«Составив схему здания гебитскомиссариата и уточнив квартиры, где проживает руководящий состав немцев, я решил подорвать здание при помощи детонации двумя зарядами на расстоянии друг от друга 25 метров. Указал по схеме Каплюку место укладки зарядов (схема вместе с материалами нашего отряда зарыта в лесу в р-не дер. В. Мальцы).
Проработав окончательно схему укладки зарядов, я приступил к обучению укладке зарядов и производства взрывов. Обучение происходило один день у него на квартире», — писал Алексей Николаевич в своём «Докладе по Овручской операции».[212] Уникальный этот документ теперь хранится в Архиве Службы внешней разведки.
«Гебитскомиссариат, где работал Каплюк, находился в четырёхэтажном здании старинных, ещё дореволюционных, полковых казарм, — рассказывает Ботян. — До войны там располагались наши красноармейцы, поэтому казармы стали называться «будённовскими». Теперь там немцы, всё областное руководство, так сказать, расселилось. Там же были и все их административные службы… Придя на квартиру к Каплюку, я научил его, как подсоединять детонирующий шнур, как установить туда капсюль, подсоединить часы, чтобы взрыв в нужное время был. Была составлена подробная схема здания и определено, куда именно закладывать заряды… В конце концов, мы заминировали казарму, её подвалы, в тех частях здания, где немцы в вечернее время находились, и ждали момента, когда гитлеровцев там соберётся как можно больше…
Можно говорить, что заминировать здание гебитскомиссариата было не так уж и сложно: заведующий теплохозяйством мог беспрепятственно ходить по подвалам, таскать с собой большую коробку с инструментом, и на него немцы просто не обращали внимания, как не обращают внимания на добросовестную обслугу, чётко выполняющую свои обязанности. В здании тепло, вода из кранов течёт, унитазы не подтекают — что ещё нужно? Гораздо сложнее было доставить взрывчатку в саму казарму. Тут уж её под видом картошки не пронесёшь, тем более что немцы имели обыкновение проверять всех входящих в здание местных жителей, как бы они им ни доверяли. Да это просто странно было бы, если бы кто-то из здесь работающих что-то с собой нёс в ту или в другую сторону. Чего ему было вносить или выносить? Все инструменты должны быть на работе, воровать отсюда ничего нельзя…
Выход нашёлся, но он был очень рискованный: проносить взрывчатку в здание взялась Мария, жена Каплюка. Каждый день, в одно и то же время, она, сопровождаемая двумя маленькими детьми — один был у неё на руках, другой держался за материнскую юбку, приносила своему мужу обед. Ведь если немцы обедали в столовой, то немногие работавшие в гебитскомиссариате украинцы — кто где придётся, столовая была не для них. Поначалу часовые пытались заглядывать в корзинку, где стояли какие-то горшочки и кастрюльки, но вскоре перестали. Или потому, что привыкли, или слишком смущали аппетитные ароматы различных кушаний украинской кухни, каких в немецкой столовой при всём желании не найдёшь…
Вот и таскала Мария свой во всех отношениях смертельно опасный груз под самым носом немецких часовых. Конечно, проносить взрывчатку небольшими «порциями» было гораздо безопаснее, но тогда увеличивалось количество дней этой «работы» и не было никакой гарантии, что какой-нибудь солдат-новичок не захочет в конце концов проявить бдительность. В этом случае вариант мог быть только один: и жену, и мужа немедленно бы арестовали, чтобы нечеловеческими мучениями вырвать признание, откуда, от кого они получили взрывчатку. После этих пыток — вне зависимости, признались бы они или нет, вся семья, вместе с детьми, была бы расстреляна. Признание могло только сократить мучения, но не спасти жизнь…
Чтобы как можно скорее выполнить свою задачу, Мария закладывала в корзинку столько взрывчатки, сколько могла нести, не привлекая внимания тяжёлым грузом… Ну а Яков, неторопливо отобедав, — спешить было нельзя, это могло вызвать подозрение, — старался поскорее разложить взрывчатку по укромным местам, чтобы она никому не попалась на глаза».
Смертельно опасная работа отважных патриотов Марии и Якова Каплюк продолжалась с 27 августа по 9 сентября. Долгие две недели!
В своём «Докладе по Овручской операции» Алексей Николаевич написал про 150 килограммов взрывчатки. Впечатляет, конечно! Но делаем элементарный расчёт и признаём сомнительным, чтобы женщина сумела незаметно проносить по десять килограммов взрывчатки в день. Да и Ботян теперь рассказывает, что взрывчатки было не меньше 100 килограммов. Но нам-то какая разница?! Главное — достигнутый эффект, а не затраченное количество «ВВ».
Ботян напряжённо следил за делами своих добровольных помощников: он каждый день получал информацию от Григория, который опять-таки ежедневно поддерживал связь с Каплюком.
Когда работа закончилась, Якову Захаровичу пришлось ещё несколько дней жить «на пороховой бочке», пока Ботян выбирал наиболее удачный день для взрыва.
«Узнав о готовности к взрыву через Дяченко, я решил подождать приезда гебитскомиссариата (так в тексте; очевидно — гебитскомиссара. —
Признаем честно, что написано не очень толково, но сделаем скидку на то, что писалось в лесном лагере и более чем через полгода.
Сам же Алексей Николаевич рассказывает, что к нему поступила информация о том, что в Овруч приезжает команда для борьбы с партизанами — какие-то очень «крутые» специалисты чуть ли не из самого Берлина, которые должны будут навести порядок в области. Руководство гебитскомиссариата их очень ждало! С неменьшим нетерпением ожидала их и та группа, которой руководил Алексей. Не было сомнений, что хвалёные специалисты по контрпартизанской деятельности поселятся всё в тех же «будённовских казармах», где останавливались все «почётные» и прочие гости. Впрочем, вскоре и Яков Каплюк подтвердил, что места для них уже подготовлены.
Конечно, тут ситуация становилась рискованной до крайности. Одно дело, если бы приехали какие-то партийные функционеры, мастера красивых речей и звучных обещаний. Другое дело — реальные, опытные спецы по борьбе с партизанами, которые могли тут же устроить своим «периферийным» коллегам, говоря современным языком, «мастер-класс». Мол, господа хорошие, а вы когда своё здание проверяли? Так давно?! А нет ли у вас тут чего эдакого? Может, вы здесь, сами того не ведая, на партизанской мине сидите? А что, таких случаев — с «партизанскими минами» — было немало. Достаточно вспомнить, как ещё в сентябре 1941 года действовавшая в Киеве группа «Максима», сотрудника внешней разведки Ивана Даниловича Кудри, взорвала немецкую комендатуру и кинотеатр с вражескими солдатами…
Значит, во избежание неожиданностей, здание нужно было взорвать буквально сразу же после приезда «гостей». Как мы уже знаем, в гебитскомиссариате у Алексея был свой информатор, так что время прибытия долгожданных «дорогих гостей» он знал заранее.
Утром 13-го числа Дяченко передал Каплюку часовой механизм, сделанный из обыкновенного будильника, и повторил указание Ботяна: «Как пообедаешь, чтобы Марию и тебя все видели и пока ещё не искали, потом накручивай часы на одиннадцать и вывози семью…» По установленному здесь немецкому времени одиннадцать вечера, то есть двадцать три часа, соответствовали двум часам ночи по Москве.
С немецкой пунктуальностью «контрпартизанская команда» точно в срок прибыла в Овруч и расселилась в «будённовских казармах».
«К вечеру Каплюк с женой и детьми был в партизанском лагере, — с удовольствием вспоминает Алексей Николаевич. — А потом мы все вышли на окраину леса и смотрели, когда произойдёт взрыв. Ну и ровно в одиннадцать оно грохнуло! Такое пламя было! Результат был очень хороший — начальник местного гестапо был уничтожен, гебитскомиссар и человек около восьмидесяти немцев… Немцы сразу догадались, кто это сделал, моментально стали искать Каплюка, да где его найдёшь?!»
Обратимся опять к официальному докладу:
«13 сентября в 19 часов семья Каплюка была вывезена из города. В 2-х км от Овруча ожидала сопровождающая группа. В назначенное время вся группа, ожидая результата, слышала оглушительный взрыв, и пламя озарило всё небо. Я с 4 чел. остался в деревне Телятиче узнать результаты (со слов населения).
Через население и агентуру, имевшуюся в Овруче, установлено, что в результате взрыва было разрушено здание, где помещался гебитскомиссариат.
Убиты — гебитскомиссар и весь руководящий аппарат немцев в Овручской округе. Одновременно погибла оперативная группа гестапо под руководством Бокиша. Несколько трупов руководящего состава немцы самолётом отправили в Германию, остальные отправлены поездом в Житомир.
В городе и районах была поднята большая паника. Прибывшее новое руководство отобрало подписку с остальных немецких служащих о невыезде с города и продолжении работы. Мозырьская, Овручская и Житомирская округи три дня носили траур. Немцами было взято большое количество заложников. Немцами было выпущено обращение к украинскому населению по выявлению виновных (подлинник листовки приложен к докладу). Установлены некоторые фамилии погибших: гебитскомиссар — Венцель, заместитель — Шмидт и ряд других, фамилии которых поданы в радиограмме.
Сотрудник оперативной группы — Ботян».
На докладе карандашом написана дата: «11 марта 1944 г.» — о ней мы уже говорили. Дата эта смущает, но в то же время она свидетельствует в пользу следующей версии.
Как известно, за организацию подрыва Овручского гебитскомиссариата Ботян впервые был представлен к званию Героя Советского Союза. Известно также, что этого звания он не получил, несмотря на то, что операция, кроме своего впечатляющего результата, имела ещё и громадный пропагандистский эффект — партизаны смогли уничтожить целую команду «асов» по контрпартизанской борьбе, и вообще она была признана «классической». Как написано в одной из очень серьёзных книг по истории отечественного спецназа, «за эту операцию, которая входит в качестве примера в учебники по «дисциплине «Д». А. Н. Ботян представлялся к геройскому званию».[214] Что такое «дисциплина «Д», объяснять не будем — кто не знает, пусть догадывается сам. Зато Валентин Иванович говорит, почему эта операция изучается сейчас в соответствующих высших учебных заведениях: «Овруч — это была классика в вопросах проникновения на объект, в вопросах доведения до логического конца оперативного замысла — и затем вывоз исполнителей в партизанский отряд. Всё было сделано без сучка без задоринки — от самого начала и до самого конца».
Причину же неприсвоения звания принято объяснять тем, что Алексей Николаевич служил и воевал в рядах Польской армии. Объяснение это по сегодняшним меркам выглядит вполне логичным — мол, судьбы героев, замечательных людей решали бездушные бюрократы в Центре.
Однако один из генералов Службы внешней разведки, ныне пребывающий в отставке (не называю его фамилии, чтобы не переадресовывать к нему оппонентов) и очень давно знакомый с Ботяном, сказал, что в данном случае причина всему кроется в том, что был сбит самолёт, который вёз в Москву представление на звание героя, подписанное командиром отряда майором Карасёвым. О том, что случилось, в отряд из Центра могли и не сообщить. Зато и Ботян, и Виктор Александрович Карасёв, и все другие были уверены, что представление «пошло» и совершает свой непростой и долгий путь по кабинетам… Ну, никто, как говорится, и не дёргался — мол, всему своё время. Звонить в Центр, чтобы «ускорить решение вопроса», тогда было не принято. И у командира душа была спокойна: представление написал, отправил — то есть сделал всё, что мог. Кстати, это представление могло «перебить» дорогу и второму: он же уже представлен, подождём, пусть первое представление удовлетворят. В общем, всякое бывало! И далеко не всегда по какому-то злому умыслу. Хотя объяснять произошедшее именно «злым умыслом» будет всегда выигрышнее и надёжнее.
Конечно, этот самолёт вёз и многие другие документы, в том числе по Овручской операции. И вот, как оказалось, что-то из этих документов вдруг кому-то понадобилось — иначе зачем же вдруг Ботяну пришлось писать свой доклад задним числом, в марте 1944 года? Такие отчёты составляются сразу. Но, значит, такого отчёта просто не было в наличии. Потеряться документ с грифом «Совершенно секретно» не мог. А потому версия с погибшим самолётом подтверждается…
Как бы то ни было, но звание Героя Советского Союза Алексей Николаевич тогда, к сожалению, не получил, хотя вполне его заслуживал. Это признавали и его командиры военной поры, которые в 1965 году направили руководству КГБ СССР ходатайство о восстановлении справедливости — к этому письму мы уже обращались. В ходатайстве была подробно описана операция по подрыву гебитскомиссариата со всем, так сказать, его содержимым:
«Почти четверть века мы знаем Алексея Николаевича Ботяна. На наших глазах проходит его жизнь, жизнь, посвящённая беззаветному служению Родине на самых острых участках борьбы…
По мере развёртывания боевых действий А. Ботяну даются более ответственные поручения. Так, при возникновении замысла, а затем и плана взрыва здания гебитскомиссариата в гор. Овруч Житомирской области УССР, осуществление операции было возложено на группу во главе с А. Ботяном. В течение месяца А. Ботян и его группа вынесли с лесной базы и через привлечённых местных патриотов переправили и заложили в котельной зданий гебитскомиссариата свыше 200 кг взрывчатки. На последнем этапе была установлена мина с часовым механизмом. Привлечённые Ботяном участники подготовки взрыва (семья Каплюк, Г. В. Дяченко и др.) под благовидным предлогом были вывезены из города.
Взрыв гебитскомиссариата вошёл в историю под именем
С уважением,
Ветераны — хотя к 47-летнему в пору написания этого письма Карасёву такое понятие применить довольно трудно, да и Перминов был где-то того же возраста — учли «начальственную психологию» и несколько завысили все цифры. Сотня (если не меньше) килограммов взрывчатки превратилась в два центнера, две недели работы по закладке взрывчатки — в месяц, а восемьдесят уничтоженных высокопоставленных чиновников, гитлеровских офицеров и карателей — в три сотни…
Получилась очередная легенда про Ботяна, которая нашла своё отражение не только в последующих газетно-журнальных публикациях, но и в официальных документах.
Вот, для примера, выдержка из справки по хранящемуся в Архиве СВР России архивному делу «Курган» №… «…о боевых операциях, проведённых руководителем группы разведки тов. Ботян А. Н. в тылу врага за период Великой Отечественной войны»: «По заданию командования соединения, в сентябре 1943 г. организовал и провёл подрыв здания гебитскомиссариата в г. Овруч, Житомирской области, где в это время проходило совещание управителей городов и районов оккупированной территории Украины и Белоруссии. В результате успешного проведения этой операции было уничтожено до 300 гитлеровцев и их прихвостней, в том числе три высших офицера».
А может, всё действительно так и было? Просто Алексею в своё время не удалось точно выяснить число уничтоженных им гитлеровцев — вот он и занизил количество потерь…
Однако вернёмся к письму Карасёва и Перминова. Они написали всё правильно, да вот только сделали это слишком поздно. Их ходатайство было датировано 6 апреля 1965 года, а уже через месяц страна впервые торжественно отмечала юбилей Великой Победы — её двадцатилетие.
В канун этой торжественной даты звание Героя Советского Союза было посмертно присвоено Маршалу Советского Союза Фёдору Ивановичу Толбухину, военному разведчику полковнику Льву Ефимовичу Маневичу («Этьену»), разведчице отряда «Неуловимые» Татьяне Мариненко, пионеру Марату Казею…
Отмечали также и живых, но… Если бы ходатайство было написано где-нибудь за год до торжественной даты, то вполне возможно, что Алексей Николаевич Ботян получил бы тогда заслуженную «Золотую Звезду». Известно, что в КГБ при Совете министров СССР действовали достаточно оперативно, очень быстро подготовив документы и передав их в соответствующие «инстанции», нотам, «наверху», сработали железные «чиновничьи правила»: не успели к юбилею — извините! Ждите следующего… Только не забудьте загодя начать всё по новой, а то опять вам, так сказать, «облом» будет!
За успешное проведение операции Яков и Мария Каплюк были награждены орденами Красного Знамени. Такой же награды примерно в то же время был удостоен и Алексей Ботян — не то за взрыв гебитскомиссариата, не то по совокупности заслуг, потому как судьба его представления на звание Героя Советского Союза оставалась, очевидно, неизвестной.
«Каплюки находились в лагере до прихода Красной армии, — рассказывает Алексей Николаевич, — а потом, когда прогнали немцев, они вновь возвратились в родные края. Я с ними после войны встречался…»
И ещё несколько слов — относительно того самого «звериного», «врождённого», или как там ещё, чувства опасности.
Однажды случилось так, что Алексей ходил в разведку с предателем. Вдвоём дошли до деревни, затаились близ околицы, понаблюдали, присмотрелись и поняли, что в деревне немцы. Ну, полежали, понаблюдали и, никем не замеченные, потихоньку ушли в лес и благополучно вернулись в отряд.
А ночью его напарник исчез — как поняли, ушёл к гитлеровцам, другие варианты тут вряд ли возможны, хотя есть некоторая вероятность, что он просто дезертировал.
«Наверное, мне просто повезло, — рассуждает Алексей Николаевич. — Он мог бы меня пристрелить ещё там, в лесу, или на подходе к деревне. Моментов-то у него для этого уйма была! И сразу бы показал немцам, кто он такой…»
Нам кажется, что Ботян тут немножко лукавит — не было у предателя такой «счастливой» возможности, не было даже таковых намерений, а потому Алексей и не почувствовал опасности. Возможно, его напарник «сломался» именно тогда, когда увидел буквально в двух шагах от себя вооружённых гитлеровцев и лежал в кустах, обливаясь от страха холодным потом. Противник рядом — это зрелище не для слабодушных, а потому он и решил ночью сбежать. А если он давно, как говорится, «вынашивал изменнические планы», то знал, что первым в Ботяна ему выстрелить не удастся, что Алексей опередит его хотя бы на доли секунды… Чего тогда дёргаться? Чтобы бесславно умереть предателем?
Вот потому и не сработал тогда у Ботяна «звоночек», потому и вернулись они оба из разведки живыми и невредимыми.
Глава девятая
Спасти комиссара Филоненко
Удивительно, но даже в официальном документе, составленном людьми, которые всю жизнь писали не романы, рассказы или очерки, а оперативные отчёты, можно почувствовать литературный талант!
Карасёв и Перминов пишут: «Всегда в движении, всегда на задании. Таким был А. Ботян». Образно? Безусловно! Любой, знающий Алексея Николаевича, подтвердит, что это всё о нём. Или вот как в том же ходатайстве описан эпизод, к которому мы ещё вернёмся: «…в рядах партизан наступило замешательство и паника. Но ворвавшийся в их ряды А. Ботян приостановил отступление…» Видите? Не «прибывший», не «подоспевший», как обычно пишется в официальном отчёте о ходе боя, а «ворвавшийся». В одном этом слове весь наш герой! Стремительный, решительный, бесстрашный, шумный, азартный, горячий… И это далеко не все образные описания, увиденные нами в архивном документе.
Вот и гадай: то ли партизанские командиры были людьми такими талантливыми — то ли сама личность Ботяна «пробивает» людей на творчество?
Итак, подвиг был совершён, представление на присвоение звания Героя Советского Союза отправлено в Москву. В идеальных условиях нужно было бы как следует отдохнуть, в реальных же — забыть обо всех представлениях и подвигах и тянуть свою лямку…
«А ведь сколько я в боях был, и всё время вместе с людьми, — вспоминает Алексей Николаевич. — Сперва — обыкновенным солдатом, потом — командиром. И должен сказать, я пользовался у своих подчинённых большим авторитетом».
Что ж, Ботян себе цену знает, и то, что он говорит, не вызывает ни малейшего сомнения. Зачем кривить душой и скромничать? Что было — то было, и подтверждений этому можно привести немало.
Недаром же командиры «Олимпа» впоследствии писали:
«С особой силой развернулись незаурядные способности А. Ботяна как разведчика при выходе партизанского соединения в рейд на Запад. Владея польским, украинским и белорусским языками, А. Ботян, возглавляя группу разведчиков, легко находил и устанавливал контакт с местным населением, при их содействии получал ценные разведывательные сведения, данные о базировании и вооружении гитлеровцев и банд оуновцев.
В октябре 1943 г. соединение на марше с ходу атаковало батальон противника в районе Яблоне-Костополь. А. Ботян успешно действовал на левом фланге,
29 октября 1943 г. соединение вышло на реку Горынь против города Степань. А. Ботян под огнём противника нашёл место переправы, обеспечил переправу соединения,
Смелость, отвагу, храбрость проявил А. Ботян в тяжёлых, кровопролитных боях в треугольнике Ковель — Сарны — Луцк».
Один из перечисленных эпизодов был даже включён в докладную записку, подготовленную для членов Государственного Комитета Обороны и руководства НКВД народным комиссаром государственной безопасности СССР Меркуловым:[218]
«Оперативной группой, действующей в Ровенской области УССР под руководством капитана Карасёва, пущено под откос восемь воинских эшелонов, разбито восемь паровозов, 50 вагонов, взорван один шоссейный мост, уничтожено 10 автомашин, убито и ранено до 480 солдат и офицеров противника. 27 октября группа Карасёва совершила нападение на две роты 202-го полицейского батальона, передвигавшегося из м. Березно в г. Костополь.
В двухчасовом бою противник потерял убитыми до 80 человек. Остатки батальона, побросав вооружение, скрылись в лесу.
Оперативной группой захвачен обоз в составе 30 подвод с вооружением и боеприпасами, документы штаба и канцелярии, дела гестапо, печати и разная переписка…»[219]
Впрочем, остальная часть этой докладной записки нам тоже достаточно интересна, так как она посвящена результатам диверсионной и боевой деятельности оперативно-чекистских групп в тылу врага в октябре 1943 года:
«В октябре текущего года в тылу противника действовало 124 оперативные группы НКГБ СССР общей численностью до 5800 человек.
Из них: оперативных групп НКГБ СССР — 43, оперативных групп НКГБ Белорусской ССР — 55, оперативных групп НКГБ Украинской ССР — 4, оперативных групп различных УКГБ — 22.
По данным, поступившим в октябре 1943 г., нижеперечисленными оперативными группами проведены следующие операции: пущено под откос эшелонов противника с живой силой, техникой и вооружением — 88; пущено под откос бронепоездов — 1; уничтожено и повреждено паровозов — 161; разбито вагонов, платформ и цистерн с горючим — 962; уничтожено автомашин — 98; уничтожено танков — 5; сбито самолётов — 2; взорвано различных предприятий местной промышленности (лесопильные, другие заводы, мельницы и т. д.) — 8; уничтожено различных складов — 6; взорвано железнодорожных мостов — 6; взорвано шоссейных мостов — 13; уничтожено телеграфно-телефонной связи — 15 350 м; взорвано железнодорожных рельсов — 1744 шт.
При крушении поездов и в боевых столкновениях с противником убито и ранено свыше 4400 солдат, офицеров и полицейских…»[220]
Вот уж действительно «земля горела под ногами у оккупантов». Причём не только у рядовой фашистской сволочи и их местных прихлебателей, но даже и у очень больших гитлеровских начальников.
В ночь на 22 сентября 1943 года в Минске завершилась полуторагодичная «охота»: был взорван генеральный комиссар Белоруссии гауляйтер Вильгельм Кубе. Из тех пяти оперативных групп, которые охотились «за генеральным», успех улыбнулся группе Ивана Фёдоровича Золотаря (или Злоторя). Непосредственным исполнительницам этой акции — Елене Мазаник, Марии Осиповой и Надежде Троян — было присвоено звание Героя Советского Союза. Иван Золотарь (запомним это имя, очень скоро мы с ним встретимся!) был награждён орденом Ленина.
«Вы знаете, читая какие-то документы, что-то просматривая и анализируя самостоятельно, я пришёл к такому выводу: у Павла Анатольевича Судоплатова был такой бзик — или это был бзику высшего руководства… — говорит Валентин Иванович. — На первом месте в работе 4-го Управления НКВД, а потом — НКГБ, должна была стоять ликвидация «первых лиц» германской администрации на оккупированной территории… То есть самым главным для наших «партизан» были «первые лица».
Отразилось это и на ОМСБОНе.
«В октябре 1943 г. бригада была полностью переориентирована на выполнение спецзаданий командования в тылу врага и переименована в Отдельный отряд особого назначения НКГБ СССР».[221]
О том же, но более подробно: «В октябре 1943 г. Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД СССР была передана в НКГБ СССР. Бригада была переформирована в Отдельный отряд особого назначения (ОСНАЗ) НКГБ СССР со штатной численностью 1650 человек: 1-й мотострелковый полк — в 1-й парашютно-десантный батальон, а 2-й мотострелковый полк — во 2-й парашютно-десантный батальон минёров».[222]
Одним из важнейших заданий, которое было поставлено в то время перед многими омсбоновскими подразделениями, была ликвидация бывшего генерал-лейтенанта РККА Власова,[223] перешедшего на сторону противника и возглавлявшего так называемую «Русскую освободительную армию».
Вот что говорилось в докладной записке НКГБ СССР, представленной в Государственный Комитет Обороны 27 августа 1943 года:
«Созданный немцами «Русский комитет», как известно, возглавляется изменником Родины бывшим генерал-лейтенантом Красной Армии Власовым А. А. (впредь именуемым «Ворон»).
«Ворон», проживая постоянно в районе Берлина, периодически посещает города Псков, Смоленск, Минск, Борисов, Витебск, Житомир и другие, где немцами организованы отделения «Русского комитета» и части «Русской освободительной армии».
В целях ликвидации «Ворона» проводятся следующие мероприятия:
(далее идут перечисления:
Затем под номером «VI» указано:
«Задания о подготовке необходимых мероприятий по ликвидации «Ворона» нами даны также следующим оперативным группам НКГБ СССР, действующим в тылу противника:
1. Оперативной группе тов. Лопатина, находящейся в районе г. Борисова.
2. Оперативной группе тов. Малюгина, находящейся в районе городов Жлобин — Могилёв БССР.
3. Оперативной группе тов. Неклюдова, находящейся в районе Вильно — Молодечно БССР.
4. Оперативной группе тов. Рабцевича, находящейся в районе Бобруйск — Салинковичи БССР.
5. Оперативной группе тов. Медведева, находящейся в районе г. Ровно, УССР.
6. Оперативной группе тов. Карасёва, находящейся в районе Овруч — Киев, УССР.
Руководителям перечисленных оперативных групп предложено изучить условия жизни и быта «Ворона», состояние его охраны, своевременно выявлять и доносить в НКГБ СССР данные о местопребывании и маршрутах следования «Ворона»…»[224]
Честно говоря, господин Власов вполне мог бы гордиться тем, какое значение придаётся его достаточно скромной персоне! Наркомат государственной безопасности СССР привлекал для его розыска и поимки 17 оперативных групп общей численностью свыше 2600 человек. (Можно отметить, что все вышеназванные командиры оперативных групп, кроме П. Г. Малюгина, были впоследствии удостоены звания Героя Советского Союза; впрочем, Малюгин не был обойдён другими высокими государственными наградами.) Но, к сожалению, все их старания были тщетны — Андрей Андреевич Власов оставался непойманным аж до самого конца существования германского рейха. Потом генерал пытался бежать к американцам, но был задержан своими соотечественниками — воинами Красной армии, судим военным трибуналом и закончил жизнь в петле 1 августа 1946 года…
Но это будет потом, а пока оперативные отряды продолжали своё активнейшее участие в боевых действиях. Только не нужно спешить с выводами, что «вольнолюбивые командиры партизанских отрядов» поступали так вопреки указаниям Центра, ориентировавшего их на ликвидацию высокопоставленных гитлеровских чиновников. Мол, это был их скрытый протест против «сталинизма», «тоталитаризма», «советской системы» и ещё невесть чего! А что, такую «историю» у нас сегодня вполне могут придумать! Приходится же порой читать, что партизаны 1812 года — это некие «военные либералы», «военная оппозиция», «военная богема, воодушевлённая презрением к официальному, бюрократическому духу армии».[225] Таким образом, автор ничтоже сумняшеся записал в число «либералов» блистательных партизан Отечественной войны 1812 года графа Бенкендорфа, возглавлявшего потом знаменитое Третье отделение и Корпус жандармов, и светлейшего князя Чернышёва, ставшего военным министром и председателем Государственного совета — в общем, виднейших «столпов» николаевской бюрократии.
Вот так же и сейчас иные наши исследователи буквально каждое лыко в строку вяжут, каждое неосторожное слово используют (с гораздо большей настойчивостью, нежели столь нелюбимые ими следователи НКВД!), чтобы увеличить число недовольных «системой» и противников пресловутого «сталинизма»… Кого в их ряды только не записывают! Ну да ладно, речь не о том.
Воевать было необходимо, потому что оперативным группам, находящимся за линией фронта, со всех сторон окружённым противником, — притом не только явным, как гитлеровские карательные отряды, — не воевать было нельзя…
«Отметим оставшийся неизвестным эпизод, характеризующий А. Ботяна. В ноябре месяце 1943 г. по приказу Центра производилось разоружение и арест лжепартизанского отряда Вуйка. В доме, когда был подан сигнал к обезоруживанию, один из подлежащих аресту успел выхватить парабеллум и нацелился на комиссара соединения. Ботян, рискуя собой, молниеносным движением отвёл пистолет. Раздавшийся выстрел не достиг цели. Комиссар был спасён», — писали в своём представлении бывшие командиры Алексея Николаевича в 1965 году.
На этом эпизоде следует остановиться подробнее.
О том, что такое лжепартизанские отряды, мы уже рассказывали…
«Попробуй, пойми в лесу, кто идёт тебе навстречу! — говорит Георгий Захарович Санников. — Идёт боец по своему маршруту — допустим, боковое охранение, и видит: такие же, как он, идут, один к одному! Тем более омоновцы любили звёздочку надевать, погоны наши, ордена — особенно активно они это делали после войны. Так что никогда не знаешь, кто идёт на тебя, с кем ты встретился. Это была колоссальная сложность — вроде бы все свои! Все грязные, все вшивые, все вонючие! Тут важно было определить и опередить, суметь выстрелить первым, что успешно делал Ботян».
Но это когда просто встреча. А когда идёт оперативная игра? Когда не просто какие-то отряды сталкиваются лоб в лоб — постреляли и разбежались, но когда перед опергруппой стоит конкретная задача уничтожить противника? Точнее, такая задача стоит перед обоими отрядами — и кто тут кого переиграет, когда и те как бы «советские партизаны», и другие как бы «советские партизаны», — огромный вопрос.
Первым начать стрелять совсем не сложно, но тогда можно просто спугнуть банду, в лучшем случае ликвидировав одного-двух боевиков. Гораздо сложнее успеть выстрелить первым в тот самый роковой момент, когда уже нет путей назад и враг, собрав все свои силы, готовится нанести упреждающий удар.
«Про этот случай я помню так, приблизительно, — рассказывает Алексей Николаевич. — Дело было где-то на Западной Украине. Там были бандеровские националисты — лжепартизанский отряд, как это называлось. Ну и встал вопрос: как их поймать? Главное, конечно, их руководство поймать! Не знаю уж, кто разработал такой план — Карасёв, начальник разведки Перминов или кто ещё, но было решено захватить их руководство. И тогда мы превратились во власовцев. В антисоветчиков! Это было совсем не сложно — там было достаточно один раз подойти к населению, себя, скажем так, показать, чтобы они уже все знали, кто есть кто. Мы постарались, и местные поняли: приехали власовцы. Шум пошёл — антисоветчики! Таким-то образом мы и установили связь с этими лжепартизанами. Они — лжепартизаны, мы — лжевласовцы. Ничего? А как убрать руководство можно было? Только при личном контакте, причём на высшем, так сказать, уровне, на командирском. Нам же их руководители были нужны, а те на встречу абы с кем не пойдут. В общем, договорились о встрече, чтобы о делах поговорить и знакомство отпраздновать. Сделали застолье — самогон и тому подобное. Но те-то тоже не дураки, они, конечно, пришли с охраной. Большие сидят за столом, а я стою у двери. Мне сказали: «Стой, и как только…» Знали, что я стреляю очень хорошо. Я безукоризненно стрелял — на 25, на 50 метров всё в точку попадал. Рука хорошая была, зрение хорошее, а потом и к пистолету привык, к его спуску. У меня был «Парабеллум», я его с собой всегда носил. Я и до сих пор стреляю неплохо!»
Ботян усмехается. Когда такое говорит человек в 96 лет, ему не очень верят — мол, ну, дед, ты даёшь! Вспомнил! Это ж когда было, если вообще было! Но из самых компетентных источников нам известно, что Алексей Николаевич регулярно бывает в тире и что результатам его стрельбы втихую завидуют иные достаточно молодые действующие сотрудники соответствующего ведомства. А что было 70 лет тому назад?! Ответ предельно прост: если бы он не умел стрелять без промаха, то и этой бы книги не было — за давним отсутствием в живых её героя…