ничего не понимала в деньгах. Наверное, она свято верила, что денежки растут на деревьях. Но зато во всём остальном разбиралась прекрасно. Она никогда не пилила отца и никогда не требовала, чтобы он нашёл себе работу. Она делала чудесных кукол и рисовала на стенах фантастических зверушек. Мама считала, что лучшее место для жизни – это мир книг. Она обожала Моцарта и «Битлз». И её ничуть не беспокоили причуды других. Даже когда клептомания тётушки Лулу, родительницы Фредди, переходила все границы, мама лишь улыбалась. Она говорила, что если уж тётушке Лулу непременно надо воровать, то пусть она крадёт у родственников, которые не станут сажать её в каталажку. Надо ведь помнить о малыше Фредди и дядюшке Морисе, пусть он и полное ничтожество.

У моих ног приземлился пушистый комок. Тобиас, несмотря на все свои выкрутасы, отлично знал, когда я больше всего в нём нуждаюсь. Детям плакаться нельзя. У мужей могут быть вещи поважнее, например голландский соус. Но коты созданы для того, чтобы в самую горькую минуту уткнуться в их шерсть лицом.

Бен вытер слёзы с моей щеки и пихнул в рот кусочек сыра. Я чувствовала себя использованным носовым платком.

– Спасибо.

– Элли, ты всегда говорила, что твой отец обожал твою мать.

– Я и впрямь так считала, но теперь думаю, что никогда его не знала. Тебе не показалось, что в этой любовной истории, случившейся на исходе лета, кроется нечто большее?

– В каком смысле?

– Что моего отца вовлекли в какую-то зловещую историю?

– И как это ты пришла к столь необычному выводу? – Бен выглядел обеспокоенным.

– У тебя что, соус свернулся? – сдержанно осведомилась я.

– Нет, дорогая, это кровь у меня от тебя сворачивается.

– Да? Так-то ты доверяешь моей интуиции.

Я раздражённо отшвырнула ни в чём не повинного Тобиаса. Тот, ясное дело, оскорбился и нырнул под стол. Движимая раскаянием, я налила в блюдце молока, поставила ему под нос и предприняла героическую попытку взять себя в руки. Как можно рассчитывать на то, чтобы Бен понял причину моего беспокойства, когда я сама в ней не уверена?

– Мне не понравилось, что папа упомянул о цыганке.

– О той, что гадала Харриет? Обычный цыганский вздор. – Бен выдавил в соус лимонный сок и плотоядно улыбнулся. – Вода и чёрные кошки! Могла бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

– Та цыганка сказала ещё кое-что и, по словам Харриет, попала в самую точку.

– Каждый из нас способен на удачные догадки.

Именно это я твердила себе сегодня днём на Рыночной площади. Образ цыганки был так ярок, что мне на миг почудилось, будто я смотрю в её тёмно-карие глаза, вдыхаю дым её сигареты. Я вновь накинулась на хлеб.

– И та женщина сказала Харриет, что она самая настоящая цыганка.

– Ну и что?

Бен покончил с голландским соусом и теперь глазел на кастрюлю со спаржей, выжидая момент, чтобы снять её с огня. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем он опять заговорил. И голос его звучал до отвращения беззаботно.

– Наверное, эта гадалка входит в цыганский профсоюз, который требует от своих членов уведомлять клиентов, что те имеют дело не с каким-то дешёвым сбродом, а с настоящими профессионалами.

– Ну, я не сказала бы, что это было дёшево.

– Откуда ты знаешь?

– Сегодня я тоже беседовала с цыганкой. – Отодвинув тарелку с сандвичами, я поставила локти на стол и подпёрла ладонями подбородок. – Именно об этом всё время и порываюсь тебе рассказать. Цыганка с нашей Рыночной площади так и заявила: «Я настоящая цыганка». Точь-в-точь как в рассказе отца. И она многое сообщила абсолютно верно: о смерти мамы, о том, сколько у меня детей, даже упомянула о третьем, который не имеет прямого отношения к нашей семье. И сколько я ни пытаюсь уверить себя, что это всего лишь совпадение, мне не удаётся.

– Значит, она получила сведения от кого-то, кто хорошо тебя знает.

– Так я и решила. К тому же встретила по дороге миссис Портер. А уж она любительница посудачить. Правда, мне кажется, что я никогда не рассказывала ей о папе, но она могла услышать о нём от кого-нибудь ещё. Например, от Фредди. Я пару раз видела, как он подносил ей сумки с продуктами. Но ведь моя цыганка предсказала приезд папы в Мерлин-корт. Стоило мне с ней поговорить, как он материализовался в нашем доме. Что ты обо всём этом думаешь?

– Подожди-ка, подожди-ка. – По блеску в сине-зелёных глазах Бена я поняла, что он совершенно забыл о яйцах. – Пусть твоя цыганка и в самом деле профессионалка высочайшего класса, но чего ты взяла, что и с Харриет разговаривала тоже она?

– Ну, так далеко я не захожу. Скорее считаю, что эти две гадалки могут находиться в сговоре.

– Нет, это явная натяжка, Элли. Вспомни, цыганки объявились в разных странах. Да и какой может быть мотив?

– Если бы знала, то сама бы зарабатывала на жизнь предсказаниями. Но ты не находишь такое совпадение по меньшей мере странным? И это ещё не всё! – Я налила себе большой стакан молока. – Стоило мне упомянуть, что мы с тобой завтра отправляемся во Францию, как моя цыганка тут же сменила курс и перестала пророчить мне грядущее счастье и долгие годы. Она недвусмысленно заявила, что, если мы отправимся в путешествие, может случиться нечто ужасное. Ох, Бен, по дороге домой я никак не могла избавиться от какой-то неясной тревоги. Решила ничего не рассказывать тебе, чтобы ты не поднял меня на смех, но тут объявился папочка и… А что, если беда грозит нашим детям? Мы укатим во Францию, а они…

Залпом осушив стакан, я со стуком поставила его в раковину. Бен медлил с ответом, ероша свои чёрные кудри.

– Так ты думаешь, что цыганка не только обладает талантом ясновидения, но ещё и пыталась запугать тебя?

– А ты так не считаешь?

– На мой взгляд, это слишком далеко идущий вывод.

– Пусть так. Мой отец встречает в Германии женщину. Женщину, о которой он не знает ничего, кроме того, что она сама ему сообщила. Она даже не даёт ему познакомиться с людьми, у которых остановилась. А в скором времени папа возвращается в Англию и оказывается на пороге нашего дома с её прахом под мышкой.

– Элли, не подозреваешь же ты, что её убили?

– У меня нет оснований что-либо подозревать, но не мешало бы узнать, как умерла эта самая Харриет.

– Тогда нам лучше вернуться в гостиную, прихватив яйца для твоего отца. Почему бы тебе не поболтать с ним, а я тут быстренько управлюсь с готовкой?

Мой благодарный поцелуй на щеке Бена прервал телефонный звонок. Поспешив в холл, я сняла трубку, ожидая услышать голос свекрови с известием, что близнецы хотят пожелать мамочке спокойной ночи.

– Алло? – Голос напоминал свист выходящего из воздушного шарика воздуха. – Это правильный номер?

– А какой вам нужен?

– Номер, где можно найти Морли Саймонса. – Голос превратился в тихий неразборчивый шёпот. Тётушка Астрид, родительница моей омерзительно прекрасной кузины Ванессы, утверждает, что с помощью тихого детского голоска проще всего управлять ситуацией, поскольку слушатель пребывает в напряжении, пытаясь разобрать слова.

– Вы не могли бы говорить громче?

– Он уже приехал? – Голос повысился на десятую долю децибела.

– Да. – Я подавила желание крикнуть.

– Тогда передайте ему, что я со своими сёстрами приеду завтра.

– И как вас представить?

– Просто скажите мистеру Саймонсу, что это родственники Харриет. Мы приедем за ней, как он и просил в своём письме. – Я расслышала в трубке приглушённые голоса, потом раздался сдавленный писк, словно кто-то ущипнул говорящего за задницу. – И будьте так добры, вставьте ему в петлицу красную розу, чтобы мы могли его узнать.

Ага, среди других мужчин крупного телосложения, толпящихся в Мерлин-корте, словно это вокзал Ватерлоо… В телефонной трубке зазвучали короткие гудки, а я осталась стоять с разинутым ртом, спрашивая себя, что за безумие вторглось в мою жизнь.

Глава шестая

Про своего отца я могла твёрдо сказать лишь одно: он не из тех невыносимых субъектов, что истерично требуют еды, а когда им вручают поднос, прикрытый чистой льняной салфеткой, с розой в маленькой вазочке, капризно объявляют, что они слишком устали и не в состоянии проглотить ни кусочка. Нет, папочка в считанные минуты уничтожил все яйца, дымящуюся спаржу и целую груду поджаренного бекона. Фредди, которому пришлось довольствоваться сандвичами с сыром и помидорами, жалостливо шевелил носом, втягивая ароматы яств, которые ему не достались. Надо сказать, мой кузен вёл себя вполне прилично и всего лишь шесть раз заметил, что чувствует себя маленькой сироткой Анни из ближайшего приюта.

Я не стала рассказывать папе о телефонном звонке, пока он не подчистил всё до последнего яичного желтка и Бен не отнёс поднос на безопасное расстояние. Откровенного говоря, я побаивалась, что, услышав новость, папочка упадёт в обморок и диван превратится в носилки. Но он на удивление героически перенёс предстоящую разлуку с Харриет. Правда, шумно вздохнул и на мгновение погрузил лицо льняную салфетку, но стойко воздержался от того, чтобы устроить сцену из викторианской мелодрамы.

– Моя возлюбленная пожелала бы, чтобы я проявил мужество. – Папа произнёс эти слова с ласкающим слух достоинством.

– Хотите кусочек сандвича? – любезно предложил Фредди.

Римский нос отца дёрнулся то ли от отвращения, то ли по причине слабости плоти (и немалой, надо сказать, плоти). Как бы то ни было, он справился с собой и отклонил предложение.

– А теперь я хотел бы уединиться в своей спальне. Мне всё равно, Жизель, пусть это будет тесная каморка в углу чердака, где через разбитые стёкла хлещут дождевые струи, а в углах напоминанием о близкой смерти притаилась затхлость.

– Боюсь, у нас не найдётся столь живописной комнаты.

– Может, вы с Беном отдадите дядюшке Морли свою? – Фредди всегда был щедрым хозяином в чужом доме.

– Нет-нет! Не хочу и слышать об этом, – торопливо пробормотал папа. – Вряд ли дорогой Бенсон пожелает спать со мной. У меня есть привычка загребать под себя все простыни. По крайней мере, так говорила твоя мать, Жизель. – Упоминание о маме прозвучало очень трогательно, но я не успела умилиться, так как папа не замедлил испортить впечатление: – Разумеется, Харриет никогда не жаловалась.

Эта наглая Харриет была святой ещё до того, как отправилась навстречу трубному гласу, с отвращением подумала я, наблюдая, как Бен помогает папе встать. Хотя для этой работы больше подошла бы пара подъёмных кранов. Хорошо бы Фредди убраться к себе в коттедж. Вместо этого мой тактичный кузен замер в дверях гостиной с таким видом, словно ему не давали покоя лавры Харриет и он тоже рассчитывал на канонизацию.

– Всё, что мне нужно, это кровать, – бубнил папочка тоном человека, слышавшего, как Ворон шепчет своё «никогда». – Ни обои, ни пузырьки с одеколоном на туалетном столике мне не требуются.

– А ночной колпак тебе не нужен? – спросила я, поглядывая на бренди.

Он покачал головой, как будто собирался вот-вот покинуть этот бренный мир.

– Разве что Фредди будет так любезен отнести наверх графин и бокал.

– С удовольствием, дорогой дядюшка! – Отзывчивый малый наконец отлепился от дверного косяка.

– Я и сама могу поухаживать за тобой.

– Но я надеялся, что ты принесёшь Харриет. – Папа посмотрел на меня со страдальческой мольбой. – Как бы мне ни хотелось самому выполнить сию почтенную обязанность, боюсь, эти слабые руки слишком сильно дрожат. К трагедии добавилось бы неслыханное надругательство, если бы я рассыпал мою бедную возлюбленную на лестнице.

– Здравая мысль, старина… то есть дядя, – встрял святой Фредерик. – Вам ещё предстоит познакомиться с нашей грозной миссис Мэллой, но могу сразу сказать, что лишняя возня с пылесосом ей не понравится.

– Харриет отнесу я, – пресёк наши препирательства Бен, решительно направляясь к кофейному столику.

– А почему бы не оставить её здесь? – прошипела я, когда он проходил мимо. – Можешь называть меня ханжой, но мне не нравится, что папа будет ночевать вместе с урной под подушкой.

– Дорогая, – ответил Бен одними губами, – детей здесь нет, так что это не может никого шокировать. Если твоему отцу так будет лучше, кто мы такие, чтобы его судить? Кроме того, они ведь не в первый раз будут спать вместе.

Ох уж эти мужчины! Я отвернулась от Бена, прежде чем он успел поделиться со мной соображением, что отец когда-то занимался сексом и с моей матерью. Ведь за версту видно, что я предпочитаю оставить Харриет ночевать там, где она сейчас и пребывает, – на каминной полке в гостиной. Может, это и суеверие, может, глупость, но я чуяла, что за урной кроется что-то дурное. И хотя я была слегка рассержена на папочку, мне вовсе не хотелось, чтобы ночью он подвергался колдовским чарам. Я всё никак не могла выбросить из головы проницательных цыганок. А вдруг Харриет при жизни до смерти боялась воды и обожала чёрных кошек?..

Папиного чемодана в холле не оказалось, но эта маленькая загадка разъяснилась, когда Фредди во всех подробностях поведал нам, как он, умирая от усердия, волок его наверх. Взбираясь по лестнице церемониальным шагом, приличествующим трауру, я размышляла над вопросом, как бы выведать у папы, не случилось ли в Шенбрунне какой-нибудь неприятности… конечно, помимо смерти Харриет.

День выдался тяжёлый, и мысли мои расползались в разных направлениях. То я рисовала картины из шпионских романов. То представляла наёмного убийцу, которому отвергнутый любовник или бывший муж заплатил за убийство Харриет. Может, она связалась с папой потому, что чувствовала себя в большей безопасности, когда рядом мужчина? А что, если – я чуть не споткнулась на последней ступеньке – эти негодяи теперь охотятся за папой, потому что он, сам того не подозревая, знает что-то этакое? Мне вдруг вспомнился человек, который толкнул отца на эскалаторе. И как его спутник подхватил чемодан отца. Можете сколько угодно уверять, будто я окончательно спятила! Но ведь в жизни всякое бывает… Разве моя мама не погибла, упав с лестницы над железнодорожными путями? Так что папа вполне мог, сам того не ведая, впутаться в какую-нибудь опасную историю.

Гулкий стук вернул меня к действительности. Это Бен споткнулся о чемодан, оставленный кузеном посреди лестничной площадки, которую мы несколько возвышенно называли галереей. На «галерее» настаивала миссис Мэллой. Наверное, мечтая, что её портрет когда-нибудь украсит стену и публика с путеводителями в руках станет перегибаться через бархатные канаты, тщетно надеясь проникнуть в тайну загадочной улыбки. А вот в тревожном вопле моего папы не было ровным счётом ничего загадочного – споткнувшись, Бен едва не выронил уродливый глиняный горшок, громко именуемый погребальной урной.

– Ух ты! – Фредди мотнул головой, едва не заехав мне в глаз своей косицей. К счастью, графин с бренди в его руках не шелохнулся.

– Не самое удачное место для чемодана, – пробурчала я.

– А где я должен был его поставить, милая кузина? – обиженно вопросил он.

– Например, у двери в комнату.

– Но я понятия не имею, какие апартаменты вы отвели дядюшке Морли.

– Вы что, до утра там собираетесь пререкаться?

Голос Бена звучал невероятно устало, и только тут до меня дошло, что для него это тоже был не самый лучший день. Он ждал поездки во Францию, даже больше, чем я. И вот в мгновение ока пришлось смириться с тем, что весёлый Париж сделал ручкой, а наше жилище превратилось в подобие морга.

Открыв ближайшую дверь, я сказала:

– Думаю, папа может устроиться здесь. Кровать застелена, а из окна открывается чудесный вид на море.

Последнее замечание было на редкость глупым. Отец находился в безутешном состоянии, и не стоит поощрять его свести счёты с жизнью, выкинувшись со второго этажа. После смерти мамы он поговаривал о самоубийстве, но решил повременить и сбросить несколько фунтов, дабы мне не пришлось тратиться на большой гроб, хотя прежние размеры моего заботливого родителя не превышали и пятой части его нынешних. К счастью, мрачные думы быстро оставили тогда папу. Вероятно, не последнюю роль сыграло замечание тётушки Лулу, которая глубокомысленно сказала, что, должно быть, моя мама сейчас вовсю устраивает карьеру на том свете и не стоит ей мешать. Тётя Лулу, может, и была полной кретинкой, но на неё иногда находили минуты озарения. Воспоминание о том, что папа тяжело переживал мамину кончину, немного приободрило меня.

Мы вошли в комнату, выдержанную в бежевых тонах. Обстановка была совершенно нейтральной, я бы даже сказала безвредной, но папа, словно рассерженный медведь в клетке, тут же принялся рыскать между кроватью и туалетным столиком, не сводя глаз с Бена, прижимавшего к животу глиняную кринку с прахом несравненной Харриет.

– В чём дело, дядюшка Морли? – Фредди водрузил поднос с графином на сундук, который служил столом, и, бесцеремонно оттолкнув меня, шлёпнулся в единственное кресло.

– Харриет эта комната не понравилась бы. – Папа недовольно причмокнул.

– Это почему же?

Меня так и подмывало сказать, что отныне Харриет несколько ограничена в своих претензиях, но, поскольку среди нас находился глиняный горшок, я воздержалась от грубостей.

– Ей не понравилась бы эта картина с лисьей охотой.

– Неужели у Харриет начисто отсутствовал инстинкт убийцы?

– Харриет была хрупким цветком жизни! Она ненавидела насилие! – Глаза отца яростно сверкнула. – Помню, как однажды вечером мы сидели в той самой пивнушке, где впервые встретились, и Харриет тихо прошептала, что не любит причинять людям физические страдания. Я тогда слегка подивился, она ведь и мыши не могла обидеть, не то что человека.

Папа отобрал у Бена горшок и принялся нежно поглаживать его шершавые бока. Несколько минут мы молча глазели на него, не решаясь вернуть на землю. Но вот он поставил урну на тумбочку и некоторое время с нежностью созерцал её, после чего послал горшку воздушный поцелуй.

– Приятных снов, любимая.

С этими словами папа рухнул на кровать и обессилено смежил веки.

– Не перестарайся с бренди, Бентвик, – слабо проговорил он.

– Ни в коем случае.

Бен занялся бренди, а я сунула нос в шкаф, дабы убедиться, что там нет никаких скелетов. Из коридора деликатное верещание – это дал о себе знать телефон в нашей спальне. На этот раз уж точно Мамуля с Папулей спешат доложить о наших детках. Скорее всего, отпрыски давным-давно крепко спят, но моё материнское сердце забилось быстрее. А вдруг Роза подавилась соской? Или Эбби надела на голову кастрюлю? Или Тэм выпрыгнул из окна со скатертью в качестве парашюта?..