Да, дети гоняли хвостатку.
Н’йирра лёгким прыжком метнулся на ветвь приземистого дерева и стал смотреть на это. В толпе пятнистых мальчишек бегали три девочки – Урши-младшая, Айюрши – внучка Урши-старшей, и Цнерши, четырёхлетняя дочка Н’йирры. Сейчас, когда сосцы девочек ещё не налились, а тела не стали грузными, они были столь же лёгки и быстры, как мальчики, но намного сильней и крупнее сверстников.
Полюбовавшись на девочек, Н’йирра стал приглядываться к мальчикам, уже не как отец и опекун, но как воинский наставник. Намётанный взгляд быстро выделил в толпе темнокожего стройного хищника лет пяти. Тот выглядел совсем мелким и тощим, но так быстро бегал и высоко прыгал, с такой беспощадной точностью кусал и когтил, что Н’йирра не удержался от восхищённого возгласа.
Смуглый мальчик и убил хвостатку. Н’йирре подумалось, что он уже достаточно взрослый, чтобы сознавать собственное физическое совершенство и красоваться им. В последнем рывке он даже не попытался схватить добычу руками. Так и ударил челюстями в прыжке, уверенно попав поперёк туловища хвостатки, перекусив ей хребет.
Пухленькая Цнерши раздражённо заворчала и рванула хвостатку к себе. Она была недовольна, она сама хотела убить. Повинуясь инстинкту, мальчик уступил добычу девочке, но всё же не сдержался и зарычал на неё. Цнерши ударила его ладонью наотмашь. Поджарый, лёгкий паренёк так и отлетел в сторону.
Н’йирра умилился. Злой нрав, несомненно, дочка унаследовала от матери. Цнерши была красивой и сильной. Если ум её окажется таким же глубоким и острым, как у Ацарши, то лучшей дочери нельзя и желать.
Хвостатку за единый миг растерзали в мелкие клочья, съели её небогатое мясо и разобрали скелетик на украшения. Н’йирра посмеивался, глядя на это. Дети набегались, запыхались, по уши измазались в крови и содержимом кишок хвостатки и выглядели совершенно счастливыми.
Спрыгнув с ветви, Н’йирра прошёл в самый центр бурной возни, сгрёб за гривы первых попавшихся малышей и потащил их к ручью отмывать. Ещё трое или четверо, радостно визжа, попрыгали ему на плечи. Кто-то даже осмелился повиснуть на его косах, и Н’йирра с рыком тряхнул головой. Чудесная была минута, безмятежная и радостная, как утренний свет.
И должно было случиться, что именно теперь Н’йирра почуял – почуял что-то странное, новое, непредвиденное. На полвздоха он остановился, пытаясь понять, с чем связано его предчувствие. Ярко сияло солнце. У ног прыгали и смеялись здоровые, сытые дети. Не было причин беспокоиться, не было повода ждать перемен. Но знобкая дрожь прошла по спине старейшины. Давно, давно задремали в нём инстинкты воина и убийцы воинов – и вот пробудились.
Н’йирра выпустил детей, направил их к ручью, подталкивая в спины, велел вслух: «Пойдите, пойдите умойтесь, иначе ваши матери вас не узнают». Сам он развернулся и зашагал туда, куда вело его чутьё – в поле за речной излучиной.
По пути он разобрался в ощущениях и разделил их, как учёный разделяет объекты по таксонам. В действительности Н’йирра ничего не чуял, то есть – не воспринял никаких новых запахов. Странное чувство относилось к плотности воздуха, словно бы к самой структуре пространства. Будто нечто дрогнуло рядом. Впору сравнить с землетрясением, если бы воздух мог сотрястись сам по себе, вследствие движения незримых, неощутимых внутренних пластов... Летательный аппарат? Н’йирра допустил эту мысль, хотя гипотеза выглядела нелепой. Если о них наконец вспомнили, то сначала должны были восстановить связь, и уж потом – лететь в такую глушь, какой была Тираи. Возможно, это был чужой, не человеческий корабль? В любом случае он бы испускал запахи.
А запахов Н’йирра не чуял.
До самого последнего вдоха не чуял. И когда обогнул рощицу, выйдя на поле, когда собственными глазами увидел до боли знакомый силуэт ай’аххара – нос его всё ещё ничего не говорил ему. На какой-то неуловимый миг Н’йирре почудилось, что разум ему изменил, и он видит призрак. В самом деле, он столько мечтал о возвращении, и вот – вестник Отчизны перед ним. Благородный ай’аххар, звёздный странник, совершенный во всех своих элементах. О, дивные очертания, что не менялись тысячи лет! Корабль-песня, корабль-легенда. Радуйтесь, сердца старого Н’йирры, забудь, Н’йирра, о том, чем должен пахнуть звездолёт, едва приземлившийся...
Если он иллюзорный – почему приминает травы? Если настоящий – почему пахнет холодом и покоем?
Н’йирра не стал размышлять дальше. Он просто выпрямился, позволив системам корабля увидеть себя, и стал ждать. Ждал он недолго.
Ай’аххар выпустил трап, и по трапу сошли двое.
2.
- Р’йенра, - сказал К’хирилл, - летим со мной.
Когти Р’йенры остановились над металлической, изготовленной специально для людей клавиатурой. Он обернулся через плечо, потом повернулся вместе с креслом. Хманк стоял в дверях. Он выглядел так же, как обычно – тонкий и бледный, будто стебель, выросший в темноте. Бесстрастный и абсолютно уверенный.
- Куда? – только и спросил Р’йенра.
- Сейчас самое лучшее время, - объяснил певчий непоследовательно, повинуясь собственной извилистой, тайной логике. – И ещё неделю будет лучшее, а потом начнёт становиться хуже. Через год будет уже поздно.
Р’йенра давно привык к такому. Он улыбнулся новой странности К’хирилла.
- Я верю, - терпеливо напомнил он. – Но я хочу, чтобы ты объяснил.
Полупрозрачное лицо певчего сделалось удивлённым.
- Что?
Р’йенра засмеялся. Встал, подошёл вплотную, положил руку на холодное слабое плечо.
- К’хириш, - сказал он покровительственно, - всё с самого начала. Что ты услышал, что ты спел, а если не ты, то кто; куда надо лететь, зачем, к чему это должно привести. Только ты слышишь эту песню, ты один, помнишь?
К’хирилл заморгал и напрягся. Сейчас наставала самая важная минута: певчий хманк выныривал из своих внутренних бездн. Ему требовалась поддержка. Р’йенра взял друга за руки и усадил в кресло, ещё хранившее тепло его тела, а сам присел на пол перед ним и заглянул в глаза певчего снизу вверх. К’хирилл повиновался как кукла. Он тихо просидел с полминуты, держась за Р’йенру, потом лицо его ожило. Р’йенра начал ждать разъяснений, но вместо этого хманк тяжело задумался, хмурясь. Р’йенра забеспокоился о нём. Возможно, К’хириш ещё не вынырнул до конца. Если это так, если ему действительно становится всё труднее и труднее возвращаться к обычной реальности, то это очень плохой путь, и в конце его ожидает совсем плохое.
Но К’хириш встрепенулся и сказал:
- Мне трудно это тебе сказать. Не потому, что мне, а потому, что тебе.
- Уже что-то, - кивнул Р’йенра. – Эта песня как-то связана с моей расой?
- Напрямую, - К’хириш снова напрягся, так болезненно, судорожно, что Р’йенре стало его жалко. – Это о вас.
Сказать по чести, сейчас Р’йенру больше беспокоило состояние К’хириша, чем тайны, которые ему открылись. Тайны явят себя в свой срок, а вот срок жизни, отпущенный певчему хманку, может вдруг сократиться во много раз.
- Я надеюсь, ты будешь рад, - сказал певчий и странно прибавил: - В конце.
- Ты хуже анкайи, - сказал Р’йенра и заставил себя улыбнуться. – Как мы полетим?
К’хирилл прикрыл глаза и немного посидел так, потом встал, мягко отведя руки Р’йенры. Выражение болезненной усталости ушло из его черт, даже краска вернулась на щёки. Р’йенра вновь отметил странный эффект, о котором знал давно, но природы которого так и не сумел понять: каким-то образом он, Р’йенра, мог поделиться с К’хиришем своей силой, жизненной энергией. Это было как согреть замерзающего. Но всё же не вполне именно так. Иным образом, словно бы более глубинным и сложным.
Обычно это делали другие хманки – боевые хманки. Они умели согревать певчих, как холодные хманки умели успокаивать их чересчур возбудимую, расстроенную нервную систему. Холодные хманки снимали генерализованную тревожность, боевые – давали певчим силы жить, а сами певчие обладали властью. Нужно было досконально знать физику скрытых измерений, чтобы хоть отчасти понять природу этой власти. Тем, кто не занимался высокой наукой, оставалось лишь подмечать внешнее.
К’хириш был потомком нескольких поколений великих певчих. И он родился слишком сильным и слишком слабым. Много лет жизнь едва теплилась в нём, потому что ни один хманк не мог согреть его по-настоящему. Отчаявшись, дед К’хириша обратил разум к музыке внешней бездны. Он искал пути спасти внука и нашёл их. Ответ, как часто случается, оказался совсем рядом и был очень простым. Помочь К’хиришу мог представитель другой расы.
- Дед увидел вероятность одновременно со мной, - сказал К’хириш уже нормальным голосом, строя речь в соответствии с нормальной логикой. – И он заранее обо всём позаботился. Корабль уже готов. Позвони М’рхайре.
Р’йенра уселся в своё кресло.
- Ты знаешь, что он согласится, конечно, - сказал он со смешком. Вот к чему трудней всего было привыкнуть: певчий никогда не задавал вопросов и не спрашивал согласия, потому что всегда знал заранее.
К’хириш улыбнулся.
- Прости. Я опять забыл.
В задумчивости Р’йенра облизнул клыки, и улыбка покинула его лицо.
- Ты ведь не только это знаешь, - сказал он К’хиришу.
- Да, - К’хириш опустил голову. – Почти минуту. Но не важно. Ты будешь. А!.. прости, - и он перевёл со своего птичьего языка: - Я знаю заранее почти каждую минуту этого путешествия. Но это твоё путешествие, Р’йенра, а не моё. Твоё и М’рхайры. Вас ждут... разные вещи. Хорошие, плохие, очень важные.
Р’йенра приподнял уши, и его серьги звякнули.
- Вот как?
К’хириш кивнул и прибавил вдруг:
- Я хочу... поблагодарить вас. Я надеюсь, будет хорошая благодарность.
Р’йенра подошёл к нему и положил руку на плечо, чуть прихватив когтями его свитер в знак дружбы. К’хириш улыбнулся и сказал:
- Пойдём посмотрим корабль.
Лиловое небо Дикого Порта окрасилось розовым и зелёным – садилось солнце. Кроны деревьев парка согласно шумели. Р’йенра шёл рядом с маленьким хманком, внимательный, будто телохранитель, хотя К’хириллу и не могло грозить никаких опасностей, кроме тех, что крылись в его собственном разуме и теле. Певчий смотрел вдаль и улыбался чему-то. По дороге Р’йенра позвонил своему «второму лезвию» и фыркнул, поняв, что М’рхайра не просто согласен сорваться и лететь, а рад этому предложению, как ребёнок. Чего же было и ждать. К’хириш знал заранее...
Корабль стоял на парковой площади, стройный и тёмный. В центре площади бил фонтан с голубовато-серебряной водой, и в красках заката, на фоне летучей громады, вода искрилась и переливалась сиянием. Все космодромы в Ареале хманков давно демонтировали или просто бросили за ненадобностью... Немногочисленные прохожие подолгу задерживались перед кораблём, любовались.
Он был поистине прекрасен, такой же, как большинство кораблей хманков в эту эпоху. Изящный корпус ай’аххара людей, заключающий в себе людьми же созданную систему жизнеобеспечения – никто до сих пор не изобрёл лучшей. Три комплекта двигателей – хманкские антигравитационные, хманкские гиперпространственные, анкайские поглощающие. Гибридный искусственный разум, сочетающий в себе достоинства хманкских и анкайских систем. К’хириш подошёл к кораблю и некоторое время общался с ним, пока Р’йенра просто разглядывал звездолёт, присев на бортик фонтана. Такой корабль взлетал легко, как птица, и не наносил природе ни единой раны; это было очень по-человечески, и очень Р’йенре по душе. Хманки от людей научились так беречь живое. Казалось бы, удивительно: ведь люди – хищники, а хманки – нет. Но ответ в том, что хищник не может ненавидеть добычу, равно как и пренебрегать ею. Он бережёт добычу до часа, когда ей суждено отворить ему свои артерии...
Быстрой побежкой приблизился М’рхайра и нырнул головой в фонтан. Р’йенра со смехом ударил его, когда «лезвие» тряхнул гривой и окатил его веером брызг.
- Так куда мы всё-таки летим? – сказал он.
- Далеко, - ответил Р’йенра загадочно и самодовольно. – На край мира, где скрыты тайны предков.
М’рхайра дёрнул его за косу, а потом сказал непоследовательно («Точно певчий», - с ухмылкой подумал Р’йенра):
- Знаешь, за что я люблю К’хириша?
- За что?
- Он умеет не рассказывать всего самого интересного.
«Да, - внезапно ответил хманк безмолвно, согласно прозвучав в обоих их разумах; К’хирилл не оборачивался, он продолжал общаться с кораблём и выглядел бесстрастным, а мысленный его голос словно воду в фонтане окрашивали серебряно-голубые тона, и он искрился от смеха. – Да. Я знаю. Я стараюсь. Ведь так намного веселей».
Позже Р’йенра думал: навряд ли они вели бы себя столь беспечно, знай, с чем столкнутся на самом деле. Может, К’хириш поступил бы честнее и добрее, рассказав им всю правду. Он, разумеется, лучше знал, как поступить... Если не выбирать выражений, то его поступок был похож на предательство. Однако, создав события и позволив им развиваться своим чередом, К’хирилл Васильев обернул их так, что они действительно стали благодарностью Р’йенре и всей его расе.
Таковы певчие хманки. Если не готов принимать, держись подальше.
Полёт длился почти неделю. Очень долго для новых двойных двигателей. Лет сто назад то же расстояние самый быстрый корабль покрыл бы только за пару месяцев. Звёздный сектор, в который они вошли, был плохо изучен. Р’йенра подумал, что его ещё много лет не начнут всерьёз изучать. Мало кто в Галактике сейчас поддерживал исследовательские программы. Разве только любительские общества хманков и лаэкно. Разум корабля в стремлении предоставить пассажирам максимум информации обратился к каким-то очень древним, не полностью расшифрованным архивам. К’хириш сказал, что данных ему достаточно, и уверенно указал кораблю цель. Р’йенра и М’рхайра в ту минуту стояли у него за спиной: обоим очень нравилось смотреть на то, как певчий ориентируется в трёхмерной карте. Карта брала такой масштаб, что К’хириш ходил среди звёзд, как у себя дома. Иллюзорные светила раскрашивали его кожу сетью бледных теней.
Хманк долго смотрел на планету, когда корабль вынырнул в пространство рядом с ней. Корабль отключил двигатели и выпустил вниз зонды, а сам стал искусственным спутником и задремал на высокой орбите. Взгляд К’хириша медленно скользил по зелёным лесам и белым горам, жёлто-коричневым пустыням и синим океанам. Р’йенра больше внимания уделял отчётам о химическом составе, климате и магнитном поле. Судя по ним, планета скорее напоминала Хманкан, нежели Кадару или Седьмую Терру. «Это здесь нас ждут тайны предков?» – иронично подумал Р’йенра. Он был отчасти разочарован. Только сейчас он понял, что неосознанно ждал увидеть копию Кадары, наподобие того, как Терра-без-номера была копией Хманкана.
Потом он подумал, что К’хириш сейчас видит именно Хманкан – древнюю прародину своей расы, куда К’хиришу и его народу путь был давно заказан. Большая война разделила хманков, расколола их, как скалу раскалывает удар молнии, и две части единой некогда цивилизации более уже не возвратятся к единству.
- Завтра, - сказал К’хириш.
Р’йенра понял его и без расшифровки. К’хириш знал нужное время с точностью до минуты. По какой-то причине не стоило сажать корабль сейчас, следовало обождать, пока сменится день. Завтра начинались события.
Р’йенра коснулся его руки в знак понимания и ушёл.
- Я останусь тут, - сказал К’хириш ему и М’рхайре. Он прошёл к креслу пилота и сел в него, отвернувшись от пульта управления. – Это – ваше. Ваши... – он запнулся, - ваши события. Я буду только помехой. Когда... если...
Р’йенра фыркнул. Хманк опять запутался – не в своих песнях, конечно, а в том, о чём стоило и не стоило предупреждать друзей.
- Говори как хочешь, - опередил его М’рхайра. «Лезвие» насмешливо улыбался, почти скалился. – Мы знаем тебя.
- Спасибо, - искренне сказал К’хириш. – Когда вам будет очень нужно, позовите меня, я постараюсь помочь. Я всё время слушаю.
- Непременно, - вновь перебил Р’йенру М’рхайра. Оскал его стал шире. Несмотря ни на что, М’рхайра до сих пор не признавал истинные масштабы власти певчих, и теперь он не верил, что им с «лезвием» может потребоваться помощь К’хирилла. В то, что К’хирилл способен им помочь, он тоже не верил.
Он просто недостаточно долго с ним общался.
Р’йенра – верил.
Больше того, он привык верить и не беспокоился уже, и потому сказал о другом:
- К’хириш, если тебе самому надо будет помочь – зови. Не терпи. Если тебе станет плохо, я рассержусь.
Хманк улыбнулся, оцепенело глядя прямо перед собой. Бледный, хилый, маленький. Абсолютно уверенный.
- Удачи, - сказал он.
О том, что на краю поля стоит человек, они знали – предупредил корабль. У М’рхайры грива дыбом поднялась от возбуждения: обещанные им тайны были не мертвы, не законсервированы в хранилищах данных. Живые собратья ждали их здесь! Р’йенра сам вновь и вновь дёргал ушами, чувствуя, как не в лад колотятся его три сердца.
- Это беженцы, - сказал М’рхайра. – Но я ничего не слышал о них. Когда они сюда прилетели? После Первой войны? После Второй? Что это за люди? Как они живут здесь? Что они нам скажут?..
- Замолчи, - взмолился Р’йенра. – Иначе мы будем похожи на детей. Выйдет глупость.
- Меня это не пугает, - сказал М’рхайра и расхохотался. – Такая новость! К’хириш не слукавил. Но интересней всего мне, что сохранили эти люди. Может, мы узнаем что-то ещё...
Весёлость ушла из его облика так же быстро, как появилась. Р’йенра вздохнул и провёл рукой по ушам. М’рхайра говорил уклончиво, и Р’йенра знал, почему. Знал, о чём. Две проигранные войны поставили человечество на грань выживания. С тех пор прошли многие десятилетия, численность неуклонно восстанавливалась; но была потеря куда горшая – невозвратимая. Полмиллиона лет культурного наследия канули во тьму. Жалкие остатки человеческой расы, цепляясь за жизнь, не нашли сил заботиться о сохранении информации. Они сберегли так мало, так страшно мало! Из памяти о прошлом уцелела лишь память о том, что прошлое было великим. Всё, что они знали о полумиллионе лет письменной истории человечества, теперь умещалось на нескольких страницах.
И ярче, чем радость встречи, была радость надежды: возможно, эти люди сохранили память. Пусть не многое, но хоть что-то.
Они вышли и остановились внизу, у трапа, в яркой жёсткой траве. Ветер принёс тысячи переплетённых запахов, по большей части растительных, но запахи крови и плоти также были среди них. Р’йенра и М’рхайра одновременно учуяли незнакомца и одновременно наставили уши.
Он был настороженным, и внимательным, и очень удивлённым. Он подозрительно принюхивался, щуря глаза. И не двигался с места; он напоминал бы статую, если бы ветер не покачивал его косы. В нём не было ни возбуждения, ни приветливости.
- Что нам правильней сделать? – пробормотал М’рхайра. – Пойти к нему самим или нет?
Р’йенра прижал клыками нижнюю губу. Настороженность незнакомца с запахом передалась и ему. Он задумался, разбираясь в доносимых ветром оттенках.
- Мы ему не нравимся, - определил он наконец. – М’рхайра, почему? Так сразу?
М’рхайра досадливо фыркнул, в горле его заклокотал и погас тихий рык: «Откуда мне знать?»
«К’хириш?» - подумал Р’йенра. Он чувствовал себя глупо: они ещё и словом не перекинулись со встречным, а он уже растерялся и обращается за помощью к певчему... В тот же миг он ощутил К’хирилла странным образом, некой частью сознания: хманк сидел на полу в кабине, скрестив ноги и положив руки на колени. Он был очень глубоко во внутренней бездне, и его разум накрывал луг и лес, точно купол силового поля. «Р’йенра, не надо говорить со мной часто. Действуйте сами. Сейчас: сравнивай. Я дам одно: вы говорите на чужом языке».
У Р’йенры холод стёк по спине. М’рхайра рядом замотал головой и выдохнул древнее ругательство, какое и с уст стариков уже не срывалось: ймерх-се! Великая смерть!..
М’рхайра быстро соображал.
Они говорили на лучэне, гибридном языке Седьмой Терры, взрывчатой смеси русского, путунхуа и астро-английского. В сущности, это и был их родной язык – тот, на котором они быстрей и точней всего выражали мысли. От богатства человеческих языков остался только упрощённый общий и пара медленно дотлевающих диалектов. На Кадаре общий язык вправду оставался живым, но Р’йенра и М’рхайра родились на Диком Порту, и их матери говорили с ними на астро-английском. В университете на факультете дипломатии цивилизаций лекции читали на русском, а на улицах и в информационных сетях говорили на лучэне.
- Значит, упрощённый общий, - медленно проговорил М’рхайра, и Р’йенра поморщился. Произношение у любимого друга было отвратительное – ни одной грудной рычащей, сплошь горловые.
- У нас будут проблемы, - пробормотал Р’йенра, и М’рхайра пихнул его кулаком.