Солдаты рвались вперед, подстрекаемые одной лишь животной яростью, и не заботясь более о своих человеческих тенях. Поздно думать о такой ерунде. В первые десять минут техасцы потеряли 50 процентов своего состава, но смогли сдержать федералов. Все равно, что сунуть палец в океан и попытаться его остановить -- удалось, но лишь на короткое время, потому что до судебной палаты в Аппоматтоксе[3] оставался еще почти год, и палата пребывала пока в счастливой безвестности.
Когда Ли добрался до последних рядов подкрепления, он обнаружил там Восьмое Добровольческое Подразделение Тяжелых Корнеедов Биг Сура, уже докладывающих о своем прибытии. Вокруг солдат распространялся запах корней и пиявок. Восьмое Добровольческое Подразделение Тяжелых Корнеедов Биг Сура рапортовало о себе, как о части армии Северной Вирджинии.
Они сгрудились вокруг коня Ли и в изумлении на него уставились, поскольку впервые в жизни видели лошадь. Один из индейцев-диггеров протянул Страннику пиявку.
Когда я впервые услышал о Биг Суре, я не знал, что он был в составе несуществующей Конфедерации Штатов Америки -- страны, чьей главной особенностью стало исчезновение; так исчезают идеи, абажуры с ламп, или блюда, когда-то любимые в тысячах домав, но совершенно сейчас забытые.
От совсем другого Ли, Ли Меллона, только и смог я узнать правду о Биг Суре. Ли Меллон -- вот кому надлежит стать флагом и барабаном этой книги. Ли Меллон -- побежденный генерал Конфедерации.
Зыбучие зубы Ли Меллона
Прежде, чем мы двинемся дальше по дорогам этой военной истории, очень важно поговорить о зубах Ли Меллона. Они достойны упоминания. За те пять лет, что я знаком с Ли Меллоном, у него во рту побывало 175 зубов.
Виной тому его поразительная способность от них избавляться. Я бы даже назвал ее гениальностью. Говорят, что Джон Стюарт Милл[4] в пять лет читал по-гречески, а в шесть с половиной написал историю Рима.
Но поразительнее всего в зубах Ли Меллона их беспорядочные перемещения во многочисленных и разноообразных зубных протезах, которые этим несчастным приходилось называть своим домом. Я встретил его однажды на Маркет-стрит с единственным передним левым зубом во рту, а месяц спустя на Грант-авеню у него было три нижних правых и один верхний правый зуб.
Когда он только приехал из Биг Сура, у него было четыре верхних передних и два нижних левых зуба, а после двух недель жизни в Сан-Франциско он носил на верхней челюсти пластинку вообще без единого зуба -- пластинка нужна была для того, чтобы не болели десны, и чтобы щеки не провалились в рот.
Я быстро научился разбираться в этих зубных перемещениях, и теперь всякий раз, когда вижу Ли Меллона, я с интересом заглядываю ему в рот и узнаю, как идут дела, работает ли он, какую книгу сейчас читает, будь то Сара Тисдэйл[5] или 'Майн Кампф', и с кем спит -- с блондинкой или брюнеткой.
Ли Меллон рассказывал, что однажды, уже в Новейшее Время, все зубы пробыли у него во рту в течение целого дня. Он водил в Канзасе трактор -- взад-вперед по пшеничному полю, -- и его новая нижняя челюсть сидела во рту немного косо, так что он ее вытащил и положил в карман рубашки. Зубы вывалились, и он проехался по ним трактором.
С неподдельной грустью Ли Меллон рассказывал мне, как, не обнаружив в кармане зубов, он проискал их целый час, а когда, наконец, нашел, то лучше бы он их не видел вообще.
Как я познакомился с Ли Меллоном
Я познакомился с Ли Меллоном пять лет назад в Сан-Франциско. Была весна. Ли Меллон только что приехал автостопом из Биг Сура. По дороге его посадил в свою спортивную машину один богатый пидор. Богатый пидор предложил Ли Меллону десять долларов за акт орального насилия.
Ли Меллон сказал 'хорошо', и они остановились в уединенном месте, где деревья карабкались в гору сначала поодиночке, потом превращались в лес, и уже настояшим лесом заползали на вершину.
-- После вас, -- сказал Ли Меллон, и они пошли в лес. Богатый пидор впереди. Ли Меллон подобрал камень и долбанул им богатого пидора по голове.
-- Ой! -- сказал богатый пидор и упал на землю. Ему было больно, и богатый пидор запросил пощады.
-- Пошади меня! Пощади меня! Я маленький одинокий богатый пидор, я только хотел немножко развлечься. Я не сделал ничего плохого.
-- А ну прекрати, -- сказал Ли Меллон, -- и давай сюда деньги и ключи от машины. Мне больше ничего не надо, ты понял, богатый пидор?
Богатый пидор отдал Ли Мелону 235 долларов, ключи от машины и часы.
Ли Меллон ничего не говорил богатому пидору насчет часов, но вспомнил, что скоро день его рождения, двадцать три года, так что взял часы и сунул их в карман.
Это был лучший день в жизни богатого пидора. Молодой, высокий, красивый, решительный, беззубый хич-хайкер забирает у него деньги, машину и часы.
Эту историю богатый пидор сможет рассказать всем своим друзьям. Он покажет им шишку на голове и след от часов на руке.
Богатый пидор потрогал левой рукой шишку. Она росла, как на дрожжах. Богатый пидор надеялся, что шишка не рассосется еще очень долго.
-- Я ухожу, -- сказал Ли Меллон. -- А ты сидишь здесь до утра. Если сдвинешься хоть на дюйм, я вернусь и два раза перееду тебя машиной. Я очень крутой, и больше всего на свете люблю давить богатых пидоров.
-- Я не сдвинусь с места, -- сказал богатый пидор. Мудрое решение. При всей своей замечательной внешности Ли Меллон казался вполне вменяемым -- Я не сдвинусь ни на дюйм, -- пообещал богатый пидор.
-- Какой хороший богатый пидор, -- сказал Ли Меллон, бросил машину в Монтерее и сел на автобус до Сан-Франциско.
Когда я впервые встретил молодого хич-хайкера, он уже четвертый день подряд пропивал конфискованные средства. Он купил бутылку виски, и мы отправились пить в парк. В Сан-Франциско так принято.
Мы с Ли Меллоном мокли под дождем, хохотали во все горло -- и немедленно подружились. Он сказал, что ищет жилье. У него еще оставались деньги богатого пидора.
Я сказал, что в доме на Ливенуорт-стрит, где я живу, прямо под моим чердаком есть свободная комната, и Ли Меллон сказал: здор
Ли Меллон был уверен, что богатый пидор не пойдет жаловаться в полицию.
-- Богатый пидор сидит, наверное, сейчас в Биг Суре. Ничего, с голоду не помрет.
Августас Меллон, КША
Ночь, когда я познакомился с Ли Меллоном, утекала каплями из нашего тотема -- бутылки виски. Наступил рассвет, шел дождь, и мы оказались на Эмбаркадеро. Начали рассвет чайки -- их серые крики, словно флаги, поднимались вместе с солнцем. Где-то плыл корабль. Норвежский корабль.
Наверное, шел к себе в Норвегию и в исполнение коммерческого договора вез шкуры 163-х трамваев. Ах, торговля: страны меняются своим добром, словно школьники на переменках. Меняют дождливое весеннее утро Осло на 163 трамвайных шкуры из Сан-Франциско.
Ли Меллон смотрел в небо. Иногда такое случается: знакомитесь с человеком, а он смотрит в небо. Он смотрел очень долго.
-- Что там? -- спросил я, потому что хотел стать ему другом.
-- Просто чайки, -- сказал он. -- Посмотри вон на ту. -- Он указал рукой на чайку. Но я не понял, на какую именно -- их было слишком много, птиц, зовущих рассвет. Больше он ничего не говорил.
Да, можно подумать и о чайках. Мы жутко устали, были мокрыми и пьяными. Можно подумать и о чайках. Это ведь так просто... чайки: прошлое, настоящее и будущее проходит под небом, как барабанная дробь.
Мы зашли в небольшое кафе и взяли по чашке кофе. Его нам принесла самая страшная официантка в мире. Я дал ей выразительное имя Тельма. Мне нравится придумывать имена.
Меня зовут Джесси. Любые попытки описать ее внешность заранее обречены на провал, но по-своему она очень подходила этому кафе, где струйки пара поднимались над нашими чашками, словно свет.
Елена Троянская здесь была бы неуместна. 'Как сюда попала Елена Троянская?' -- спросил бы какой-нибудь портовый грузчик. Он бы ничего не понял. Так что Тельма вполне всех устраивала.
Ли Меллон рассказывал, что родился в Меридиане, Миссиссиппи, а вырос во Флориде, Вирджинии и Северной Каролине.
-- Около Эшвила, -- сказал он. -- Страна Томаса Вулфа[6].
-- Ага, -- сказал я.
У Ли Меллона не было южного акцента.
-- У тебя нет южного акцента, -- сказал я.
-- Правильно, Джесси. Когда я был маленький, я читал Ницше, Шопенгауэра и Канта, -- сказал Ли Меллон.
Очень странный способ избавления от южного акцента. Ли Меллон, однако, считал его нормальным. Я не стал спорить, потому что никогда не пытался бороться с южным акцентом с помощью немецких философов.
-- Когда мне было шестнадцать лет, я влез в Чикагский университет и жил там с двумя очень культурными первокурницами-негритянками, -- сказал Ли Меллон. -- Мы спали втроем на одной кровати. Это тоже помогло избавиться от южного акцента.
-- Хороший трюк, -- ответил я, не зная толком, что сказать.
Подошла Тельма, самая страшная официантка в мире, и спросила, не хотим ли мы чего-нибудь на завтрак. У них вкусные пирожки; бекон и яичница тоже вкусные -- хватит, чтобы набить живот.
-- Вам сейчас в самый раз, -- сказала Тельма.
Я съел пирожки, Ли Мелон тоже съел пирожки, потом бекон, яичницу, потом опять пирожки. Он не обращал внимания на Тельму и продолжал говорить о юге.
Он рассказал, что жил на ферме около Спотсильвании, Вирджиния, и ребенком облазил все те места, где проходила битва за
-- Там сражался мой замечательный прадед, -- сказал он. -- Он был генералом. Генералом Конфедерации и, черт побери, очень хорошим. Я вырос на историях о генерале Августасе Меллоне, КША. Он умер в 1910 году. В том же году, когда умер Марк Твен. Это был год кометы Галлея. Он был генералом. Ты слышал когда-нибудь о генерале Августасе Меллоне?
-- Нет, но это здорово, -- сказал я. -- Генерал Конфедерации... Бог ты мой.
-- Да, все Меллоны очень гордятся генералом Августасом Меллоном. Ему где-то стоит памятник, но никто не знает где. -- Дядя Бенджамин искал его два года. Он объехал на грузовике весь Юг, спал в кузове. Статуя спрятана в каком-то парке под виноградной лозой. Никакого уважения к нашему замечательному предку. К нашему герою.
Тарелки перед нами были пусты, как бланки приказов к началу несуществующих сражений необъявленной войны. Я позвал самую страшную в мире официантку, но Ли Меллон сказал, что заплатит сам. Он приветливо посмотрел на Тельму.
Вполне возможно, он только сейчас ее разглядел -- насколько я помню, он ни слова о ней не сказал, пока она носила нам кофе и завтрак.
-- Доллар за поцелуй, -- сказал Ли Меллон, когда она начала отсчитывать сдачу с десятки, некогда принадлежавшей стукнутому камнем по башке богатому пидору.
-- Ладно, -- ответила она, не улыбнувшись, не оскорбившись и не высказав ничего похожего на удивление. Так, словно целоваться за доллар с Ли Меллоном входило в ее обязанности.
Ли Меллон крепко поцеловал ее. Ни он, ни она не стали ломаться или прятаться за улыбку. Он ничем не выдал, что это была шутка. Мы вышли на улицу. Мы не стали обсуждать этот случай, и он, можно сказать, остался за дверью.
Пока мы шли по Эмбаркадеро, солнце превратилось в воспоминание, а небо опять вызвало из памяти дождь, Ли Меллон сказал:
-- Я знаю место, гда можно за полтора доллара достать четыре фунта муската.
Туда мы и отправились. Это был старый итальянский магазинчик на Пауэр-стрит, и он только что открылся. У стены стоял ряд винных бочек. Середина магазина тонула в темноте. Казалось, что темнота исходит от самих бочек, пахнущих кьянти, зинфанделем и бургундским.
-- Полгаллона муската, -- сказал Ли Меллон.
Старик, хозяйничавший в магазине, достал с задней полки вино. Он вытер с бутылки воображаемую пыль. Он был похож на водопроводчика, который продает вино.
Мы взяли бутылку и пошли к парку Ины Кульбрит, что на Валлехо-стрит. Ина Кульбрит была поэтессой, современницей Марка Твена, Бретта Гарта[7] и великого сан-францисского ренессанса 1860-х годов.
Потом Ина Кульбрит работала библиотекарем в Окленде и через тридцать два года вложила первую в жизни книгу в руки юному Джеку Лондону. Она родилась в 1841-м и умерла в 1928-м году: 'Любимейшая, увенчанная лаврами поэтесса Калифорнии'[8] и еще та самая женщина, муж которой в 1861-м году стрелял в нее из пистолета. Он промахнулся.
-- За Генерала Августаса Меллона -- льва на поле боя и воплощение южного рыцарства! -- сказал Ли Меллон, разливая по кружкам четыре фунта муската.
Четыре фунта муската мы выпили, сидя в парке Ины Кульбрит, глядя на Валлехо-стрит, сан-францисскую бухту, и как солнце поднимается над всем этим и еще над баржей, нагруженной железнодорожными вагонами и направляющейся в сторону округа Марин.
-- Какой был боец, -- сказал Ли Меллон, высосав из кружки последнюю, приставшую ко дну, унцию муската.
Я никогда особенно не интересовался гражданской войной, но сейчас, заразившись энтузиазмом нового приятеля, сказал:
-- Я знаю книжку, в которой перечислены все генералы Конфедерации. Все 425, -- сказал я. -- Она есть в библиотеке. Можно узнать, чем прославился во время войны генерал Августас Меллон.
-- Грандиозная идея, Джесси. -- сказал Ли Меллон. -- Это мой самый знаменитый прадед. Я хочу знать о нем все. На поле боя он был львом. Генерал Августас Меллон! Быстрее, я хочу знать о его подвигах на войне между штатами! Ура! Ура! Ура! УРА!
Не забывайте о двух фунтах муската на нос по двадцать процентов алкоголя в каждом -- итого сорок. И мы еще шатались после ночного виски. Таким образом, два фунта муската умножались, возводились в квадрат и выводились на чистую воду. Можно посчитать на компьютере.
Когда мы ввалились в библиотеку и разыскали на полке том под названием 'Генералы в сером' Эзры Дж. Уорнера, библиотекарша с интересом на нас посмотрела. Биографии всех 425-ти генералов были расположены по алфавиту и мы легко нашли то место, где должен был находиться генерал Августас Меллон. Библиотекарша раздумывала, не вызвать ли ей полицию.
На левом фланге мы нашли Генерала Самюэля Белла Макси, история его была такой:
На правом фланге мы нашли Генерала Хью Уидона Мерсера, история его была такой:
В центре, между флангами, генерала Августаса Меллона не было. Очевидно, ночью ему пришлось отступить. Ли Меллон был разбит. Библиотекарша, не отрываясь, смотрела на нас. На глазах у нее выросли очки.
-- Не может быть, -- говорил Ли Меллон. -- Этого просто не может быть.
-- Может, он был полковником, -- сказал я. -- У южан было много полковников. Полковник -- тоже хорошо. Ну, южный полковник и все такое. Полковник, как там его, жареных цыплят[9]. -- Я пытался его успокоить. Ничего в этом страшного нет -- потерять генерала и найти вместо него полковника.
Даже майора или лейтенанта. Разумеется, я ничего не сказал ему о майоре и лейтенанте. А то бы он заплакал. Библиотекарша смотрела на нас.
-- Он сражался в битве за
-- Это недоразумение, -- сказал я. -- Они его просто пропустили. Произошла ошибка. Сгорели какие-нибудь бумаги или что-нибудь в этом роде. Тогда было много путаницы. Наверное, так и вышло.
-- Именно. -- сказал Ли Меллон. -- Я знаю, что в моей семье был генерал Конфедерации. Не могло не быть генерала Меллона, сражавшегося за свою страну... за прекрасный Юг.
-- Именно, -- сказал я.
Библиотекарша потянулась к телефону.
-- Пойдем, -- сказал я.