Христианство на пределе истории

По верному размышлению политолога Александра Неклессы, «менталитету людей нового времени присуща органичная вера в роль экономического процветания как гаранта человеческой свободы. Границы мирского благополучия оказались подспудно отождествлены с мерой этой свободы. А развитие личности, ее статус – напрямую соотнесены с экономическим успехом. Потому-то угроза достигнутым стандартам процветания воспринимается как покушение на отвоеванное пространство, как размывание континента свободы окружающими его темными водами архаики. Опасность краха основополагающих ценностей существует и она должна быть предотвращена любой ценой. С этого момента либерализм начинает претерпевать знаменательные метаморфозы, и, распечатывая свои радикальные потенции, утрачивать присущую ему (казалось бы, органично!) толерантность… Возрожденчески-просветительская версия гуманизма оставалась цветущим деревом, пока развивалась в определенном контексте. Но только сейчас, на пороге предельно секулярного, постхристианского мира ее дальние горизонты обнаруживают себя парадоксальнейшим образом: гуманизм начинает проявляться как антигуманное мировоззрение»[55].

Если создается царство, вдобавок глобальное, то стоит посмотреть: как же формируются те нити, по которым эта власть будет осуществляться, и какими именно средствами она будет контролировать жизнь людей.

Глобальное управление требует высочайшей техники управления и предполагает существование весьма развитого аппарата управления. И именно западная цивилизация разработала технологию глобальной и дотошной власти. Ни одна из предыдущих «всемирных» империй не обладала аппаратом принуждения и управления столь сильным, чтобы действительно контролировать жизнь своих провинций и граждан. В лучшем случае она ограничивалась контролем над жизнью местных элит. Но для обывателя почти не было разницы – в какую из столиц уходят его налоги.

В современном же западном сообществе возникли такие «техники» управления, которые позволяют властям иметь практически полную информацию о всех сторонах жизни гражданина, а также позволяют мгновенно доносить до сведения исполнителей распоряжения верховной власти (во времена Гоголя, как мы помним, от Петербурга, стоящего на границе империи, до неких славных городов – «хоть три года скачи» – не доскачешь). При плохих дорогах, медленных средствах сообщения, неразвитых средствах связи и передачи информации столица не может контролировать жизнь провинций, а тем более отдельных граждан до мелочей. Не будем также забывать, что численность чиновничьего аппарата в прошлые столетия была весьма мала.

Сегодня средства контроля и способы добычи информации о жизни человека весьма эффективны, и с каждым поколением жизнь человека, его дом и даже его душа становятся все прозрачнее.

Сначала посмотрим на материальный аспект жизни человека. Авторитарный строй тем и отличается от тоталитарного, что он контролирует «социальное тело» человека, не претендуя на власть над его душой. Доходы человека, его материальное положение, товары, производимые и потребляемые им, – все это находится под контролем и влиянием авторитарного общества. И хотя царство антихриста будет иметь и тоталитарные черты, пока присмотримся к его чертам авторитарным. Тем более, что в «обществе потребления» люди крайне серьезно относятся именно к материальной основе своей жизни.

Развитие экономики последних столетий привело к полной экономической зависимости человека от государства. Первый шаг на этом пути – это уничтожение крестьянского «натурального хозяйства» и создание региональных рынков. Человек, не включенный в активные торговые отношения с городом, отныне уже не в состоянии прокормить свою семью. Следующий шаг – создание общенациональных рынков. Город или область, не участвующие в общенациональной кооперации, разоряются и все равно теряют как экономическую, так и политическую независимость. Наконец, в ХХ веке складывается система общемировой экономики – и теперь уже целая страна, отказывающаяся играть по правилам мирового рынка, не может отстоять своей независимости.

С точки зрения экономической эффективности – это чрезвычайно действенная система. Но она вызывает одно следствие, которое может оказаться роковым для конца истории: человек потерял навык к самостоятельной жизни. Степень его зависимости от внешнего мира не убавилась, а многократно возросла. Современному человеку угрожают опасности, о которых не беспокоился человек «традиционного общества». Он зависим не только от погоды и стихий, но и от поставок бензина и газа, тепла и энергии, а теперь еще и от потока информации. Отключение одной из артерий, питающих квартиру, город, область, страну, ведет к вымиранию их обитателей даже при таких погодных условиях, которые обогатили бы традиционные хозяйства.

Стирание национально-государственных границ происходит весьма своеобразным образом. Государства лишаются своей суверенности. Но кто же перенимает власть из их рук? Международные правящие структуры, не имеющие своего отечества, но имеющие финансовые и политические интересы во всем мире.

Трудно не заметить, что этот процесс поразительно соответствует интересам прежде всего еврейской диаспоры. Народ, рассеянный по всему миру, заинтересован в том, чтобы государственные границы и таможни не разделяли его на трудносообщающиеся островки. Народ, не собранный в своей стране (в отличие от всех остальных), ничего не теряет при ликвидации самостоятельности национальных правительств. Народ, веками контролирующий весьма значительную часть мировых финансовых потоков, склонен более всех приветствовать переход власти от политических центров к центрам финансовым[56]. Народ, всюду живущий в меньшинстве, не будет возражать против мутации демократических структур в криптократические. Ведь если демократия будет прямой, осуществляющейся по принципу: «один человек – один голос», если представительство во власти будет демократически-пропорциональным, то у евреев нет шансов на контроль над жизнью страны проживания. Но если в инстанциях, принимающих решения, голосование будет проводиться по иному принципу: «один доллар (одна акция) – один голос», то ситуация становится весьма благоприятной именно для еврейства.

Поскольку я забрел на чужую для меня территорию политологии, уступлю слово специалисту (чьи размышления, между прочим, были опубликованы в радикально-демократическом издании): «Современная глобальная архитектура явно строится по другим, нежели демократия, меркам. Так и остался манящим миражом образ универсального парламента людей, наделенных равным правом голоса. Напротив, происходит определенное умаление, падение авторитета и влияния широких политических форумов при параллельном усилении более узких, элитарных сообществ. Снижается вес ООН, ряд прерогатив которой фактически переходит к совещаниям „большой семерки“. А на европейском континенте представительная в региональном масштабе и придерживающаяся принципа равноправия членства ОБСЕ явно оттесняется от реальной политики более замкнутыми структурами НАТО. Происходит перераспределение властных полномочий от политических структур к экономическим центрам силы (наподобие МВФ или Мирового банка). Тут коррозия демократических институтов проявляется уже гораздо отчетливее. Демократия как власть людей уступает место новой форме правления: неодемократии как власти денег, манифестацией которых является привычный в рамках подобных организаций принцип принятия решений: один доллар – один голос. На ее основе в мире под прикрытием демократической фразеологии прочерчивается контур международного олигархического режима, предпочитающего действовать с позиции силы. „Родимые пятна“ подобного миропорядка зримо проявляются в североцентричной архитектуре социального космоса и иерархичности его многоярусной конструкции, в очевидном различии возможностей Севера и Юга защищать свое собственное видение реальности, свое понимание сути стоящих перед ними проблем. Речь идет именно о неравноправии влияния на общественную перспективу и принимаемые международным сообществом решения»[57].

Итак, финансовые центры подменяют собой институты прямой демократии. Интересно, однако, что при всей глобальности этой политики творцы будущей цивилизации умеют мыслить вполне конкретно. При всех геополитических размахах своей деятельности, новый мировой порядок не упускает из поля своего зрения и жизнь самых обычных обывателей. В современном обществе создается механизм, который позволит сделать жизнь человека прозрачной, как никогда прежде. Речь идет об «электронных деньгах» и «электронной торговле».

Сегодня христиане нередко видят опасность и «антихристовы знаки» в штриховом товарном коде или в электронных кредитных карточках. Верить в то, что некие штрихи и знаки могут воздействовать на совесть человека, – значит непозволительно много отдавать на откуп магии и идолам («мы знаем, что идол в мире ничто» [1 Кор.8, 4]).

Но все же в играх со штрих-кодами есть своя опасность. При электронной торговле малейшая покупка может стать легко контролируемой. В «обществе потребления» покупка и продажа – самая важная часть человеческой жизни. И электронные деньги сделают ее полностью прозрачной.

В советские времена партия вроде бы бдительно следила за всеми нами. Но была маленькая отдушина. Приходит один человек к другому в гости: «Танюша, где ты такую кофточку купила?!» А та говорит: «Достала по знакомству. Где – не скажу. И не проси. Телефончик у меня есть, но я обещала его никому не давать. Так что – прости».

Но при электронных деньгах таких секретов быть не может, потому что сама по себе кредитная карточка не доказывает, что у меня есть нужная для данной покупки сумма денег. Бумажные купюры, если я их предъявляю в необходимом количестве, есть уже достаточный аргумент, доказывающий, что у меня есть право на приобретение интересующего меня товара. Но при предъявлении электронной карточки продавец связывается с моим банком и требует от него подтверждения о том, что на моем счету действительно есть такая сумма. И компьютер банка затем списывает эту суммму с моего счета. В результате в компьютерной памяти банка четко фиксируется, где я потратил деньги, сколько и на что. Это означает, что при желании государство через банки, куда стекается информация об электронных покупках, может узнать, куда человек ездил, где был, что покупал.

Казалось бы – это неудобство есть неизбежная плата за другие удобства, которые предоставляет кредитная карточка… Но, нет – это неудобство не неизбежно. Можно создать такую математическую программу, при которой банк, осуществляя списание нужной суммы денег с моего счета, не будет знать, с какого именно счета он списывает эти деньги… «Неотслеживаемость гарантируется тем, что банк просто не знает, что именно он подписал…»[58]. До недавнего времени считалось, что в мире паролей для того, чтобы пароль действовал, его должны знать минимум два человека, общающиеся между собой. Но, как говаривал старина Мюллер – «что знают двое, знает даже собака». Сегодня криптография может создать работающие пароли, известные только одному пользователю.

Банки проявили интерес к этим математическим моделям (ибо их клиентов всегда привлекает сохранение тайны их операций). Но спецслужбы США блокировали применение этих моделей. Таким образом, прозрачность электронных платежей есть не техническая необходимость, а политический выбор «демократических» американских властей[59].

Вот размышления на эту тему совершенно светских компьютерщиков – «Дальнейшее развитие информационной техники и технологии способно отнять ту свободу, которую человечество уже имеет. Возможно, мы вступаем во второй круг несвободы, в котором ограничения распространятся не только на инстинкты человека, но и на те свободы, владение которыми кажется нам сегодня совершенно естественным. В постиндустриальном обществе мы становимся зависимыми также и от средств и методов передачи, хранения и обработки информации. Тот, кто контролирует информационные потоки, может существенно влиять на жизнь всех и каждого. Ответы на казалось бы сугубо технические вопросы: как принимать и передавать информацию? где и как ее хранить? как обрабатывать данные? кому и когда предоставлять сведения? приобретают жизненно важное значение для каждого человека и общества в целом. Когда информации так много, что человек не может контролировать движение данных о себе, то тот, кто ее сортирует и обрабатывает, будет влиять на вашу жизнь. Серьезной проблемой в современной жизни стал угон автомобилей. В качестве эффективного средства борьбы с автомобильными кражами используется передатчик, вмонтированный в автомобиль. При этом все перемещения автомобиля в городе (используются стационарные приемники – ретрансляторы) или в стране (в качестве приемника используется спутник) фиксируются и запоминаются. Данная система рассматривается и как средство осуществления расчетов за проезд по улицам, дорогам, магистралям. Приемники фиксируют время и местонахождение автомобиля, и водителю (владельцу) предъявляется счет за пользование дорогой. Для повышения защиты машины и для определения принадлежности автомобиля используется карточка владельца с персональным кодом. Эта же карточка может использоваться для оперативного расчета за проезд (при условии, что карточка – банковская). Современный человек окружен множеством цифровых данных, которые сопровождают его всюду. Эти данные записаны на его счетах и карточках, хранятся в архивах и передаются по всему миру. Можно говорить об информационной, цифровой ауре человека. И следы этих данных остаются на носителях (дисках, лентах), остаются надолго, практически навсегда. Мы сами оплачиваем развитие информационных технологий, ибо каждая из них облегчает нам жизнь, увеличивает степень нашей свободы, но одновременно предоставляет все больше возможностей для контроля за нами же. Безумная идея Кампанеллы, предложенная им в знаменитом „Городе солнца“, о размещении на перекрестках города ящиков, в которых каждый мог бы написать донос на любого и каждого, реализуется на качественно новом уровне – фактически каждый сам пишет обо всех своих поступках. Вопрос о возможности собрать, сохранить и обработать всю эту информацию не стоит, так как уже сегодняшняя техника позволяет все это сделать. Разработанная система управления базой данных ORACLE8 позволяет создавать базу данных, в которой может храниться до 512 Пбайт данных или 96 миллионов байт на каждого жителя Земли. Иными словами одна база данных позволяет ежедневно (в течение 70 лет его жизни) записывать о каждомжителе Земли по 3600 байт данных (это около 2 страниц текста). Мы становимся свидетелями (и соучастниками) революции, способной перевернуть наше представление о получении и передачи информации, работе и отдыхе, покупках и накоплении средств. Находясь в эпицентре технологической революции мы не ощущаем ее движение и не можем предугадать ее последствий. Действительно, каждое отдельное нововведение мало изменяет нашу жизнь: безналичная оплата транспорта, телефонных разговоров, покупок сами по себе мало что значат. Использование вместо ключа персональной карточки или установка автоматического контрольно-пропускного пункта вместо живого охранника также не изменяют нашей жизни. Перевод зарплаты или пенсии на счет в банке давно уже привычен. Нельзя считать революцией и переход от фиксированного дорожного налога к дифференцированной оплате за проезд по различным дорогам в разное время. Но как только все эти отдельные технологии будут объединены с помощью Сети (например, Internet) в единую систему мы окажемся в качественно новом мире, который поставит перед нами целый ряд вопросов, к ответам на которые необходимо готовиться уже сегодня. Готовы ли мы жить под постоянным контролем? Надо ли кому-нибудь собирать, хранить и обрабатывать все данные о нас? Может ли кто-нибудь воспользоваться собранной информацией? Развитое демократическое общество вырабатывает нравственные и правовые законы, обеспечивающие защиту частной жизни граждан от вмешательства как других граждан или организаций, так и государства. Более того, в настоящее время разрабатываются законы, связанные с Internet и безналичными расчетами. Но существовали и существуют тоталитарные государства (и мы еще помним о жизни в такой стране), вся жизнь граждан в которых контролировалась государством. Как будет жить человек в таком государстве при новой технике? При жесткой системе контроля можно не создавать отдельных лагерей – достаточно всем и каждому разрешить посещать только строго определенные дома, ездить по выделенным маршрутам (именно так и сделано в Пхеньяне), говорить по телефону с известными номерами, покупать перечисленные товары в указанном количестве. Этих мер вполне достаточно, чтобы вся страна превратилась в одну большую зону. Мы должны ответить на принципиальные вопросы. Готовы ли мы войти во второй круг несвободы? Готовы ли мы не допустить вмешательства в свою жизнь? И просто, готовы ли мы жить в окружении цифр, которые так легко запомнить?»[60].

Но главное, что в этой системе становится открыто контролю – это сведения о том, какую информацию человек приобретает, копит, потребляет. По тому, какие книги, фильмы, диски я приобретаю, на какие интернетовские сайты захожу, какие книги раскрываю в электронных библиотеках, очень легко составить представление о моих собственных взглядах.

И если у государства однажды вновь появятся ясно выраженные идеологические приоритеты[61], если государство вновь станет тоталитарным, требующим гражданского единомыслия[62] – то новые средства контроля позволят ему просвечивать умы и сердца людей.

Вот лишь одна из потока публикаций о «светлом» будущем в электронном концлагере:

"К 2010 году несколько исследовательских групп обе­щают создание индивидуальных компьютеризиро­ванных систем с беспрецедентными возможностями. Стивен Шварц, «папа» целой серии компьютеров, вшитых в одежду, – один из главных разработчиков лабо­ратории Human Design Group Массачусетского технологического универ­ситета. Под его пристальным внима­нием появилось и уже вышло на ры­нок портативное устройство Xybernaut с микромонитором, который надева­ется на голову. Шварц абсолютно уверен, что это только начало эпохи тотального сли­яния компьютера и человека, а сле­дующие модели будут меньше, ум­нее, доступнее и – самое главное – ин­дивидуализированными, подстраива­ющимися под владельца и самонаст­раивающимися.

Следующий после портативного переносного компьютера шаг – это компьютеризованная одежда. Иссле­дователи Human Design Group счита­ют, что со временем новые поколе­ния компьютеров будут вплетены не только в ткани одежды, но и каким-то мудреным образом совмещены с на­шими мышечными волокнами. По словам все того же Шварца, не за го­рами инсталлированные в одежду или кожу устройства, о которых сразу же после «инсталляции» можно будет забыть, «как мы забываем о шнурках через секунду после того, как завязы­ваем их».

В проекте MIThril, который ведет Шварц, принцип «техночеловека» в целом сохранен. Но, помимо класси­ческого набора, MIThril подразумева­ет возможность доступа в Интернет, модем, камеру, входящую в Глобаль­ную систему позиционирования, ко­торая определяет местоположение с точностью до сантиметра. Также MIThril оснащен так называемыми «агентами», которые фильтруют ин­формационные потоки из Сети, вы­ступая навигатором, учителем, дру­гом, доктором, советчиком и партне­ром. По словам Шварца, у каждого обладателя системы будут персо­нальные программы, способные ис­пользовать как сетевые информаци­онные базы, так и персональные и офлайновые (например, визуальная информация), которые будут обра­батываться в реальном времени. Агенты могут работать группами, распределяя функциональную на­грузку, причем они могут действо­вать, пока человек спит.

Агент является хранителем лич­ной и конфиденциальной информа­ции – банковских счетов и реквизи­тов, данных о симпатиях и антипа­тиях, он может предупредить о любых огрехах и оплошностях, недоразумениях и ошибках, ко­торые мы совершаем по рассе­янности или забывчивости.

Представьте такой сюжет из ближайшего будущего: ваш агент знает, что у вас хроничес­кий гепатит, например. Он долго вас отговаривает от пива, вы тем не менее выпиваете, наутро оказы­вается, что пока вы спали, ваш агент взял кое-какие анализы, от­правил их агенту лаборатории ана­лизов, получил результат, отправил их агенту вашего доктора, агент вы­писал лекарство (или записал вас на прием). В общем, наутро вас ждет таблетка в почтовом ящике или та­лон к врачу (если агент посчитал, что дела совсем плохи).

Еще одно устройство в системе MIThril – миниатюрные мониторы-оч­ки – также будет доведено до идеала. В ближайшие 2 – 3 года будут востре­бованы все разработки, касающиеся миниатюрных дисплеев. В оптимизи­рованном варианте команды должны – со временем – подаваться голосом. И вообще, разработчики считают, что вся эта система должна предугады­вать ваш дальнейший шаг (мысль?), дабы максимально освободить ваши руки, глаза, мозги, уши от какого-ли­бо лишнего напряжения.

Как видите, MIThril сочетает в себе самое маленькое и самое чувстви­тельное, что только существует в об­ласти компьютерных технологий. По­мимо этого, изобретение компьюте­ра, вшитого в одежду, означает, что через 1 – 2 года появятся специаль­ные ткани с протянутыми в них нитя­ми, которые и будут служить прово­дами, а основные устройства будут вшиты в швы, воротнички и манжеты.

Но одежда снимается, и тогда человек будущего остается без при­смотра, беспомощный, голый и жалкий. Здесь, конечно, непаханое поле исследований по имплантации MIThril под кожу, которая, кстати, сама является проводником.

Еще две компании, добившиеся очевидных успехов, делают акцент на установленных на внешних объектах датчиках, создающих своего рода ра­диоволновую матрицу. Это Carnegie Mellon (IBM) и Xerox Palo Alto Research Center. Исследователи из Carnegie Mellon разрабатывают систему Aura. «Аура», подобно агентам, бдитель­но отслеживает траекторию переме­щения владельцев. По словам директора Дэна Сьевь-орека, система «знает», куда вы идете: компьютер находится в режиме диа­лога с датчиками, размещенными повсюду по ходу вашего движения.

Фактически информация разлита в пространстве, но надо знать места и ключи доступа. Режиссеры братья Вачовски (Matrix), использовавшие в качестве подобного «входа» уличный телефонный автомат, кажется, не предполагали, что на момент созда­ния фильма «Аура» уже существова­ла. Правда, в одной маленькой лабо­ратории, без «матричного размаха».

«Аура» подразумевает наличие датчиков повсеместно (!) – они могут быть установлены на уличных фона­рях, в общественных местах, в мет­ро, аэропортах и т. д. Информация курсирует по телефонным проводам и образует единую матрицу, которая нацелена на поиск людей. Эта гло­бальная Сеть контактирует с крошеч­ным, похожим на таблетку чипом, который соединен с вшитым в одеж­ду компьютером.

Проект «Аура» финансируется Ми­нобороны США, и пробная модель проекта больше года функционирует в студенческом городке Carnegie Mellon: студенты могут получать ин­формацию о перемещениях друг дру­га, «агенты» напоминают и предупреж­дают о лекциях, встречах и так далее. Журнал Wired, рассказывая об этом добровольном эксперименте тотального слежения, сравнивает «Ауру» с «Большим братом», замечая, что все это напоминает великолепно организованный человеческий мура­вейник. Понятно, что каждый желаю­щий может снять с себя все датчики, порвать провода и отряхнуть их прах, однако ни одного подобного случая зафиксировано не было.

Даниель Рассел (Daniel Russell), главный менеджер Almaden Research Center (другое подразделение IBM), специализируется на миниатюриза­ции датчиков и прочих устройств, ко­торые используются в проекте «Аура». По его мнению, будущее – за беспро­водными устройствами, которые ис­пользуют радиочастоты.

Еще один экспериментальный продукт подобного рода – LifeShirt (что-то типа «рубашки жизни») от кали­форнийской компании VivoMetrics, ко­торая специализируется в области так называемых медицинских датчиков. В одежду вшиваются электроды, кото­рые контролируют состояние здоровья владельца, – подобные штуки уже используются водителями гоночных машин и альпинистами. Энтузиазм, с которым участники опи­санных проектов рас­сказывают о пер­спективах позволя­ет утверждать, что, действитель­но, к 2010 году MIThril и Aura бу­дут поставлены на поток"[63].

Царство антихриста в категориях политологии действительно можно назвать не только глобальным и даже не только авторитарным, но и тоталитарным – оно претендует на контроль над убеждениями граждан. Апокалипсис это выражает знаменитой фразой о начертании, которое антихрист ставит на чело и на правую руку человека (см.: Откр.13, 16 – 17). Десница – это образ действия; чело – образ мысли.

И вот представим себе, что антихристово тоталитарное царство решает для торжества единомыслия воспользоваться современными средствами контроля за публичной и частной жизнью граждан. Когда государство снова открыто станет антихристианским, тогда оно сможет вычислить христиан по электронным деньгам: «Как, вы не читаете книги новой мировой религии, вы продолжаете читать книги православных святых отцов? Значит, у вас неправильная идеология, с вами надо разобраться на парткоме, выгнать вас с работы!». Христианство будет считаться нарушением рolitical correctness.

Характерный случай произошел с писательницей Татьяной Толстой «в одном из американских колледжей, где она читала лекции по русской литературе. На занятии, посвященном разбору рассказа Л. Андреева „Иуда Искариот“, она предложила ученикам ознакомиться с „первоисточником“, то есть с Евангелием». Реакция администрации колледжа была незамедлительной: Татьяне Толстой было «инкриминировано… нарушение принципов политической корректности и был сделан выговор за ведение „религиозной пропаганды“ в светском учебном заведении»[64].

Сама Татьяна Толстая (кто не знает – это критикесса весьма либерального направления) написала умную и остроумную статью про американскую политкорректность. Хочется привести ее полностью – да только возникнет проблема с авторскими правами… Поэтому – некоторые фрагменты:

Русская литература вся рискует пойти под нож – ибо в ней содержатся вопиющие примеры дискриминации людей в зависимости от их пола, национальности, возраста и внешности.

"Примеры «смотризма» в русской литературе:

Для вас, души моей царицы, Красавицы, для вас одних…

(Автор-мужчина прямо сообщает, что его текст не предназначается для уродок, старух, меньшинств, инвалидов; доступ к тексту – выборочный; это недемократично. )

Как завижу черноокую –Все товары разложу!

(Это еще хуже: это называется preferencial treatment, то есть предпочтение, предпочтительное обслуживание; хорошо, если не сегрегация! Он не хочет обслуживать категории населения, не соответствующие его понятию о красоте, хотя в его коробушке «есть и ситец и парча»; в результате нечерноокие потребители не смогут осуществить свое право на покупку. Дальше в тексте, кстати, открыто описывается обмен товаров на сексуальные услуги: «только знает ночь глубокая, как поладили они». Нужны ли более яркие иллюстрации свинско-самцового шовинизма?)

Ты постой, постой, красавица моя, Дай мне наглядеться, радость, на тебя!

(В данном случае, как говорится, все каше наружу: автор-мужчина останавливает красавицу, понятно, с тем чтобы быстро забежать вперед и занять вакантное рабочее место. Ее же уделом будет безработица или низкооплачиваемая профессия. )

К греху «смотризма» тесно примыкает и грех «возрастизма» (ageism). Это когда неправильно считается, что молодость лучше старости.

Примеры «возрастизма»:

Старость – не радость.

(Просто лживое утверждение. окостенелый стереотип. )

А вот хуже:

Коммунизм – это молодость мира.

И его возводить молодым.

Здесь прямо, внаглую содержится требование отстранить от рабочих мест лиц среднего и старшего возраста. За такие стишки можно и в суд. Называть старика стариком обидно. Старики в Америке сейчас называются senior citizens (старшие граждане), mature persons (зрелые личности); старость – golden years (золотые годы).

И наконец, совсем возмутительные стихи, наводнившие всю Россию:

Под насыпью, во рву некошенном. Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном. Красивая и молодая.

Здесь и смотризм, и разнузданный возрастизм, и любование поверженностью лица женского пола, и выдавание тайно желаемого за действительное: он представляет ее мертвой, так как мужчины ненавидят женщин и желают им смерти, что опять-таки символически выражается в сексуальном акте, который всегда есть насилие, порабощение и в конечном счете уничтожение. Не пропустите ключевые слова: автор символически помещает ее в ров, то есть в яму, могилу, а сверху еще примысливает насыпь, т. е. слой земли. Убил, в землю закопал, и надпись написал: вот что он сделал. Упоминаются косы, т. е. устаревший стереотип женской привлекательности. (М. б., намек: «волос долог – а ум короток»?!) «Платок» – то же самое. «Цветной» – не расовый ли намек? Предлагаю следующую, политически правильную редакцию строфы:

На насыпи, в траве подстриженной, Живой и радостный на вид, Стоит свободный, не униженный, Достойный, зрелый индивид.

Американские феминисты (-ки) усмотрели в слове history (история) слово his (его), и предложили историю женщин называть herstory, хотя слово history– греческого происхождения и к современному английскому притяжательному местоимению his никакого отношения не имеет: мало ли какие буквы сойдутся на письме. Неважно. В параллель к слову hero (герой) предложено употреблять слово shero.

…В целом первая задача политической корректности – уравнять в статусе (за счет подтягивания) отставших, обойденных, вышедших за рамки так называемой нормы. Поэтому необходимо поднять самооценку и запретить любые оскорбления. С этим можно было бы согласиться, но беда в том, что, раз начав, трудно остановиться и провести границу. Вряд ли женщине приятно, если ее назовут «коровой» или «мочалкой». Это понятно. Труднее понять, когда американские феминистки оскорбляются, услышав слова «honey», «sugar», «sweetie», которые все соответствуют нашему «милочка» и обозначают мед, сахар, сладкое. Но подумайте сами: подобными словами мужчина указывает женщине на вторичность, униженность ее социального статуса, он как бы посылает ей сигнал о ее неполноценности: она призвана «услаждать» мужчину и не более того. Столь же оскорбительно считается подать женщине пальто (что она, инвалид, что ли? Сама не управится? Чай, не безрукая), открыть перед ней дверь, уступить место в транспорте, поднести тяжелую вещь. В газетах даются советы девушкам, как постоять за себя, когда услышишь такое непрошеное обращение: надо повернуться к обидчику и строго указать: я тебе не «honey», а такой же индивид, как ты… ну и так далее.

Почти правильная модель поведения:

Сняла решительно пиджак наброшенный (молодец, женщина: символическая реакция избавления от вековой патриархальной зависимости),

Казаться сильною хватило сил (поправочка: надо не казаться, а быть; как известно, женщина может делать все то, что умеет мужчина, и еще сверх того),

Ему сказала я: «Всего хорошего» (а вот это зря: сейчас нас учат не сдерживаться, а прямо лепить, что думаешь, то есть выявить в себе внутреннюю стерву, to discover your inner bitch).

А он прощения не попросил (все они свиньи, что хоть и общеизвестно, но всегда нелишне напомнить).

Задание: определить, является ли текст:

Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет

политически корректным или же нет? Варианты ответов:

1. Да, так как описывает женщину, преодолевшую стереотип «чисто мужской» или «чисто женской» профессии.2. Нет, так как описывает вмешательство в частную жизнь животного, а также непрошеное нарушение (unsolicited trespassing) приватности (privacy) частного жилища.

В одном американском университете разразился расовый скандал. Белый студент спал в своей комнате в общежитии. Ночью под окно пришла группа развеселых студенток (в дальнейшем оказавшихся чернокожими), буянила, визжала и хохотала. Рассвирепевший студент, которому не давали спать, – а ему с утра на занятия, – распахнул окно и заорал на одну из резвушек: «Что ты орешь, как водяной бык?! (waterbuffialo)». Вместо ожидаемой реакции вроде «Ой, извините» или «Сам такой» девушки усмотрели в высказывании (выкрикивании) студента расовое оскорбление и обратились к начальству. Начальство восприняло инцидент всерьез, – а попробуй не восприми, тебе же достанется, запросто потеряешь работу и другой не найдешь. Клеймо расиста смыть с себя невозможно. Слово за слово, разбуженному зубриле грозило отчисление. Конечно, защитники Первой Поправки к Конституции (свобода речи) тоже не дремали: свободный американский гражданин спросонья может кричать что угодно. Но и защитники меньшинств (чернокожих) не сдавались. Как это всякая сонная дрянь будет безнаказанно сравнивать черты лица представительницы угнетенной в прошлом расы с безобразным животным! Кажется, студент победил: его адвокаты сослались на то, что во-первых, на улице было темно и цвет кожи был не виден, а во-вторых, животное waterbuffalo водится только в Азии, а стало быть, сравнение шло не по внешности, а по звуку: голос барышни вызвал у студента соответствующие ассоциации, а Африка здесь ни при чем.

Пример двусмысленности высказывания на русском материале:

Не нужен мне берег турецкий. И Африка мне не нужна.

С одной стороны, автор вроде бы отказывается от территориальных притязаний и отрицает империалистическую экспансию, это хорошо. С другой стороны, он вроде бы отказывает в праве приема на работу мигрантам из стран Ближнего Востока (немецкие чернорубашечники и по сей день терроризируют семьи турецких иммигрантов) и отказывается признать вклад африканских народов в мировую культуру (в лучшем случае), а то и солидаризируется с ку-клукс-клановцами.

Расовый вопрос в Америке – заминированная территория. Достаточно сказать, что, с одной стороны, существует квота при приеме на работу, и так называемые афро-американцы, женщины, другие меньшинства должны получать, по крайней мере. теоретически, предпочтение. С другой стороны, политическая корректность требует «цветовой слепоты» (color blindness), неразличения цвета кожи: равенство так равенство. Как быть? Вот нерешаемый вопрос: если в театре лучшие роли должны доставаться лучшим актерам, а при приеме на работу должно соблюдаться расовое равенство, то допустимо ли, чтобы роль Отелло досталась корейцу, а Дездемона была черной? Если в репертуаре только Шекспир, то что делать актерам азиатского происхождения?

Президент одного колледжа сообщил, что зал, предназначавшийся для торжественного выпуска студентов, закрывается на ремонт. Студенты огорчились. "Что ж делать, – вздохнул президент, – у меня самого был черный день, когда я об этом узнал* (black day). «Ax, черный день?! Черный?! – возмутился чернокожий студент. – Что это за расистское отношение? Как плохой – так сразу черный. Слово черный для вас связано только с отрицательными эмоциями!» Долго извинялся и каялся напуганный президент: оговорился, больше не буду, простите и так далее. Отбился, могло быть хуже.

Но как же быть? Куда девать выражения «черная овца», «черная метка», «черная оспа», «черный список»? Неужели из боязни задеть чьи-то чувства, из желания быть деликатным и вежливым надо портить, менять, искажать английский язык? Надо! – считают приверженцы Пи-Си.

Конечно, «herstory» – это смешно. Это как если бы мы, носители русского языка, прозрели в слове «баобаб» слово «баба», возмутились бы и стали заменять его на «баожен», «баодам», или, в неопределенно-нейтральном ключе, «баочеловек». Вместо бабочек порхали бы индивидочки, а что стало бы с Баб-эль-Мандебским проливом, даже выговорить страшно.

С расовой чувствительностью хуже. По-русски слово «негр» звучит нейтрально, по-английски – политически двусмысленно. Очень малая часть населения хочет называть себя negro, большая часть не переносит этого слова и хочет быть black. Но из-за неприятных оговорок типа «черный день» был найден нейтральный вариант: Afro-American. Хорошо? Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, как вздыхает русский народ на завалинках. Если араб из Египта, что в Африке, переселился в Америку, может ли он считаться Afro-American? Нет, ведь он белый. А как называть черное население в Африке? Тоже Afro-Americans? Даже если они ногой в Америку не ступали? А Пушкин, наш Пушкин! Неужели и он, невыездной рабовладелец, тоже афро-американец?..

В своей статье для американского журнала я как-то процитировала строку Пушкина: «Потомок негров безобразный». Мне позвонил редактор: «Вы что, с ума сошли? Я не могу напечатать эти слова». – «Но Пушкин это сказал о себе». – «Этого не может быть». – «Может». – Молчание. – «Снимите строку». – «Не сниму». – «Тогда давайте напечатаем вашу статью под другой фамилией». – «Тогда я вообще снимаю свою статью и напечатаю ее в другом месте, сославшись на вашу цензуру» – «Это тоже невозможно. Слушайте, ваш Пушкин что, расист?» – «Наш Пушкин – эфиоп». – Долгое молчание. – «Слушайте, без этой строки ваша статья только улучшится. Поверьте мне, старому редактору». Долгий визг с моей стороны о том, что я это уже семьдесят лет слышу, и что советская власть, и тоталитарный режим, и Главлит, и Николай Первый, и кишиневская ссылка, и понятно что. И что я от бабушки ушел, и от дедушки ушел, а от тебя, политическая правильность, и подавно уйду. Визг не помогает. Тогда я меняю тактику и, холодно, злобно, раздельно: "Так. Мало того, что черных вы, белые, держали в рабстве в течение трехсот лет. Теперь вы затыкаете рот единственному русскому черному поэту, томившемуся в неволе среди берез тоталитарного строя. Вот он, расизм. Вот она, сегрегация. Генерал Ли сдался, а вы – нет. Мы что, в Алабаме?.. " Пушкина напечатали.

Есть деликатная область, касающаяся инвалидов и сумасшедших. Это Бунин мог писать о том, как прочел в детстве в старой подшивке «Нивы» подпись под картинкой: «Встреча в горах с кретином». (Медицинский кретинизм – результат дефицита йода в организме. ) В рамках Пи-Си кретины называются differently abled – альтернативно одаренные. (Вы одарены вот так, а они иначе. Все равны. А судьи кто?)

Теоретически это смешно и нелепо. Но вот в американских супермаркетах вас часто обслуживают дауны: помогают укладывать купленные вами продукты в пластиковые пакеты. Болезнь Дауна – генетическая, у даунов лишняя хромосома. Милые, доброжелательные, с раскосыми глазками, блаженной полуулыбкой и замедленными движениями, дауны всегда и всюду почему-то делают одно и то же: на дно пакета укладывают помидоры или персики, а сверху – тяжелые консервные банки. Если бы так сделал нормальный продавец то вы бы возмутились: «Какой идиот…?!» А тут это сделал именно идиот, которого вам так называть совершенно не хочется. Он вам мил, вам его жалко, его дружелюбные глазки и плоский затылочек заставляют сжиматься ваше сердце, и когда вы вспомните, что о нем вам предложено думать, что он «альтернативно одарен», то это уже не кажется вам глупым, вы благодарны политической корректности за то, что она подыскала для вас термин, чтобы адекватно выразить ваши чувства. Вы начинаете представлять себе, как он, даун, должно быть, воспринимает этот странный мир. Наверное, ему, как резвящемуся дитяти, нравится сначала взять в руки вот эти теплые круглые помидоры или мягкие румяные персики, а уж потом прикоснуться к неинтересным холодным жестянкам, – сначала живое, а потом мертвое. И в этом есть глубокий альтернативный смысл и чистая внутренняя свобода…

В лагере Пи-Си (РС – политическая корректность) это не вызвало улыбки. Они вообще не улыбаются. Тревожная серьезность, бессонные ночи на посту, суровая складка губ. Для того. чтобы успешно построить светлое будущее, кто-то должен бдить. «Спи. Светлана! Папа с трубкой…», а в американском варианте мама с трубкой и небритыми из принципа ногами не спит и несет свою бессонную службу, как опричник. Либеральная жандармерия, политический РАПП лучше знает, на три метра под землей видит. Из программ университетов, колледжей, школ изымаются политически некорректные тексты, написанные «мертвыми белыми мужчинами»: хватит, попили нашей Kpoвушки. Неизъятые тексты прочитываются с точки зрения угнетенных и клеймятся. В книжных обзорах, в рецензиях авторов хвалят за тему, за правильно выбранных персонажей: пара лесбиянок, усыновляющая корейского ребенка, больной СПИДом, вегетарианец, китайский иммигрант, требующий признания вклада китайцев в строительство американских железных дорог в ХIХ веке. Хвалят и автора, если он родился с церебральным параличом или совсем без головы. При этом больных желательно не называть больными, а считать здоровыми: они просто немножко другие. Но не хуже вас"[65].

И пока христиане не станут «меньшинством» – не ждать им никакого снисхождения…

Помню, как однажды я сам нарушил «политическую корректность». В июле 1994 года в г. Орхусе (Дания) проходил семинар с условным названием «Религия и права человека». Название было условное потому, что семинар предполагался как собрание европейских сектологов, но на борьбу с сектами никакие фонды денег не выделили. Пришлось организаторам переименовать его на «демократический» лад и программы подверстать соответственно. Поэтому разговоры о сектах велись в основном после ужина. А весь официальный рабочий день был занят идеологической работой. Бессодержательность выступлений была сродни идеологическим акциям советских времен. Представители разных конфессий вставали и делали доклады на в общем-то одну и ту же тему: «Католичество и демократия», «Ислам и демократия», «Лютеранство и демократия», «Буддизм и демократия», «Православие и демократия»… Это был дружный рапорт всех конфессий и религий: «Товарищ Новый Мировой Порядок! Религия такая-то по приказу построена и готова выполнять Ваши приказания!»

Не было только доклада на тему «Иудаизм и демократия». Ну это понятно: жена цезаря вне подозрений! А впрочем, жаль, что такого доклада не было: мне было бы интересно услышать демократическое толкование такого, например, талмудического предписания: «Некто намеревался убить скотину, а убил человека; язычника, а убил еврея, – он не отвечает по суду человеческому», поскольку «за убийство язычника еврейский суд не наказывает»[66].

Ну а в тех докладах, что все же прозвучали, под демократией почему-то каждый раз понималась не власть народа, то есть большинства, не уважение его интересов и требований, а бережное отношение к интересам меньшинств (религиозных, национальных и иных). В итоге, презрев предупреждение сатирика М. Задорнова о том, что с западными товарищами шутить нельзя, я, когда дошла очередь до моего выступления, начал его так: «Вы знаете, после того, что я тут сегодня услышал, я могу быть пророком. Я могу предсказать, кто же будет президентом США в следующем веке. Им станет одноногая негритянка, лесбиянка и мормонка: „меньшинство“ в пятой степени!» Зал был неоднороден: было немало людей из Восточной Европы и из Прибалтики. Были и представители «старых демократий». Так вот, первые в этом месте дружно расхохотались. Вторые же не позволили себе этой вольности: они сидели с каменными лицами – ведь на их глазах было нарушено табу.

Такая поистине религиозная серьезность настораживает. Мы уже и в России видим, к чему ведет такое понимание демократии. Лозунг: «Демократия – это соблюдение прав меньшинств» оказался чрезвычайно удобен для войны с христианскими народами: «большинство» должно посторониться. Если в классе будет один еврейский мальчик – демократия потребует, чтобы тридцать русских детей не смели изучать Евангелие…

Вот еще один возможный вариант нарушения «политической корректности». Мы помним, что в Советском Союзе были распространены добровольно-принудительные пожертвования в виде «государственных займов», «облигаций» и взносов в различные массовые «добровольные» общества. Если кто-то уклонялся от жертвы ДОСААФ, на его отношения с государством ложилась некоторая тень. Не захотел человек «добровольно» подписаться на «Правду» – и через некоторое время оказывалось, что его очередь на квартиру по «объективным обстоятельствам» передвинулась, профсоюзная льготная путевка в санаторий «сгорела», а годовая премия его миновала. И вообще: «Вы не сработались с нашим дружным коллективом»…

Однако, сама советская тоталитарная действительность есть не более чем тень грядущего «нового мира». А теперь представьте себе, что у государства вновь появились ясно выраженные идеологические приоритеты. И для их достижения оно решает использовать современные средства контроля за публичной и частной жизнью граждан.

И вот в этом новом мире вдруг в результате стихийного бедствия или террористического акта гибнет, предположим, дворец ламы в Лхасе. Великий памятник архитектуры, храм, признанный общечеловеческим достоянием и взятый под охрану ЮНЕСКО. Все средства массовой информации и, соответственно, все человечество – в шоке. Журналисты полны решимости воссоздать великую святыню. Идя навстречу пожеланиям граждан, всемирное государство (или некий неофициальный, но все же более чем влиятельный фонд) начинают сбор денег по всему миру для воссоздания буддийской святыни. Каждый должен внести небольшую сумму – не более доллара: с миру по нитке, а далай-ламе – храм. Но может ли христианин жертвовать на строительство языческого храма?

И если электронные деньги ясно скажут, что христианин не перечислил желаемого доллара в фонд воссоздания Лхасы, его религиозно-политическая благонадежность сразу станет сомнительной[67]. Он обнаружит себя в качестве человека недостаточно терпимого, недостаточно открытого, а значит, станет источником потенциальной агрессии (у одной из влиятельнейших современных сект – сайентологии Р. Хаббарда – есть даже специальный термин для таких людей: «пин – потенциальный источник неприятностей»). Сделать его общественную и частную жизнь достаточно неприятной – это уже дело управленческой техники. Например, если христианин – ученый, то всегда можно отказать ему в грантах (научных стипендиях) на следующий год. И даже занятость в сфере частного бизнеса его не спасет.

Если человек не будет в обществе антихриста исповедовать соответствующую идеологию, то ему не дадут работать. Как это было в советские времена: ты не согласен с партией – значит, многие профессии тебе закрыты[68].

Более того – изгнание с идеологически значимой работы нельзя будет компенсировать переходом на работу, связанную с торговлей или физическим трудом. В праве США существует понятие «слишком высокая квалификация». По этой формулировкке человеку вполне официально могут отказать в принятии на ту или иную должность. Скажем, обладателя университетского диплома бакалавра, не нарушая закона, не возьмут рядовым библиотекарем[69]. Школьный учитель или журналист, нарушивший правила «политкорректности», чье досье помечено соответствующим электронным клеймом, не сможет ни найти работу по специальности, ни нырнуть в социальный низ. Там, в социальнной глубине в советские годы можно было прятаться от режима и его идеологии. Оттого диссиденты (не те из них, которые делали из диссидентства свою профессию) уходили в кочегары и сторожа. Но скрупулезное исполнение американских законов (в случае, если они станут образцом для всего нового мирового порядка) сделает такое бегство от официоза невозможным. Уволенный человек просто останется безо всякой работы.

И надежду на милостыню ему тоже придется оставить – при электронных деньгах кусочек кредитной карточки на милостыню оторвать будет невозможно…

Более чем вероятно, что столь строгий контроль за жизнью граждан государство, в свою очередь контролируемое антихристом, будет осуществлять через электронные средства наблюдения. Электронная память, в определенных кодах хранящая все данные о жизни гражданина, электронные деньги, фиксирующие все покупки человека, позволят государству следить за такими мелочами частной человеческой жизни, которые ускользали из-под контроля даже советской идеологии. Так можно ли быть уверенным, что на эти реально существующие и все более прочные рычаги власти не лягут недобрые руки?

В мире антихриста люди будут жить со столь извращенной верой, что Христа они уравняют с идолами и языческими божками. И только тот, кто будет смотреть на Христа таким помутненным оком, – только тому государственная власть разрешит общественную деятельность. Если же человек не подтвердит своими делами свою верность антихристовой идеологии, – то ему не будет дано возможностей даже для покупок и торговли. Такой человек будет отлучен от любых контактов с обществом. И даже живя в городе, он окажется – в пустыне.

В середине ХХ века люди начали размышлять о нравственной ответственности ученых-естественников. Не всякое открытие столь нейтрально, что можно его приветствовать, не задумываясь о том, что произойдет, если оно окажется у властителей с притупленным чувством совести. Современная христианская эсхатология также все настойчивее предупреждает, что человеческая история не может дать никаких гарантий против того, что современные и все более эффективные техники управления, техники контроля за поведением людей и технологии формирования массового сознания не обернутся однажды против самого человека.

Предположим, что современные демократии действительно управляются волеизъявлением большинства. Но это большинство не само вырабатывает свои взгляды, в том числе и религиозные. Убеждения, которые оно не прочь считать своими, предлагаются ему средствами массовой информации.