Хозяйка города

— Как это, зачем? Ты ведь дочка Веры, а Вера вызвала фантом. Судя по тому, что говорят о её одноклассниках, их дети погибают. Антонио сказал, так фантом добирается до родителей — убивает детей, чтобы родители стали уязвимее. Поэтому ты в опасности.

Маша хмыкнула. В окно к ним заглядывала обкусанная облаками луна, жёлтая, как фонари на набережной. Маша ощутила голыми плечами ночной ветер, покосилась на плед, но вставать и идти за ним было лень.

— Не беспокойся, я не собираюсь прыгать из окна. Да тут всего-то второй этаж.

Сабрина не шевельнулась и, кажется, даже не моргнула.

— Ладно, сиди, я не против. Что на самом деле плохо, так это то, что у меня нет ни одной идеи, как хотя бы смягчить нападение второго фантома. Я уже не говорю, чтобы уничтожить его. Наверное, после неудачи поисковиков, это невозможно. У нас ещё не таких методов. И всё, что я могу сказать о нём — он обожает высоту, крыши и небоскрёбы. Наверное, искать его следовало бы на самой высокой крыше города.

Она с таким же успехом могла бы разговаривать сама с собой. Маша поднялась и закрыла окно. Отчего-то подползающая к самому подоконнику ночь вызывала теперь в ней острую тревогу. Впрочем, с чего бы, интересно? Дом она защитила куда лучше, чем квартиру Веты.

Эту защиту Маша строила годами. Эфемерная безопасность большого города не могла её обмануть. Когда-то давно Маша на собственной коже ощутила всю хрупкость окружающего мира. Она знала, что такое сущности, многих она знала даже лично.

Теперь: кирпичная крошка под порогами, символы на окнах она рисовала прозрачным маркером каждую вторую пятницу месяца. Над входной дверью висела безобидная, на первый взгляд, безделушка: вышитая крестом собака. Конечно, были и тряпичные куклы: всего четыре, по четырём углам дома. И самое главное: никто не сможет войти, если хозяин дома действительно воспротивится этому. Маша знала, что это значит: воспротивиться по-настоящему. Но для этого она не должна была спать, потому что спящий не может сопротивляться.

Возвращаться к тетрадкам не хотелось. От яркого света резало глаза — Маша приглушила настольную лампу и легла на край кровати.

— Всего пять минут, и я вернусь к работе.

— Ну да, — вздохнула Сабрина. То ли сарказм, то ли сожаление. Она провела рукой по Машиным волосам. — Бедная ты моя.

В ночном небе по одному гасли отражения фонарей.

Маша заснула и очень скоро ощутила, как её накрывают пледом. В бледном свете лампы она открывала глаза: присутствие рядом Сабрины явственно ощущалось, она и правда лежала рядом, глядя на Машу. Было же сказано — присмотреть.

В шесть утра улицы были пусты, в открытые окна пели птицы.

— Куклы были разорваны.

— Значит, ты спала, когда она ушла? — повторил Антон.

— Я не спала, — в третий раз повторила Сабрина, спокойно и даже холодно, но не верить ей он почему-то не решился. — Я клянусь, что я ни секунды не спала. У меня был приказ охранять её.

— Тогда как Маша ушла?

Между ними повисла тишина. Вета, сидящая на полу под окном, опустила лицо в раскрытые ладони. Бессонная ночь туманом стояла в голове. Вете то хотелось рассмеяться из-за какой-нибудь совершеннейшей глупости, то — зарыдать, обхватив руками спящий тут же Город.

Антон взял со стола мобильный, слепо потыкался в кнопки. Сабрина стояла напротив него, в дверном проёме, сжимая и разжимая кулаки.

— Она не отвечает.

— Я… нет. — Он выбрал, наконец, какой-то номер, нажал на вызов и отвернулся к стене, как будто боялся, что Сабрина прочитает на его лице что-нибудь эдакое. — Дежурный?

Они молча ждали, когда Антон закончит выслушивать отчёт пол мучительной минуты, или даже целую минуту. Потом он хлопнул крышкой мобильного и сунул его в задний карман джинсов.

— Плохая новость. Примерно в час ночи умерла ещё одна девочка из класса. — Он быстро глянул на Вету, но ей было всё равно, ничто уже не заставляло сердце зайтись. — Анна. Её охраняли поисковики, но, кажется, не очень-то качественно охраняли.

— Как она погибла? — перебила его тяжёлым вздохом Сабрина.

— Бросилась с крыши. Причём уехала от своего дома в противоположный конец города. Как будто специально, чтобы не остановили. Как будто специально, нашла здание повыше.

Сабрина закрыла глаза, открыла. В её лице ничего не поменялось. Вереница цветастых браслетов перепуталась на запястьях. Город встрепенулся под рукой Веты. Она успокаивающе коснулась его.

— Он не убьёт Машу, — сказал, наконец, Антон и под испытывающим взглядом Сабрины добавил: — Пока что она — единственная, кому более или менее удалось выйти с ним на связь. Скорее всего, он воспользуется ею, чтобы установить контакт с нами.

— Ты так уверен, — протянула она. Взгляд был тяжёлым, смертельно тяжёлым, неясно, как вообще Антон выдерживал его. — Или есть хоть один шанс из ста, что в следующий раз дежурный доложит тебе об ещё одном самоубийстве?

Город снова дёрнулся под рукой Веты. Её пальцы напряглись, а внутри сжался холодный ком. Она его не опустит. Защиты чёрных символов, нарисованных на обоях, призрачны и эфемерны, но пока что они работали, и Вета не выйдет отсюда, зная, что Город за пределами квартиры может пострадать.

— Успокойся. — Антон так и стоял напротив, зажав телефон в руке. — Мы всё равно не узнаем, где она.

— Я предполагаю, где она. — Сабрина стрельнула глазами в сторону Веты. — И думаю, что вы тоже предполагаете, просто боитесь сознаться. Не хотите уходить отсюда, из-под защиты символов. Не хотите оставлять её. Великолепно работаете, товарищ майор.

Больше она ничего не сказала, хотя взгляд стал ещё смертоубийственнее. Антон сделал вид, что не прочитал откровенной угрозы в её взгляде.

— Хорошо, и где же?

Вете жутко было от того, какой неподвижной стала Сабрина. Она говорила, но, кажется, почти не шевелила губами. Лицо закаменело в выражении холодной отстранённости.

— Судя по всему, второй фантом обожает крыши. Значит, прятаться он будет на самой высокой крыше в городе. Разве это не ясно? А самое высокое здание в городе — бизнес-центр Консул на проспекте Рождественского, помните его наверняка.

Город под пальцами Веты взвился, обжигая её ладонь холодным дыханием. Она до скрипа сжала зубы.

«Ты останешься здесь».

Антон щёлкнул крышкой телефона. Решился:

— Ну хорошо, поехали. — Он повернулся к Вете. — Ты оставайся в квартире, так безопаснее.

Она собиралась сказать ему, что с радостью так и сделает, но Город уже просыпался. Холод под её рукой сделался невыносимым. Он поднялся вверх и впервые — по собственному желанию — стал видимым для всех. Высокий человекоподобный силуэт — ростом под самый потолок, — он казался сшитым из мешковины и старых лоскутков, сотканным из слишком густого тумана и дыма. Вместо лица была смятая материя, вместо рук и ног — полые отростки реальности.

— Я поеду с вами, — обречённо сказала Вета. — Мы поедем.

Автоматические двери бизнес-центра застряли в неопределённом положении. Антон протиснулся между не до конца съехавшимися створками и предъявил выскочившему охраннику удостоверение.

— Центр, открывайте.

— Наконец-то вы приехали! Всё утро звоню в дежурную часть, а мне говорят, что все оперативники сейчас заняты. У нас тут такое творится, что бежать хочется.

Сабрина без усилий прошла мимо заклинивших створок следом за Антоном. Вета ещё постояла на открытом воздухе, воображая, что видит чистое небо в последний раз, и Город потянул её внутрь.

В просторном холле было пусто и тревожно. Лысеющий охранник, крест-накрест перечёркнутый оружейными ремнями, махнул рукой в сторону пропускных терминалов.

— Это началось примерно в четыре утра. Электричество выключили, я звонил на подстанцию — там ничего понять не могут. Вместо воды из кранов хлещет какая-то чёрная дрянь. Запах болота. И ещё это… слышите? Слышите, да?

По пустым коридорам разнёсся жуткий скрежет металла об металл, долгий, переходящий с одной ноты на другую, жуткий и говорящий. Вета вздрогнула.

— Скрипач, — чётко выговорила Сабрина, развернулась и ушла в сторону шахты лифта.

— Не работает, — крикнул ей вслед охранник.

— Ключи от выхода на крышу, — потребовал Антон.

— У старшего по смене.

На двадцатый этаж они пришли чуть запыхавшись: Антон и старший по смене, бряцающий связкой магнитных ключей. Сабрина уже ждала их там, у металлической двери, намертво впаянной в проём. Вета с охранником отстали на три этажа.

Начальник охраны бессмысленно подёргал за ручку, попробовал зачем-то все ключи — один за другим. Дверь стояла намертво. Он развёл руками. Город рванулся туда, но Вета отчаянным усилием удержала его.

— Чёрт знает, что такое, — пробормотал охранник у неё над ухом.

Начальник смены глянул в их сторону и, кажется, заметил Город, потому что лицо его стало озадаченным, потом — побледнело почти до синевы.

И тут захрипела система громкой связи — одновременно и громко, на всех этажах. Хрип смешался с металлическими ударами и почти живым знакомым голосом сказал:

— Мне нужна хозяйка города. Я буду говорить с ней.

Ветер ударил в огромные окна, и на секунду Вете почудилось, что здание с бешеной скоростью несётся вниз и вот-вот рухнет поперёк трассы.

— Где здесь пульт управления громкой связью? — обернулся к ним Антон. До сих пор он внимательно изучал дверь.

Пульт управления нашёлся на шестнадцатом этаже. Антон включил микрофон, потрогал его пальцем и только потом пропустил к нему Вету.

— Я здесь, — сказала она чужим голосом, разнёсшимся по всему зданию. Город стоял у неё за плечом, непривычно материальный, сгусток утреннего тумана с росчерками пасмурного неба.

— Ты поднимешься ко мне, — произнёс Скрипач голосом Маши. — Но сначала брось амулеты в окно.

На всех этажах разом захрипело, и через пелену потустороннего шума прорвался её настоящий голос:

— Не надо, не отдавай амулеты.

Отражения Сабрины и Антона в тёмном стекле переглянулись. Вета достала из кармана платья связку брелоков, умилительно бесполезных на вид. Единственное окно в комнате со щелчком открылось, и утро захотело пробраться вовнутрь, но наткнулось на стену из глухого протеста.

Вета бросила вниз связку и не дождалась звука от удара об асфальт. Может быть, туман внизу просто проглотил её последнюю защиту. Проглотил и тут же начал переваривать.

Антон взял её за локоть, Вета походя дёрнулась и легко увернулась от следующего прикосновения.

— Я всё сделала.

— Поднимайся, — произнесла Маша, наполнив всё здание эхом от своего голоса. Последняя нота дрогнула и неуловимо изменилась: — Уходите отсюда. Уходите.

Вета повернулась к двери — Антон преградил ей дорогу.

— Пусть он идёт. А ты останься. Это их конфликт, а не твой.

Она выдохнула, потому что мгновение не знала, что ему ответить.

— Антон. Ты ничего не понимаешь. И двадцать пять лет назад ничего не понимал. Знаешь, почему я выбрала его, а не тебя? Потому что ты умеешь любить только самого себя. А он любит меня. И я люблю его. Я его не оставлю.

Он выпустил её руку и сам отошёл в сторону.

— Прости меня.

Она ничего не ответила. Под четырьмя внимательными взглядами Вета зашагала по лестнице вверх. Город шёл не сзади — теперь он шёл вровень с ней, и даже опережал на полшага.

Чахоточно-бледный рассвет, занявшийся над соседними высотками, так и не расцвёл в полную силу. Сабрина сидела на подоконнике распахнутого окна, покачивала ногой и смотрела вниз. Ватное одеяло тумана только сильнее сгустилось.

Было тихо. Тихо, как бывает в шесть утра в городе, и даже ещё тише.

— За что ты просил прощения?

Охранник, забившийся в угол, поднял голову, но быстро уловил, что Сабрина обращается не к нему. Она говорила с Антонио — а тот стоял у стены, ткнувшись в неё лбом, и даже не шевелился.

— Так за что? — повторила Сабрина, выждав положенное количество секунд.

Он наконец обернулся. Буркнул:

— Не свались.

Вернулся измотанный начальник смены. От него пахло чёрной водой и болотом, а лицо влажно блестело. Умыться он что ли пытался из-под неработающего крана.

— Там дверь открылась. Я не стал заходить.

Сабрина мгновенно слетела с подоконника. Она первой оказалась на лестнице, первой — у двери, в которую теперь влетал тонкий хвостик сквозняка. Крыша здания точно грибами поросла шахтами вентиляции и усиками громоотводов. Влажное покрытие было цвета предрассветного неба. Или, может, небо было цвета покрытия.

Маша нашлась у одной из шахт — сидела там, привалившись спиной к влажной стене, тяжело дышала.

— Как ты?

Хватаясь за горло, Маша глянула на неё. Выдавила из себя улыбку.

— Жива, и на том спасибо.

Подоспевший Антонио по-деловому осведомился:

— Врач нужен?

Можно было подумать, что это не он стоял, ткнувшись лбом в стену.

— Переживу как-нибудь. Ненавижу высотки. Терпеть не могу крыши. Терпеть не могу высоту, — пожаловалась Маша и встала, опираясь на руку Сабрины.

Поднималось из-за облаков жёлтое солнце. Крыша блестела в его свете, совершенно пустая крыша: ни пятнышка крови, ни следа от каблука. Видимо, ему хотелось задать Маше один единственный вопрос: что здесь произошло, но он не задавал. Боялся услышать ответ что ли.