— Почему ты думаешь, что они твои?
Телефон молчал. Маша начинала терять нить разговора. Она так устала и проголодалась, что съела бы, наверное, Антонио вместе с тем полковником без майонеза. Уйти бы. Просто уйти, выключить телефон, пусть ищут.
Нужно уходить.
— Луиза, слушай, — начала она и поняла, что не знает, как продолжить.
— Это его мысли, — сказала та, пожимая плечами — так просто, как пятиконечный кленовый лист.
Первые капли дождя ударили по асфальтовой тропинке. Холодная вода — Маша подняла лицо к небу, и ещё несколько капель потекли по её щекам.
Этот город был серым призраком над серой рекой. Холодные камни набережной, холодная стела, ступеньки — много ступенек, много деревьев, много листьев, много тех, кто живёт среди камней, ступеней и деревьев. Не все из них живы. Некоторые не-живы.
Он не-жив. Он хотел сбежать, но город его не отпускал. Город не отпускал своих. Город был очень силён. Гораздо сильнее.
Её передёрнуло.
— Значит, ты тоже это слышишь?
— Что слышу? Нет. — Луиза покрутилась на месте, как будто выясняла, откуда дует ветер. Маше уже казалось, что он дует со всех сторон сразу. — Я просто рассказываю тебе то, чему нас учили пять лет. А, точно, ты ведь была в другой группе! Всё время забываю. А ещё…
Спасительный телефонный звонок застал их не вовремя. Маша и Луиза стояли на краю разрушенной набережной, держась за руки, словно подружки на прогулке, и если бы не ветер, если бы не вывороченные камни, всё это выглядело бы ещё как невинно.
— Прости. — Маша сделала шаг в сторону, выуживая телефон из кармана. Здесь, внизу, ветер и вода шумели так, что она боялась не расслышать голос в трубке, но выбираться к Антонио и остальным тоже не хотелось.
— Сабрина?
Сабрина заговорила не сразу, чем заставила Машу ещё пару раз прокричать «алло».
— Знаешь, — сказала она, помолчав немного, — чем Скрипач отличается от фантома города?
Связь была на редкость хорошей, словно бы Маша стояла не в аномальной зоне под рухнувшим парапетом, а прямо в центре города под вышкой.
— Чем? — спросила она, смутившись от неожиданности.
Послышалось шуршание бумаги, такое отчётливое, будто шуршали у Маши перед носом.
— Вот и я не знаю… — задумчиво проговорила Сабрина. — Точно так же зародился с пустого места, тоже исчез в неизвестном направлении. Отчёты поисковиков какие-то мутные. Кажется, они его всё-таки не уничтожили. Тут написано, что Майский Арт вызвал к жизни сущность, а потом сущность его же и убила. Заколдованный круг — и дело можно закрывать.
— Подожди, — перебила её Маша, перехватывая телефон другой рукой — правая занемела от холода. — Есть несколько формулировок, которые пишут в отчётах по уничтожению. «Полная зачистка» — если медиумы подтвердили, что сущности больше нет. «Информационная чистота» — это если чистоту подтвердили приборы, а медиумы засомневались. И последнее…
— Отработано, — отчётливо произнесла Сабрина и перестала шуршать бумагой.
— …Это значит, что исчезновение сущности ничем не подтвердилось, но и сделать что-то ещё у них не вышло. Вот демоны, — ругнулась Маша с опозданием. — Значит, я была права. И что теперь делать?
— Натрави их друг на друга, — сказала Сабрина.
Маша быстро глянула на уцелевшую часть парапета: оттуда за ней уже наблюдали с недоброжелательным интересом. Нужно бы вернуться к работе или хотя бы сделать вид.
— Правильно. Пусть разнесут полгорода, нам же не жалко. Ладно, приезжай. — Маша торопливо сбросила вызов, потому что по осыпавшимся камням к ней спускался товарищ полковник поисковых войск.
Она была уверена, что этой ночью кому-то пришла в голову точно такая же мысль, как и Сабрине. Натравить их друг на друга. Город оказался сильнее. Второй — как мелкий хищный зверёк — вцепился в него и рвал зубами, и даже нанёс кровоточащую рану, но не убил. Не хватило сил, чтобы убить.
— Приношу свои извинения, но вам придётся сдать все средства связи.
— Я арестована? — поинтересовалась Маша. Она сдала телефон — разве могла бы не сдать?
— Нет. Вы задержаны до выяснения обстоятельств. У нас появились сведения, что этой ночью вы были на набережной.
Маша посмотрела в его застывшее лицо, взглядом поискала Антонио среди выстроившихся на парапете военных. Бесполезно. В их сторону смотрела теперь и Луиза, хотя до этого она беспечно вглядывалась в горизонт, раскинув руки по ветру. В её лице было беспокойство.
— И что же? — нервно переспросила Маша. Ей следовало бы вести себя спокойнее, но теперь уже не получалось.
— Именно в то время, когда произошло обрушение.
Она почти рассмеялась.
— Это не доказательство.
— Пожалуйста, пройдёмте.
Что она могла сделать? Разве что нырнуть в ледяную воду и утонуть в воспоминаниях о фантоме, в его призрачном следе. Но в машине было хотя бы теплее, и скучал водитель.
День начался паршиво, а закончился ещё хуже. Маша сидела в допросной комнате — но по другую сторону стола. Было непривычно. Ощущение затянувшейся ошибки мешало ей думать.
— Нет, вы серьёзно полагаете, что я вызвала фантом города, чтобы разрушить набережную?
Разумеется, с ней разговаривал не полковник. Полковник наверняка давно был дома и поглощал поздний ужин. Маше ужина не полагалось. Напротив неё сидел майор поисковых войск, и рубашка его в приглушённом свете казалась то пыльной, то промасленной. Белый свет бил Маше в лицо, потому ни узнать, ни запомнить лица следователя она не могла.
Это был не Центр, где она знала каждый тёмный угол. Это была контора поисковиков — основательное приземистое здание, окна которого выходили прямо на набережную. Ко входу вела каменная лестница, а в коридорах нет-нет да и попадались патриотические военные плакаты, пожелтевшие, но не покорённые.
Маша отчётливо ощущала, как рушится её мир под напором серого камня и старых военных плакатов, и от этого ей делалось ещё хуже.
— Мы серьёзно полагаем, что вы обладаете большей информацией, чем рассказали. Зачем вы пришли ночью на набережную?
— Я вам уже сказала, зачем! — Она прекрасно знала, что так нельзя. Она ещё лучше знала, что нужно говорить спокойно и убедительно, но голова раскалывалась, внутренности сводило, и спокойно не получалось. — Я вела дело об убийстве девочки. Подозревала, что оно произошло по вине фантома города, как и двадцать пять лет назад.
— То есть изучив данные о самоубийстве, — он сделал красноречивую паузу, — девочки, вы тут же подумали о фантоме города?
Маша вжалась в спинку стула. Антонио не придёт её спасать. Может, не посчитает нужным, а может, он просто понятия не имеет, как её спасти. Сабрина, наверное, рвёт и мечет, но она тоже ничего не сможет поделать. Неужели придётся ночевать в камере? Худшего варианта и не придумаешь.
— Не тут же. Я нашла в архиве дела о подобных самоубийствах. Можете вскрыть мой кабинет и проверить. Я даже запрашивала данные о подростковых самоубийствах по всему городу.
У неё ко всему прочему болели глаза.
— И всё же я не понимаю вашей логики. — Следователь собирался уходить — складывал в стопку бумаги и выравнивал края. Наверное, если он уйдёт, к ней отправят другого, или же не пустят никого, а оставят поразмышлять в гнетущей тишине. Возможно, это была уловка, но Маше стало ещё тревожнее — он собирался уходить, так и не придя к утешительным выводам.
Он хмыкнул и поднялся.
— Я хотел бы услышать от вас о фантоме. Поймите, что информация нужна для блага города. Что мы будем делать, если ночью он разгромит не набережную, а пару домов центре?
Маша отвернулась от белого света, как могла, а он продолжал.
— Я и мои коллеги хотим избавить мирных жителей от такой угрозы. А вы, чего хотите вы? Почему вы запираетесь, старший лейтенант Орлова? У нас есть видеозапись, датированная вчерашней ночью. Вы пришли на набережную, и в ту же ночь она рухнула. Что вы там делали?
— Это не доказательство, — фыркнула Маша в отчаянной попытке быть невозмутимой.
— Конечно. Но у меня есть все основания, чтобы задержать вас.
Она упрямо склонила голову.
— По какому праву?
— По подозрению в злом умысле. Вы могли вызвать сущность и разрушить набережную. Конечно, потом вы бы переключились на что-то более существенное. Терроризм? Научный эксперимент? Шутка юмора? Я не знаю, зачем вы это сделали. Выдайте нам сущность, чтобы мы смогли её ликвидировать, и ваша совесть будет чиста, товарищ старший лейтенант.
Было много доводов и ещё больше возмущения, но Маша сдержала внутри и то, и другое. Следователь понимал и сам: ей незачем крушить набережную. Но она вдруг оказалась единственным его способом докопаться до правды. Как же вовремя появилась эта видеозапись! Словно кто-то ждал, пока она влипнет в это дело по самые уши, а потом взял и подсунул запись товарищу полковнику. Взял и подсунул. Маша вздрогнула.
Следователь принял её реакцию на свой счёт и усмехнулся. Решил добить:
— Хорошо, вы можете подумать в тишине. Надеюсь, за эту ночь не случится больше никаких катастроф. Но если же случится — они будут на вашей совести. И девочка Алиса Васильева. Помните её? А знаете, скольких ещё детей он может убить?
Он вышел. Вместо него явились два конвоира и проводили Машу до дверей. В конце стерильно-светлого коридора нашлась всего одна дверь — с замком и паутинкой из тонких полупрозрачных нитей. Отсюда не сбежишь, разве что только ты — фантом города.
Единственное окно в камере находилось под потолком. Через стекло молочного цвета пробивались лучи солнца. У стены — узкая койка с тонким поролоновым настилом. Здесь было чисто и пахло нежилым помещением.
Единственное, что она услышала — звук собственных шагов. Ни шума ветра за окном, ни звуков в гулком коридоре — ничего. И ещё целая ночь один на один с мыслями. В углу комнаты Маша сползла по стенке вниз и сжалась там, обхватив коленки руками.
Она могла бы сдать Вету вместе с её фантомом города, вместе с Антонио, их неудавшимся романом, их загадочным прошлым и недоговорками. Несправедливо — они ведь даже не рассказали Маше всего. Велели, как служебной собаке: иди и найди.
Но жалость к самой себе не была конструктивной. Маша сморщилась, ткнулась лицом в локоть. Там всё ещё пахло лавандовым мылом и солнечным светом. И, чтобы не расстроится окончательно, заставила себя думать о другом. Видеозапись. Антонио не мог её подставить — зачем бы ему, вдруг она бы выдала его любимую биологичку? Тогда кто?
Алиса Васильева. Девочка тринадцати лет, которая сбросилась с крыши. Какая-то мысль об Алисе не давала Маше покоя с тех самых пор, как следователь вышел из допросной комнаты. Васильева Алиса. Такая распространённая фамилия, но Маше казалось, она слышала её совсем недавно, совсем не в контексте самоубийства несчастной школьницы.
Перед глазами встал список, распечатанный прямо из базы данных. Васильева — девочка из класса Елизаветы. Кажется, её зовут Руслана. Возможно ли, что погибшая Алиса — дочь той самой Русланы, или у Маши температурный бред после двух ночей, проведённых на набережной. Может же это быть другая Руслана Васильева — по отчаянному, головокружительному совпадению.
Первым Скрипач убил Арта, и теперь уже не выяснить, был ли Арт единственным создателем, или вместе с ним на заброшенный склад явился весь бывший восьмой А класс. Она могла бы узнать чуть точнее, но мама не расскажет. И по её взгляду не понять, скрывает ли она страшную тайну, или просто не в настроении болтать.
Ночь в камере — в целом, прекрасное время, чтобы подумать. Маша перебралась из своего угла на кровать. Плохо, что не прихватила с собой хотя бы куртку. Она была точно уверена, что не сумеет здесь заснуть.
— Дом с видом на набережную, — сказала Вета, спиной прижимаясь к Матери-птице. — Отлично помню.
Вооружённое оцепление к вечеру сняли, и теперь обрушенный парапет охраняли лишь трепещущие красные ленточки. Прохожих не было: все праздные гуляки переместились к зданию речного вокзала, а здесь даже фонари как будто светили не так ярко.
— Я там бывала, помнишь? Несладко, — произнесла она, не особенно рассчитывая на ответ.
Антон стоял в тени стелы, хмуро уставившись в асфальт. Он помнил — Вета и не сомневалась, — но кому же захочется обсуждать давнюю и неприятную историю, после которой тебя бросила девушка. Правда, её тогда очень быстро выпустили. Обнаружили, что на такую наживку фантом города не поймать.
Стремительно холодало, и ветер с реки доносил запах осени. Вета ощутила на своих плечах прикосновения этого ветра, он скользнул под распущенные волосы, в ямочку между ключицами, обхватил её под грудью. Если бы Антон вгляделся повнимательнее в вечерний сумрак, в призрачные блики фонарей, он бы увидел Город — силуэт за левым плечом Веты. Но Антону не особенно хотелось вглядываться.
Он смотрел на светящиеся окна казённого дома и знакомо щурился.
— Как вышло, что её камеры засекли, а тебя нет?
— Мы вышли на набережную разными дорогами. Что будет, если она расскажет? — Тон Веты сам собой сделался тревожным и резким. Ветер обхватил её сильнее, прижался, успокаивая. — Чего они вообще хотят?
— Я не знаю, веришь? Я попытался выяснить, но поисковики и Центр — слишком независимы друг от друга.
— Да-да, — с невесёлой улыбкой остановила его Вета. Почему-то перед ней майор Центра делался испуганным мальчишкой. Собирался рвать противников и рыть землю, а потом вдруг угасал, как почерневшая спичка. — Но если просто предположить?
Антон отвернулся, чтобы уж точно не различить призрачный силуэт за её левым плечом.
— Это ясно. Они хотят найти фантом города. Как и тогда — двадцать пять лет назад — они хотят найти его. Ты же помнишь?
Вета кивнула. Сейчас им не с кем было воевать. Но почему бы не заиметь себе совершенное оружие, пока оно само идёт в руки. Это ведь так удобно, разрушать набережные силой бестелесной сущности. Уничтожать неугодных силой Города.
— Боюсь, тебе лучше не возвращаться домой. Там тебя станут искать в первую очередь. Поймают и посадят в соседнюю с Машей камеру. Уезжай из города.
Вета улыбнулась краешком губ. Он забылся. Они так давно не виделись.
— Как, любопытно, я могу уехать? Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно — даже физически.
Город дохнул осенним теплом ей в шею и сжался там, уцепился за пряди волос. Словно боялся, что его бросят.
От лязга замков Маша вздрогнула и проснулась. В камере сделалось ещё темнее. Значит, подумала она, уже ночь. В светлом прямоугольнике открытой двери проступил чёрный силуэт.
— Поднимайтесь, вас вызывает следователь.
Она часто заморгала, пока мир перед глазами снова не стал чётким. Сухой воздух при каждом вдохе царапал горло, губы запеклись.
Следователь был тот же самый — Маша рассмотрела его тёмные круги под глазами и худые пальцы с костяшками, похожими на вишнёвые косточки.
— Мы надеялись на ваше благоразумие. Не собираетесь дать показания?
— О чём? — взглянула исподлобья Маша. Голос спросонья вышел грубым.
— Всё о том же. О фантоме города, который вы видели на набережной прошлой ночью. — Слово «видели» — как обвинение в страшном. Он выискал новые факты, и потому притащил её сюда, явился сам, листал теперь бумаги в папке. Внимательно наблюдал за её руками. — Мне рассказали, что в институте вы демонстрировали такие потрясающие умения. Вы общались с сущностями, как не могут профессионалы.
Свет опять был ей в лицо, но Маша хотя бы стряхнула с себя сонную одурь. Вот что он нарыл. В институте, значит.