Не сегодня, так завтра

Маленькое странное существо менее чем в фут высотой, коричневое и сморщенное, точно корень, и столь же неподвижное. Оно покоилось, утомленно наблюдая и выжидая.

Но Фессье читал старинную книгу и штудировал Пикассо, критское искусство и прочие вопросы. В четверг вечером он сидел дома, когда раздался звонок в дверь. Это оказалась Сью Дейли, раскрасневшаяся и веселая.

— Скрести пальцы! — воскликнула она.— Похмелье было жутким, но дело того стоило. Где ты был весь день? Я звонила.

— В музее «Метрополитен»,— сказал Фессье, гася сигарету,— Де­лал наброски. Что случилось?

Сью уселась и коснулась книги, лежавшей на кофейном столике воз­ле нее,— небольшого томика, из которого торчало несколько десятков бумажных закладок.

— Это... а-а. Где наш талисман?

— Я запер его в шкафу. Он еще спит.

— Он же не знает, что такое сон,— сказала Сью,— Ты забыл? Ладно, я хотела рассказать тебе, что случилось вчера вечером.

— Да уж, неплохо бы. Раз уж ты не согласилась взять меня с собой,— В голосе Фессье послышались ревнивые нотки.

— И правильно сделала. Я познакомилась с одним человеком. Со смешным толстячком, который до ужаса сентиментален.

— Ага. И он собирается дать тебе миллион долларов?

Не совсем,— ответила Сью.— Он был пьян в стельку. Да и я то­же, иначе не стала бы с ним разговаривать. Он подошел к моему столи­ку и представился. Похоже, ему приглянулась моя шляпка — такая зеленая. Для него это символ. В двадцатые годы все сходили с ума по арленовской «Зеленой шляпке»*, и такая была на его жене, когда они познакомились. Теперь они развелись, но Пончик только что не таскает повсюду ведерко, чтобы лить туда слезы, вспоминая старые добрые деньки.

* Майкл Арлен (1895-1956) — английский писатель армянского происхождения. Роман «Зеленая шляпка», вышедший в 1924 году, в 1928 году был экранизирован, глав­ную роль в нем сыграла Грета Гарбо.

— Пончик?

— Ну да,— фыркнула Сыо,— Он такой. Его зовут Роберт Коуэн Кук, и он только что купил фирму, которая делает какую-то химию. Раство­ритель для чернил или что-то в этом роде. Там все слишком сложно, но Пончик хочет организовать рекламную кампанию для своей новой фир­мы, и когда он узнал, что я этим занимаюсь, то решил, что меня послало ему само небо. Сегодня он должен был встречаться с моим начальником, и я думаю, из этого может что-то выйти.

— Класс,— отозвался Фессье нарочито равнодушным тоном.

Сью поспешно поднялась и поцеловала его.

— Ну, Сэм!.. Не будь таким букой.

— Точно,— ухмыльнулся он.— Ты разбогатеешь и прославишься, и мне придется жениться на тебе ради денег.

— И что, не женишься?

— Еще как. Но я бы предпочел...

— Ты тоже разбогатеешь и прославишься. Помнишь? Впрочем, что я говорю? — оборвала себя Сью,— Это все совпадение. Иначе быть не может.

Фессье водил угольным карандашом в альбоме для эскизов.

— Надо думать. Я верю в нашего... крошку, но не в его способности. Пока не верю. Он позабыл убедить меня в них.

— Может, это ему не под силу. У него ведь есть свои ограничения, помнишь?

— Бедный старичок,— сказала Сью.— Он дал бы иГланнам сто оч­ков вперед, но здесь ему приходится тяжко. Должно быть, люди кажут­ся ему странными.

— Все человеческое ему чуждо.— Фессье нарисовал кривую линию, стер ее, нарисовал заново.

Сью вытянула шею.

— Что это? А? — Она прищурилась.— Что-то новенькое?

— Не знаю. У меня появились кое-какие идеи. Та книжка, которую посоветовал наш талисман...

— Это она и есть? «Тристрам Шэнди»*. Никогда не читала.

* «Тристрам Шэнди» — роман Лоренца Стерна, опубликован в 1760-1767 гг. Текст романа наполнен грубоватым юмором и отсылками к произведениям знаменитых писа­телей и мыслителей XVII-XVIII вв.

— И я тоже,— заметил Фессье.— Любопытная книжица. Автор на­писал ее в точности так, как и задумывал. У него был очень своеобразный взгляд на мир. Такой... чудной, знаешь ли.

Он вдруг вскочил, отпер шкаф и вытащил прозрачный куб. Поста­вил его на кофейный столик.

— Он... оно спит,— сказала Сью.

— Ты же сама говорила, он не знает, что такое сон.

— Значит, отдыхает.

Фессье потер куб. Человечек не шелохнулся.

— Значит, терпение и труд, да? — сдался Сэм некоторое время спу­стя,— Ладно. Окажем уважение табличке «Не беспокоить».

СверхиГланн отправился обратно в шкаф — до лучших времен.

Пончик, он же Роберт Коуэн Кук, воспылал огромным, хотя и пла­тоническим, интересом к Сью. Девушка приложила к этому все усилия. «Кук кемикалс инкорпорейтед» была на рынке новичком и нуждалась в рекламе. Толстяк решил, что Сью — единственная, кто способен во­плотить его идеи, и настоял, чтобы рекламную кампанию отдали в ее полное ведение. Начальнику девушки это пришлось не очень-то по вку­су, но контракт был слишком выгодным, чтобы упускать его из-за недо­статка дипломатичности. И потом, шеф считал, что сможет держать Сью в узде.

Он просчитался. Девушка выстроила свою кампанию в совершенно нетрадиционном духе, разрабатывая замыслы, которые за долгие годы скопились в ее записной книжке. У нее оказались недюжинные способ­ности к рекламному делу, и, получив полную свободу действий, она развернулась так, что ее начальник рвал бы на себе волосы, будь он на двадцать лет моложе, однако с тех пор от прически у него остались одни воспоминания. Роберт Коуэн Кук сиял, одобрял все, что бы Сью ни делала, и радовался, что чутье не подвело его. И результат не заставил се­бя ждать. Сью Дейли определенно делала успехи и поняла это, когда другие агентства начали наперебой пытаться залучить ее к себе.

Дела Сэма Фессье тоже потихоньку шли в гору. В глубине души его всегда точил червячок сомнения, оживлявшийся всякий раз, когда он заглядывал в шкаф, однако один издатель изъявил желание выпустить альбом его избранных карикатур. Ранние работы Фессье издателя не заинтересовали, а новых пока не хватало на целый том, но он без труда восполнил этот недостаток. Он учредил новый жанр.

Ни сами рисунки, ни подписи к ним по отдельности не могли бы объяснить эффекта карикатур Фессье. Рисунки же в сочетании с комментариями получались уморительно смешными. Он приобрел новое видение и нашел новый способ выразить его как в изображении, так и в подписи. Оно было, разумеется, подражательным, но результатом стал оригинальный сплав, авторство которого принадлежало Фессье. Людей заставляло смеяться не мировосприятие Тристрама Шэнди, а смешение взглядов Шэнди и Фессье, выраженное в своеобразном, будто подсмот­ренном в кривом зеркале рисунке. У юмора есть свои законы. Источник нашел себе новый выход, а Фессье открыл верный способ подачи своих мыслей и черпал в нем созидательную энергию.

Шесть месяцев спустя Фессье давал вечеринку. На следующий день они со Сью должны были пожениться, и это требовалось отметить. Его квартирка была недостаточно просторна, поэтому они воспользовались гостеприимством Пончика, и через два часа все приглашенные уже были изрядно навеселе. Фессье очутился в обществе химика с безумными глазами, сотрудника «Кук кемикалс инкорпорейтед».

— Универсальный растворитель,— вещал химик, которого звали Макинтайр.— Растворяет все. Все без толку... Без толку.

Фессье, примостив стакан виски с содовой и льдом на колене, попы­тался изобразить умное лицо.

— Почему?

— Непрактично. Думать о его использовании — не мое дело. Пропи­хивают этот новый удалитель запахов, изобретение Кейстера. Реклами­руют его усиленно. Не хотят выпускать ничего нового, чтобы не состав­лять конкуренции. Сказали, надо подождать. Не везет мне. Впрочем, я его запатентовал. То есть компания запатентовала. Универсальный рас­творитель.

— Он растворяет все на свете? — поинтересовался Фессье.

— С ума сошли? — поразился Макинтайр,— В чем вы будете хра­нить такой растворитель? Я сказал: универсальный растворитель для некоторых материалов. Чисто, быстро, аккуратно. Масса применений. Наливаете его, пшик! — и готово.

— Не верю,— сказал Фессье.

В конце концов они очутились в лаборатории Макинтайра на фабри­ке Кука на Лонг-Айленде. Возможно, Фессье не ушел бы с вечеринки, если бы какой-то приглашенный киноактеришка не начал нахально приударять за Сью. Фессье решил, что Сью еще пожалеет, когда обна­ружит его, Фессье, мертвым, и на нетвердых ногах отправился на Лонг- Айленд вместе с неугомонным химиком. Однако там они столкнулись с одним затруднением. В лаборатории имелся растворитель Макинтайра, равно как и множество других веществ, но ни капли спиртного. Следующий логический шаг был очевиден. Фессье забыл о вечеринке и, словно хорошо обученный почтовый голубь, направился к себе в квар­тиру в сопровождении все того же Макинтайра.

— Универсальный растворитель — для некоторых материалов, по крайней мере,— не унимался Макинтайр, который уже успел испортить Фессье кофейный столик, пролив на него магическую жидкость.— Вот, видишь? Разъело.

— Но на металл не подействовало.

— С ума сошел? Абсолютно универсального растворителя не суще­ствует. В чем ты будешь его хранить?

— В чем-нибудь абсолютно нерастворимом? — предположил Фессье,

— Все без толку. Не везет мне.

— Полгода назад я тоже был совершенным неудачником. Все, что надо было сделать,— поменять имя на Аладдин. Почему бы тебе не на­звать свое зелье «Микстура Аладдина»?

— Дурацкая идея,— с отвращением отозвался Макинтайр.— Со­вершенно дурацкая.

Он поднялся и принялся бродить по комнате, то и дело расплескивая свой универсальный растворитель.

Фессье, одолеваемый острой жалостью к самому себе, испытывал по­требность поговорить. Он рассказал Макинтайру о человеке-мандрагоре. Химик отнесся к рассказу не просто скептически, а безразлично.

— Я сказал только, что это универсальный растворитель для неко­торых вещей! — пояснил он.— И для силикона тоже. Видишь? Пшик!

— Но...

— Разъело. Ой. Наверное, это окно было тебе нужно. Держи меня!

Фессье возился с дверцами шкафчика, но Макинтайр ухитрился са­мостоятельно удержать равновесие. Прозрачная глыба была извлечена на свет божий и водружена на попорченный кофейный столик.

— Давай же, убеди эту дубину! — уговаривал Фессье.— Просыпай­ся, приятель.

Ничего не произошло. Сэм с отвращением опустошил еще один ста­кан. Некоторое время спустя он с удивлением обнаружил, что сидит в другом углу комнаты, не вполне в ясном сознании, и наблюдает за тем, как Макинтайр разглядывает прозрачную глыбу.

Химик плеснул на нее своим универсальным растворителем.

Фессье внезапно протрезвел. Он вскочил, пошатнулся, сориентиро­вался, бросился к гостю и с силой отпихнул его. Макинтайр плюхнулся на диван с опустевшим флаконом в руке; вид у него был удивленный.

— Я не хотел,— ошеломленно повторял он.

— Нет,— хриплым голосом проговорил Фессье.— Нет... Нет!

Прозрачное вещество вокруг человечка таяло. Растворитель стреми­тельно разъедал его, подбираясь к корявой, похожей на маленький ко­решок фигурке, которая неподвижно стояла внутри глыбы. Впрочем, это больше не была глыба. Она превратилась в изъеденный, неправиль­ной формы камень, все уменьшающийся и уменьшающийся в размерах.

А потом он снова начал расти.

Одна сияющая грань за другой, кристалл нарастал вокруг человеч­ка. Это не заняло много времени. Мерцающее сияние вспыхнуло и по­меркло, и на кофейном столике вновь стояла прозрачная глыба в ее пер­возданном виде, без каких-либо видимых изменений, с маленькой фи­гуркой, похожей на корень мандрагоры, внутри.

На крошечном сморщенном личике была... ярость. Жгучая ярость, малиновым огнем полыхнувшая в глазках-бусинках. Испепеляющий взгляд переместился с потрясенного Макинтайра на Фессье, затем об­ратно на Макинтайра. Ярость вспыхнула и померкла. Маленькие глазки потускнели, похожее на корень мандрагоры тельце, на миг, казалось, затрепетавшее пугающей жизнью, обмякло.

В разум Фессье вяло просочилась мысль сверхиГланна.

— Не вышло,— была эта мысль,— Опять не вышло. Когда снова настанет час, надо действовать быстрее. Если меня не уничтожить очень быстро, прежде чем я успею приспособиться, уничтожить меня невоз­можно.

Следом за ней появилась еще одна мысль, медленнее и спокойнее предыдущей:

— Позволяю тебе забыть об этом. Ты подвел меня, но я дарую тебе забвение.

Петроний рассказывает о Сивилле, которую держали в стеклянной бутылке. Она была очень-очень стара. Когда школяры собирались во­круг и стучали по бутылке, они задавали вопрос: «Сивилла, чего ты хо­чешь?» И Сивилла отвечала: «Умереть».

СверхиГланн не оправдал ожиданий своих создателей. ИГланны наделили его неуязвимостью и приспособляемостью, какой только мог­ли, но иГланны не принадлежали к виду homo sapiens. Им не под силу было дать ему способности, какими не обладали они сами. Они могли лишь усилить таланты собственной расы. Они не обладали воображе­нием. Не обладали творческим мышлением. Возможно, они вымерли потому, что подсознательно не хотели найти способ выжить. Никто и никогда не узнает этого наверняка.

В глубинах подсознания сверхиГланна прочно засел инстинкт само­сохранения, молниеносная реакция на непосредственную опасность, приводящая в действие его приспособляемость. Вопреки его собствен­ному желанию.

Он был стар, этот маленький, сморщенный, коричневый корешок мандрагоры, и не способен к творчеству, даже умозрительному. Он хо­тел умереть. В других континуумах, к которым он имел доступ, и на Земле, на протяжении всей ее истории, он искал орудие, которое мог бы обратить против себя самого. Он не знал, что такое сон. Сивилла в бутылке была очень-очень стара.

Но его возможности были ограниченны. Находясь среди людей, он мог бы заставить их экзотическую расу служить своим целям, но он не был сверхчеловеком. Он мог лишь проследить вероятные пути развития человечества и попытаться оказаться в таком месте, где это орудие по­разит его.

И он пытался. Пытался раз за разом. Он испробовал все существу­ющие средства. Теперь сверхиГланн искал новое, искал окольными пу­тями, на кружных тропах человеческих отношений. Сеть, которую он сплел для Сью и Фессье, была лишь одной из множества других, и каж­дая ее ниточка была накрепко привязана к какой-то с виду незначитель­ной мелочи. Но когда сеть была завершена, стоило лишь потянуть за самый кончик, как все сооружение заколыхалось и в ее замысловатых переплетениях проступил четкий узор.

Сью должна надеть зеленую шляпку, провести потрясающую рек­ламную кампанию и устроить вечеринку в квартире Пончика Кука. Сэм должен добиться успеха, чтобы его работа могла обеспечить ему срав­нимое со Сью финансовое благополучие, поскольку без этого равенства предсвадебная вечеринка могла бы никогда не состояться. Фессье не стал бы жениться на более преуспевающей, нежели он сам, женщине. Присутствие Фессье необходимо для того, чтобы он познакомился с Макинтайром, точно так же, как присутствие киноактера необходимо, чтобы изгнать Фессье с вечеринки. А венцом и целью всех этих замыс­ловатых построений был...

Очередной провал.

Замысловатые построения давным-давно утратили для сверхиГланна свою ценность и перестали забавлять его. Давным-давно, когда те, кто были марионетками в его искусных руках, еще ходили в шкурах или таскали по дорогам Рима бронзовых орлов. Но марионетки продол­жали развиваться, и сверхиГланн не сдавался, а конца все не было.

Ибо семя слишком глубоко укоренилось в подсознании, которое управляло похожим на корень мандрагоры телом, но не имело власти над собственными темными закоулками. Его действие было чистой во­ды рефлексом, запускающим механизм адаптивной защиты от любого оружия, какое бы ни было обращено против него. Человек может желать совершить самоубийство, но инстинктивно шарахаться от лезвия ножа. А реакции сверхиГланна были куда более действенными.

Он не мог изобрести никакого эффективного орудия самоубийства, поскольку был лишен творческого начала. Он мог лишь ждать, пока люди обучались и усовершенствовали свои технологии, — и когда появ­лялось новое средство уничтожения, маленький коричневый корешок сложными обходными путями устраивал так, чтобы оказаться на пути этого средства.

К нынешнему времени и сами эти попытки превратились в рефлекс, и, подчиняясь ему, кристальный куб шел на новый виток самоуничто­жения. Он пробовал мир за миром и в конце концов вернулся, как вы­нужден был возвращаться всегда, чтобы как можно ближе прижаться к окну в тот мир, который когда-то знали иГланны. «Если где-то и полу­чится, то только здесь,— снова и снова твердил себе он.— Только здесь...»

В бессмертном разуме сверхиГланна зародилась искорка нового за­мысла. Где-то глубоко забрезжила надежда отыскать новую лазейку к успеху. А если и в этот раз у него не получится...

Река оставалась все столь же полноводной. Он не мог повернуть ее вспять, зато мог чуточку подправить там и сям, при помощи того или иного Аладдина добиться того, чтобы открылись новые русла, чтобы когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь прекратить свое существование.

Они были женаты уже неделю. Сью облокотилась на парапет садика на крыше и сказала:

— Так лучше, чем ехать куда-то. Я хочу сказать, мы можем устроить себе такой медовый месяц, какой нам подходит, прямо здесь, в Нью- Йорке.

Фессье обнял ее.

— Конечно. Но это же просто отсрочка. Не сегодня, так завтра мы сможем поехать. Устроим себе настоящий медовый месяц попозже, ког­да ты перестанешь работать. Все равно ведь ты когда-нибудь уйдешь со своей работы.

Она улыбнулась в темноту.

— О, дай мне еще немножко побыть деловой женщиной. Нет нуж­ды спешить.