Помоги проекту - поделись книгой:
Человек должен сражаться с этими грешными помыслами. Когда он согласился на грех – это еще не все. Потому что дальше некая борьба еще может продолжаться.
Голос совести все-таки может шепнуть, что так не следует поступать, еще что-то. А вот дальше человек может оказаться в состоянии пленения. Греховное пленение – это когда душа не желает зла, но грех тащит. Я каюсь в этом грехе, я не хочу его хоть какой-то частью своей души, но нет во мне сил от него избавиться. Это пленение грехом. Но хуже состояние, которое называется «страсть», когда человек сознательно стремится всецело ко греху. Он не просто отдается ему, а отдается с наслаждением. Вот такое страстное пленение. Когда человек попал в состояние страсти или даже пленения, то избавиться от греха уже очень тяжело. Поэтому лучше бить грех, когда он еще мал.
Вот, памятуя об этом, в православной традиции накануне Великого поста поется 136-й псалом
Кроме того, это же все-таки евреи. Они очень быстро занялись бизнесом, торговлей, очень быстро начали процветать. И начали забывать свою родину. Но мало того, они начали забывать Бога. И начали, как бы между делом, кланяться местным, языческим богам. И вот тогда пророки пробуют разбудить этот народ от спячки: «Не спи! Пойми, ты здесь в плену, как бы тебе сладко здесь не было! Это не твоя земля. Не забывай Бога – у тебя другое призвание! Мессия еще должен к тебе прийти – Искупитель всех!» И вот тогда и рождается 136-й псалом. «На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о тебе, Иерусалим. Да забвенна будет десница моя, если я забуду тебя, Иерусалим. Да отсохнет язык мой, да прильпнет он к гортани моей, если я не положу, Иерусалим, память о тебе в начале веселия моего. Помните, те, кто нас пленили, они подошли к нам и сказали: “Спойте нам что-нибудь из ваших песен, спойте нам что-нибудь веселое”. – «Как мы будем петь песнь Господню на земле чужой?”»
И затем этот плач изгнания кончается страшными словами: «Дщерь Вавилона окаянная! Блажен, кто воздаст тебе воздаяние твое. Блажен, кто сделает с тобою то, что ты сделала с нами. Блажен, кто помянет тебе день, когда ты разрушила наш Иерусалим. Блажен, кто возьмет младенцев твоих и разобьет их о камень» (см. Пс. 136).
Поразительная вещь: христиане готовятся к Великому посту – время покаянного подвига, время прощения, примирения. И вдруг главное песнопение Церкви этих дней поет:
А ведь мы так и обращаемся с Богом. Мы Ему говорим: «Знаешь что, вот Тебе мы служим от сих до сих. Потом мы забываем о молитвах, в течение дня мы Тебя не вспоминаем. Мы забываем о Твоих заповедях и живем по стихии мира сего. Все врут – и мы лжем. Все крадут – и я краду. Все проходят мимо чужой беды – и я пройду. Ну, а потом, вечером, я вернусь домой и скажу: «Ах, да, я христианин, сейчас после ужина я 5 минуточек Псалтирь или что там почитаю». Значит, на самом деле Евангелие нас предупреждает:
Так вот, из наших сердец мы сделали республику. Каждый из нас – это такой ходячий парламент, Государственная Дума. И в каждом из нас идет бесконечная пря – вот мой рассудок (или, скажем так, не мой рассудок, а моя личная воля) – это спикер, председатель Госдумы, который сидит на сцене и говорит: «Так, слово пятый микрофон имеет, теперь вот ваша фракция, пожалуйста. Теперь что вы скажете по этому вопросу?»
А у меня есть масса фракций. Вот наступает какой-нибудь вечерок. И фракция, скажем, рассудка, говорит: «Ну что, пойдем, пора книжку почитать какую-нибудь». Фракция сердца робко замечает, очень робко так: «А, может…что книжки-то?.. Может, помолиться не мешало бы? В храм дорогу помнишь еще?» Есть фракция желудка, которая очень громко говорит: «Кушать надо! Какие книжки, какие молитвы, парень?!» И есть еще масса иных фракций со своими специфическими проблемами. Их много, а я один. Этих фракций много, а в каждый конкретный момент я могу делать только что-то одно. И вот спикер, то есть моя личная воля, решает: «Ну, давай я, пожалуй, заключу пакт вот с этой фракцией». Вот так во мне идет такая бесконечная парламентская «буза». Все ищут «консенсус». Иногда его находят, а по большей части – нет. Но Царствия Божия там напрочь нет. Диктатуры совести там нет. Есть что-то совершенно другое.
Именно поэтому Церковь напоминает накануне Великого поста: «Мы – пленники!»
Давайте посмотрим правде в глаза. Мы не шибко-то христиане. Радость Пасхи мы потеряли, это пасхальное чувство соучастия в Таинстве Христа мы уже потеряли… Ну, что ж, давайте теперь оглянемся и подумаем: где мы? А мы уже в Вавилон приехали, оказывается. Нас пленили наши страсти и наши грехи. Раз так, с чего может начаться восстание? С осознания того, что так жить нельзя. Дальше так жить нельзя. И вот человек должен встрепенуться и сказать: «Куда же меня это занесло? Где я?»
Преподобный Серафим Саровский для таких случаев дал такой совет: «Надо почаще спрашивать себя: Господи, как мне умирать будет?» Как мне умирать будет?.. Вот, если я в таком состоянии, как сейчас, и если моя жизнь на этом кончится, что с того? Каким я пред Богом предстану?
Если человек понимает, что он в неправильном состоянии, в плененном. Значит, надо бороться за потерянную свободу. За свободу быть христианином, за свободу жить по совести. И вот тогда дается совет, как обрести свободу: младенцев избивай! Вот эти младенцы Вавилона – это символ греха. Грех этот тебя поработил через то, что сначала постепенно гадкие мыслишки вползали в твою голову, а потом они уже развились в дебелые, матерые страсти. Так вот, пока маленькая, гадкая, грешная мыслишка не развилась в огромную страсть, вот здесь ее поймай и разбей о камень.
А камень что такое? Камень веры – Иисус Христос. Через молитву ко Христу разбиваются греховные помыслы. Чувствуешь, что в твое духовное пространство вторгся вор и разбойник – кричи! Ко Христу кричи: «Господи, помоги!» И это и будет означать, что ты не дашь этому греху пленить себя и сможешь от него избавиться.
Вот проходят эти подготовительные дни Великого поста, и вот Масленица, конечно. Масленица – удивительное время. С одной стороны, говорят, что это вроде дни языческого происхождения, еще старославянского. Может быть, может быть… Но одна из тех черт, которые, к сожалению, почти утратило современное общество, но которые были живы в традиционной Руси еще прошлого века, и которые в общем-то еще есть в Церкви, – это умение организовывать время. Время – это пространство, в котором живет человек. Вот человек приезжает в новый дом. Приехали вы в новый дом, – вы должны своим дыханием этот дом согреть. Даже если этот дом достался вам со всей мебелью, вы все равно по-своему что-то переставите, чтобы отпечаток вашей хозяйской души лежал на этом доме. Получили вы на работе какой-то новый кабинет или там за новый стол вас посадили – то же самое. Неуютно себя чувствуешь, когда в этот кабинет въехал, просто сел, и все осталось на месте. Хоть пепельницу новую завести, – а надо ж. Очеловечить, одомашнить, свой отпечаточек на всем оставить.
Так же и время – это не просто время, когда движутся созвездия, планеты летят и так далее. Время – это время человека. Человек должен жить в человеческом времени, а не в космическом. И вот для того, чтобы оставить свой след на времени, человек создал календарь. Для того, чтобы у каждого дня было свое имя, чтобы у каждого дня было свое лицо, чтобы дни были непохожи друг на друга. Поэтому каждый именуется по-своему: Георгия Победоносца, Николая Чудотворца, Марииным стоянием, Страстной седмицей. И каждый день чем-то отличается в Церкви. Они перестают быть, как в советских календарях 30-х годов писалось: «6-й день десятидневки» – полная потеря всякой человечности. Все в голый механизм превратилось. Клички вместо имен. Номера, лагерные номера вместо имен.
Так вот, традиционное общество, оно умеет так очеловечивать время, что возникает эффект контраста. Будни и праздник. Есть будничное время – время труда. А есть «день субботний», или день воскресный – день праздника, когда человек вспоминает, что он не просто труженик, он не просто раб своего клочка земли, своего дачного участка или надела земельного, а он еще кто-то. Он Богу лицо в лицо должен смотреть в этот день. Встрепенулась душа, и человек почувствовал, что он не просто гражданин мелкого уездного княжества, он – сын Божий, он – гражданин Вселенной. Такое умение – умение контрастно строить время – сегодня стерлось. И современный человек различает дни разве что по принципу: «О, сегодня “Поле чудес” или завтра “Поле чудес”?» Как наши дни строятся: «Это до программы “Время” или после нее показывать будут?»
Так вот, церковный календарь, он в этом смысле человечен, он строится на контрастах. Масленица. Буйство красок. Буйство плоти даже в некотором смысле. На Масленицу карнавалы проходят. В католическом мире, в Латинской Америке «карнавал» – это от слова «мясо». Как раз заговение на мясо, поэтому последние дни гуляют, а потом Великий пост. Вы знаете хотя бы одного тележурналиста, который бы вам об этом рассказал? Рассказал бы, что после карнавала начинается Великий пост? Я никогда такого не слышал, чтоб наши телевизионщики об этом рассказали. Это странно: как люди грешат, об этом рассказывают. Да, а о том, как каются, не любят рассказывать. Наверное, снять на видеокамеру это тяжелее.
И у нас Масленица, хорошо погуляли. Затем Великий пост тут же, без перерыва почти начинается. Совершенно другое ощущение души, другой опыт. И затем радость Пасхи. Вроде бы: вот радость Масленицы, и вот радость Пасхи. Какие они разные, эти радости… Радость плоти, радость желудка – блинная радость Масленицы, и светлая, именно духовная радость Пасхи.
Признаюсь еще в одном обстоятельстве, ради которого я люблю Православие. Я не говорю, что только ради этого, но как бы вот среди многих-многих. Это обстоятельство я бы выразил так: трезвость. Удивительная трезвость. Знаете, ведь Православие – это огромный мир, который в себя вбирает очень многое. Здесь есть поразительная мистика: в Православии нет потолка – то есть ввысь, для восхождения. Помните евангельские слова:
Католики этого боятся. Католики заявляют: «Это невозможно! Не может тварь дорасти до того, чтобы соединиться с Богом». А православные говорят: «Может! Опыт наших Святых Отцов говорит: может!», то есть, здесь нет верхнего потолка.
Но при этом Православие оказывается способным, призывая к великому, благодарно замечать маленькое. Очень часто сегодня мы видим, как появляются некие религиозные секточки, которые говорят: «Идем к Богу!» А между делом оказывается, что для этого надо все маленькое, все, что меньше Бога, растоптать: «От родителей отрекись, семью забрось, жену оставь, детей забудь – и в монастырь! в монастырь! в монастырь!» Вот Аум Сенрикё, «Богородичный центр» и т. д.
Масса таких сект! Православие умеет ценить человеческое добро. Да, оно говорит о сверхчеловеческом мире, но умеет ценить человеческое добро. И умеет понимать, что человек сложный.
Какое первое установление Великого поста? Дело в том, что вот есть такая книга, она называется «Типикон». Это книга, в которой содержится богослужебный Устав Православной Церкви. Ведь в Православной Церкви каждый день есть какой-то праздник. Кроме того, каждый день недели имеет свою символику. Каждый день недели приближает или отдаляет нас от Пасхи и т. д.
И вот как служить? Это очень сложное искусство, как строить службу, чтобы все эти краски, календари, циклы в ней совместились. И этот «Типикон» – это огромной толщины книга, которая рассказывает, как совершается богослужение в храме. Это книга для священников и для хора. Для регента хора, прежде всего – уставщика. И, кроме того, эта книга по происхождению монашеская, то есть в ней рассказываются правила жизни монастыря на год.
Надо заметить, что это некоторая сложность в жизни Русской Православной Церкви. Сложность заключается в том, что у нас есть Устав монастырской жизни, но у нас нет узаконенного Устава приходской жизни.
И это создает определенные сложности. Скажем, еще в XII веке византийские богословы обсуждали, должны ли миряне поститься столько же, сколько монахи? Например, Вольсамон, знаменитый знаток церковного права Византии, говорил так: «40 дней до Рождества постятся только монахи. Миряне постятся только 7 дней до Рождества».
Сложности, конечно, есть. Вот «Типикон» описывает жизнь монастыря. Открываем мы «Типикон» на странице «Понедельник первой седмицы Святой Четыредесятницы» и первое, что мы там читаем: «Будильщик (т. е. тот монах, который бьет в деревянную колотушку и будит братию) клеплет (т. е. бьет) часом позднее обычного ради вечернего утешения братии». Я поясню. Словом «утешение» на языке «Типикона» называется раздача вина. Когда бывает какой-нибудь праздник, то говорится, что «в этот вечер на трапезе бывает братии утешение» за трапезой предлагают вино.
Так вот, поскольку накануне было заговение и, понятное дело, что там все скоромное подъедалось и с весельем расставались, и вино тоже было на столе, и братия улеглись спать позже обычного и после изрядного пиршества, то поэтому в первый день поста подъем на час позже. Чтобы люди успели отоспаться, прийти в себя и уже не спали в храме. Это удивительно трезвенное такое наблюдение, именно как правило. Когда человек живет именно в таком церковном ритме, ему понятен смысл именно такого установления и такой фразы.
А затем начинается великопостная служба, читается удивительный канон – Покаянный канон святого Андрея Критского. Канон, который имеет очень много граней постижения. Во всей глубине своей этот Канон может быть понятен только изрядному богослову, человеку, который почти наизусть знает Библию. Это такое песнопение, очень долгое, огромное по своему объему, поэтому и называется «Великий канон».
И если его читать подряд, это занимает около трех часов…
Несмотря на то, что в наших храмах далеко не всех людей можно назвать знатоками Священного Писания, тем не менее (чудо церковного таинства служения), этот Канон любим народом, и он действительно действует на душу, берет сердце в свои руки. Он ведет его, потому что сама атмосфера храма в эти дни, в эти вечера Великого поста, само звучание этих священных слов, что-то меняет в душе человека. Ведь сегодня, мы это прекрасно знаем, жизнь не сводится к тому, что знает наш рассудок – есть действительно какие-то глубины подсознания. И вот, если человек постоянно слышит скверные слова вокруг себя, то это не может не отложиться на его душе. Если по стеклышку бьют песчинки, каждая оставляет крохотную царапинку, след каждой песчинки незначителен, но рано или поздно стекло помутнеет – эти песчинки собьются в такую сеть, что оно станет непрозрачным. Так вот, если такой эффект имеют скверные слова, то ведь доброе и светлое слово тоже обладает таким воздействием. И хотя бы поэтому, даже не понимая вполне церковнославянского языка (а сегодня многие, особенно начиная церковную жизнь, его не понимают), все-таки стоит приходить в храм и внимательно вслушиваться в богослужение. Потому что человек больше, чем его рассудок. И там, где рассудок не вполне понимает смысла слов, сердце чувствует что-то свое. А самое главное – в Каноне преподобного Андрея Критского не просто вспоминается, что вот такой-то человек сделал тогда-то то-то, а после каждого такого эпизода следует понятная любому человеку молитва:
А почему? Помните (если кто слушал Баха, или Моцарта, или Вивальди, западные католические или даже лютеранские церковные песнопения), что месса служится на латинском языке, но одна молитва поется по-гречески? «Кирие элеисон, Кристи элеисон» – это не по-латыни, это по-гречески. Потому что люди понимали, что эту греческую молитву: «Кирие элеисон» (
Вот и человек в таком положении. Да, мы нарушаем Заповеди Божии, но ведь этим мы уродуем самих себя. Если Бог говорит: «Ладно, я вас прощаю», конечно, это радостно слышать, но ведь душа так и остается больной. И поэтому в православном понимании мы просим у Бога и приемлем от Него прощение не в смысле юридическом, а прикасания к глубинам нашей души, которое может исцелить. Дело в том, что масло – это древнейшее лекарство. Более того, масло – это первое лекарство, с которым человек встречается в своей жизни. Младенчик рождается – его маслицем мажут. Масло защищает от инфекции, масло смягчает кожу. И поэтому, когда мы молимся
Великий пост – это время, когда человек находится в пути. Это путь к Пасхе. И поэтому, поскольку мы в пути, как ни странно, Великим постом, оказывается, реже богослужение. Великим постом каждый день не служится Литургия. Другие службы дневного цикла, суточного цикла остаются, а Литургия не служится. Она служится только по субботам и воскресеньям, но суббота и воскресенье считаются в православной традиции праздничными днями в любом случае – это не постовые дни. Это очень важно понять: суббота и воскресенье не входят в число дней Великого поста. Суббота и воскресенье – это не пост, поэтому там Литургия служится, а в остальные дни – нет. И только в среду и пятницу те, кто сугубо желают причаститься, могут прийти в храм и причаститься. Причащаются они Дарами, которые были освящены заранее, в предыдущее воскресенье, поэтому и Литургия называется Преждеосвященных Даров.
И, кстати, тем людям, которые еще не знают церковных установлений, я очень советую: чтобы понять, что такое Великий пост, походите в храм в будничные дни. Хотя бы на полчаса загляните, если есть в вашем городе храмы, в которых ежедневная служба – монастырский, скажем, храм. На будние дни хотя бы несколько раз зайдите, и пусть не всю службу, если с непривычки не можете всё выстоять, хотя бы 20 минут, полчаса постойте, «подышите» этой удивительной атмосферой Великого поста.
Перейдем, наконец, к тому вопросу, который возникает обычно у всех, когда речь идет о посте. Что с диетой, что с питанием? Зачем, вообще говоря, эти ограничения в пище? Неужели Богу есть какое-то дело до того, что лежит у меня в тарелке? Сказано же в Евангелии:
Итак, по мысли преподобного Серафима Саровского, пост – это не главное в жизни христианина, и молитва не главное, и даже милостыня, а главное – это стяжание Духа Святого. А пост, молитва и милостыня – средства для этого.
Итак, пост – это не главное. Пост – это дорога к Пасхе. Пост – это средство. Но дело в том, что, чтобы правильно пользоваться средством, надо знать – для чего конкретно.
Например, если я подарю молоток и скажу, что с помощью молотка можно собрать машину… ну, это правда. Но вообще-то надо указать, какие именно части в машине могут соприкасаться с молотком. А иначе вы начнете колотить куда ни попадя, и все эти полуфабрикаты, запчасти, могут разрушиться, только и всего.
Так вот, мало сказать, что пост нужен для духовной жизни. Конкретно, для чего именно? У поста (в смысле воздержания от мясной, плотной пищи) три смысла.
Первый, который больше всего знаком всем нам и с которого я начал: это знак общецерковной солидарности, действие послушания. Церковь благословляет в это время поститься – из послушания ей, из чувства своего единства, соборности с остальными христианами православными я буду в это время поститься, хотя мне это тяжело и радости никакой не доставляет и т. д. Это первый смысл, который, как я понимаю, большинство церковных людей на самом деле сегодня и принимают.
Второй смысл: пост нужен для того, чтобы сделать душу более независимой от плоти, чтобы слегка погасить избыток сексуальной энергии прежде всего. Но и здесь также с самого начала нужно заметить, что в таком случае (во втором смысле) пост приложим не ко всем. Он приложим только к людям, что называется, половозрелого возраста – то есть, может быть, начиная от подростков и кончая тем жизненным циклом, когда плоть уже не возбуждает человека. Значит, что когда, скажем, в христианской среде речь идет о посте детишек, то здесь, может быть, имеет смысл им говорить, что вот надо поститься просто из послушания. Но дело вот в чем: ведь можно проще дать человеку понять, что пост – это время такого сугубо личного подвига и время послушания. Для этого у пятилетнего малыша необязательно молоко отнимать. Перестанете его пирожными до Пасхи кормить, перестанете ему вкусности печь… Вот он привык, что вы ему ватрушки печете, а вы перестанете ему ватрушки печь и поясняете, почему не печете, а молоком поите, – для него это будет достаточный пост. А вот в тринадцать лет надо подумать, стоит ли его действительно так упорно мясом кормить или нет.
Но здесь вопрос некоей решимости. Человек действительно, всерьез намеревается ограничить буйство своей плоти или нет? «Половинка на серединку» – как бы смысла нет.
И очень часто это то, что вызывает разочарование в людях: «Вот я как бы пробовал поститься, а облегчения в искушениях не настало». И вот это тоже, конечно, серьезный вопрос, но это вопрос пастырский, что в таком случае делать.
И, наконец, третье значение поста как возздержания от тяжелой пищи – это облегчение молитвенного труда. Как однажды один старец сказал: «Есть нужно столько, чтобы когда ты встаешь из-за стола, хотелось молиться». Если ты встаешь с тяжелым чувством, так что о Боге и думать не хочется, значит, переел.
Вот есть благодарственная молитва после трапезы у православных, в которой мы благодарим Бога за то, что
А плоть – это не тело. Плоть – это та часть нашей души, которая связана с телом. Это те движения нашего сознания и подсознания, наших чувств, которые связаны с нашей сексуальностью, совершенно естественно (ведь сама по себе сексуальность безгреховна). Помните, 1-я глава Библии говорит так:
Поэтому проблема не в том, что лежит у меня в тарелке. Объесться можно и постной пищей. Проблема в том, как все это влияет на молитвенную настроенность человека.
И вот здесь возникает еще одна сложность.
Если сказано, что пост истончает плоть, через эту истончившуюся завесу такая образина может выглянуть! Пост делает человека более прозрачным. И тогда наружу могут начать проступать такие страсти, которые обычно человек в себе более-менее культурно скрывает.
Однажды у одного старца спросили: «Как можно себе представить, что такое ад?» И он говорит: «Ну, пойди в свою келью. Вынеси из кельи Евангелие и Псалтирь. Запрись. Загради все окна и двери. И не молись! Вот так, один, без молитв, проживи несколько суток, и ты поймешь, что такое ад», – состояние, когда человек один, без Бога, и когда все те мысли и страсти, которые жили в нем, они все там начинают бурлить, и он с ними остается один на один – без Бога, без братии и без духовника. И они начинают терзать его и раздирать. Так вот, пока человек живет в мире, у него есть какое-то утешение: ближние, книги и еще что-то такое. А вот когда все это отнимается, человек остается один на один с собой, оказывается, что самого страшного врага, самого страшного зверя я ношу в себе.
Так вот, начинается время поста, истончается эта завеса, и как часто бывает, что постящийся человек становится социально опасен, рядом с ним находиться страшно, он жутко раздражителен. Пока он был сыт, он злился только по средам и пятницам. А как только он постоянно чувствует источник беспокойства (а голодный желудок – это постоянный источник раздражения, он не умеет свое раздражение контролировать, он не владеет своей душой, своими эмоциями), это раздражение его желудка начинает выливаться на всех вокруг. И поэтому бывают случаи, когда опытные духовники запрещают поститься.
Вновь поймите: пост – это средство для достижения цели. А если человек к этой цели и не идет? Ему неинтересно никакое духовное творчество, духовное делание. Так в его руки молоток влагать опасно. Вот, у нас с вами кружок по сборке автомобильчиков «сделай сам». Запчасти разложены, и каждому в руки дается молоток. И оказывается, что один человек совершенно не собирается никакой автомобиль собирать. Он весьма раздражителен, а вы ему в руки молоток даете. Так он этим молотком, простите, не по болтам стучать начнет, а по головкам. Поэтому духовники иногда запрещают некоторым людям поститься. Говорят: «Нет, ты лучше спокойно живи. Вместо поста физиологического (питание) ты лучше Покаянный канон каждый день читай, в храм почаще ходи и попробуй за собой грехи прежде всего видеть. Это будет твой пост».
Вот в древнем патерике есть рассказ, который, модифицируясь, и в нашей жизни постоянно воспроизводится. Приходит человек к старцу, духовнику, и говорит: «Батюшка! Вот пост наступает, что мне кушать-то?» Или как я однажды слышал от одного священника в советскую эпоху. Приходит женщина и говорит: «Батюшка, вот я работаю в советском учреждении, поститься не могу, потому что в столовой там рыбный день только в четверг, все скоромное, и я все время на глазах у своего начальника и парторга кушаю. Лишние вопросы будут, если я буду поститься. Как мне быть, что есть-то?» В ответ слышит: «Все ешь. Людей не ешь».
Главное – воздержание от каннибализма. Людей не ешь: не гневайся, не осуждай, не раздражай – это и будет истинная жертва. В этой связи стоит коснуться еще одной детали.
В последнее время возникла проблема, которой не было лет 8 или 10 назад. Появилось, я бы сказал так, постовое извращение. Понимаете, когда десять лет назад, в советское время, человек начинал поститься, это значило однозначно: он будет кушать жареную картошку, перемежая ее с рисом и макаронами, и по большим праздникам, если удастся, он купит себе «заморскую» баклажанную икру и время от времени будет добавлять ее на краешек своей тарелки. А больше ничего, собственно, он и купить-то не может. Ну, булку будет на ходу жевать. И пост действительно будет постом.
А сегодня очень часто приходишь в православный дом, тебе подают «постовой обед»: брюссельская капуста, осьминоги, кальмары, устрицы. Все действительно постное. Но если вот так все вместе сложить: заграничное варенье какое-то, джемы, постные маргарины, кокосовое молоко (оно постное, но молоко), так получится, что на самом деле этот «скромный» постный обед стоит дороже бифштекса. И вот тогда возникает вопрос: а смысл-то нашего поста? Святитель Иоанн Златоуст так пояснял смысл поста: «Ты подсчитай, сколько денег стоит твой скоромный обед, когда ты ешь мясо. Затем подсчитай, сколько будет стоить твой обед, если ты будешь без мяса есть, а разницу отдай нищим». Вот это, говорит, смысл поста. Чтоб не просто самому питаться, а чтобы за счет этого образовывались лишние деньги, которыми можно было бы помочь человеку.
А сегодня получается феноменальная вещь. У нас это еще не так чувствуется, а вот иногда я попадаю в такую ситуацию, в Италии, например. Православный монастырь. И видишь – рыбу они не едят, а мясо едят. Не постом, а вот когда поста нет. Но по русским представлениям, в монастыре есть мясо – это просто беззаконие. Я, конечно, тоже с гневом, осуждающе, на все это гляжу: «Ну, ничего себе у вас монастырь тут – мясо едите. Рыбки бы купили!» А мне поясняют: «Так у нас рыба в два раза дороже, чем мясо». И действительно, любой человек, который знаком с западными ценами на продукты, знает – рыба там стоит в два раза дороже, чем куриные ножки, чем мясо. И возникает вопрос: ради чего тогда монастырь будет собирать деньги с прихожан, с пожертвований и эти деньги будет тратить на видимость поста? Потому что это видимость поста – рыбу едят, а на самом деле в это время с рыбой-то лепту вдовы лишнюю съедают. Так что вот об этом тоже стоит предупредить. Что, наверное, все-таки пост – это время, вновь говорю, когда мы должны быть христианами чуть больше, чем обычно. А быть христианином – это означает не только любить Бога, но и ближнего своего.
И последнее, суббота и воскресенье не считаются днями Великого поста. Но это не означает, что в эти дни церковный устав предполагает, что дожил до церковного утра и срочно жарь яичницу Великим постом. Нет. Дело в том, что это время, когда человек в храме может радоваться. Это время, когда нет покаянных молитв. Время, когда нет литургического поста. Но дело в том, что те две цели, о которых я сказал – облегчение молитвенности и утеснение плоти – это такие наступательные действия, которые требуют систематичности. За одну неделю эффекта не добьешься, то есть можно добиться, но если это очень строгий пост будет и т. д.
Я помню первый свой Великий пост, когда поехал к одному священнику на приход и там очень серьезно попоститься пришлось. Так что меня поразило: батюшка был словоохотливый (прости, Господи), и в последний день, когда мне надо было уже уезжать, он начал вспоминать духовные истории. Он, конечно, на самом деле целая духовная энциклопедия. Но дело в том, что автобус уже уходит, а он все говорит, говорит, говорит… Наконец, удается последнее благословение у него испросить и надо бежать, иначе не успею на автобус и не доберусь до Москвы… И вот, когда я после недели поста за этим автобусом побежал, вдруг ощутил себя так, как будто мне 12 или, не знаю, 10 лет.
Вот у детей радость от бега – чувство, которое очень прочно потом забываешь. Чем быстрее бежишь, тем больше радость; не усталость накопляется, а радость. Я уже давно перестал быть мальчиком, и вдруг после этого поста ощутил такую же радость движения. Ну ладно, это, скажем, почти телесная радость, хотя я должен сказать, что действительно при серьезном посте это радость для тела, облегчение для тела, это правда. Неслучайно сегодня так много разных методик лечения голоданием и так далее, но главное – душа, а здесь-то за неделю эффекта достичь не удастся.
Знаете, у мусульман пост какой, да? Вот месяц рамазан наступает, и пока солнце на небе – «глаз аллаха», они не едят. Как только настала ночь (а ночь определяется тем, что выносят на улицу две нити – белую и черную, и когда невозможно отличить, где из них какая, в какой руке – день кончился, началась ночь), возвращаются по домам. И тут, пожалуйста: плов, и все что угодно будет. До утра поели, утром поспали, и затем снова постятся до вечера. (Но должен заметить, что это правило возникло на Ближнем Востоке, а там очень темные ночи, на севере они почти белые, а там очень резкая грань дня и ночи, поэтому там это правило очень эффективно действует. Я думаю, что мусульмане здесь вряд ли могут по этому правилу поститься. Поэтому они по часам скорее отмеряют – после двенадцати, скажем, уже можно кушать.) Так вот, такой пост на самом деле столь длительного эффекта не имеет, потому что ты день как бы провел в таком посте, а за ночь столько опять всего набрал, что потом от этого не то что день – неделю надо будет от этого очищаться, из организма все это выводить.
Так вот поэтому и в православной традиции, хотя суббота и воскресенье Великого поста считаются не постными днями, но праздничными, тем не менее, в смысле диеты, так сказать, пост в эти дни продолжается, хотя с некоторым послаблением. Иногда в некоторых храмах, в семинариях даже рыба разрешается в воскресенье и т. д.
Повторюсь, пост – это не такая иезуитская выдумка, как это иногда кажется, пост имеет отношение к таинственным движениям нашей души. И поскольку пост есть путь, и путь этот кончается Пасхой, то вновь стоит заметить, что это то средство, которое действительно оправдано своей целью. В моей жизни был такой случай, когда я не мог поститься Великим постом и встречал Пасху. Вы знаете, радость была совершенно не та. Такое ощущение было, что Пасху украли. В пасхальную ночь зачитывается Великое Слово Иоанна Златоуста: «постившиеся и не постившиеся, приидите все» – для всех это радость, а тем не менее, оказывается, наша душа и даже наше тело устроены слишком мудро. И затем действительно получаешь соразмерно тем трудам, которые ты понес.
Даруй ми зрети моя прегрешения
На протяжении Великого поста мы много раз слышим молитву святого Ефрема Сирина. Вот текст этой молитвы:
При первом чтении этой молитвы после каждого прошения кладется земной поклон. Потом 12 раз про себя читается молитва: «Боже, очисти мя, грешного», – с поясными поклонами. Затем вновь читается вся молитва, после которой кладется один земной поклон.
Основной недуг – праздность, лень, нерадение, небрежность. Это – та странная лень и пассивность всего нашего существа, что тянут нас всегда «вниз», а не поднимают «вверх», что постоянно убеждают нас в невозможности, а потому и нежелательности что-либо изменить.
Плод праздности – уныние, в котором все учителя духовной жизни видят величайшую опасность для души. Человек во власти уныния лишен возможности видеть что-либо хорошее или положительное; для него все сводится к отрицанию и пессимизму. Уныние – это самоубийство души, потому что, если человек находится во власти уныния, он совершенно неспособен видеть свет и стремиться к нему.
Любоначалие! Любовь к власти. Как ни странно это может показаться, но именно праздность, лень и уныние наполняют нашу жизнь любоначалием. Лень и уныние извращают все наше отношение к жизни, опустошают ее и лишают ее всякого смысла; они заставляют нас искать возмещения в совершенно неправильном отношении к другим людям. Если Бог не Господь и Владыка моей жизни, то я сам превращаюсь в своего господина и владыку, становлюсь абсолютным центром моего собственного мира и рассматриваю все с точки зрения моих необходимостей, моих желаний и моего суждения. Любоначалие, таким образом, в корне извращает мое отношение к другим людям, стараясь подчинить их себе. Оно может выражаться также в равнодушии, презрении, отсутствии интереса, внимания и уважения к другим людям. Дух праздности и безнадежности в этом случае направлен на других; и духовное самоубийство соединяется здесь с духовным убийством.
После всего этого – празднословие. Человек один – среди всех созданных Богом тварей – получил дар речи. Но, будучи высшим даром, он в то же время и наибольшая опасность. Слово спасает и убивает; слово вдохновляет и слово отравляет. Правда выражается словом, но и дьявольская ложь пользуется словом. Когда слово отклоняется от своей божественной природы и назначения, оно становится праздным. Слово становится тогда действительно властью греха.
Покаяние, таким образом, направлено против этих четырех проявлений греха. Это препятствия, которые надо удалить. Но только Один Бог может это сделать. Поэтому первая часть этой великопостной молитвы – крик из глубины человеческой беспомощности. Затем молитва переходит к положительным целям покаяния; их тоже четыре.
Целомудрие! Если не придавать этому слову, как это часто делают, только его сексуальное, побочное значение, то его надо понимать как положительную противоположность духа праздности. Праздность прежде всего означает рассеяние, разделение, изломанность наших мнений и понятий, нашей энергии, невозможность видеть вещи, как они есть, в их целом. Противоположность праздности и есть именно целостность. Если обычно считают целомудрие добродетелью, противоположной сексуальному развращению, то это происходит только благодаря тому, что изломанность нашего существования нигде так себя не выражает, как в сексуальном разврате, в отчуждении жизни тела от жизни духа, от духовного контроля. Христос восстановил в нас целостность, восстановил настоящую иерархию ценностей, приведя нас обратно к Богу.
Первый чудесный плод этой целостности или целомудрия – смирение. Оно прежде всего победа правды в нас самих, уничтожение всей той лжи, в которой мы обычно живем. Одни смиренные способны жить по правде, видеть и принимать вещи так, как они есть, и благодаря этому видеть Божие величие, доброту и любовь ко всем. Вот почему сказано, что Бог смиренным дает благодать и противится гордым.
За целомудрием и смирением естественно следует терпение. «Падший» в своей естественной природе человек – нетерпелив, так как, не видя самого себя, он скор на суд и осуждение других. Это понятия обо всем неполные, изломанные, искаженные; поэтому он судит обо всем согласно со своими вкусами и со своей точки зрения. Он равнодушен ко всем, кроме как к самому себе, поэтому он хочет, чтобы жизнь для него стала немедленно удачной. Терпение поистине божественная добродетель. Господь терпелив не потому, что Он «снисходительно» к нам относится, но потому, что Он видит реально самую глубину вещей, которую мы по своей слепоте не видим, и которая открыта Ему. Чем больше мы приближаемся к Богу, тем терпеливее мы становимся, тем более отражаем в себе свойственное одному Богу бережное отношение, уважение к каждому отдельному существу.
Наконец, венец и плод всех добродетелей, всех усилий и подвигов есть любовь, та любовь, которая может быть дана одним Богом; это тот дар, который является целью всего духовного подготовления и опыта.
В конце концов, перед нами стоит одна опасность: гордыня. Гордость – источник зла, и зло – источник гордости. Недостаточно, однако, видеть свои прегрешения, потому что даже эта кажущаяся добродетель может обратиться в гордость. Но когда мы «видим наши грехи» и «не осуждаем брата своего», когда, другими словами, целомудрие, смирение, терпение и любовь соединяются в нас в одно целое, тогда и только тогда главный враг – гордость – уничтожается в нас.
Петров пост
Этот летний пост, который сейчас мы называем Петровым, или Апостольским, раньше называли постом Пятидесятницы.
Церковь призывает нас к этому посту по примеру Святых Апостолов, которые, приняв Святого Духа в день Пятидесятницы, в посте и молитве готовились ко всемирной проповеди Евангелия.
День Пятидесятницы, когда в пятидесятый день после исшествия Своего из Гроба и в десятый день по Вознесении Своем Господь, воссевший одесную Отца, ниспослал Пресвятого Духа на всех Своих учеников и Апостолов, – один из величайших праздников. Это совершение нового вечного завета с людьми. Дух Святой, сошедший на Апостолов, Дух истины, Дух премудрости и откровения начертал вместо Синайского новый, Сионский, закон. Место Синайского закона заступила благодать Святого Духа, законополагающего, подающего силы к исполнению Закона Божиего, изрекающего оправдание не по делам, а по благодати.
Мы не постимся в Пятидесятницу, потому что в эти дни Господь пребывал с нами. Не постимся, потому что Он Сам сказал:
«После продолжительного праздника Пятидесятницы пост особенно необходим, чтобы подвигом его очистить нам мысли и соделаться достойными даров Святого Духа, – пишет святой Лев Великий.
Поэтому-то учители, просветившие примером и наставлением всех чад Церкви, начало брани за Христа ознаменовали святым постом, чтобы, выходя на брань против духовного развращения, иметь для этого оружие в воздержании, которым можно было бы умертвить греховные вожделения, ибо невидимые наши противники и бесплотные враги не одолеют нас, если мы не будем предаваться плотским похотям. Хотя в искусителе желание вредить нам постоянно и неизменно, но оно остается бессильным и бездейственным, когда он не найдет в нас стороны, с которой ему можно напасть… По этой-то причине установлен неизменный и спасительный обычай – после святых и радостных дней, празднуемых нами в честь Господа, воскресшего из мертвых и потом вознесшегося на небеса, и после принятия дара Святого Духа проходить поприще поста. Этот обычай необходимо усердно соблюдать и для того, чтобы в нас пребывали те дары, которые сообщены ныне Церкви от Бога.
Соделавшись храмами Святого Духа и более чем когда-либо быв напоены божественными водами, мы не должны покорствовать никаким вожделениям, не должны служить никаким порокам, чтобы жилище добродетели не осквернилось ничем нечестивым. При помощи Божией и Его содействии мы все можем достигнуть этого, если только, очищая себя постом и милостыней, будем стараться освободить себя от скверн греховных и приносить обильные плоды любви».
Далее святой Лев Римский пишет: «Из Апостольских правил, которые внушил Сам Бог, первостоятели церковные, по внушению Святого Духа, первым поставили то, чтобы все подвиги добродетели начинать с поста.
Это они сделали потому, что заповеди Божии можно исполнить хорошо только тогда, когда воинство Христово ограждено от всех соблазнов греха святым воздержанием. Итак, должны мы упражняться в посте преимущественно в настоящее время, в которое заповедуется нам пост, по окончании пятидесяти дней, протекших от Воскресения Христова до сошествия Святого Духа и проведенных нами в особом торжестве.
Этот пост заповедан, чтобы предохранить нас от беспечности, в которую очень легко впасть из-за долговременного разрешения на пищу, которым мы пользовались. Если ниву нашей плоти не возделывать непрестанно, на ней легко возрастают тернии и волчцы и приносится такой плод, который не собирают в житницу, а обрекают на сожжение. Поэтому мы обязаны ныне со всем тщанием хранить те семена, которые приняли в наши сердца от небесного Сеятеля, и остерегаться, чтобы завистливый враг как-нибудь не испортил дарованного Богом и в раю добродетелей не взросли терния пороков. Отвратить же это зло можно только милостью и постом».
Блаженный Симеон Фессалоникийский пишет, что пост установлен в честь Апостолов, «потому что через них мы сподобились многих благ и они явились для нас деятелями и учителями поста, послушания и… воздержания. Это против воли свидетельствуют и латиняне, чествуя Апостолов постом в их память. Но мы, согласно с постановлениями Апостольскими, составленными Климентом, после сошествия Святого Духа одну неделю торжествуем, а потом, со следующей за тем, чествуем предавших нам поститься Апостолов».
Точной даты начала Петрова поста нет. Он зависит от того, когда празднуется Пасха. Начинается пост спустя неделю после дня Святой Троицы, Пятидесятницы, и завершается всегда 12 июля (29 июня по старому стилю).
Это менее строгий пост, чем Великий. Однако отметим еще раз, что мера строгости поста оговаривается с духовником. В большинстве случаев вступает в силу ряд послаблений.
Апостольский пост
Обычно говорят, что в эти дни постятся, подражая Апостолам, чью память мы празднуем 12 июля. Апостолы действительно постились. Но исторически Петров пост не имеет к этому никакого отношения. Впервые упоминает о нем «Апостольское предание» святого Ипполита Римского (III век). Тогда этот пост никак не связывался с Апостолами, а считался компенсаторным, то есть те, кто не смог поститься перед Пасхой, да постятся по окончании праздничного ряда (от Пасхи к Троице). Сегодня же пост именуется Апостольским – тут и возникает огромнейшее недоумение: да в чем же именно мы подражаем Апостолам? Меня коробит, когда при начале Петрова поста поясняют: этот пост существует у нас потому, что мы подражаем Апостолам, а они постились перед тем, как пойти на проповедь Евангелия, потому и мы последуем их примеру… Тут все ставится с ног на голову. Скажите, почему мы подражаем Апостолам в подготовке к делу и не подражаем в самом деле?
Ведь получается как если бы мы основательно и упорно готовились к бою, а вместо боя отправились на пикник. Есть в Церкви память о святых врачах бессребрениках (скажем, святые Косма и Дамиан). Представьте, если бы мы предложили: давайте будем подражать их подвигу. Они изготавливали лекарства, а потом бесплатно раздавали их страждущим. Вот и мы будем лекарства копить… копить… копить… А раздавать лекарств не будем. Вот также издевательски выглядит наше постное «подражание Апостолам».
Петр и Павел – это люди, которые не унаследовали, а обрели свою веру и отстояли ее. И у нас похожая судьба: по словам Андрея Вознесенского, «расформированное поколенье, мы в одиночку к истине бредем…»
Поделиться книгой: