Ночь шрамов

Покончив с этой работой, Дилл остановился напротив каминной полки и поднял глаза на висевший на стене меч.

Его меч.

Мальчик бросился к мечу и снял его со стены. Черные от сажи пальцы еле могли обхватить обтянутую кожей рукоятку, но кого это волновало? Завтра клинок будет висеть у Дилла на поясе. Теплый свет огня отражался от лезвия и рукоятки. Мальчик опустил и снова поднял меч, чтобы ощутить его вес — все еще слишком тяжелый. Дилл отступил на шаг и сделал выпад, отведя назад свободную руку, как, должно быть, делали все великие воины. Кончик меча дрожал.

Мальчику потребовалось некоторое время, чтобы придать себе грозный вид: он плотно сжал губы, выпятил подбородок и распустил за спиной крылья.

— Трепещи! — Он угрожающе уставился на противоположную стену.

Дилл нахмурился, меч со свистом разрезал воздух — раз, два.

— Боишься ли ты моего оружия? Боишься ли обладателя меча? Ты спрашиваешь мое имя? — Дилл принял наигранно удивленный вид, фыркнул и вытер черную от сажи руку о рубашку. — Имя мое не имеет значения. Я архон храма Ульсиса, хранитель запертых душ. — Дилл подумал и продолжил: — В моих жилах течет кровь вестника бога Кэллиса.

Теперь все было сказано правильно.

Ему представилась надвигающаяся армия язычников, рукоятки мечей отбивают дробь о щиты, раздается боевой клич.

Один архон против сотни воинов.

— Сотни? Неудивительно, что вы дрожите от страха! — Дилл рассмеялся и подкинул меч, но поймал его за клинок. — Черт!

Клинок со звоном ударился о пол. Рукоятка отколола осколок плитки, что, впрочем, было совершенно незаметно на разбитом, потрескавшемся полу.

Дилл прикусил палец и осмотрел царапину. Не серьезнее, чем обычно. За всю его жизнь священники ни разу не затачивали клинок — и, кажется, он догадывался почему. Меч с грохотом вернулся на свое место на стене, а мальчик уселся на корточки перед камином.

В моих жилах течет кровь вестника бога Кэллиса.

На сей раз Дилл даже не взглянул на меч; он обнял колени и стал задумчиво раскачиваться из стороны в сторону, наслаждаясь теплым воздухом от камина.

Завтра я выйду с мечом…

Дилл выругался, вскочил на ноги и снова взял меч. Клинок принадлежал ему уже шесть лет, чуть ли не половину жизни. Он способен с ним управляться. Священники сами говорили, что меч отличный, нужно только немного подрасти. Мальчишка резко развернулся на месте, расправил крылья и гневно взглянул на стену.

— Трепещи!

Никакой вражеской армии не было, лишь стена отделяла Дилла от ночного неба. Тогда он угрожающе замахнулся.

— Трепещи!

Выпад.

— Боишься?

Удар.

— Боишься?!

Он быстро кинулся вперед и загнал острие на несколько дюймов между каменной кладкой, так что цемент треснул и посыпался на пол. Рукоятка впилась в ладонь, Дилл сморщился от резкой боли и вновь отпустил меч. Зажал руку под мышкой и опустился на колени рядом с мечом.

— Почему ты сам боишься?

Почему он боялся? Церковная служба считалась привилегией, делом чести, пост хранителя душ всегда был почетным званием. Разве его предки не исполняли тот же долг? Его отец Гейн? Да, но они были боевыми архонами, тренировались вместе со спайнами и вылетали с поручениями храма далеко за пределы Мертвых песков. Они воевали с племенами хашеттов, чтобы донести волю Ульсиса до далеких первобытных миров. А что Дилл?…

Мальчик сжал меч грязными руками.

Кто я? Ангел, который по книгам учит подвиги предков? Который целыми днями стоит на балконе и наблюдает за прибытием воздушных кораблей из речных городов, из дельты Койла, из бандитских поселений, где когда-то дрались и погибали мои предшественники.

Он никогда не увидит этих краев. Теперь небо принадлежит церковным и военным судам, а место ангела здесь, в Дипгейте, среди цепей. Отцовское оружие пылится и ржавеет в запертом подвале в самом сердце храма, а сам он, Дилл, потихоньку зарастает плющом в своей комнатушке. Старые окна покрылись толстым слоем пыли и грязи, наверху под потолочными балками развелась целая армия пауков, отовсюду свисали клочья серой паутины. Сырость медленно, но верно пробиралась к вершине башни, населяя ее комнаты улитками и плесенью.

Дилл родился слишком поздно.

Но у него все-таки есть меч.

Должно же это что-то значить?

Дилл вздрогнул от резкого стука в дверь.

Мальчик встал на ноги, вернул меч на место, опять вытер руки о мятую грязную рубашку и неуверенными шагами направился к двери.

Пресвитер Сайпс тяжело дышал. Черная сутана, казалось, поглотила фигуру священника и сама растворялась в темноте коридора. Видны были только руки и голова, которая тряслась так, будто шейные позвонки двигались в хребте, как расшатанные шарниры. Старик всем весом оперся на трость.

— Девятьсот одиннадцать ступеней. Я сосчитал.

Сначала Дилл бессмысленно уставился на пресвитера.

— Ваше преосвященство, я не ждал… То есть я не думал… — запинаясь, выдавил мальчик.

— Не сомневаюсь. — Пресвитер сурово посмотрел на Дилла. — По-моему, я с самого завтрака сюда карабкаюсь. Да здесь светло, как в алтаре! Вот куда девались все свечи из храма. — Старик, прихрамывая, переступил через порог, длинные полы рясы тащились за ним по полу. Он вручил Диллу помятый свиток, перевязанный лентой. — Только сложи все заново — я уронил дважды, пока донес.

— Пожалуйста, садитесь, ваше преосвященство.

Пресвитер с сомнением посмотрел на миниатюрную табуретку.

— Мои бедные кости все еще карабкаются по лестнице. Нет уж, лучше подожду здесь, у окна, пока мой скелет не сообразит, что уже забрался на самый верх.

Он подобрал полы сутаны и уселся на подоконник, скрестив запястья на серебряной ручке трости.

— Итак? — пробормотал старик.

Мальчик копошился со свертком.

— Я сказал: «Итак?»

— Я очень жду этого, — с трудом выговорил Дилл, опустив глаза.

— Правда?

Мальчик кивнул.

— Да? — Старик сощурился. — Хорошо.

В комнате воцарилась тишина, был слышен шорох головешек в камине. Дилл бросил взгляд на сверкающее в свете огня лезвие меча.

— Меч самого Кэллиса, — задумчиво проговорил пресвитер.

Дилл снова взглянул на клинок и опустил голову еще ниже.

Взгляд старика медленно скользил по комнате. Плитка на полу совсем растрескалась, у камина деревянный табурет, в углу свечной ящик и корзина для улиток и еще постель. Больше в каморке не было ничего, достойного внимания. Старик потер ладонями ручку трости и вздохнул.

— Так…

— Спасибо, что принесли одежду, — перебил Дилл.

Пресвитер прокашлялся.

— Я все равно поднимался в обсерваторию. Хотел зайти и пожелать тебе удачи. Для тебя это большое событие.

Вообще-то комната Дилла не была по дороге в обсерваторию. Честно говоря, эта дорога и вовсе никуда не вела.

— Спасибо, ваше преосвященство.

— Не волнуешься?

— Нет.

Пресвитер молча зашевелил губами, будто силился что-то выговорить и не мог. Наконец он произнес:

— Ты опять был на крыше, да?:

— Я… — Дилл вздрогнул.

— Да уж, священникам будто и делать больше нечего, как только подглядывать да шпионить. — Лицо пресвитера покрывала паутина глубоких морщин. — Я, конечно, не собираюсь показывать пальцем. — Морщины проступили еще сильнее. — Это был Борлок, чертов подхалим. Прокрался в темноте, точно какой-то шпион из племени шетти. Вечно сует во все свой нос. Хорошо хоть на этот раз он ко мне пришел… — Старческий голос понизился до шепота.

Дилл искоса взглянул в лицо пресвитера и понял, что тот пришел поговорить начистоту.

— Это больше не повторится.;

На сей раз Дилл собирался сдержать слово. Шрамы от плетки все еще иногда побаливали, напоминая, что доносы Борлока далеко не всегда попадали к пресвитеру. Старик настороженно разглядывал подоконник, будто выступ мог обрушиться в любой момент.

— Просто будь осторожнее. Храм — плохое место для глупых забав. Здесь опасно, ты ведь понимаешь?

Порыв ветра ударил в стекло и уже через мгновение взвыл в дымоходе. Пламя в камине затрещало и заметалось, а свечные огоньки дружно вздрогнули. Дилл почувствовал, как ночь сгущается за окном, прижимается к самому стеклу, ищет дыру или щель, чтобы пробраться внутрь. Он проглотил ком в горле и быстро кивнул.

Пресвитер задумчиво втянул щеки, а когда отпустил их, дряблая кожа снова обвисла.

— Пойду я уже, — проворчал старик. — Нечего мне здесь с тобой время терять, еще столько работы — писать и переписывать. — Медленно, пошатываясь, он поднялся, мысленно устремив взор на кипы и стопки предстоящей работы. — Сила в руках благородных. Торговля, науки, переписи населения, отчеты, все — от счетов и законов до налогов, от бухгалтерии до рассказов и рецептов… ха!.. даже поэзия найдется, — сгорбившись, бормотал старый священник. — Это никогда не кончится. Кодекс все толще и толще, шкафы в церковной библиотеке ломятся от книг. Меня просто похоронили под кипами бумаг. Это все просто девать некуда. Сколько надо времени, чтобы выстроить новые шкафы, а? Каменщик просидел там уже несколько месяцев. — Пресвитер оглянулся. — Ты каменщика нашего не видел?

— Нет, ваше преосвященство.

— Я так и думал. Может, он вообще уже умер! Сбежал, да и бросился в пропасть! — Старик вздохнул. — Знаешь, есть еще дураки, которые это делают. Как почувствуют, что работа им не по плечу, так сразу и исчезают, проскальзывают туда, вниз, между цепей, как какие-нибудь язычники. Будто Ульсис согласится принять неосвященные тела! — Он потер глаза. — Не знаю, Дилл. Правда не знаю, чем это все кончится.

Диллу казалось, что пресвитер Сайпс с каждым годом стареет лет на десять. Испачканные чернилами пальцы были худы и скрючены, будто никак не могли выпустить перо. Но старик держался. Год за годом собирая, сохраняя, разбирая и подшивая городские записи, он заставлял шкафы церковный библиотеки книгами и подшивками, которые все равно никто не читал.

И так, пока это его совсем не убьет.

Сгорбившись, священник поплелся к двери.

— Бог поможет. Если увижу этого негодяя внизу, где он, наверное, уже строит козни с мертвецами, клянусь, сверну ему шею. Никому не позволю перекапывать кости в моем храме и под ним тоже. Никому. Не потерплю этой ереси!

Дилл бросился к двери, чтобы открыть ее.

— Кто-то должен за ними присматривать. — Старик ударил тростью в пол. — Нужно все время следить, чтобы они не задумали какой-нибудь пакости. Проклятый ветер — клянусь, это их грязные делишки. Только прислушайся: мертвые стонут громче живых. Забеспокоились, всегда беспокоятся перед церемонией. — Пресвитер Сайпс повернулся на мгновение, стоя на лестничной клетке, выражение его лица немного смягчилось. — Не боишься, Дилл?

— Нет, ваше преосвященство.

— Хороший мальчик. — Старый священник сжал плечо Дилла. — Насчет завтрашнего дня… — Он замялся. — Твой наставник заберет тебя с утра, чтобы успеть к траурному колоколу. Твое обучение начнется после церемонии.

Дилл ожидал этого. Джон Рид Барсонг был наставником еще его отца и его старшего брата Суиндера, дяди Дилла. Всеми уважаемый солдат и ученый обучал архонов храма вот уже более полувека. Диллу было восемь или девять лет, когда он впервые увидел старого наставника. Барсонг уже тогда выглядел лет на сто, тем не менее мог держать тяжеленный меч куда увереннее, чем лучшие бойцы вдвое моложе него.

— Это будет не лишним. Ты ведь должен уметь управляться с мечом, так? Потом, есть много других вещей, которые тебе нужно знать: яды, этикет, дипломатия, наконец. — Пресвитер закончил речь и ждал от мальчика подтверждения.

— Да, ваше преосвященство.

— Наставник объяснит все это гораздо лучше меня. Жди здесь утром. Ты справишься, обязательно справишься. В целом это такая премилая личность, хотя немножко и напоминает привидение. Но ты ведь не боишься привидений?

Дилл спрятал удивленный взгляд. У старика точно в голове помутилось, и он, наверное, давно забыл, о ком говорит. Никакая, даже самая бурная фантазия не могла превратить Джона Рида Барсонга в премилую личность.

— Нет, ваше преосвященство.

Внезапно старый священник ожил:

— Рад был поболтать, Дилл. — Он быстро повернулся. — Удачи тебе завтра.

Каменные ступени спиралью спускались в непроглядную темноту. Пробравшийся в щели старых покосившихся окон ветер свистел в башне.

— Вас проводить? — слабым голосом спросил Дилл. Он разрывался между чувством долга и страхом перед темной лестницей, уходящей во мрак. Мальчик осторожно подошел к верхней ступени. Старик Сайпс может споткнуться в темноте и серьезно пораниться. Скорее всего ветром задуло все факелы внизу.

Пресвитер внимательно посмотрел на мальчика, потом нащупал рукой шершавую каменную стену и осторожно спустился на одну ступень.

— Не надо, не надо. Иди поближе к огню, приятель. Тут всего-то девятьсот десять ступенек.

Дилл колебался. Вдруг из связки, которую он все еще крепко держал в руках, вывалился ботинок. Когда мальчик нагнулся за ним, то выронил все остальное — так сильно дрожали руки.

— Девятьсот девять. — Пресвитер напряженно улыбнулся и показал рукой, чтобы Дилл шел в комнату. — Девятьсот восемь!

Ангел собрал в охапку поднятую с пола одежду и скрылся в своей келье. Еще раз проверил задвижки на окне и в какой-то момент подумал, не зажечь ли еще свечей. Ночь только начиналась, и в каморке гулял страшный сквозняк. Если мертвые под городом действительно забеспокоились, большинство свечей до утра задует ветром.

2. Господин Неттл