Разносчик пиццы

Потом она выросла, и ее стали часто провожать домой друзья. А он каждый раз, увидев ее с новым парнем, безмолвно страдал, худел, бледнел и, что больше всего приводило в негодование тетю Розу, начинал хуже учиться. Праздник в его душе наступал только тогда, когда Аманда оставалась одна. И он с новой силой пытался ее завоевать, но каждый раз терпел фиаско.

Может быть, именно из-за его страданий тетушка и поторопилась купить ему небольшую однокомнатную квартирку, но Остапу это было представлено исключительно как забота о его здоровье. «Ты и так недосыпаешь, все за учебниками сидишь, да еще и лишнее время на дорогу тратить. А тут – встал, умылся, наскоро перекусил – и уже на лекциях».

Остап вздыхал, скучал, но противиться не смел. Теперь он при каждой свободной минуте приезжал к тете будто бы в гости, навестить. Но она-то сразу поняла, чем вызван его сыновний интерес, и предприняла ответный ход. Она стала каждый день приезжать к Остапу сама. Он с лекций придет – а в доме уборка и пирогами пахнет. Правда, хватило ее ненадолго, отпуск закончился, и жизнь вошла в прежнюю колею.

Наверное, Остап оказался однолюбом, потому что, несмотря на все ухищрения тети и холодность Аманды, забыть ее ему не удавалось. Он был буквально одержим ею. Частенько, незамеченный, он прогуливался вслед за девушкой и вскоре знал каждый ее маршрут и помнил в лицо всех друзей.

Этот дом он узнал сразу. Она бывала здесь каждую неделю и всегда со своим парнем – Максом. Остап его органически не выносил и часто представлял себе, как на Аманду нападут хулиганы и Макс сбежит, оказавшись трусом, а он, Остап, обязательно ее спасет. Сюжеты варьировались, место хулиганов занимали голодные собаки, сбившиеся зимой в стаю, или команда лайнера, оставшаяся без капитана. И каждый раз он проявлял чудеса мужества, изобретательности и сноровки, а Аманда оставляла позорного хлыща и бросалась к нему в объятия.

– Эй, парень! Забыл, как тебя зовут? – Макс поманил его рукой.

– Остап.

– Выпить хочешь?

– Не спаивайте мальчика, – укоризненно покачала головой Эка, – лучше бы покормили. Кстати, ты голодный?

Остап отрицательно затряс головой.

– Ну, все равно, иди к нам, чего один там сидишь?!

Он послушно пересел и с надеждой посмотрел на Эку, видно ожидая от нее поддержки.

– Кстати, о еде. И где наша пицца? – вспомнил вдруг Макс.

Лицо у парня страдальчески искривилось:

– Меня уволят.

– Не уволят. А если уволят – невелика потеря. Подумаешь, работа – пиццу разносить. Так и где она?

– Там, – Остап мотнул головой в сторону окна, выходящего во двор. – Я, как труп увидел, так ее в грязь и уронил.

– Кретин. За это тебя стоило бы уволить.

– Да как вы можете?! – возмутилась Эрика. – Он же совсем еще ребенок!

– Какой он ребенок! Такие дети в войну уже со штыками на врага шли. Тебе сколько, восемнадцать?

Остап, насупившись, кивнул.

– Ты не расстраивайся, все будет хорошо, причина у тебя уважительная, – погладила его по плечу Эрика.

– Да?

– Конечно. Лучше расскажи, чем ты в жизни занимаешься? Кроме того, что пиццу развозишь.

– Учусь. На втором курсе университета.

– А отделение какое?

– Экономическое.

– И кем после будешь?

– Финансистом.

– Ух ты. А подрабатываешь, чтобы учебу оплачивать?

– Нет. Я на бюджетном учусь, стипендию получаю. Правда, маленькую. А работаю, потому что деньги нужны.

– Зачем?

– Мечта у меня есть.

– Расскажешь?

– Нет. А то не исполнится.

– Ну и правильно, не рассказывай никому. Мечты обязательно должны исполняться, иначе какой смысл мечтать, – ободряюще улыбнулась Эрика.

– Керубино, – вдруг задумчиво произнес Филипп, внимательно прислушивавшийся к диалогу. – Ни дать, ни взять – Керубино. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный…» Удобная роль для начинающего ловеласа. И вот уже красавица Эка крутится вокруг и вытирает ему слезки: женское сердце падко на жалость. Женственные мужчины, мужественные женщины… О век! О нравы!

– А мне нравится, – вяло возразил Макс, – есть такие привлекательные женские типажи, которые производят впечатление на мужчин именно «ковбойским шармом». Сюзи Кватро, к примеру. Из современных – Диана Арбенина.

– То-то я смотрю, вы из всего многообразия типажей именно Аманду выделили, с ее рюшечками и оборками, – саркастически заметила Валерия.

– О, Валерия, вы уже вернулись! Тихо ходите, практически неслышно. Насчет Аманды – вы ее просто плохо знаете. Есть женщины, неспособные нацепить на себя подростковые штаны, а есть – неуютно чувствующие себя в юбке. Прелесть же Аманды в том, что она разнообразна, – ответил вместо Макса Филипп.

– Валерия, не завидуйте, а если завидуете, то делайте это хотя бы не столь явно, – влезла в разговор Аманда. – Я понимаю, конечно, возраст – «уж зима катит в глаза».

Валерия вспыхнула.

– Да, она разнообразна, ваша Аманда. От хамства к грубости и обратно. Обширная палитра. Вот Лидия была неповторима. Она играла восхитительно, да! Жаль, я не успела ей этого сказать. Скупы мы на похвалу, скупы. От нас, тех, кто только потребляет, никому ни холодно, ни жарко – ни артисту, ни певцу, ни поэту. Вот критиковать – легко, тут мы все горазды. А сказать: «я люблю вас» или – «это прекрасно», да не между собой, сплетничая в гостиной, а самому артисту, в глаза – это вряд ли. Я не хочу сказать, что совсем против критики, я к тому, что артист открыт, а потому беззащитен и уязвим.

– А мне, в отличие от вас, двадцать пять, – как ни в чем не бывало, продолжала предыдущую мысль Аманда, – и долго еще будет двадцать пять.

– В каком смысле? Вы собираетесь умереть, чтобы навсегда остаться молодой? Пожалуйста, только не делайте этого здесь и сейчас, третью смерть в моем доме мне не пережить.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь на тот свет. А долго выглядеть молодо буду, потому что в душе молода. Некоторые же с детства старухи.

Валерия достала очередную сигарету.

– Видишь ли, в чем дело, детка, – нарочито снисходительно начала она, – не хотелось бы тебя разочаровывать, но в твоем случае – это бесполезное преимущество.

– Почему же? Я красивая!

– Смазливая. От красоты это так же далеко, как Панаджи от Парижа.

– Как что? – не удержалась от вопроса Аманда и, тут же спохватившись, что выставила себя невежей, ощетинилась. – Впрочем, мне на ваше мнение плевать.

– А вот это зря.

– Почему же?

– Потому что, как справедливо заметил когда-то Ницше, «наши недостатки суть наши лучшие учителя».

И Валерия с невозмутимым выражением лица отправилась на кухню варить кофе.

Вконец деморализованная Аманда проводила ее растерянным взглядом и повернулась к Эрике:

– Ничего не поняла. Она чего выдала?

– Валерия имела в виду, что, исправляя наши недостатки, мы меняемся к лучшему.

– А-а, – протянула Аманда, так до конца и не поняв смысла изречения. Она повернулась к окну и принялась на запотевшем окне рисовать человечка, одновременно размышляя над словами Ницше. Нарисовав улыбающуюся рожицу, тщедушное огуречное тельце, палочки-ручки, ножки и юбочку колокольчиком, она задумчиво посмотрела на плоды рук своих, подумала немного и пририсовала аккуратненькие острые рожки, хвост с кисточкой и копытца.

Приехавшие в связи со смертью Михаила бригады милиции и «Скорой помощи» уехали, оставив после себя затоптанный пол, запах крепких сигарет и пота. Казавшаяся раньше уютной гостиная сейчас вызывала чувство тревоги и страха. Хотя с Михаилом никто не был знаком слишком близко, включая и саму Валерию, встречавшуюся с ним то ли от скуки, то ли из желания досадить кому-то, возможно, самой себе, его смерть потрясла всех даже больше, чем смерть Лидии. Может быть, потому, что все произошло на их глазах: только что был человек – и вот уже его нет. Мгновение, отделяющее от вечности.

Поесть за весь вечер никому толком так и не удалось, а кофе с печеньем если и создавал ощущение сытости, то совсем ненадолго. Идти на кухню и резать бутерброды никому даже в голову не приходило, настолько это казалось неуместным.

Лямзин проводил участкового, уходившего последним, и запер за ним дверь. Вернувшись к присутствующим, он только хотел что-то сказать, как Мара крепко уцепилась за полу его пиджака и горячо, с истерическими нотками в голосе, зашептала:

– Это Михаил из-за меня, да? Из-за того, что я сказала, будто он убил Лидию?

Глаза ее неистово горели, нос заострился и торчал на щекастом конопатом лице как киль.

– Да бог с вами. Почему вы это решили?!

– Мне так кажется. Ведь если бы не я, он бы остался жив.

– Только если именно вы отравили сигары.

– Сигары?

Она удивленно открыла рот. Лямзин воспользовался паузой, выдернул из ее цепких пальцев свой пиджак и на всякий случай отошел подальше.

– Я понимаю, все измучились и устали, но, боюсь, придется еще немного потерпеть, – обратился он к присутствующим. – Не могу вас отпустить, пока не запишу показания.

– Простите, – обратился к нему Артур, – возможно, мое предложение покажется вам неуместным, но время уже за полночь, и, мне кажется, нам всем было бы удобнее сейчас отправиться спать. А завтра с утра вы без проблем продолжите свое расследование и опрос свидетелей.

– То есть вы предлагаете переночевать всем у вас в доме? – уточнил Лямзин.

– Я бы даже сказал – погостить. Места много, а меня вы не только не стесните, но даже обяжете. Мне не хочется оставаться в опустевшем доме, думаю, и Валерия со мной согласится. Да и Лидии понравилось бы мое предложение, она любила, когда у нас много людей.

Лямзин заколебался, как вдруг Артура горячо поддержала Валерия:

– Пожалуйста, оставайтесь! Признаться, меня тоже мысль о том, что сейчас все разъедутся и дом погрузится в тишину, приводит в ужас. Артур совершенно прав, нам обоим лучше не оставаться наедине со своими мыслями, да и друг друга мы вряд ли поддержать сумеем. В утешителях хорош тот, у кого душа не болит, а присутствие людей отвлекает от тяжких мыслей.

– Я не против, – согласно кивнула Эрика.

– Остаюсь, – коротко ответил Филипп.

У Остапа к щекам прилила кровь, и он едва удержался, чтобы не закричать от восторга. Он голову сломал, как попасть в этот дом, что только ни придумывал, каких только предлогов ни сочинял. И тут – такая удача! Хозяин сам в гости позвал.

– Остап? – вопросительно посмотрел на него Артур, не дождавшись ответа. – Вы принимаете приглашение?

– Д-да, – часто затряс головой парень.

Ему показалось, что он выдал себя и его тайные планы стали понятны всем, и он испугался.

– Александра?

Девушка слегка улыбнулась и кивнула:

– Конечно. Спасибо.

Она хотела добавить, что для нее пожить чуть-чуть в таком доме – настоящее приключение, но не рискнула. Все-таки повод слишком печальный: излишний энтузиазм вряд ли поймут.

Аманда и Макс выразили свое согласие молчанием.

– Ну, хорошо, раз возражений нет, так и поступим, – обведя всех взглядом, подытожил Лямзин.

Гостиная опустела. Наверху слышались голоса – усталые гости расходились по комнатам, чтобы лечь спать. Валерия стояла в своей спальне у окна и смотрела на темный лес вдали. Потом погасила свет и тихо приоткрыла дверь в коридор. Посмотрела по сторонам, пытаясь понять, не следит ли кто за ней, затем неслышно двинулась к гостиной. Отсутствие света не мешало ей – за время жизни в доме Валерия успела изучить каждый квадратный метр и могла ходить повсюду с закрытыми глазами.

В темной гостиной она постояла, прислушиваясь, потом быстро скользнула к окну и открыла раму. Затем легла животом на подоконник и, высунувшись в окно, уставилась вниз. Рассмотреть она ничего не смогла, зато голова и спина ее тут же намокли. Стараясь не стучать, она осторожно прикрыла окно и побежала в прихожую. Там, так же на ощупь, не включая света, достала зонтик, обулась и, выйдя во двор, некоторое время что-то искала около дома. Так и не найдя, вернулась назад страшно разочарованная и злая.

– Валерия? Почему в темноте? – Артур щелкнул выключателем. – Ты выходила во двор? Зачем в такой дождь?!

– Знаешь, мне как-то не до сна, думала, может, свежий воздух поможет сбросить нервное напряжение. Но все зря. Пожалуй, выпью снотворного и… Знаешь, я лягу в библиотеке. Мне так… легче.

– Конечно. Может, тебе что-нибудь нужно?

– То, что мне нужно, ты вряд ли можешь дать, – туманно ответила она и грустно улыбнулась. – Ладно, пора спать. Устала.

И она быстрым шагом вышла на кухню. Артур постоял, раздумывая, стоит ли отправиться за ней, но, когда она вышла оттуда с таблеткой и стаканом воды в руке, вздохнул с облегчением.

– Спокойной ночи, Валерия.

– Да, спокойной. Если она может стать такой.

Оставшись одна, она прошла в библиотеку, отставила в сторону стакан и, так и не выпив таблетку, пошла вдоль стеллажей. Пахло пылью и старой бумагой – привычный запах, но сейчас он казался раздражающе неуместным. Будто прошлая жизнь, которой никогда больше не будет, назойливо пыталась напомнить о себе. И это причиняло боль.

Валерия нашла томик Гете, открыла наугад и прочла первую попавшуюся строку.

– Без пользы жить – безвременная смерть, – прочитала она, захлопнула книгу и с досадой поставила обратно.

Предсказание хорошего настроения не добавило, хоть и не считала она свою жизнь бессмысленной. Да, у нее были ошибки, но у кого их нет? Она подошла к окну и посмотрела на темнеющие деревья. Там, где-то далеко, был лес. В глубине души она боялась его и ни за что бы не отправилась туда ночью одна, но смотреть из окна и чувствовать себя в безопасности было приятно.