Иван Грозный

Глава 15

Стефан Баторий

Упразднение опричнины вылилось в бесконечные споры между боярами о праве старшинства. В армии потомок воеводы, который командовал Большим полком, отказывается повиноваться тому, чьи предки командовали лишь полками Правой или Левой руки. То же происходит при дворе, где каждый кичится своим происхождением и не считает нужным уступать менее знатному. Царь устал от этих мелочных споров и, как правило, обратившись к древним актам, решает вопрос в пользу более старинного рода. Но иногда, как в случае с Борисом Годуновым, навязывает свою волю, не считая нужным что-либо объяснять окружению. На вопрос герцога Курляндского, как русские могут смириться с таким тираном, как Иван IV, посол Сукорский отвечает: «Мы всегда преданы нашему царю, будь он добрый или злой». Эта покорность государю поражает всех иностранцев, которые присутствуют на приемах. Русские обычно стремятся поразить гостей роскошью одежд и строгостью этикета. Когда царь направляется в храм, то идет медленно, опираясь на длинный «каповый, единороговый» посох, в шитой золотом накидке, украшенной драгоценными камнями, в шапке, отороченной собольим мехом. Величием своим он напоминает высшего иерарха церкви. Его сопровождают четыре боярских сына, одетые в шитые серебром платья, подбитые горностаем, в белых сапожках, с серебряной секирой на плече. За ними – длинная процессия бояр в великолепных одеяниях, которые после службы меняют, чтобы сесть за стол и не упустить возможности продемонстрировать путешественникам роскошь своего исподнего. В действительности вся одежда взята из гардероба царя, куда ее и возвращают после торжества, чтобы еще раз напомнить боярам, что все в этом мире принадлежит государю.

Впечатление всесилия Ивана усиливает церемония, происходящая во время пиров: заняв свои места, приближенные почти с религиозным благоговением ожидают первого царского жеста – он начинает раздавать хлеб и соль. Их разносят бояре, и каждый, получивший этот дар, должен встать и поприветствовать государя. Затем царь велит поднести всем иностранцам по кубку вина от его имени, все должны встать. Когда наступает черед мяса, все снова должны быть на ногах. После того как приступают к еде, государь дает самые сочные кусочки высшим боярам, которые в ответ поднимаются. Когда он пьет за здоровье кого-то из присутствующих, что случается довольно часто, трижды осеняет крестом кубок, который протягивает ему слуга, а присутствующие вновь стоят, склонив головы. Благодарность хозяину за еду и вино не иссякает: все исходит от него, его сотрапезники – его должники навеки. Из-за много раз повторяющегося обряда обед длится порой пять часов. На столах сменяют друг друга запеченные куры и лебеди, журавли со специями и рябчики под соусом, фаршированная рыба и похлебки разных сортов. Над всем этим витает запах чеснока, шафрана, лука и кислого молока. Едят пальцами, складывая кости на золотые тарелки. По бородам стекает сок, языки блестят, голоса разносятся громче. Необходимость выпить до дна каждый кубок, который присылает царь, приводит многих в состояние, близкое к обмороку: в желудке соседствуют медовуха, рейнские, французские и мальвазийские вина, водка, квас. Когда гости выходят из-за стола, случается, что Иван в знак расположения отправляет им домой еще питье и еду, которые должны быть выпиты и съедены тут же, в присутствии гонца. Неумеренная еда и питье сопровождают каждое событие, любой христианский праздник приходит через желудок. Что касается последствий такого обжорства, то царь, как и его подданные, относится к ним с пренебрежением. Вылечить любую болезнь можно, выпив полстакана водки, приправленной чесноком и перцем, съев лук и попарившись в бане – прислушиваясь к своим английским лекарям, государь не пренебрегает русскими средствами. Хороший едок и любитель выпить, он считает, что сила человека зависит от пищи, которую тот поглощает.

Во дворце разрешены многие удовольствия, которые не одобряет Церковь: придворные играют в карты, царь – в шахматы. Он любит наблюдать за проделками скоморохов и шутов. Их откровенные остроты, в которых они не щадят никого, частенько разряжают взрывами смеха тяжелую и застоявшуюся атмосферу двора московского государя. Но только кто-то перешел границы дозволенного, следует опасаться царского жезла. Как правило, достаточно движения ресниц, чтобы они замолчали. Тот, кто хочет дышать в Кремле полной грудью, оказывается в ином царстве.

Близкие Ивана давно ждут, когда он остепенится. Но в возрасте сорока пяти лет, хотя он стал дольше спать, у него появились одутловатость и одышка, все так же объедается, так же жесток и так же любит женщин. За два года супружества царица Анна ему надоела, государь упрекает ее в неспособности родить наследника, отказывается от нее и отправляет в монастырь, где она становится монахиней Дарьей.[16] Следом, не спросив никакого церковного одобрения, берет в наложницы Анну Васильчикову – девицу происхождения совсем незнатного. Никакой свадьбы не было, к тому же она скоро умирает. Ее место занимает прекрасная Василиса Мелентьева, с ней Иван переживает свой шестой медовый месяц. Но, кажется, все матримониальные планы царя обречены: несколько месяцев спустя выясняется, что у Василисы есть любовник – Иван Девтелев. Его казнят у нее на глазах, сама она вешается. Новая жена, Мария Долгорукова, огорчает царя еще больше, чем предшественницы: во время первой брачной ночи он понимает, что она не девственница. Этот обман выводит его из себя – это кажется ему надругательством не только над государем, запятнан сам Бог. На следующий день молодую женщину привязывают к телеге, подстегивают лошадей, и те несут ее к реке, где она тонет. Парализованная ужасом Церковь не в силах ни осудить убийство, ни благословлять бесконечные союзы царя.

Он же говорит, что устал от жизни, почестей и политики и мечтает о черной ризе монаха. И, как бы готовясь к своему уходу, неожиданно объявляет, что отказывается от своих обязанностей в пользу одного из татарских князей из его свиты, крещенного под именем Симеона Бекбулатовича, женатого на дочери Мстиславского. «С сегодняшнего дня ты станешь царем, а я – твоим подданным», – говорит он неотесанному и мягкосердечному юноше, который уверен, что все происходящее – опасная шутка. Семь лет назад царь отдал одежду со своего плеча и венец старому боярину Федорову, прежде чем убить. Не ждет ли и его та же участь, когда сядет на трон? Он дрожит от страха и смиренно улыбается. Но на этот раз Иван проявляет великодушие – искренне хочет, чтобы Симеон занялся делами страны. Тот, изумленный, принимает прошения, подписывает указы, дает аудиенции священнослужителям, сановникам, иностранным послам. Затерявшись в толпе придворных, Иван забавляется поведением «царевича». Сам публично оказывает ему знаки самого глубокого уважения, обращается к нему с прошениями, вылезает из повозки, подъезжая ко дворцу, где живет его «дублер». Но на самом деле ничего не изменилось: Симеон лишь видимость, реальность – это он, Иван. Не корона дает власть, но происхождение, сердце, взгляд. Иван, которому все позволено, остается царем – и никто не думает иначе. Склоняются – перед Симеоном, трепещут – перед Грозным. Он – избранник Божий и не нуждается в скипетре, чтобы править. Когда захочет, снова возьмется за управление государством. Эти странные «каникулы» длятся почти год. После чего «царь Симеон» сгинул, а на сцене вновь появился царь Иван, довольный разыгранной комедией, – он любит посмеяться над другими. Однажды велит московским властям принести ему шапку, полную блох, для приготовления снадобья. Когда приказ оказывается невыполненным, требует выплатить штраф в семь тысяч рублей. И хвастается этим перед приближенными, которые шумно реагируют на его радость.

Прогнать Симеона и вновь занять свое место царя вынуждают польские дела. После выборов герцог Анжуйский поклялся на Библии в соборе Парижской Богоматери уважать свободу Польши. Но только через шесть месяцев приехал в Варшаву на коронацию. Поляки требуют, чтобы, перед тем как получить скипетр, он пообещал не вмешиваться в жизнь Церкви на территории королевства. Яростный католик, он презрительно смиряется с этим. Напомаженный и напудренный, французский щеголь чувствует себя не в своей тарелке среди этих грубых и гордых людей, которые говорят, что не знают, как его называть: «король-женщина» или «королева-мужчина». Они столь же недовольны им, как герцог ими. С облегчением узнает он о кончине своего брата Карла IX, которая позволяет ему вернуться во Францию. Тайно сбегает однажды ночью, верхом мчится в Париж, где становится королем Генрихом III и, несмотря на настоятельные просьбы своих бывших подданных, отказывается вернуться в Польшу. Сейм торжественно лишает его королевского титула в 1575 году.

Поляки вынуждены вновь заняться поисками короля. Опять начинаются интриги, взятки, обещания. Воспользовавшись беспорядками в стране, татары нападают на Украину. Это обстоятельство заставляет польское дворянство ускорить решение вопроса. Кандидатура Ивана снова не проходит из-за его неуступчивости. В конце концов, не сумев выбрать кого-то одного, 12 декабря 1575 года сейм избирает двух королей: германского императора Максимилиана и венгерского князя Стефана Батория. Больной Максимилиан не в силах приехать на коронацию. Стефан же, полный решимости, спешит в Краков, покоряет своих избирателей энергичными речами и еще больше упрочивает свое положение, женившись на сестре покойного Сигизмунда-Августа Анне. Первого мая 1576 года чета коронована, 12 октября, очень кстати, умирает Максимилиан.

Теперь есть единственный король Польши – Стефан Баторий. Ему двадцать три года, у него есть характер, он благочестив, храбр, у него хорошее военное образование, чувство справедливости и вкус к власти. Для начала он заключает мир с исламом, заплатив дань султану. Затем, в ноябре 1576 года, отправляет послов к Ивану. Тот принимает их любезно, восседая на троне, рядом – царевич. Оба в шитых золотом одеяниях. На скамьях в зале приемов расположились бояре, толпа придворных теснится в прихожей, на галереях и лестницах. Площадь черна от народа, вооруженные стрельцы следят за порядком. Роскошь и сила должны поразить посланцев Стефана Батория – простого солдата удачи. Но они высоко держат головы. Письмо короля, которое они передают государю, приводит его в бешенство – в нем он даже не назван «царем», опущены титулы великого князя Полоцкого и Смоленского, а правителем Ливонии его корреспондент именует себя. Стефан Баторий согласен соблюдать трехлетнее перемирие, заключенное между Россией и Польшей, до установленного срока, но не дает никаких обещаний на будущее. Иван холодно отвечает, что не будет считать короля Польши своим братом, пока «простой трансильванский воевода» не откажется от своих притязаний на Ливонию и не станет называть его в своих посланиях «царь всея Руси, великий князь Смоленский и Полоцкий», отправляет послов, не пригласив к обеду, но дает охранную грамоту, чтобы они могли спокойно вернуться на родину.

По мнению Ивана, истечение срока перемирия неизбежно приведет к войне. Он решает воспользоваться оставшимся временем, чтобы захватить шведские и польские владения в Ливонии и на берегах Балтики. В начале 1577 года пятьдесят тысяч русских осаждают Ревель. Занятый осадой Данцига, Стефан Баторий не может ничего поделать. Шведский гарнизон Ревеля защищается так храбро и умело, что после нескольких смертельных атак русские 13 марта отступают, грозя вернуться. Зловещая репутация царя поддерживает в народе дух сопротивления. Ужас, который он внушает, заставляет ливонцев, эстонцев и латышей рисковать жизнью, лишь бы не попасть под его иго. Вооруженные крестьяне во главе с Иво Шенкенбергом, прозванным за отвагу «Аннибал», неожиданно нападают на врага, разоряют лагеря и города. Они занимают Виттенштейн, сжигают Пярну, мучая и убивая пленников. Иван отвечает с еще большей жестокостью – в Ленвардене велит выколоть глаза старому маршалу Гаспару де Мюнстеру, затем приказывает забить его до смерти; начальники гарнизонов других укрепленных городов разодраны, разрублены на куски или посажены на кол; в Ашерадене с противоположного берега Двины слышны крики сорока девиц, которых насилуют солдаты.

Основная часть русской армии орудует теперь на территории страны, сметая все на своем пути, осаждая город за городом. Вновь появляется Магнус, который с согласия царя снова начинает завоевание королевства, о котором давно страстно мечтает. При этом он делает вид, что полностью подчиняется московскому государю: с разрешения Ивана завладевает Венденом, но без применения оружия, а только пообещав городу защиту от русской тирании. Открыв ему ворота, ливонцы полагают, что выбрали наименьшее зло. Он продолжает свой поход, провозглашая себя спасителем и королем Ливонии. Опьяненный успехом, отправляет царю список городов, которые признали его своим господином, включая Дерпт. Разъяренный Иван велит наказать палками гонцов неосторожного Магнуса, устремляется к Кокенхаузену, который присутствует в этом списке, уничтожает его население и отправляет письмо с приказом Магнусу предстать перед ним: «Мне легко призвать тебя к порядку – у меня есть солдаты и хлеб, и более мне ничего не нужно. Подчинись! Если ты недоволен городами, которые я тебе дал, возвращайся за море в свое королевство». Ожидая приезда вероломного короля, царь прогуливается среди дымящихся руин Кокенхаузена и ведет теологический спор с немецким пастором. Когда тот начинает восхвалять добродетели Лютера и сравнивать его с апостолом Петром, Иван убивает его ударом жезла и восклицает: «Провались к дьяволу со своим Лютером!»

Несмотря на приказание царя, Магнус не торопится приезжать. Только после того, как Иван занимает большинство «его» городов, он, охваченный страхом, появляется в лагере, расположившемся у стен Вендена. Его сопровождают двадцать пять немцев. Спешившись, побледневший Магнус падает ниц к ногам своего хозяина. Иван смотрит на него с яростью и неприязнью. «Глупец, – кричит он ему, – ты дерзнул мечтать о королевстве Ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами, – ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. Итак, будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!» Стражники хватают Магнуса и его свиту, ведут в стоящую неподалеку хижину. Там они ожидают решения царя. Над Венденом все еще развевается флаг предателя, и Иван велит стрелять по городу из пушек. Но, вместо того чтобы сдаться, все его обитатели укрываются в старинном замке, который возвышается над Венденом. Почти лишенные надежды, но полные отваги, они целятся по приближающимся русским из аркебуз, ранив многих. Тогда царь приказывает посадить на кол у них на глазах ливонского пленника Георга Вильке, известного защитника Вольмара. Затем велит с близкого расстояния бить из пушек по замку, и через три дня его стены начинают рушиться. Перед последней атакой осажденные решают взорвать себя – приносят в подвалы порох, причащаются, встают на колени; в то мгновение, когда русские проникают сквозь пробоину в стене, сановник Магнуса Бойсман бросает в окно горящий фитиль. Взрыв смешивает тела с камнем. Но сам он гибнет не от взрыва – изуродованного, обожженного, его сажают на кол, тогда как в порыве мести русское войско вырезает оставшихся в живых. Насилие и убийства продолжаются три дня, Иван ободряет своих солдат. «Венденское наказание» посеяло ужас в Ливонии, теперь каждый знает, что жестокость царя превосходит беспощадность всех его воевод, вместе взятых. Для жителей страны одно его имя означает смертельную угрозу. При его приближении города открывают ворота по первому требованию. Так, без боя, он захватывает большую часть Ливонии, но не рискует осадить Ригу и Ревель, которые слишком хорошо укреплены.

Удовлетворенный своими успехами, царь задает в Вольмаре пир своим военным, одаривает их мехами и золотыми кубками, освобождает нескольких знатных польских пленников. «Идите к королю Стефану, – говорит он им, – и убедите его заключить мир со мною на условиях, мне выгодных, ибо рука моя могущественна! Вы видели; да знает и он». Вспомнив о беглеце Курбском, который все еще скрывается в Польше, он мечтает о том дне, когда загнанный в угол Стефан Баторий выдаст его связанным по рукам и ногам. Он уже воображает изощренную казнь для предателя и пишет ему торжествующее письмо: «Мы, великий государь всея России, к бывшему московскому боярину... Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие только милосердию Божию: оно спасет меня, по слову евангельскому, что Господь радуется о едином кающемся грешнике более, нежели о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника!.. Нет, не хвалюся честию; честь не моя, а Божия... Смотри, о княже! судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть государством... и где же ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростию, вопили, что не осталось мужей в России; что она без вас уже бессильна и беззащитна; но вас нет, а тверди немецкие пали пред силой Креста Животворящего!»

Предатель Курбский сейчас вне досягаемости, но под рукой есть другой – Магнус. Что делать с ним? Сам пленник готовится к медленной и мучительной смерти. Но Иван прощает его. Победа ли вернула ему благородство или он хочет умилостивить Бога? Он освобождает Магнуса, отдает ему вместо королевства несколько небольших городов и налагает дань в сорок тысяч золотых флоринов, которых у Дании нет и выплатить которую она не сможет. В знак подтверждения своего господства над Ливонией он велит выбить на камне во всех храмах: «Есмь Иоанн, государь многих земель, исчисленных в моем титуле. Исповедаю веру предков своих, истинно Христианскую, по учению св. апостола Павла, вместе с добрыми московитянами. Я их царь природный; не вымолил, не купил сего титула, а мой Царь есть Иисус Христос».

Поздней осенью 1577 года Иван вновь оказывается в своей любимой Александровской слободе, где рассчитывает отдохнуть от похода. Но ливонские победы не принесли мира в его душу. Письмо Курбскому разбередило былые раны, он вновь начинает перебирать мнимые преступления своего окружения. С расстояния в двадцать четыре года все еще не может простить боярам, что во время его болезни, видя его умирающим, они хотели отнять трон у царицы Анастасии и его сына и посадить на него князя Владимира Андреевича. Да, все виновные, включая и самого князя Владимира, заплатили за это покушение на его жизнь. Стерты с лица земли семьи заговорщиков, отнято все нажитое ими. Но остался в живых последний друг Адашева, Михаил Воротынский, отличившийся при взятии Казани. Он был сослан в 1560 году в Белозерск, пять лет спустя снова приближен к царю, но никогда не чувствовал себя до конца прощенным. В течение семнадцати лет постоянно ощущал возможность запоздалого наказания. Даже после недавней победы над войском Девлет-Гирея в пятидесяти верстах от Москвы не чувствует себя в безопасности и опасается царского гнева: всеобщее признание его заслуг лишь повредило ему – Иван не в силах смириться с тем, что кто-то из его подданных вызывает восхищение у народа. Прославившись, Михаил Воротынский окончательно лишился права быть прощенным. В глазах государя он теперь опасный соперник. Но, осознавая грозящую ему беду, Воротынский не пытается бежать от судьбы: «Если государь желает мне смерти, то имеет на то право – я живу, чтобы выполнять его волю». Ждать пришлось недолго. По приказу Ивана беглый раб Воротынского обвиняет своего господина в колдовстве и сношениях с магами с целью посягнуть на жизнь царя. Арестованный, закованный в железо, старый полководец стоит перед царем в присутствии доносчика. «Государь! – говорит он. – Дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и царю, а не бесу; прибегать в скорбях сердечных к алтарям Всевышнего, а не к ведьмам. Сей клеветник есть раб мой беглый, уличенный в воровстве; не верь злодею». Иван остается глух с его словам и велит казнить воеводу, который взял Казань и спас Москву. Воротынского привязывают к бревну и кладут между двумя огнями. Во время казни царь время от времени подгребает своим жезлом угли к телу страдальца: старинная ненависть утолена, затянувшееся дело улажено, и кажется, что в доме наступил порядок. Князь не умирает, и, сильно обгоревшего, его везут на носилках в Белозерский монастырь. По дороге он скончался. «О муж великий! – пишет Курбский. – Муж крепкий душою и разумом! Священна, незабвенна память твоя в мире! Ты служил Отечеству неблагодарному, где добродетель губит и слава безмолствует... Прими же здесь хвалу громкую за дела великие, а там у Христа, Бога нашего, вечное блаженство за неповинную муку!»

Казнь Михаила Воротынского не удовлетворила кровавый аппетит Грозного, он велит казнить Никиту Одоевского и Михаила Морозова с женой и двумя сыновьями. Настоятель Псковско-Печерского монастыря Корнилий и его ученик Вассиан Муромцев раздавлены мельничным жерновом, архимандрит Феодорит, бывший духовник Курбского, утоплен в реке, архиепископ Новгородский Леонид завернут в медвежью шкуру и брошен на растерзание голодным собакам. Есть множество и менее известных жертв. В этом сведении счетов царь карает не только старинных врагов-бояр, но и недавно выдвинутых им, не только злодеев, но и добропорядочных людей. Так проявляется его «беспристрастность».

Государю недостаточно преследовать одних виновных. Глядя на их мучения, он испытывает чувство удовлетворенной мести и знает, что суд Божий для этих людей будет таким же. Но когда пытают невинного, наслаждение его и утонченнее, и сильнее: это удовольствие делать зло ради зла, убивать ближнего безо всякого повода, попирая все людские законы. Запах опаленного человеческого тела или крови во сто крат острее, если знаешь, что страдание это не заслужено. Вкушать несправедливое правосудие – вот высшая радость. Наказывая виновного, он действует согласно воле Божьей, карая невинного – становится равным Всевышнему.

Столь энергичная деятельность внутри страны не мешает царю пристально следить за событиями за ее рубежами. Он опасается, что, несмотря на заверения Стефана Батория, Польша готовится к походу против России, а потому пытается вступить в союз с Рудольфом, наследником Максимилиана на престоле Священной Римской империи. В случае победы обещает ему Венгрию, оставляя за собой Польшу. Но новый император, хотя и испытывает ненависть к Стефану Баторию, боится, что султан будет недоволен, если посмеют тронуть Венгрию. От предложений царя он отказывается. Зато король Дании Фредерик предлагает Ивану вместе выступить против Швеции и разделить между собой Ливонию и Эстонию в случае удачи. Теперь Иван не согласен на предложенные условия, дело заканчивается заключением перемирия на пятнадцать лет. Одновременно, чтобы заручиться нейтралитетом татар, Грозный посылает золото сыну умершего Девлет-Гирея[17] Магмет-Гирею. Через своих эмиссаров продолжает любезничать со Стефаном Баторием, который, очевидно, пытается выиграть время.

Внезапно в начале 1578 года царь узнает, что Баторий подписал со Швецией договор о совместных наступательных и оборонительных действиях для захвата Ливонии и Нарвы, в котором очерчены будущие границы между двумя государствами. Операция начинается немедленно. Литовцы в знак дружеского расположения посылают гарнизону Динабурга бочонки с водкой и пользуются его опьянением, чтобы прорваться в крепость и убить русских. Сдается и Венден – его атакуют среди ночи, застав часовых спящими. И наконец, польская армия под командованием Андрея Сапеги и шведская, во главе которой стоит Бое, разбивают наголову русские силы под руководством князя Голицына: полегло шесть тысяч русских воинов, артиллеристы предпочли уничтожить себя сами, чем сдаться врагу. Несмотря на многочисленные сражения, только в 1578 году гонец Батория Лопатинский приезжает в Москву с официальным объявлением войны. Документ отпечатан на многих языках и содержит исторический обзор событий, переполненный датами, иронические замечания о притязаниях Ивана, который провозглашает себя потомком Цезаря-Августа, обещание сохранить жизнь и имущество тем, кто не будет принимать участия в военных действиях. В польской армии численностью в двадцать тысяч человек царит суровая дисциплина. По большей части она состоит из иностранных наемников – русских, венгров, французов, англичан, итальянцев, бельгийцев, шотландцев, но тем не менее очень сплоченная, а потому действует очень эффективно. Русская армия превосходит ее численностью примерно в пять раз, но хуже вооружена и обучена и потому проигрывает сражения, в которых принимает участие сам несговорчивый Стефан Баторий. На одной стороне – единообразная, азиатская армия, раздираемая противоречиями и соперничеством между воеводами, на другой – европейская, современная, состоящая из солдат разных стран, поставленных в жесткие рамки, за которой следует даже типография. Происходя из одной этнической группы, два народа исторически являются противниками, в их противостоянии столкнулись две цивилизации: под польскими знаменами латинский Запад идет на завоевание славянского Востока.

В начале августа 1579 года Стефан Баторий осаждает Полоцк. После трех недель сопротивления город сдается: артиллерийский огонь разрушает деревянные укрепления, горят дома. Посланная на помощь русская армия не решается вступить в бой на открытой местности и уходит в крепость Сокол, откуда пытается перекрыть поставки врагу продовольствия и вооружений. Но Сокол скоро взят поляками, капитулируют Красный и Стародуб. Перед лицом повторяющихся поражений царь покидает штаб-квартиру в Новгороде и переезжает во Псков. Здесь его ожидает слабое утешение – грозный «Аннибал», возглавлявший партизан, взят в плен и казнен. Сам Стефан Баторий продолжает свое наступление, а впереди идет слава о его храбрости и благородстве, завоевывая сердца жителей. Про него говорят, что это сама справедливость. Простой, неприхотливый, смелый, спит на соломе рядом с солдатами, ест то же, что и они, не носит перчаток. Умеет подбирать офицеров, сподвижники обожают его, слова его вдохновенны и значимы, как Господня молитва.

Иван решает, что столь добродетельный князь не может остаться равнодушным к языку сердца. Сменив высокомерие на приниженность, царь предлагает отправить к нему послов, чтобы обсудить условия разумного мира. Стефан Баторий отказывается и требует освобождения Лопатинского, своего гонца, которого Грозный бросил в темницу. Иван покорно выпускает поляка из застенка и приглашает за стол. Затем, смирив свою гордыню, отправляет к своему удачливому противнику посольство из пяти прекрасно одетых сановников, чтобы попытаться найти согласие. По дороге они узнают, что Баторий, не терпящий пустословия, снова выступил в поход с восемнадцатитысячной армией. Огорченные посланники возвращаются домой и докладывают царю о своей неудаче. Иван чувствует, что так недалеко до поражения.

В сентябре 1580 года Стефан Баторий прокладывает себе дорогу посреди густых лесов и болот и начинает осаду крупного города Великие Луки, который служит москвичам опорным пунктом в войне с литовцами. Деревянные укрепления, которые представляют собой двойные стены из бруса, между которыми насыпана земля, в состоянии выдержать удары ядер. Но начинается пожар, и гарнизон сдается. После взятия города терпит поражение армия Хилкова, высланная на помощь, поляки продолжают наступление и через месяц завоевывают всю прилегающую область. «И бедная курица перед ястребом и орлом птенцов своих крыльями покрывает, а ты, орел двуглавый (ибо такова твоя печать), прячешься», – пишет Стефан Баторий в распространенном на многих языках послании.

Пока поляки один за другим захватывают русские города, шведы под командованием генерала Горна и француза Понтуса Делагарди завладевают Карелией и Эстонией. Они занимают Нарву, Ивангород, Ям и Копорье. Побитые, ошеломленные натиском врага, совершенно деморализованные, русские войска отступают – Иван лишается большей части бывших своих завоеваний. Армия его оказалась несостоятельной, остается одна надежда – на Всевышнего. Закрывшись в Александровской слободе, он молится долгие часы в ожидании Божественного откровения. Князь Курбский, который сражается теперь под знаменами Стефана Батория, пишет ему: «Где твои победы? В могиле героев, истинных воевод святой Руси, истребленных тобою... Вместо любви и благословений народных, некогда сладостных твоему сердцу, стяжал ненависть и проклятия всемирные; вместо славы ратной стыдом упиваешься; ибо нет доброго царствования без добрых вельмож, и несметное войско без искусного полководца есть стадо овец, разгоняемое шумом ветра и падением древесных листьев... Не явно ли свершился суд Божий над тираном?.. Кладу перст на уста, изумляюся и плачу!»

Иван не отвечает на это послание, а чтобы разогнать снедающую его тоску, решает вновь жениться – в восьмой раз,[18] снова нарушая все законы православия. Он выбирает Марию Федоровну Нагую, дочь одного из сановников. Одновременно его второй сын Федор берет себе в жены дочь Бориса Годунова Ирину. На церемонии двойного венчания присутствуют только самые близкие. Но молодая супруга не спасает царя от ипохондрии, наоборот, рядом с этим юным созданием он вдруг осознает дряхлость своего тела и разума. Мысли о неуспехах во внешних делах постоянно его преследуют. Он отправляет к Стефану Баторию новых послов для ведения переговоров, им приказано быть покладистыми, приветливыми, обходительными, сносить любые оскорбления, предложить ненасытному венгру всю Ливонию, за исключением четырех городов. Напрасный труд – Баторий требует всю Ливонию и еще Новгород, Псков, Смоленск, Северские области и компенсацию в четыреста тысяч дукатов. Иван в бешенстве и отвечает противнику письмом на двадцати трех страницах, полным библейских цитат, свидетельств собственной невиновности и страшных оскорблений. Он уверен, что Польша не имеет никаких прав на Ливонию, русскую землю. Царь говорит о том, что такие требования могут выдвигать татары, а у христианских государств не принято, чтобы один правитель платил другому дань. Он напоминает Баторию, что это он развязал войну, взял множество пленных, а дань почему-то должны выплачивать русские.

Прочитав послание, Баторий разражается смехом и велит канцлеру Яну Замойскому подготовить ответ вдвое длиннее, сам же набрасывает его принципиальные положения. Он называет своего обвинителя коронованным безумцем, говорит, что солдаты русские ведут себя в походе как разбойники, что царь смешон, напоминая постоянно о своих римских корнях, в то время как каждый знает, что матерью его была княгиня Глинская, дочь литовского перебежчика, что он не может упрекать короля в том, что тот ищет поддержки у турок, так как сам еще недавно был женат на крещеной мусульманке, что государь – жалкий трус, бегущий с поля брани, когда его войска гибнут ни за что. В заключение он вызывает Ивана на поединок: «Возьми оружие и садись на коня! Договоримся о месте и времени встречи, покажи свою храбрость и веру в правоту своего дела, скрестим оружие! Так мы сохраним много христианской крови!.. Если ты отказываешь нам в этом, ты подпишешь себе приговор и подтвердишь, что нет у тебя в душе истины, нет у тебя чести государевой, о которой ты все время напоминаешь, мужской, да даже и женской».

Пока противники обмениваются оскорблениями, военные действия продолжаются. Стефан Баторий получает от сейма новые субсидии, пускает государственные сокровища на оплату наемников и с двадцатитысячной армией и двадцатью пушками идет на Псков. Город окружен каменными стенами с башнями, в его гарнизоне сорок тысяч солдат, склады продовольствия и боеприпасов, многочисленные храмы. Издалека он кажется таким привлекательным, что аббат Пиотровский восклицает: «Великий Боже! Псков – это второй Париж!» Чтобы зажечь сердца защитников города, его комендант князь Иван Шуйский велит каждому поклясться перед иконой Владимирской Божьей Матери умереть, но не сдаться противнику. На стены выносят мощи святых и чудотворные иконы. После нескольких предварительных атак, во время которых люди Батория прощупывают осажденных, 8 сентября 1581 года трубы призывают нападающих к решительному штурму. Польская артиллерия пробивает стены, поляки врываются в город, занимают две башни и поднимают на них свои знамена. Оттуда они обстреливают беспорядочно разбегающихся русских. Но, весь в крови и порохе, князь Шуйский слезает с коня, останавливает бегущих, напоминает им о данной клятве и велит вернуться на поле сражения. В то же мгновение, по странному стечению обстоятельств, одна из захваченных башен, прежде заминированная защитниками, взлетает на воздух вместе с солдатами и королевскими штандартами. Русские, воспрянув духом, бросаются в контрнаступление, последним усилием отбрасывают врага за стены города. Стефан Баторий, потерявший в сражении пять тысяч убитыми, не намерен отказываться от взятия Пскова, но начавшиеся в начале октября холода и недостаток продовольствия тоже сокращают численность его войска.

Иван не оставляет планов заключить почетный мир с Польшей. Тем более что шведы практически полностью завоевали побережье Финского залива и угрожают Пярну, Дерпту и Феллину, а датчане, кажется, готовы разорвать заключенное два года назад перемирие, и татары со всей очевидностью, наблюдая за переживаемыми Россией потрясениями, ждут удобного момента, чтобы вернуть себе Казань и Астрахань. У загнанного в угол царя вдруг появляется блестящая мысль: предложить папе и императору Рудольфу организовать крестовый поход против неверных, в котором примут участие все христианские государства, в том числе Россия и Польша, пришедшие предварительно к согласию. Конечно, это лишь предлог, под которым папа и император должны склонить Стефана Батория к покаянию и миру. Миссия поручена боярскому сыну Истоме Шевригину. Снабженный подробными инструкциями, он едет сначала в Прагу, к императору Рудольфу, который не говорит ни «да», ни «нет», затем в Венецию, где получает столь же расплывчатый ответ от дожа, и, наконец, прибывает в Рим с двумя переводчиками. Папа Григорий XIII удостаивает его частной аудиенции. Шевригин встает перед ним на колени, целует его туфлю, дарит соболя и передает длинное царское послание. В нем Иван просит папу приказать Стефану Баторию отказаться от союза с мусульманами и от войны с христианами. Но взамен крестового похода он не торопится обещать сближение церквей, о котором Святой Престол мечтает давно и попытки которого в XV веке окончились неудачей. Невзирая на молчание царя по этому вопросу, Григорий XIII решает отправить в Москву своего посланника, который должен предложить сначала религиозное, а потом уже военное согласие.

Эту трудную миссию возлагают на Антонио Поссевино, папского легата, который хорошо знает север. В Венеции он пылко рассказывает о том, как помогло бы сплочение христианских государств вокруг России и Польши в борьбе с турками. Но венецианцы слишком дорожат своими торговыми связями с Оттоманской империей, чтобы участвовать в столь бесперспективном предприятии. Они снова уклоняются от прямого ответа. Через Вену и Прагу Поссевино добирается в Вильно, где встречается со Стефаном Баторием. И снова поражение! Несмотря на уважение к воле понтифика, король Польши не одобряет его идеи: он хочет получить всю Ливонию, разрушить или взять в свои руки некоторые русские крепости и требует выплаты дани. Но дает посланнику возможность продолжить путешествие, и неутомимый Поссевино пускается в путь. В Смоленске ему оказан пышный прием, но незнание языка сыграло с ним злую шутку. Уверенный, что идет на обед, на который был приглашен, он оказывается у дверей храма, в котором служат обедню. Ошарашенный, он уходит, отказавшись приложиться к руке епископа. Восемнадцатого августа 1581 года (когда армия Стефана Батория приближается к Пскову) он приезжает в укрепленный городок Старицу, который царь избрал своей временной резиденцией. Через день предстает пред «светлыми царскими очами». Поначалу очарован варварским великолепием убранства и одежд. Окруженный бородатыми боярами в парче, в шитой золотом мантии, усыпанной драгоценными камнями, со скипетром в руке, в шапке Мономаха, на троне восседает Иван и хищным взглядом смотрит на прибывшего. Под этим взглядом папский посланник в простой черной сутане смиренно склоняется. Поинтересовавшись здоровьем святого отца и получив послание, в котором Григорий XIII называет его «дорогим сыном», царь осматривает его подарки: распятие из горного хрусталя, украшенное золотом, в которое вправлен кусочек Истинного креста, прекрасно изданная, в богатом переплете, переведенная на греческий книга о Флорентийском соборе, четки, украшенные золотом и драгоценными камнями, золотая чаша. В последний момент Поссевино отказался от намерения вручить еще и изображение Святого семейства с обнаженным Иоанном Крестителем – это могло бы смутить русских, привыкших к более целомудренному изображению святых. Он привез еще два подарка – для старшего сына царя и для царицы Анастасии, «нашей любимой дочери», которая умерла двадцать один год назад, и с тех пор ее сменили уже семь жен, что совершенно непозволительно с точки зрения Ватикана. Не моргнув глазом, Иван благодарит посланника и велит немедленно начать переговоры.

Шесть бояр при помощи переводчиков беседуют с Поссевино, отвечая на его вопросы, но при малейшем затруднении бегут к царю. После перерыва они по очереди зачитывают длинный свиток с витиеватыми ответами государя. Каждый начинает с благословения царя и перечисления всех его титулов. Поссевино слушает это тридцать шесть раз подряд, тщательно скрывая раздражение под маской любезности. Позже ему придется наблюдать споры переводчиков, которые препираются по поводу смысла текста и упрекают друг друга в искажении мыслей Его Величества. В течение месяца стороны дискутируют, не понимая друг друга, обмениваются нотами, бредут в тумане. Иногда царь приглашает Поссевино и ведет с ним приватные беседы. После того как папский легат целует ему в знак уважения кончики пальцев, Иван моет руки в золотом сосуде, чтобы очиститься от грязи, которую оставил на его коже этот еретик. С хитростью и упорством отстаивает государь свои предложения, восхваляет заслуги папы, описывает выгоды для всего христианского мира от прекращения военных действий между Россией и Польшей, но не произносит ни слова о крестовом походе против Турции, ни о сближении двух Церквей. Уверенность его укрепляет долгожданная весть, пришедшая из Пскова, о поражении Стефана Батория. Он знает, что у противника не хватает продовольствия, боеприпасов, денег. Быть может, настало время расплаты? В середине сентября иезуит понимает, что теряет время в России, и решает вернуться к переговорам с польской стороной. «Ты идешь искать короля Стефана, – напутствует его царь. – Поприветствуй его от нашего имени, а после обсуждения мира на условиях, предложенных папой, возвращайся к нам, так присутствие твое всегда нам любезно из-за нашего отношения к тому, кто тебя послал, и твоего искреннего участия в наших делах».

Пятого октября 1581 года Поссевино находит Стефана Батория в польском лагере недалеко от Пскова. Несмотря на плохое состояние его войска, король не намерен отступать в вопросе о территориальных притязаниях, но готов отказаться от выплаты дани. Уверенный в том, что исчерпал все дипломатические возможности, иезуит пишет 9 октября к Ивану, советуя как можно быстрее начать переговоры. Уставший от войны царь готов отправить своих представителей в стан врага. Они встречаются с польскими участниками переговоров в разоренном городе Киверова Гора, в пятнадцати верстах от Запольского Яма. Беседы проходят в бедно обставленном деревенском доме, где поселился Поссевино: все рассаживаются по лавкам между импровизированным алтарем и печью, дым от которой выходит через отверстие в крыше. По окончании каждого раунда переговоров присутствующие расходятся, похожие на трубочистов. Иезуит выступает в роли арбитра: по правую руку от него сидят поляки, по левую – русские. Споры столь яростны, что не один раз поляки выскакивают из хижины с криками, что ноги их больше не будет в этой ловушке. Однажды, потеряв терпение, Поссевино хватает одного из русских за шубу, обрывает все пуговицы и выставляет за дверь. Но, переходя от ссоры к ссоре, стороны все-таки договариваются: пятнадцатого января 1582 года подписано перемирие сроком на десять лет. Русские оставляют всю Ливонию и Полоцк, поляки – завоеванные ими русские города. Это наихудший вариант для царя – после двадцати лет борьбы, когда Ивану казалось, что он исполнил все, что хотел, Москва вновь оказалась отрезанной от Балтики и Западной Европы.

А он не перестает думать о ней. Опасаясь перенимать иностранные новшества, во все глаза смотрит на них. Одновременно гордится тем, что русский, и стыдится отставания своей страны от других. Глядя на Францию, Италию, Англию, Германию, Испанию, Польшу, где расцветают искусство и литература, понимает, что его страна застыла в созерцании пыльного прошлого. В эпоху Чосера и Вийона, Петрарки и Боккаччо, Данте и Ариосто, Рабле и Ронсара в Москве нет ни одного писателя. Ужас перед мирскими удовольствиями, который воспитывает православная Церковь, душит робкие ростки проявления любого дара. Одна архитектура сумела вырваться из этих пут. Живопись, скульптура, музыка, литература задавлены церковными запретами. Воображение художника, и то ограниченное строгими правилами, может найти выход только в иконописи, сказители довольствуются сочинением песен и сказок. Огромная страна пребывает в дремоте. Тяжелое оцепенение мешает ей думать и самовыражаться. Первая типография, установленная датчанами, разрушена москвичами, напуганными деятельностью «слуг сатаны». Новую Иван устраивает у себя в Александровской слободе – там печатают не слишком много книг, и все они религиозные. Изданные за границей – тоже редки. По описанию, составленному в 1578 году, сказочно богатый Строганов владел двумястами восемью книгами, из которых только восемьдесят шесть были отпечатаны. Митрополит Макарий, неутомимый и разносторонний писатель и богослов, в двенадцати огромных томах собрал жития святых, труды отцов Церкви, описания «хождений» – путешествий. В его работе принимал участие сам царь – в свое время Макарий учил его, у него легкое перо и бурное воображение. Основу его личной библиотеки составляют Библия, молитвенники, Псалтирь, знаменитый «Домострой», «Четьи-Минеи». Но он читает и светскую литературу, «хождения», все, что попадается под руку. У него великолепная память, в своих посланиях он всегда приводит множество ссылок и цитат. Ему хочется быть одним из самых образованных людей в России. Быть может, так оно и есть на самом деле. Но с точки зрения и политики, и культуры перед ним стоят одни и те же проблемы: как сохранить свою русскую сущность, не оставаясь в стороне от интеллектуальной жизни остального мира, как двигаться в будущее, не потеряв связи с прошлым. Царь в своем выборе незыблем – опасаться Европы, тем не менее перенимая у нее потихоньку то одно, то другое; и придет день, когда, накопив знания своих соседей, Россия превзойдет их гением своих художников и ученых, не утратив национального своеобразия.

Глава 16

Рождение Сибири

Первая жена царя, Анастасия, родила ему троих сыновей: Димитрия, который умер, прожив несколько месяцев, Ивана и Федора. Болезненный и мечтательный, Федор мало ценится при дворе. Старший, Иван, наследник престола, сильный, ладный, высокого роста, с живым умом и жестоким нравом. В 1581 году ему исполняется двадцать семь лет. Хорошо образованный, как и его отец, в минуты отдыха занимается составлением жизнеописания святого Антония. Что, впрочем, не мешает ему наслаждаться зрелищем человеческих страданий. Царь испытывает к нему искреннюю нежность, восхищается им, заставляет принимать участие не только в заседаниях боярской Думы и встречах с иностранными послами, но и в ночных оргиях, убийствах и пытках. Он с удовольствием отмечает, что сын одинаково с ним смотрит на пролитую кровь и людскую подлость, и хотел бы превратить его во второго себя.

Вместе они наблюдают, как пытают доктора Елисея Бомелия, поставлявшего царю яды и обвиненного недругами в ведении секретной переписки с Польшей. Вздернутый на дыбу, с вывихнутыми руками и ногами, телом, раздираемым ударами железного кнута, тот выкрикивает признания самые фантастические. Затем царь приказывает изжарить его. Окровавленного Бомелия привязывают к вертелу, и языки пламени начинают лизать спину, его плоть твердеет. Пока тело отвязывают, он еще подает признаки жизни. Брошенный в темницу, он почти сразу умирает, проклятый царем, который еще совсем недавно доверял ему.

В другой раз Иван с сыном наслаждаются казнью непокорных монахов, которые отказались вручить Его Величеству полный перечень сокровищ своего монастыря, опасаясь, что их отнимут. Царь приказывает свести их во двор, окруженный высокими стенами, из милости разрешив взять каждому четки и рогатину, а затем туда выпускают медведей, которых обычно держат в клетке. Звери бросаются на монахов, разрывают их когтями, выворачивают у них кишки, по словам очевидца, «как кошка у мышки». Лишь один монах убивает животное, которое на него напало, сам погибает от ран, но за свою доблесть будет канонизирован. Государь с сыном удаляются, удовлетворенные увиденным: они так счастливы вместе и так хорошо понимают друг друга. По свидетельству Одерборна, обмениваются своими любовницами. Следуя примеру отца, царевич отправил в монастырь двух своих первых жен – Евдокию Сабурову и Прасковью Соловую. Третью, Елену Шереметеву, он по-настоящему любит, хотя и изменяет ей. Осенью 1581 года она беременна, что делает ее еще дороже супругу, который надеется на отпрыска мужского пола.

В это холодное и туманное время вся царская семья собралась в Александровской слободе. Царевич наблюдает за ходом мирных переговоров с Польшей, укоряет отца в малодушии и трусости, которые тот продемонстрировал при проведении военных действий, и просит доверить ему войско для освобождения Пскова. Услышав критику из уст сына, Иван вспыхивает гневом, но сдерживается. Утром девятого ноября делегация бояр предстает перед ним, князь Сергей Кубенский, который ее возглавляет, берет слово: «Великий государь! Войска короля Стефана Батория захватили нашу страну. Мы все готовы пролить кровь во славу России, настало время противостоять врагу, если мы не хотим погибнуть. Мы умоляем тебя встать во главе войска, или отправь вместо себя сына, царевича Ивана». Эта речь так похожа на то, что говорил сам царевич, что в голове государя появляется безумная мысль о существовании заговора с целью лишить его власти в пользу сына. С выпученными глазами, трясущейся бородой он кричит: «Как смеете так разговаривать со мною? Вы всегда стремились иметь хозяином не того, кого дал вам Господь, а теперь хотите видеть на моем месте сына!» И, несмотря на горестные протесты бояр, велит вышвырнуть их вон. Понемногу он успокаивается.

Несколько дней спустя, 15 ноября 1581 года, встречает в своих покоях невестку, которая, не обращая внимания на беременность, одета в одну легкую рубаху вместо трех, как положено по обычаю. Считая подобное одеяние неприличным для княгини, он ударяет ее с такой силой, что у нее случается выкидыш. Возвратившись во дворец, царевич бежит к отцу и в негодовании кричит на него. Второй раз за последнее время он осмеливается поднять голос на государя, и тот не может с этим смириться. Забыв обвинения против невестки, он возвращается к гложущей его мысли. «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!» – кричит он. Царевич отвечает, что у него никогда не было подобного намерения, что он ничего не знает о замысле бояр, но что тоже считает необходимым собрать армию и идти на выручку Пскову.

Услышав это, Иван от ярости теряет разум, кидается к сыну и ударяет его своим жезлом по плечам, по голове. Присутствующий при этом Борис Годунов пытается помешать ему. Царевич падает с пробитой головой. Мгновение Иван стоит недвижим с окровавленным жезлом в руке, как если бы вместо него действовал недавно кто-то другой, потом бросается к телу сына, покрывает поцелуями его бледное лицо с подергивающимися глазами, пытается остановить кровь, которая льется из глубокой раны. Перепуганный, он в отчаянии повторяет: «Несчастный, я убил своего сына! Я убил своего сына!» Борис Годунов бросается за помощью. Прибегают слуги с водой и простынями, над раненым склоняется доктор, осматривает его раны, качает головой – нет никакой надежды. Придя в сознание, царевич целует руки отца и шепчет: «Я умираю как преданный сын, самый послушный из твоих подданных».

Четыре дня и четыре ночи царь с надеждой ждет чуда, которое вернет ему столь драгоценную для него жизнь. Снедаемый угрызениями совести, бродит по дворцу, стеная и выдергивая клочья волос из своей бороды. Он постарел и поседел: теперь это согбенный годами и горем старик, который время от времени подходит к комнате умирающего и прислушивается к его дыханию. Царевич дышит с трудом, но еще не все кончено. Иван, пошатываясь, возвращается к себе, ложится, устремив взор на горящие лампады. Когда наконец засыпает, его начинают мучить кошмары. Он мгновенно пробуждается и кидается к иконам. Простершись перед ними, обещает Богу больше не пытать никого, освободить всех пленных, строить храмы и раздать остатки своего богатства бедным. Но небеса не отвечают на его мольбы – 19 ноября 1581 года царевич умирает. Колокола звонят печально. Потрясенный Иван, рыдая, со спазмами в груди, несколько дней сидит рядом с телом своей жертвы. Он отказывается есть и спать. Убив царевича, чувствует двойную вину – это был его сын и наследник престола. Он обидел одновременно и Бога, и Россию.[19]

Двадцать второго ноября похоронная процессия покидает Александровскую слободу и направляется в Москву. Иван, одетый как самый смиренный подданный, пешком следует за похоронными дрогами. Во время пути все время плачет и жестикулирует, умоляя сына простить его. В Архангельском соборе во время официальной церемонии дико кричит и бьется головой об пол и о гроб.

На следующий день у него начинается настоящее безумие: посреди ночи он встает и с протянутыми руками ходит по дворцу в поисках сына. Утром его находят лежащим в каком-то из залов на полу. С трудом переносят на постель, кажется, он успокоился. Но внезапно, будто увидев призрак, он падает и катается по полу.

Через некоторое время после похорон царь собирает бояр и говорит им: «Десница Божия покарала меня, и мне не остается ничего другого, как кончить дни в одиночестве в монастыре. Мой второй сын Федор не способен управлять Россией. Выберите сами достойного государя: я тут же отдам ему мой скипетр». Но бояре хорошо помнят о том, что произошло во время болезни царя в 1553 году – посмевшие найти ему преемника умерли в страшных муках. Подозревая очередную ловушку, придворные умоляют царя не отрекаться от престола. С выражением крайней усталости он соглашается.

Каждый день Иван присутствует на поминальной службе и налагает на себя покаяние. Не ошибся ли он, запретив в прошлом году монастырям приобретение любого имущества? Тогда он написал епископу Казанскому: «Священнослужители должны возделывать сердца, а не земли. Не пшеницу они должны сеять, а слово Божье. Их наследством должно быть Царство Небесное, а не деревни и земли. Многие наши епископы думают больше о мирских благах, чем о Церкви». Оскорбительные для духовенства слова, о которых царь теперь сожалеет. Неудачный момент, чтобы вызывать раздражение служителей Церкви, – и Иван осыпает золотом монастыри, которые недавно попрекал их богатством. Дальше – больше: посылает десять тысяч рублей патриархам Константинопольскому, Антиохийскому, Александрийскому и Иерусалимскому, чтобы они молились за упокой души царевича. Спрашивает себя, сможет ли Бог, так милостиво прощавший все его предыдущие убийства, простить и это последнее. Понемногу успокаивается: гром над его головой не грянул. Государь продолжает оплакивать сына, но больше не опасается гнева Божьего. Единственное его наказание – горькая печаль. Чтобы избавиться от черных мыслей, он решает казнить несколько человек, которых подозревает в том, что они вяло сражались против поляков. Потом пытает своего тестя, Афанасия Нагого, который недобро отозвался о Борисе Годунове.

Но прежнего удовольствия от этих жестокостей больше не получает. Он вспоминает благословенное время, когда вместе с сыном любовался работой палача. Без дорогого царевича муки смерти не исцеляют его больную душу. Царю кажется, что и любовные утехи ему больше не по силам. Невозможность насладиться видом крови огорчает, но он надеется, что это временно.

Поссевино возвращается в Москву 14 февраля 1582 года, одновременно с послами, которые привезли текст договора о перемирии с Польшей. Легат поражен мрачностью одетого в траур двора, который не так давно поразил его своей пышностью. Ему кажется, что он попал, по его собственным словам, «в смиренную обитель иноков». Получив аудиенцию у царя, приносит ему свои соболезнования и еще раз выступает в пользу крестового похода против неверных и сближения двух Церквей. «Не мысли, о государь! Чтобы Святой отец вынудил тебя оставить веру греческую: нет, он желает единственно, чтобы ты, имея ум глубокий и просвещенный, исследовал деяния первых ее соборов и все истинное, все древнее навеки утвердил в своем царстве как закон неизменяемый. Тогда исчезнет разнствие между Восточною и Римскою церковию; тогда мы будем единым телом Иисуса Христа, к радости единого, истинного, Богом установленного пастыря Церкви». Что касается крестового похода, то Иван лукаво заявляет, что, прежде чем принять решение, хотел бы знать, сумел ли папа убедить другие христианские государства в необходимости священной войны. К той же уловке прибегает он и в вопросе о сближении Церквей. «Я прожил уже пятьдесят один год, и недолго мне осталось еще. Возросший на принципах нашей православной Церкви, веками отделенной от Церкви римской, могу ли я стать неверным в конце дней моих. Приближается Судный день; он покажет, какая из двух религий истинная, более святая». Поссевино не чувствует себя побежденным и настаивает на примате Рима как подлинного оплота христианства. Тут Иван теряет терпение, выходит из себя и топает ногой: «Ты хвалишься православием, а стрижешь бороду. Ваш папа велит носить себя на престоле и целовать в туфлю, где изображено распятие; какое высокомерие для смиренного пастыря христианского! какое уничижение святыни!» – «Нет уничижения, – возражает Поссевино, – достойное воздается достойному. Папа есть глава христиан, учитель всех монархов православных, сопрестольник апостола Петра...» Царь прерывает его: «У христиан един Отец на небесах!.. Но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить себя на седалище как бы на облаке, как бы ангелам; кто живет не по Христову учению, тот папа есть волк, а не пастырь!» Невозмутимый, в старенькой рясе, стоящий перед ним легат отвечает: «Если папа волк, почему Ваше Величество избрал его посредником?» Глаза Ивана метают молнии: «Наверно, на площади крестьяне научили тебя говорить со мною, как если бы я тоже был крестьянином!» И он замахивается жезлом, которым недавно убил сына. Потом немного смягчается и заключает: «Вот для чего не хотел я беседовать с тобою о вере! Невольно досаждаем друг другу. Впрочем, называю волком не Григория XIII, а папу, не следующего Христову учению. Теперь оставим». Обняв Поссевино, он провожает его и велит отправить ему к столу самые изысканные блюда. Немного погодя просит его присутствовать на богослужении в Успенском соборе: «Здесь мы славим небесное, не земное. Мы уважаем нашего митрополита, но не носим его на руках. Никогда верные не носили святого Петра. Он ходил босым». Придворные ведут Поссевино к храму, но не заставят же они его силой идти туда. Легат заранее содрогается от ужаса. Без сомнения, Иван решил показать подданным триумф их веры: это было бы великолепным зрелищем – посланник папы, склоненный перед православным митрополитом! В последний момент легату удается выскользнуть из своего окружения и скрыться в толпе. Узнав о случившемся, царь размышляет недолго, а потом говорит: «Что ж, он свободен поступать согласно своей воле». Тем не менее отказывает ему в возведении католического костела в Москве, хотя недавно разрешил возвести лютеранскую и кальвинистскую церкви.

Неудача ожидает и предложение Поссевино отправить в Рим молодых русских, «сведущих в грамоте», чтобы изучать латынь, итальянский, науки и преподавать русский. Это кажется нелепым государю: он готов принять в России нескольких образованных иностранцев при условии, что те не будут вмешиваться в политику, но всем существом своим протестует против того, чтобы отправлять куда-то учиться русских. Знает наверняка, что они воспримут европейские нравы и образ мыслей, по возвращении принесут на родину беспорядок, свободу мысли, испорченность западного мира. Настоящий русский должен оставаться дома, пересечь границу – значит предать свою отчизну. Поссевино не настаивает.

В остальном до конца его пребывания в России к Поссевино будут относиться с большим уважением. Когда его проводят к царю, стражники отдают ему почести. Он покидает Москву 11 марта 1582 года, нагруженный подарками для папы. Его сопровождает Яков Молвянинов, посланник московский в Вену и Рим. Новый посол везет письмо к папе, в котором говорится, что Россия готова к крестовому походу против Оттоманской империи, но вопрос об объединении Церквей обойден молчанием.

Скоро в Москве появляются польские послы для окончательного подписания договора. Освободившись от этого дела, Иван решает покончить и со Швецией. На следующий год заключено перемирие, по которому царь уступает Эстонию и все русские владения от Нарвы до Ладоги.

По странной прихоти судьбы двойное поражение на Западе компенсируется завоеваниями на Востоке. И происходит это в некотором роде без ведома Ивана. После присоединения в XIV веке Нижнего Новгорода великие князья Московские совершали военные походы в Сибирь – огромный край, холодный, неизвестный, малонаселенный, но богатый металлами, драгоценными камнями, мехами.

В 1558 году царь отдал в вечное пользование семьи Строгановых, которые разрабатывали рудники за Уралом, обширную территорию вдоль реки Камы и предоставил исключительное право набирать солдат, обзаводиться пушками и боеприпасами, строить крепости, вершить правосудие. Взамен Строгановы обещали не осваивать самостоятельно месторождения золота, серебра и олова, а докладывать об этом в казначейство. Освобожденные от налогов, подчиняющиеся только царю, эти богатейшие предприниматели основали множество укрепленных городов и создали армию, состоящую из казаков, черемисов, башкир и ногаев. На них работали десять тысяч рабочих и пять тысяч крепостных. Обеспокоенный все возрастающей активностью своих соседей, сибирский князь Кучум приказывает своему племяннику Маметкулу разорить русские владения. Семен Строганов призывает двух казацких атаманов – Ермака Тимофеевича и Ивана Кольцо, ставит их во главе тысячного войска, составленного скорее из разбойников, чем из солдат.

Первого сентября 1581 года Ермак отправляется в поход. За несколько дней орды Маметкула, вооруженные луками и стрелами, уничтожены ударами артиллерии. С октября столица края – Сибирь – в руках у русских. Но пелымский хан совершает набег на Пермь, местный воевода просит прислать подкрепление. Строгановы отвечают, что войско в походе за Уралом. Воевода жалуется в Москву, разгневанный Иван посылает Строганову угрожающее письмо, в котором пишет, что тот отправил вести войну беглых казаков, настоящих бандитов, что это вызвало гнев пелымского хана и Кучума, и если еще раз Пермь будет оставлена без защиты, он лишит его своей милости, а всех казаков велит повесить. Царь приказывает Строганову как можно быстрее вернуть войско, которое он столь необдуманно отправил в Сибирь. Но Ермак уже слишком далеко, чтобы какие бы то ни было приказы могли до него дойти.

В своем ослеплении гневом Иван не подозревает, что эти «бандиты» завоевывают для него новую империю. Три кровавых сражения – и эти бесстрашные авантюристы захватывают большую часть Сибири, от Урала до рек Обь и Тобол. Многочисленные местные князья, в их числе и Маметкул, подчинились Ермаку и заплатили ему дань. В городах и деревнях он отобрал множество мехов и золота. Став хозяином огромной страны, в которой его считают главой непобедимой армии, Ермак сообщает о своих победах Строганову и царю. В письме государю выражает радость по поводу того, что его казаки, бросая вызов смерти, смогли присоединить к России на веки вечные огромное государство. И смиренно добавляет: «Мы ожидаем приказов русских воевод, которым готовы вручить царство Сибирское, не ставя никаких условий, готовые умереть в бою или сложить головы на плаху, как то решат Господь и наш хозяин».

Доставить это письмо в Москву берется Кольцо – второй Ермак, заочно приговоренный к смерти. Он бросается в ноги царю, целует ему руку и вручает от имени Ермака «царство Сибирское» вместе с дорогими собольими, лисьими и бобровыми шкурами. Впервые за долгое время Ивану кажется, что удача ему улыбнулась. После поражений от Польши и Швеции, гибели сына во дворец проник солнечный луч. Господь больше не гневается на него – и государь смотрит победителем. Он прощает посланнику Ермака все его прошлые прегрешения, богато одаривает, вознаграждает и Строгановых. В Москве радостно звонят колокола, во всех храмах служат благодарственные молебны. На улицах и при дворе все гордо повторяют: «Бог послал России новое царство!»

Кольцо отправляется обратно в Сибирь, вместе с ним пятьсот стрельцов. Он увозит с собой доспехи, украшенные золотом, серебряный кубок и шубу с царского плеча. Все это предназначено Ермаку. У него с собой еще и письмо государя, в котором тот прощает всех казаков, обещая им вечную признательность России. Два воеводы от имени царя должны вступить во владение завоеванными территориями. Так в глазах народа Иван в очередной раз одержал победу, к которой на самом деле был совершенно непричастен и от которой поначалу он склонен был отказаться. Не был забыт и Ермак – о нем слагают легенды, он вырастает до уровня былинного героя. Вскоре, однако, цинга и голод сильно уменьшат численность русских войск в Сибири, Кольцо погибнет, попав в засаду, а Ермак, потерпев поражение, утонет в водах Иртыша – доспехи, подарок царя, увлекут его на дно. Но, несмотря на отдельные поражения, Сибирь останется частью России.

Царь снова чувствует себя на коне: он помолодел и, несмотря на недавнюю женитьбу на Марии Нагой, начинает подумывать о союзе с Британией. Почему бы гордой королеве Елизавете не выдать за него одну из прекраснейших своих подданных? Он делится своим планом с английским доктором Робертом Якоби, который заменил казненного отравителя Бомелия, и поручает поговорить с ним о том же своего тестя, Афанасия Нагого, оправившегося от пыток. Не моргнув глазом, Нагой слушает перечисление всех женщин знатного происхождения – незамужних или вдовых, которые могли бы заменить его дочь. Наконец Якоби называет лучшую кандидатуру – Марию Гастингс, дочь лорда Гонтингдона, внучатую племянницу Ее Величества королевы Англии. Иван немедленно снаряжает в Лондон думного дворянина Федора Писемского, которому поручена двойная миссия: заключить с Англией договор и узнать о Марии Гастингс. Писемский должен держать в тайне от королевы матримониальные планы царя, встретиться с девушкой, попросить ее портрет «на дереве или бумаге», посмотреть, «насколько она высока, упитанна и бела», предупредить, что ей придется принять православие, уверить, что получит во владение земли, а если спросит о настоящей супруге царя, то отвечать, что она дочь простого боярина и от нее легко отказаться. В обмен на лестный для нее союз с племянницей королевы царь требует, чтобы Англия помогла ему вновь начать войну с Польшей.

Писемский приезжает в Лондон 16 сентября 1582 года в сопровождении Якоби. Только 4 ноября королева дает ему аудиенцию в Виндзоре. Присутствуют лорды, пэры, придворные сановники и купцы Русской компании. Он вручает ей письмо государя и подарки от него, которые она милостиво принимает, спрашивая о здоровье царя, соболезнуя ему в связи со смертью царевича. Королева выражает желание когда-нибудь увидеть своими глазами «дорогого брата», спрашивает, воцарилось ли наконец в России спокойствие. Посол заверяет ее, что больше нет никаких возмущений, а все преступники, раскаявшись, получили прощение государя.

Восемнадцатого декабря начинаются переговоры, во время которых Писемский предлагает создание военного союза против Польши. Министры Елизаветы возражают, что война между двумя государствами окончена и папа горд тем, что смог призвать враждующие стороны к примирению. Задетый за живое, Писемский восклицает: «Папа может говорить все, что ему нравится; нашему государю лучше известно, кто ему друг, а кто враг!» Несколько дней спустя Елизавета снова принимает его, чтобы поговорить о «тайном деле», переводчиком выступает Роберт Якоби. Выказывая радость по поводу возможного семейного союза с царем, королева говорит, что Мария Гастингс, замечательная своими душевными качествами, может не понравиться Ивану, «известному ценителю женской красоты». «К тому же, – добавляет Елизавета, – она недавно перенесла оспу, и я не могу допустить, чтобы вы увидели ее в таком состоянии и чтобы художник писал ее портрет, когда лицо бедняжки покрыто следами болезни». Но посол продолжает настаивать, говоря, что примет во внимание это временное безобразие избранницы царя. Елизавета обещает известить его, когда Мария Гастингс сможет принять его. В действительности дочь Генриха VIII, у которого было восемь жен, не сторонница того, чтобы искать спутницу жизни, будучи женатым. Но она страстно желает, чтобы Россия предоставила монопольное право на всю внешнюю торговлю Англии. Стремясь урегулировать вопрос о женитьбе, Писемский придирается по мелочам к форме договора, требует, чтобы царь был назван не «кузеном», а «братом» королевы, но уступает в главном, и посла извещают, что Елизавета готова незамедлительно дать ему прощальную аудиенцию. «А вопрос о женитьбе?!» – восклицает как громом пораженный Писемский. Ему показывают газеты, в которых сообщается о великом для России событии – 19 октября Мария Нагая подарила царю сына, названного Димитрием.[20] Так же, как прежде он отрицал мир с Польшей, теперь государев посланник опровергает это досадное «недоразумение»: «Злые люди, предатели придумали эту сказку, чтобы помешать переговорам о союзе, выгодном Англии не меньше, чем России. Королева должна полагаться только на письмо царя и мои заверения!» Но в глубине души он не сомневается, что информация верная. Хотя, зная царя, уверен, что рождение сына не помешает ему отказаться от жены в пользу племянницы Елизаветы. И он опять пытается выполнить данное ему поручение, а королева, заботясь о коммерческих интересах страны, разрешает ему увидеться с Марией Гастингс.

Восемнадцатого мая 1583 года Писемский и Якоби приняты в загородном доме лорда-канцлера Томаса Бромли. В саду накрыт стол с прохладительными напитками. В аллее появляются несколько женщин. Между леди Бромли и леди Гонтингдон идет та, которую посол называет про себя «царской невестой». «Вот она, – шепчет лорд Бромли, – вы можете свободно ее рассмотреть. Королева пожелала, чтобы вы увидели Марию при свете дня, а не в полутемном помещении». Содрогаясь от необходимости вынести свое суждение, Писемский смотрит во все глаза. Лорд Бромли предлагает пройтись по парку так, чтобы несколько раз встретиться с прогуливающимися женщинами. Каждый раз русский посол приветствует Марию, она склоняется в реверансе. Когда она скрывается в глубине сада, лорд Бромли спрашивает: «Вы хорошо ее рассмотрели?» – «Я следовал полученным инструкциям», – отвечает Писемский с военной прямотой и пишет отчет царю: «Принцесса Хоутинкс, Мария Гастингс, росту высокого, тонкая и белокожая, у нее голубые глаза, светлые волосы, прямой нос, пальцы на руках длинные и тонкие».

Снова пригласив русского посла, Елизавета еще раз выражает опасение, что ее внучатая племянница недостаточно хороша, чтобы понравиться царю. «Я думаю, она не понравилась и вам», – говорит она. Невозмутимый Писемский отвечает: «Мне кажется, что она красивая. Все остальное в руках Божьих!» В середине июня портрет Марии Гастингс, предназначенный русскому государю, закончен, и, побывав на поразившем его параде английского флота (двадцать четыре корабля, на борту каждого от семидесяти до восьмидесяти пушек), Писемский отправляется в Москву. Вместе с ним едет новый английский посланник Джером Боус. В конечном счете он не слишком недоволен итогами своей миссии, и ему не кажется, что репутация Ивана, убившего своего сына, может стать серьезным препятствием предполагаемого союза. Однако, несмотря на устроенное в саду свидание, ни королева, ни ее внучатая племянница не помышляют об этом замужестве. Двор прекрасно разыграл спектакль перед русским посланником – английские коммерсанты могут продолжать торговлю на прежних условиях.

В октябре 1583 года Джером Боус прибывает в Россию. Иван принимает его как друга. Плохо информированный своим наивным представителем, царь уверен, что политический союз и свадьба – дела практически решенные, остается уточнить детали. Но переговоры с англичанами проходят трудно: в противовес гибкому и хитрому Дженкинсону Боус – человек тяжелый, резкий, высокомерный и обидчивый. Он требует подтвердить право монопольной торговли для Англии и заявляет, что его страна станет помогать России в борьбе с ее врагами, только полностью исчерпав все попытки к примирению. Это условие делает невозможным немедленное возобновление военных действий против Стефана Батория. После двадцати раундов бесполезных переговоров 13 декабря Иван вызывает к себе Джерома Боуса и говорит ему: «Если главные враги мои (Швеция, Дания, Польша) – друзья королеве, то могу ли быть ей союзником? Елизавета должна или склонить Батория к истинному миру с Россиею, заставив его возвратить мне Ливонию и Полоцкую область, или вместе со мною наступить на Литву». – «Королева признала бы меня безумным, если бы я заключил такой договор», – отвечает Боус. Царь ставит ему в вину высокомерное обращение с его представителями и говорит, что среди государей знает тех, кто стоит выше королевы английской. «Нет венценосцев знаменитее Елизаветы, – возражает англичанин. – Она не менее императора, не менее и царя!» Выведенный из себя этими словами, Иван грозит послу выставить его за дверь. Стойкий Боус настаивает, что королева сумеет отомстить за оскорбления, нанесенные ее посланнику. Царь внезапно успокаивается и переходит к вопросу о женитьбе. Дипломат уверяет, что на портрете Мария сильно приукрашена, на самом деле ей больше тридцати лет, она некрасива и больна и к тому же не желает менять веру. Но у королевы, добавляет он, есть много хорошеньких родственниц. Проводив собеседника, царь вздыхает: «Дай Бог, чтоб у меня самого был такой верный слуга!» Во время новых переговоров 18 декабря снова возвращается к интересующему его делу: «Ты говорил нам о девицах, среди которых мы можем выбрать себе жену, но отказался назвать их. Нас не может удовлетворить столь расплывчатое заявление. В Англии есть, наверное, более тысячи девиц, и не все они кухарки, ты хочешь, чтобы мы сами всех их разыскали? Ты человек неученый и не знаешь, как должен вести себя посланник!»

В течение двух месяцев продолжаются встречи царя и Боуса, бурные, но безрезультатные. Четырнадцатого февраля 1584 года английский посланник объявляет, что королева велела ему возвращаться через Францию. С потерей Ливонии это означает проезд по территории Польши. «Ты воспользуешься этим, чтобы сдать меня моим врагам! – кричит Иван. – Ты пришел не серьезные переговоры вести и можешь убираться, взяв все, что привез! Отправляйся немедленно!» Привыкший к подобным вспышкам ярости, Боус спокойно ожидает перемены настроения государя. Три дня спустя царь вручает ему проект договора, по которому взамен права на монопольную торговлю две страны заключают наступательный союз с целью захватить Ливонию. Осторожный Боус напоминает, что его милосердная госпожа не приемлет захватнических войн. «Но речь не идет о завоевании, – возражает царь. – Ливония – наша старинная вотчина». – «В самом деле?» – удивляется посланник. Царь взвивается: «Мы не просим королеву быть судьей нам и Польше!» Прощальная аудиенция назначена на 20 февраля. Когда Джером Боус приезжает во дворец, ему говорят, что государь болен и не может его принять.[21]

Глава 17

Последние дни

Вот уже год царь пытается разобраться в кровавых свидетельствах своего царствования. Нисколько не жалея о многочисленных жертвах, хочет, чтобы на небесах они обрели покой души. Дабы снять с себя вину и облегчить совесть, он неутомимо составляет списки тех, кто погиб по его воле. С пером в руке вспоминает, вызывая к жизни забытые тени, описывая казни. За этим жестоким и кропотливым трудом он воспроизводит события своей жизни, ему помогают дьяк и исповедник. На пергаменте появляются написанные большими буквами имена. Затем, сопровождая богатыми пожертвованиями, их отправляют в монастыри, где будут молиться о поминовении усопших. «Вспомни, Господи, о душах слуг твоих новгородских числом пять тысяч сто семь... Двадцать человек села Коломенское... Вспомни об умерших верных христианах числом восемьдесят четыре и еще о троих, которые скончались после того, как им отрубили руки....» Рядом с некоторыми именами следует короткая приписка: «вместе с женой», «с женой и детьми», «с сыновьями», «с дочерьми». Раздражение Ивана вызывает тот факт, что он может кого-то забыть. Надежда на Бога, который должен был вести свои списки и поможет заполнить пропуски. Время от времени царь обращается к Господу: «Ты наверняка вспомнишь их имена... Только Ты один знаешь их». В списке, предназначенном для Свято-Успенского монастыря в Свияжске, упоминаются: княгиня Евдокия, дальняя тетка Ивана, монахиня Мария, сестра двоюродного брата Владимира; они были утоплены в Белозерске. В одном из списков три тысячи сорок восемь имен, в другом – три тысячи семьсот пятьдесят. Но, отправив их, Иван вспоминает еще и еще – за его плечами толпится уничтоженная страна. Не признавая себя виновником всех этих смертей, он одинок как никогда, ощущая неимоверную тяжесть. Он стар, бурная жизнь, постоянное переедание подточили его здоровье. После смерти царевича спит всего несколько часов в сутки. Покинул Александровскую слободу, где все напоминает ему о сыне, и снова воцарился в Кремле. Однажды вечером узнает, что в небе над Москвой появилась комета с хвостом в форме креста. Его закутывают в меха и выносят на крыльцо посмотреть. Очень холодно, воздух прозрачен. Огромный город спит под снегом. Запрокинув голову, царь долго наблюдает за пророческой звездой и шепчет: «Вот предвестница моей смерти!»

В 1584 году начинается его физическое угасание. Лекари твердят о «разложении крови» и «разрушении внутренностей». Тело царя распухает, кожа отходит клочьями, от него исходит страшное зловоние, которое нельзя заглушить никакими мазями и притираниями. Порой ему кажется, что он пропитался запахом смердящих мертвых тел, среди которых так любил прогуливаться. Но нет, это запах его кожи, а может быть, души? Быть может, Бог разлюбил его и вместо того, чтобы встречать с распростертыми объятиями у врат рая, не откроет их? Но у него столько заслуг. Да, войны, которые он вел на западе, были разрушительны, зато он завоевал Казань, Астрахань, Сибирь. Объединил страну, несмотря на противодействие бояр. Смог бы он сделать все это, если бы не предал смерти злейших своих врагов? Чего стоят несколько тысяч мертвецов, если покорены народы и земли? Но с Богом ничего нельзя знать заранее. Он всегда его, Ивана, поддерживал, но в последний момент может обвинить его в новгородской резне или многочисленных женитьбах, убийстве царевича, и это станет последней каплей, переполнившей чашу терпения. Царь бродит по дворцу, вслух разговаривая сам с собой. Страшится наступления сумерек, когда к нему приходят апокалиптические видения. Каждую ночь видит в полумраке сына – он празднично одет и улыбается, хотя очень бледен, а на виске у него дыра. Они с призраком беседуют. Внезапно Иван кричит и выскакивает из постели. Прибегают слуги и укладывают его снова. Иногда он отказывается вновь ложиться, призывает священников, велит звонить в колокола и служить молебен. На рассвете встает совершенно без сил, подавленный, неспособный принимать решения. Теперь он знает, что есть орудия пыток более совершенные, чем те, что ему приходилось использовать, – жестокие угрызения совести и безумный страх.

Из палача царь становится жертвой. Одаривает церкви в надежде откупиться, он отправляет письма во все монастыри России: «Всем святым и славным обителям! Всем благочестивым и смиренным инокам! Великий царь Иван Васильевич низко вам кланяется и припадает к вашим ногам, в надежде получить отпущение всем его грехам; молитесь соборно и в уединении в своих кельях, чтобы Всевышний и Божья Матерь простили ему злодейства, исцелили его душевно и телесно».

В исступлении надеется, что сосланные монахи произнесут Богу молитвы громче и убедительнее, чем те, что сотнями полегли в Новгороде, или чем убиенный митрополит Филипп или архиепископ Леонид.

Ни микстуры, ни лекари, ни молитвы не в силах остановить болезнь. Тогда Иван обращается к магии. Со всех концов в Москву стекаются волхвы, предсказатели, знахари. Их кормят, каждый день князь Богдан Бельский, близкий к царю, разговаривает с ними. Они настроены мрачно: все приметы совпадают, смерть государя не за горами. Но чтобы не огорчать своего владыку, Бельский скрывает от него пророчества.

Несмотря на слова успокоения, которые он слышит от окружающих, Иван чувствует, что болен неизлечимо. Зловоние усиливается, все тело болит, и он начинает готовиться к передаче власти. В 1572 году государь составил завещание в пользу старшего сына, царевича Ивана. Так как царевич мертв, он в присутствии бояр диктует новые распоряжения, по которым наследником престола становится Федор. Иван наставляет его править милосердно и избегать бесполезных войн с христианскими государствами. Чтобы направлять слабого телом и душой князя, назначает специальный регентский совет из пяти бояр. В него входят Иван Шуйский, герой похода на Ливонию, Иван Мстиславский, сын племянницы великого князя Василия, Никита Юрьев, брат царицы Анастасии, Богдан Бельский и Борис Годунов, самый умный из них, сестра Ирина которого замужем за Федором. Смягчившись перед лицом смерти, царь называет их своими друзьями, товарищами по оружию. Велит им освободить польских и немецких пленников, снизить налоги. Жалуется снова и снова, что всю его долгую жизнь злые бояре своими предательскими планами принуждали его к жестокости, которой вовсе не было в его характере. Виновны все, кроме него. В рыданиях повторяет: «Они обратили добро во зло, любовь – в ненависть». Кого надеется он обмануть этими речами – своих близких или Бога, последующие поколения или самого себя? Но даже в минуты умиленного снисхождения в нем вдруг просыпается ярость. Узнав случайно, что астрологи вычислили дату его смерти – 18 марта 1584 года, – велит сжечь их живьем, если предсказание не сбудется. Жена Федора, навещая государя, «в ужасе сбежала», напуганная его непристойными жестами и предложениями – в нем внезапно вновь проснулся дьявол, плоть ожила. Через некоторое время у него наступает полный упадок сил, и даже польского посла просят отложить свой приезд в Москву.

Самое дорогое удовольствие для него теперь – проводить долгие часы в сокровищнице, где царь разглядывает драгоценные камни, ссыпанные в сундуки. Пятнадцатого марта он приглашает английского посланника Джерома Горсея спуститься туда вместе с ним. Иван перебирает дрожащими пальцами алмазы, изумруды, сапфиры, рубины, жемчуга, гиацинты. Отблеск сокровищ оживляет его жадный взгляд. Он знает происхождение каждого и цену, которую нежно шепчет. Кажется, истово страдает, расставаясь с ними. Набрав горсть бирюзы, говорит гостю: «Смотрите, как она меняет цвет. Она бледнеет, она предвещает мне смерть, я отравлен». Потом показывает на свой скипетр из рога единорога,[22] оправленный в драгоценные камни («Они стоили семьдесят тысяч рублей», – уверяет он), и просит своего доктора нарисовать на столе круг этим знаком своей царской власти. Лекарь подчиняется. Тогда Иван приказывает принести пауков и сажает их недалеко от черты. Те, кто ее пересекают, тут же умирают, остальные остаются в живых. «Вот верный знак, – говорит царь. – Меня не может спасти даже рог единорога». И снова возвращается к камням. «Вот самый дорогой и самый известный алмаз Востока. Я никогда никак его не использовал. Он умеряет злобу и сладострастие, возвращает невинность. Крошечный кусочек, растертый в порошок, способен отравить лошадь и человека тоже». Пальцем показывает на рубин: «О! Он благотворен для сердца, мозга, улучшает память, очищает кровь... Посмотрите на этот изумруд – в нем все цвета радуги. Этот камень – враг нечестности. Попробуйте. Я люблю разглядывать этот сапфир. Он придает храбрости, дарит сердцу радость, укрепляет все жизненные силы; он отвечает за глаза и зрение, лечит кровавые раны, дает силу мышцам... Все они – дары Всевышнего, у каждого свои секреты, но Он открывает их людям, чтобы они могли ими пользоваться и созерцать их – друзей милости и добродетели, врагов пороков...» Иван говорит все с большим усилием и внезапно теряет сознание. Его уносят.

Когда приходит в себя, то не говорит о соборовании. Царь все еще верит в возможность выздоровления совместными усилиями священников, лекарей и знахарей. К тому же он говорит митрополиту, что в случае внезапной кончины хотел бы быть похоронен как простой монах. То же желание было и у его отца, Василия III. Над Кремлем повисла зловещая тишина. В церквях служат молебны о выздоровлении государя.

Семнадцатого марта, приняв теплую ванну, Иван почувствовал себя бодрее. На следующее утро ему стало явно легче. Вспомнив, что волхвы предрекали на этот день его смерть, говорит Бельскому: «По словам предсказателей, сегодня я должен был бы испустить последний вздох, я же чувствую, что силы возвращаются ко мне. Пусть эти обманщики сами готовятся к смерти!» Бельский извещает об этом волхвов. Те невозмутимо отвечают: «Подожди, день еще не закончился». Готовят вторую ванну с горячей водой, Иван с наслаждением в нее погружается. В ней проводит три часа, после чего ложится в постель отдохнуть. Просыпается он в веселом расположении духа. Поднимается, надевает домашнее платье, велит привести песняров и поет вместе с ними. Отпустив их, просит Бельского сыграть с ним партию в шахматы, но он так слаб, что не в состоянии передвигать фигуры. Король, ферзь неожиданно падают и катятся по полу. Вдруг Иван роняет голову на доску, руки его безвольно свешиваются. Все кричат, бросаются к нему, доктора осматривают его и растирают тело водкой и ароматными маслами, чтобы привести его в чувство. Но все бессильны.

Исполняя волю покойного, митрополит читает над мертвым телом молитвы, которые произносят над постригаемым. Обмытый, причесанный, в монашеском одеянии, он получает новое имя – Иона. Деревянный крест и икона Вознесения Господня лежат у него на груди. В сенях шепчутся о том, что смерть не была естественной, что царя отравили Бельский с Годуновым, стремясь захватить власть: нет никаких сомнений, что слабоумный Федор будет игрушкой в их руках. Бояре с трудом скрывают облегчение, но, столпившись у тела, облаченного в монашеское платье, по привычке дрожат. Возможно ли, что бесконечному кошмару наступил конец? Не поднимется ли государь внезапно со своего ложа и, гневно сверкая глазами, не отправит ли их на казнь?

Тем временем вокруг Кремля собралась огромная толпа, ожидая известий о своем царе. Из боязни восстания или заговора Годунов объявляет о смерти спустя сутки – к этому времени согласованы все детали передачи власти. Когда наконец глашатай кричит с Красного крыльца: «Нет больше государя!» – толпа с рыданиями падает на колени. Живший в страхе почти сорок лет русский народ, несмотря на все преступления Ивана, по-прежнему считает его наместником Господа на земле. Его нельзя судить, как нельзя судить Бога. Он – отец народа и имеет право делать с ним все, что пожелает. К тому же основные удары нанесены по боярам, которых народ ненавидит. Безжалостный к предателям, знати, лжемонахам, он не так часто карал простых людей. Потеряв грозного царя, не лишится ли народ своей единственной защиты? Забыв убийство царевича, публичные казни, войну с Ливонией, нищету, в которой живет страна, ее жители вспоминают о победе над Казанью и Астраханью, завоевании Сибири. Чрезмерность во всем гарантирует ему вечную память: в России всегда отдают предпочтение сильным личностям. Страх наказания не исключает любви к наказующему, а порой и поддерживает ее. Тиран притягивает к себе сердца ужасом, который внушает.

Огромное количество людей присутствует на отпевании и похоронах царя в Архангельском соборе. Его кладут рядом с сыном, которого он убил. На надгробии надпись: «В восемнадцатый день марта преставися Царь и Великий князь Иоанн Васильевич, всея Руси самодержец, во иноцех Иона».

Против своей воли садится на трон Федор. Он слаб сложением и умом, неуверен в себе, его гнетет неожиданно взваленная на его плечи ноша. Отец говорил, что он похож на ризничего, а не на наследника престола, называл его «пономарем». С первых шагов новый царь опирается на сильного и честолюбивого шурина. Скоро Борис Годунов и вовсе займет его место. Что до Ивана, то призрак его живет в преданиях, которые воспевают его как защитника, победителя, гордость России, грозу сильных мира сего. Следы его истинных преступлений живут в архивах, в легендах – мнимые добродетели. Кровавый тиран для одних, правдолюбец и собиратель земель для других, он отправляется к Высшему Судии.