Четверо с базарной площади

— Ничего не пойму! Ты, что ли, свалил ее, Дроля?

— Да я вроде коснулся только…

Фонарик погас.

— Коснулся… — Аркаша яростно выругался.

Голос Купца:

— Веселый, никого не было?

— Нет, нет! Я… гляжу все время.

Голос Гвардейца:

— Попробую спрыгнуть… Зажги.

И Аркаша в свете карманного фонаря начал было спускаться вниз.

— Залп! — шепнул Генка.

Кирпичи полетели один за другим.

Аркаша вскрикнул, не то от боли, не то с испугу. Фонарик мгновенно погас.

И всего какие-то секунды опять была темнота (бандиты, видимо, отбежали от люка), а потом опять засветился в пылинках луч и забегал из стороны в сторону по этажу, выхватывая из мрака причудливые «колонны» развалин.

Когда пятно света задержалось на веревке и побежало по ней к стене, у которой стояли готовые к атаке разведчики, Фат схватил один из обломков и запустил его точно в открытый люк.

Но их уже заметили.

Брань заглушила чей-то новый вскрик.

— Щенки!..

— Навозники!..

— Сукины дети…

В люк прямо сверху прыгнул Аркаша и упал, не удержавшись на ногах.

— Бежим! — крикнул Толячий. Но Фат и Генка уже бомбардировали противника. Толячий тоже схватился за кирпичи.

— Бей гадов! — кричал во все горло Фат.

— Не уйдете, фашистские оккупанты! — вторил ему Генка.

А Толячий, мгновенно опьяненный боем, заорал:

— Ур-ра!

Но сверху один за другим прыгали остальные бандиты. Дроля, вывихнув ногу, разразился проклятиями.

Аркаша попытался увернуться от града тяжелых обломков и, слепя фонариком, уже рванулся вперед, но кто-то — Генка или Фат (скорее, конечно, Фат, потому что меткость у него была необыкновенная) — угодил ему кирпичом точно по локтю, которым он прикрывал лицо.

Аркаша заматерился, луч фонарика исчез, а темноту, грохнув, разорвала вспышка пистолетного выстрела.

Темнота разорвалась и не восстановилась. Потому что вслед за первым выстрелом грохнул второй, и яркий электрический свет залил группу бандитов в углу, рядом с железной лестницей.

— Руки вверх! Стреляю без предупреждения…

Около двери на первый этаж, с карманным электрическим фонарем в одной руке и с пистолетом в другой, стоял мужик в телогрейке с разорванным хлястиком…

Бандиты один за другим начали тянуть руки кверху. Только Аркаша скрипел зубами, зажимая простреленное плечо.

Бандиты глядели не на мужика, а на дверь. И, наверное, потому, что больше никто не появился оттуда, Купец вдруг рывком выхватил из-за пазухи пистолет, и опять разом грохнули два выстрела.

Бандиты рванулись вперед… и замерли с поднятыми руками, ибо мужик остался стоять, как стоял до этого, а пистолет Купца, звякнув, упал на кирпичный пол, и правую кисть его залила кровь — на этот раз уже не симулянтская…

— Я предупреждал: руки держать над головой… — спокойно проговорил «мужик».

— Генка… — тихо позвал Фат.

И только теперь Генка, ошеломленный появлением таинственного «мужика», спохватился, что Фат почему-то давно уже сидит, привалившись к стене.

Генка бросился к другу. Рванув телогрейку за отвороты, распахнул ее.

Рубашка на груди Фата была в крови.

— Фат! Ты что, Фат?.. — спросил Генка.

А Фат, бледный как полотно, стал медленно сползать по стенке, а когда Генка, сбросив на кирпичи свою телогрейку, уложил его, Фат тихо-тихо сказал:

— Ген… Ты скажи там, на суде… чтобы они им за полковника…

Фат не договорил. Глаза его медленно закрылись, и голова упала набок.

— Стреляйте их! Стрел-ляйте! — вдруг закричал Толячий.

— Спокойно, малыш… Хладнокровнее… — отозвался «мужик», не отводя глаз от бандитов.

Генка выпрямился. Утер слезу. Мозг его затуманила какая-то беспредельная ярость.

Бандиты стояли в напряженных позах. Генке показалось, что вот-вот — и они бросятся разом к выходу.

В следующую секунду он догадался, почему ему так подумалось: из-под кепки «мужика» через висок и щеку тоненькой полоской бежала струйка крови.

Генка нагнулся, чтобы не прикрывать бандитов, и, подойдя вплотную к ним, подобрал два пистолета. Никто при этом не обронил ни слова.

Генка знал, что может получить внезапный удар ногой в голову. Но знал и то, что успеет защититься рукой, а хоть один пистолет да схватит. Впрочем, на крайность могли пойти лишь Купец и Гвардеец уже замешанные в убийствах. Остальные выжидали.

Спасибо полковнику, что рисовал друзьям схемы оружия и рассказывал, как надо владеть им.

Генка знал, что после выстрелов пистолеты остались на взводе, а патроны автоматически засланы в стволы.

Генка взял их в обе руки и стал рядом с «мужиком».

— Отнимите оружие у пацана! — потребовал Дроля. — Влепит еще!..

— Если понадобится — влепит, — сказал «мужик». — А выдержки у них побольше, чем у вас… — И он заметно покачнулся, потому что качнулся фонарь в его руке.

Генка поднял пистолеты наизготовку.

Толячий схватил два кирпича и стал рядом с Генкой.

Аркаша выругался.

Прогудел, нарастая, и оборвался звук автомобильного мотора.

Генка понял, что напасть бандиты уже не решатся.

Отстучали торопливые шаги по лестнице.

Первым на этаж взбежал тот седой капитан, что приезжал к полковнику. За ним еще несколько милиционеров и гражданский с саквояжем, какие бывают только у врачей.

Увидев Сливу, щербатый, молчавший до этого, даже рот открыл от удивления.

— Ты гляди-ка… Старый друг!

Но их уже начали выводить по одному к двери.

— Вы ранены, товарищ старший лейтенант! — воскликнул, обращаясь к «мужику», врач.

— Ничего, — сказал старший лейтенант. — Вы вон сначала к малышу…

Генка отдал пистолеты капитану и вместе с врачом подошел к Фату.

Врач разрезал рубашку Фата, повернул его немножко на бок и долго слушал, приставив к лопатке деревянную трубочку.

— Быстро в машину! — крикнул он.

Генка, Толячий и Слива кинулись было поднимать друга. Но два милиционера отстранили их и понесли Фата к выходу.

Купца и Дролю задержали у двери, пропуская милиционеров с Фатом.

Остальных бандитов уже не было.

— Доктор… — Генка осторожно подергал врача за карман пальто. — Скажите, а… Что? Все, да?..

Врач уже накладывал повязку на голову старшего лейтенанта в телогрейке. Обернулся, помедлил.

— Не унывайте, ребята. Я думаю, будет жить. И рыбачить еще с вами будет!

Старший лейтенант кивнул, как бы поддерживая врача.

В больнице

На следующий день, после занятий, в сквере городской больницы собралась почти вся школа. И каждый хотел попасть к Фату.

Но вышла сестра и, кое-как прекратив галдеж, сказала, что всех желающих будут пускать к Фату Первого мая и что сейчас ему нужна тишина, поэтому лучше, если «товарищи пионеры» сегодня тихонько разойдутся.

Некоторое время «товарищи пионеры» шепотом совещались между собой, а потом начали уходить, ступая на цыпочках, чтобы не шуметь.

К Фату разрешили войти лишь Генке, Сливе, Тольке-Толячему и «от имени пионерской дружины» — Тосе.

Генка не забыл своего обещания и рано утром (даже с разрешения матери) прибежал на Калужскую… Обо всех событиях Тося, как и договаривались, узнала таким образом в первую очередь. (Она даже попыталась вместе с тройкой разведчиков проникнуть к Фату до занятий, но тогда их не пустили.)

В вестибюле больницы, где каждому выдали белый халат, который надевается задом наперед, их поджидали капитан и старший лейтенант с перевязанной головой.

Фат лежал на спине. И на белой подушке, под белой простыней он впервые показался Генке беспомощным, слабым…

— Здравствуй, Фат…

Фат кивнул каждому в отдельности.

Сестра принесла стулья.

Капитан и старший лейтенант сели по бокам возле головы Фата, тройка бывших разведчиков — напротив, около ног, а Тося — между офицерами и разведчиками.

— Как ты себя чувствуешь, Фатым? — спросила Тося.

— Хорошо… — сказал Фат и сдвинул брови, чтобы задать свой первый вопрос.

Но капитан упредил его.

— Ты хочешь узнать про полковника?

Фат кивнул.

— Полковника убил Гвардеец — это вы разобрались верно. Купец — очень опытный рецидивист, жил в городе под чужой фамилией — это уже шестая или седьмая у него. Все было так, как вы поняли. Но Толстый не называл себя. Он сделал проще: постучал в окно. Полковник открыл, а вошел к нему Гвардеец. Это заняло не больше пяти минут, когда толпа хлынула на крик женщины.

— А Дроля? — спросил Генка.