— Она! Спорим?!
И тут Мишка взорвался:
— Спорим! Спорим! Спорим!
А Сега своё:
— На пломбир за сорок восемь!
— Хоть на десять пломбиров! — распалялся Мишка.
— Хорошо, на десять пломбиров, — лукаво и ехидно сверкнув глазками, сказала девчонка и независимой походочкой ушла в домик.
Ровно через два часа разразилась гроза.
Назавтра приятели молча сидели в смородинных кустах Сегиного огорода. Надо было кое-где прополоть грядки, но вылезать из укрытия не было никакого желания.
«Одиннадцать пломбиров это… это, — подсчитывал в уме Мишка, — пять двадцать восемь».
— Пять рэ, двадцать восемь кэ, ого-го! — сказал Сега, будто прочитал Мишкины мысли и свистнул.
— Надо ей сшибить форс, чтоб не задавалась, — пробурчал Мишка. — А то больно много знает.
— Точно! А спор никто не видел, не слышал. Нормально. Не отдадим — и порядок.
— А что отдавать-то? Если б было!
Помолчали.
— Навязалась, понимаешь… Сю-сю-сю… Моя козявочка, моя букашечка, мои цветочки-василёчки, тьфу, противно, — Мишка зло сплюнул.
— Точно! Разве девчонки — люди? — Сега хотел сплюнуть так же, как и Мишка, но у него не получилось: он плюнул себе на карман рубашки — и сконфузился.
— Разве можно на них положиться? — развивал Сегину мысль Мишка. — Нет! Всегда подведут! И дружить не умеют! И не выручат никогда!
Хлопнула девчонкина калитка.
— Не беспокойся, деда. Я успею, — раздался тот самый голос. И тут же девчонка закашляла. — Давно мне к доктору надо.
— Иди, иди к своему доктору, только матери не говори, что я тебя одну отпустил. Чтоб ровно в четыре была дома. Сумку не забудь.
И стало тихо. Ребята выглянули из-за кустов. В девчонкином огороде возле дачи возился дед. А внучка по дорожке между чужими садами и огородами уходила всё дальше и дальше. Вот она дошла до поворота и свернула, но почему-то не к автобусу, в город, а к лесу.
— Говорил, что они вруши. Деду сказала, к врачу идёт, а сама в лес.
Переглянулись и оба махнули через смородинные кусты на дорожку. За минуту были у поворота. Девчонка шла действительно к лесу, весело размахивая сумкой.
— Лечиться идёт! Х-ха!
— Давай надаём, сумку повесим на сук высоко, пускай попрыгает, — предложил Сега.
Мишка молчал. Оба двинулись за девчонкой, но так, чтоб она их не видела.
Начался лес. Девчонка шла уверенно, быстро, что-то под нос напевая. Вот остановилась, повесила сумку на орешник и осторожно пошла за порхающей бабочкой. Одна ручка у сумки соскочила с ветки, и сумка будто открыла рот. Ребята подошли, заглянули. На дне лежали газеты, книжка, часы и компас. Часы мужские старые, которые носят не на руке, а в маленьком кармане брюк. Зато компас новый, наручный с самодельным ремешком, связанным из красных и синих ниток.
— Проучим! — решительно сказал Мишка и, вытащив часы с компасом, положил себе в карман.
— Точно! — радостно подпрыгнул Сега. — Аа-а… — и он кивнул на Мишкин карман.
— Потом отдадим, что мы, воры?! Пускай заблудится, перепугается, разревётся. Так ей и надо. Не будет цветочками-василёчками хвастать, вруша несчастная.
— Ага! Уж мы её подразним! А потом на дорогу выведем! Что мы, бандиты?!
Девчонка возвращалась. Ребята спрятались. Она взяла сумку, не заметив пропажи, и пошла дальше без дороги в глубь леса. Мальчишки тихонько за ней. Шли долго и молча.
— Сколько времени, глянь, — не выдержал Сега.
Мишка деловито полез в карман, вытащил часы. Они показывали двадцать минут второго. Часы были тяжёлые, прохладные. На крышке какая-то дарственная надпись. Полустёртая.
— А где она?
— Кто?
— Девчонка!
Ребята завертели головами. Девчонки нигде не было. Будто растворилась среди деревьев.
— А вон платье белеет.
Ребята осторожно побежали к белому платью, а это оказался ствол берёзы среди кустов.
— Вон где сучья трещат! В другой стороне! А мы, дураки, сюда!
И мальчишки кинулись в другую сторону. Бежали, бежали, остановились, прислушались — тихо. Нигде сучья не трещат. Только дятел упрямо долбит над головой. Место незнакомое. Вроде сюда никогда и не заходили, всё больше обживали лес вдоль дороги. А девчонка в самую глубь повела и… пропала.
— Где же она? Ты иди туда, а я сюда, — предложил Мишка.
— Тогда вовсе потеряемся, — с дрожью в голосе сказал Сега. — Лучше покричим.
— А как её зовут?
— Откуда я знаю.
— Э-эй! Эге-ей!
— Ау-у-у…
Никто не откликнулся. Ещё покричали. Ещё и ещё. В ответ ни гу-гу.
— Чего стоять, искать надо! Пошли.
— А если бежать, то скорей найдём!
Побежали.
Покричали.
Результат всё тот же.
— Нам наплевать, мы вдвоём, а она одна.
— Нам чего волноваться, у нас компас есть, а у неё…
Опять побегали, поэгейкали, поаукали. Тихо. Деревья вокруг незнакомые. Шумят как-то подозрительно. Недружелюбно. Кусты ветками дорогу преграждают, бежать не дают.
— А город где? Куда домой? — спросил Сега.
— Погоди ты — домой! Её надо найти. Пропадёт ведь одна… со страху.
— Ну, найдём, а куда с ней идти?
— Куда-куда, сейчас, — Мишка достал компас. — Это тебе не цветочки-василечки. Это — техника! Вон там север.
— Ага. Вижу, — Сега взял компас себе. — А если так повернуть, то север там. А если так, то вон там. Где хочешь, там и север. И девчонка ненормальная, и компас у неё ненормальный.
— Стрелку же надо отпустить. Она прижата. Лопухи! — обрадованно вспомнил Мишка.
Освободившаяся стрелка вздрогнула, закачалась, вертанулась по кругу и острым зеленоватым треугольничком показала север.
— Вот он север! Ура! Всё в порядке!
Это был действительно настоящий север. Не придерёшься.
— Ну и что север. Север там, юг там, а город-то где?
— Интересно…
Мальчики задумались. Как же, если знаешь, где север, найти дом? Непонятно. Зачем тогда компас в лес берут? Мишка вздохнул и сунул бесполезный компас в карман.
— Вечер уже, темно, холодно, — трусливо поёжился Сега.
— Какой тебе вечер, трус ненормальный! — Мишка упрямо двинулся вперёд наугад прямо в густые кусты и… провалился то ли в яму, то ли в овраг, сразу и не понял. Оказалось, в овраг. За ним провалился Сега.
— Ма-а-ма-а… Ой, медведь! О-ой!
— Какой тебе медведь, это я ползу, — и подумал: «А я ведь и правда, Мишка. Х-ха!»
В овраге было темно, сыро, местами даже скользко. Долго выбирались, падали, вставали, опять падали. Ободрали руки, лица, не говоря уже о штанах и майках. Сега потерял тапочку и шлёпал босой ногой по сырому, холодному, а местами чему-то колючему.
Выбрались из оврага, вздохнули. Но из леса-то не выбрались. Девчонку-то не нашли. Опять без толку аукали. Хоть кто-нибудь отозвался бы, если уже не девчонка. Как назло, лес будто вымер, будто стоит за сотни километров от жилья. А город был где-то рядом, только в какой стороне — неизвестно. Бывает же так. Смехота.
Долго плутали меж кустов и деревьев, пока не набрели на тропку. Ура! Дорога под ногами! Но куда по ней идти? В ту сторону или в эту? Пошли в ту, оказалось, надо было в эту. Пришли не в город, а в деревню. Название знакомое, когда-то проезжали. Медяки, которые были у Мишки в кармане, исчезли. Наверно, высыпались, когда лазил по оврагу. Так что денег на автобус не оказалось. Пришлось пешком. А километров немало. Сега снял вторую тапку, зло швырнул в кусты.
Шли голодные, усталые, ободранные, но всё это было — не беда. А вот девчонка… одна… в лесу… из-за них…
Когда подходили к городу, была уже ночь. Где живёт девчонка? Как её фамилия? Не знали. Дома, наверно, мать с ума сходит. Это Сега сказал родителям, что ночевать к Мишке пойдёт, а у Мишки вовсе родители уехали и не ведают, что его дома нет. А у неё… Ох! Знали только, где её дача. И всё.
Сели в последний автобус. Без кондуктора. Зайцами доехали до места, где начинались коллективные сады и огороды.
Оба одновременно увидели свет в одном из домиков. Неужели в её даче? Подошли ближе. Оказалось, да, в её. У обоих тоскливо заныло под ложечкой. Это родные пришли сюда её искать. А её, может, уже и в живых нет. А что? Бывает такое. Не волк заел, конечно, а от страха. Инфаркт и все.
В других дачах темно, только у неё свет. Если б было всё в порядке, зачем здесь свет бы горел? Все люди дома уже. Спят.
С каждым шагом ноги медленнее двигаются по дорожке, по той самой, по которой девчонка днём бежала вприпрыжку с сумочкой. Ноги многотонные. Со всей силы двигаешь ими, а они чуть шевелятся. Чем ближе к даче, тем больше в них весу. Вот и калитка, только толкнуть её, шагнуть в дворик…
Дверь дачи открыта, прямоугольник света лежит на траве, делая её серо-серебристой. Как труден этот шаг. Ведь надо войти и сказать правду. Калитка скрипнула. Открылась и закрылась. Ребята сделали его, этот тяжёлый шаг. Сделали и… остановились, как вкопанные.
В прямоугольнике света на траве вдруг появилась девчачья тень, и знакомый-презнакомый голос спокойно спросил:
— Кто там?
Ребята замерли, не видные в темноте.
— Никого нет, деда. Показалось, — девчонка вошла в дачу, но голос её остался слышен во дворе. — Деда, я люблю с тобой дежурить. Сейчас мы все участки обойдём, да? Только времени не знаем пока. Но скоро птицы начнут просыпаться, тогда узнаем. Эх, растяпа я, растяпа. Растеряха первый сорт. Компас купить можно, а часы-то твои — именные! Не прощу себе!
Когда приходит к человеку большое счастье или большое горе, то не сразу веришь в него. Так и мальчишки стояли сейчас и не верили ушам своим, вернее, боялись поверить — а вдруг это неправда, вдруг только послышалось.
— А как ты без часов не опоздала к четырём?
— По цветам на полянке. Гляжу, цикорий глаза зажмурил, значит, два часа, третий. Думаю, ещё можно у доктора побыть, полечиться. Чувствуешь, я почти не кашляю?
— Угу.
— А в три часа мак засыпает. Как зажмурился, так я домой пошла. Вошла в лес на север, значит, выходить нацо на юг.
— Не плутала без компаса?
— Я его никогда не вытаскиваю. Зря кладёшь. Брусничка красным боком юг показала, зелёным — север, а бабочка крылышками подтвердила. А около самого доктора муравейник подсказал. Северная сторона у него крутая, южная — отлогая.
— Всё знаешь, — дед, довольный, хмыкнул. — Надо и мне к сосне сходить, к твоему доктору знаменитому, подышать её смолистым воздухом. Авось кашель скорее пройдёт. Лучше, чем эти таблетки глотать.
— Давно зову.
В даче стало тихо. Мальчишки стояли, ошарашенные радостью, которая, как с неба, свалилась на них. Бывает же такое в жизни! И девчонка нашлась! И думает, что вещи потеряла! Значит, ребята перед ней чистенькие. Удача. Вот удача! Вещи можно тихонько подкинуть, никто не узнает, где они были.
Тихо вышли за калитку, так что она и не скрипнула.