Тито — главарь предателей

В действительности дело обстояло как раз наоборот.

20 апреля 1947 г. Кардель в письме Вышинскому намекнул на то, что, поскольку югославские требования «в их теперешней форме» могут быть отброшены в целом, следует предусмотреть компромиссное решение, а именно: ограничиться небольшой пограничной поправкой и удовлетвориться территорией менее чем в 300 квадратных километров.

Кардель проявил, следовательно, полнейшее равнодушие к «национальным правам словенского населения Каринтии», которые, таким образом, беззастенчиво попирались.

Советское правительство ответило, что первоначальные требования Югославии были справедливы и что оно продолжает их поддерживать.

14 июня 1947 г. в переговорах с английским министром Ноэль-Бэйкером клика Тито втихомолку отказалась от Каринтии, не поставив об этом в известность главного защитника югославских интересов. Советский Союз узнал об этом только в июле, да и то случайно! Один из представителей Югославии в Вене проговорился об этом в беседе с заместителем советского политического советника в Австрии.

5 августа 1947 г. посол Советского Союза в Белграде Лаврентьев встретился с Карделем и Тито и просил сообщить ему всю правду.

Наглый лжец Тито начал с заверений, что в переговорах с Ноэль-Бэйкером он якобы отстаивал территориальные претензии Югославии на Каринтию, но Кардель тут же поправил его, признав, что англичан просто информировали об отказе Югославии от Каринтии.

Однако только по прошествии двух лет, 3 августа 1949 г., правительство Югославии официально призналось в своем предательстве, применив при этом клеветнический маневр: оно утверждало, будто СССР уже два года назад отказался поддерживать требования Югославии.

Истина была восстановлена в советской ноте от 29 августа 1949 г.; в конце этого документа делается поучительный вывод, полный бичующего остроумия. В ноте говорится:

«...Бывают дезертиры случайные, дезертировавшие по трусости, думая спасти свою шкуру. Бывают и другие дезертиры, злостные дезертиры. Это такие люди, которые совершают дезертирство не только для того, чтобы спасти свою шкуру, но и для того, чтобы вредить тому лагерю, откуда они сбежали. Приходится констатировать, как это ни печально, что советские люди и советская общественность относят Югославское правительство к разряду не случайных, а злостных дезертиров.

Следует далее отметить, что злостные дезертиры тоже бывают разные. Есть злостные дезертиры, которые чувствуют свою вину, тяжело переживают свой позор и стараются остаться незаметными, стараются не бросаться в глаза, ведут себя почти что скромно. Но есть и такие злостные дезертиры, которые из своего позора делают для себя доходную статью, крикливо кичатся своим дезертирством, как своего рода геройством, выскакивают то и дело на сцену, чтобы облаять тот самый лагерь, из которого они сбежали, бесстыдно хвастают тем, что они всегда могут облаять этот лагерь, что они, следовательно, не какие-либо простые дезертиры, а герои. Точь в точь как в басне Крылова: «Ай, моська, знать она сильна, что лает на слона».

Приходится констатировать, как это ни печально, что советские люди и советская общественность относят Югославское правительство к разряду таких именно хвастливых злостных дезертиров...

Надеемся, Югославское правительство поймет, что оно не может рассчитывать на любезности и, тем более, на уважение к нему со стороны Советского правительства».[23]

После этого в Каринтии были проведены выборы. Партии сторонников Тито, взывавшие к воссоединению с Югославией, потерпели жестокое поражение.

Итак, политика Тито явилась двойным предательством и по отношению к каринтийским словенам и по отношению к подлинным интересам Югославии.

Глава седьмая

Заговор против Албании

В 1943 г. Тито послал в Албанию одного из своих наиболее опытных агентов, Вукмановича-Темпо, поручив ему представить там дело так, что образование единого балканского главного штаба является единственным средством для достижения общей победы. Тито утверждал, что албанское национально-освободительное движение должно быть подчинено югославскому освободительному движению и изолировано от борьбы Советской Армии.

Албанские партизаны, которые вели борьбу даже и на югославской территории, не приняли директив Темпо, но последнему удалось привлечь на свою сторону Кочи Дзодзе. Таким образом, у Тито появился на месте свой агент, который и повел дело по-иному.

В ноябре 1944 г. на съезде в Берате (тщательно подготовленном по инструкциям посланца Тито) албанским титовцам удалось навязать съезду идею Балканской федерации, вопреки советам и противодействию Энвера Ходжи и его соратников. Первый шаг к попытке закабалить Албанское государство Югославией был сделан.

Титовцы ссылались на то, что Албания слаба и не имеет своей промышленности. Албания, мол, не сможет просуществовать без помощи Югославии, утверждали они; она сможет произвести экономическую реконструкцию страны только на основе общего для обеих стран плана и, разумеется, только под руководством Югославии.

Представитель Тито в Албании Велимир Стойнич говорил:

«Когда бойцы, сражающиеся на фронтах, потребуют образования Балканского союза, он будет образован. Албания своими силами не может произвести экономическую реконструкцию страны... Ваше будущее — в Балканской федерации. Имя Тито вышло за пределы Югославии. Оно стало символом освобождения народов, угнетаемых фашистской реакцией».

Таким образом, недооценка сил и способностей албанских народных масс признавалась правильной политической линией и стала основой практической политики. Проведение этой политики позволило Кочи Дзодзе сделаться министром внутренних дел и оказывать влияние на Центральный комитет Трудовой партии Албании.

Заговор оформился, и другие титовцы были назначены на важные посты: Панди Кристо — в Государственную контрольную комиссию; Нури Хута — в Управление агитации, пропаганды и печати; Колечи стал заместителем министра внутренних дел, а Митроджорджи — начальником Управления государственной безопасности.

Отношения между Албанией и Югославией развивались под знаком тесного сотрудничества, проводившегося, однако, в весьма своеобразной форме. Валютные и таможенные соглашения, координация экономических планов, образование албано-югославских компаний преследовали лишь одну цель: подчинить албанскую экономику потребностям экономики Югославии и заставить Албанию согласиться на Балканскую федерацию в ущерб делу восстановления страны.

Политика, которую Тито проводил в отношении Албании, стремясь превратить ее в свою колонию, была в точности похожа на план Маршалла.

Во время суда над Кочи Дзодзе, происходившего в мае 1949 г., подсудимому пришлось признать, каковы были в действительности результаты так называемой «югославской помощи».

Кредит в два миллиарда леков, обещанный Югославией, так и не был получен. Албанская армия была организована по югославскому образцу, так же как и военное обучение. Смешанные общества, в которые были вложены албанские капиталы и которые использовали труд албанских рабочих, были смешанными только по названию— все прибыли присваивали себе югославы. Более того, в марте-апреле 1948 г. югославы пытались создать в Белграде комиссию по координации планов, которая позволила бы им руководить из Белграда албанской экономикой в соответствии с потребностями югославской экономики.

На пятилетием плане Албании тоже сказались происки Югославии. В самом деле, этим планом предусматривалось, что Албания должна прокормить себя собственным зерном. Такая претензия на независимость показалась титовцам возмутительной, и они стали кричать об автаркии. Чтобы помешать выполнению плана, они саботировали выполнение обещанных поставок. В 1947 г. Югославия поставила Албании только 50 процентов того, что обязалась. Более того, пытаясь заменить Албанский банк албано-югославским, югославы требовали расчета за поставки негодного оборудования и товаров в долларах.

Видя, что ему не удается быстро достигнуть своих целей, Тито искал путей к прямой оккупации Албании.

Под предлогом внешней опасности и защиты границ страны, которым якобы угрожала Греция, его агенты добивались согласия Албании на ввод югославской дивизии в Корчу, находящуюся недалеко от гор Вица и Граммос.

Эта явная провокация имела целью оправдать военную интервенцию греческих монархо-фашистов в Албанию и подкрепить лживые утверждения империалистов, будто Албания оказывает помощь греческой Демократической армии. Совершенно очевидно, что размещение иностранной дивизии на албанской территории имело бы для страны гибельные последствия, и уже одно это предложение Тито разоблачает его подлинные намерения.

Этот план к тому же полностью совпадал с программой, которую намечало себе правительство Цалдариса.

Об этом достаточно ясно говорит составленная штабом 8-й монархо-фашистской дивизии секретная инструкция от 22 января 1948 г., которая называется «Сбор сведений об Албании»[24] Эта инструкция содержит указания агентам-шпионам; им предписывается добывать точные сведения о составе албанских танковых частей, о противотанковых орудиях, о горной артиллерии, об огневой мощи пулеметных рот, об их составе, о войсках организации общественной безопасности и, в частности:

«12. Какие албанские силы расположены перед нашими пограничными частями, находящимися у албанской границы, и особенно каково расположение батальона в Корче. Какие укрепления находятся против наших пограничных частей и в береговой зоне (временные сооружения или постоянные минные поля и т. д.); составить кроки».

Что это может значить, если принять во внимание, что Вукманович-Темпо отправился в Грецию «с намерением организовать межбалканский генеральный штаб»?[25] Впрочем, это не единственный пример греко-югославских происков. В 1947 г. Цалдарис и Моше Пьяде на тайном свидании обсуждали вопрос о разделе Албании.[26]

Если бы Албания допустила на свою территорию югославские войска, какой великолепный предлог дала бы она господам Цалдарису, Гонатасу и компании! Оккупанты и Греция разделили бы ее между собой.

Албания на это не пошла. Тогда титовцы предложили создать объединенное командование обеих армий, затем предложили послать в Албанию «батальон специальных войск (саперных), которые займутся приведением в порядок дорог и мостов, необходимых для прохода бронетанковых частей и тяжелой артиллерии, которые пришли бы нам на помощь, в случае если произойдет так называемая агрессия против Албании»,— указывал в своих показаниях Кочи Дзодзе.

Это предложение тоже было отвергнуто.

Неоднократные провалы титовиев в области внешней политики не ослабляли, однако, их подрывной и вредительской деятельности в самой Албании.

Югославские инженеры, присланные якобы в помощь Албании, занялись вредительством на постройке железнодорожной линии Дуррес—Пецин, так же как до них англичане и американцы занимались вредительством на работах по осушению озера Малик.[27] Албанские рабочие разоблачили это вредительство, но оно все же продолжалось, так как министр внутренних дел Кочи Дзодзе пропускал мимо ушей заявления рабочих, имея на то свои причины.

Кроме того, Кочи Дзодзе и его агенты старались превратить Трудовую партию в полицейский аппарат по образцу югославской партии.

Заседания Центрального комитета Трудовой партии больше не созывались. За членами Президиума Народного собрания и членами правительства была установлена слежка особого отдела охранки. Дзодзе признался, например, что за председателем Президиума Народного собрания Омером Нишани велась слежка с 1945 г. Старались устранить старые кадры активистов и всех тех, кто казался вполне преданным партии. Сама партия была взята под контроль полиции. Все это осуществлялось согласно директивам титовского штаба. Ранкович находился в тесных отношениях с Кочи Дзодзе и поддерживал с ним связь через шпиона Нури Хута, а Панди Кристо был связан с Карделем.

На Энвера Ходжу не осмеливались нападать — слишком велика была его популярность,— но подготовлялось его отстранение от руководства страной. За ним, как и за остальными руководящими деятелями, велась слежка. Переписка его подвергалась цензуре министра внутренних дел и передавалась югославской ОЗНА (охранке).

Такие приемы неизбежно сопровождались полицейским произволом, незаконными арестами и пытками. У приговоренных к смерти вымогали заявления, содержавшие клевету на руководящих деятелей страны; за это им обещали жизнь и свободу.

Дзодзе сам отправлялся в тюрьмы допрашивать заключенных и заставлял их давать ложные показания о якобы имевшихся у них связях с руководителями партии.

Прокурор Бедри Спахиу представил на процессе подлинные документы, доказывающие существование в западноевропейских странах агентуры, организованной и действовавшей по директивам Дзодзе и Ранковича. Ей вменялось в обязанность посылать из Соединенных Штатов и Швейцарии письма, порочившие руководящих деятелей страны... Письма эти «перехватывались» цензурой Дзодзе и хранились в личных делах будущих обвиняемых, в ожидании дня, когда последних можно будет арестовать.

Депутат и министр промышленности Нако Спиру, председатель Плановой комиссии и член Политбюро, покончил с собой, когда Кочи Дзодзе стал травить его и обвинять в связях с врагом. На суде Дзодзе признался, что единственной причиной травли было то, что Спиру выступил против установившихся у Дзодзе отношений с югославами.

Подготовлялись также аресты и физическое уничтожение руководящих деятелей страны, верных социализму, но для выполнения этих преступных замыслов не представилось случая.

На I съезде Трудовой партии Албании действия шайки титовцев были разоблачены, и против них были приняты соответствующие меры. 10 января 1949 г. Президиум Народного собрания назначил следственную комиссию. 10 июня процесс титовцев закончился. Кочи Дзодзе был вынесен смертный приговор.

В обвинительной речи прокурор очень ясно определил цели югославских агентов.

«Для Тито и его шайки,— сказал он,— борьба за национальное освобождение представляла этап, во время которого они рассчитывали, прикрываясь флагом социализма, захватить гегемонию над другими балканскими странами и установить свое господство в Центральной Европе... Они намеревались обеспечить себе господствующие позиции в национально-освободительном движении балканских народов, захватить в свои руки народные армии на Балканах, создать «Великосербскую империю», придав ей формы, соответствующие нынешней международной обстановке, захватить Отрантский пролив, омывающий берега Албании, выйти через Грецию к Средиземному и Эгейскому морям, а через Болгарию — к Черному Mopю; словом, они мечтали создать на Балканах многонациональное государство империалистического типа, которое должно было стать плацдармом для агрессии против Советского Союза».

Планы Тито сорвались, но он все же не прекратил своих происков, направленных на раскол и разжигание националистических настроений.

Он преследует в Коссове албанцев. Он выселил из этой области всех, кого считал албанскими патриотами и приверженцами социализма, зато предоставил полную свободу действий «Коссовскому комитету», основанному «близ границы албанцами под руководством бывшего посла Албании во Франции Фрашери»,[28] который посылал своим агентам в Албании директивы и оружие.

Тито нашел также способ возбудить националистические настроения в Черногории, выдвинув проект об осушении озера Шкодер (Скутари). Используя как предлог отказ Албании сотрудничать с Югославией в этом мероприятии, Тито повел яростную клеветническую кампанию, заявляя, что Албанская республика хочет истребить черногорцев, отказываясь вести борьбу с малярией. Как будто Албания не может без Тито вести борьбу с малярией!

Это последовательное вероломство Тито доказывает, что в представлении американских империалистов и их балканского агента Албания по прежнему является добычей, которой они хотят завладеть.

«Прошлым летом подготовлялось восстание против правительства Энвера Ходжи под руководством английской тайной полиции, которая устроила на острове Корфу одну из своих баз.

Покинутые своими подстрекателями, главные заговорщики, состоявшие на службе у английской разведки, были арестованы и повешены на площади в Валоне. Их приспешники бежали в горы, разбившись на мелкие группы, но были пойманы и обезврежены».[29]

Совсем недавно стало известно, что в Триесте состоялось совещание между представителями Тито и английскими и американскими офицерами.

Возможно, что целью этого совещания была координация действий албанских реакционных эмигрантов, а также организация террористических банд и засылка их в Албанию. В самом деле, в некоторых кругах Парижа и Лондона выражают недовольство албанскими эмигрантами, которые действуют недостаточно серьезно, и сожалеют о том, что не удалось лучше организовать силы реакции внутри страны. Разумеется, это объясняется тем, что реакция не находит поддержки в народных массах Албании. А уж против этого средства не придумаешь!

Глава восьмая

Ласло Райк — патентованный полицейский осведомитель

Нет нужды подробно останавливаться на мотивах, побудивших Райка сознаться в совершенных им преступлениях. На мой взгляд, если он признался, значит он был виновен и не имел возможности отрицать то, что было столь же ясно всему миру, как и ему самому.

Но по возможности предоставим слово ему самому. Его признания носят настолько недвусмысленный и исчерпывающий характер, что лучше всего объясняют его поведение.

«В 1931 г.,— говорит он,— меня арестовали вместе с членами одной коммунистической организации. После ареста мой родственник, капитан полиции Лойош Бокор, сразу же посетил Хетеньи, который в то время был начальником политического отдела Главного управления полиции. По ходатайству Бокора, Хетеньи вызвал меня к себе и сказал в присутствии Бокора, что если я дам подписку сотрудничать с венгерской полицией в качестве осведомителя о деятельности коммунистической партии и связанных с ней организаций, то меня отпустят на свободу». «Он (Райк) заявил, что считает себя пригодным для выполнения секретных заданий политической полиции»,— подтверждает присутствовавший при этом разговоре Оскар Борсеки, который был полицейским инспектором при режиме Хорти.

«В результате моих доносов в 1932 г. полиция арестовала Иштвана Штольте[30] и других, всего вместе со мной семнадцать человек. Меня арестовали, разумеется, для того чтобы не возникли подозрения, что я являюсь агентом полиции».

Райку тогда предложили проникнуть в Коммунистический союз рабочей молодежи; потом он становится членом союза строительных рабочих. В 1934 г. рабочие, объединенные этим профессиональным союзом, готовились ко всеобщей забастовке. Райк, организовав демонстрацию, вызвал вмешательство полиции, и забастовка была сорвана. После этого Райк был отправлен в Чехословакию, а оттуда в Испанию.

«Я выехал в Испанию с двумя поручениями: с одной стороны, выяснить имена бойцов батальона имени Ракоши (так называлось венгерское подразделение), а с другой — понизить боеспособность батальона, внося разложение в его ряды. Первое задание выполнить было нетрудно, поскольку все в батальоне знали друг друга. Второе поручение я выполнил следующим образом: перед боями на Эбро в 1938 г., будучи секретарем партийной организации батальона имени Ракоши, я выдвинул ложное обвинение против одного из офицеров батальона — Ласло Хааса и добился того, что против него было начато дело. Это было сделано для того, чтобы вызвать в батальоне политические распри... Однако это привело к тому, что, когда партийное руководство обсуждало дело Хааса, коммунисты батальона разоблачили мою троцкистскую позицию. Дело обернулось против меня же, и я был исключен из партии...

Результатом всей этой политической деятельности и распрей вокруг дела Ласло Хааса явилось снижение боеспособности батальона имени Ракоши, боровшегося на очень важном участке фронта, как раз перед одним из самых решающих сражений республиканцев.

В феврале 1938 г. я бежал из Испании. Так я очутился во французском концентрационном лагере, куда позже попали и отступавшие части интернациональных бригад и испанских республиканцев...

В лагере троцкисты вели исключительно активную политическую работу. Главными организаторами ее и одновременно исполнителями были члены югославской группы. Насколько я помню, этой работой занималось приблизительно 150 человек из состава указанной группы. Преобладающее большинство их составляли интеллигенты, мелкие буржуа, студенты».

Так как полиции разных капиталистических стран связаны между собой, то Райка вскоре вызвал к себе капитан французского Второго бюро и сделал его своим агентом в концентрационном лагере; это дало Райку возможность установить, что многие знакомые ему югославы выполняли те же функции.

«Мне стало ясно, что эти югославы, так же как и я, завербованы Вторым бюро и выполняют его задания».

Однажды к Райку явился один из руководителей американского УСС в Швейцарии Ноэль X. Филд и сообщил ему. что он хочет помочь ему вернуться в Венгрию. Затем Филд исчез, но весной 1941 г. лагерь посетила немецкая комиссия по набору рабочей силы.

«Руководителем этой германской вербовочной комиссии был майор гестапо или контрразведки; фамилия его мне неизвестна. После того как комиссия проработала несколько дней, майор вызвал меня к себе и предложил мне работу в Германии; оттуда, сказал майор, он поможет мне перебраться в Венгрию. Он сообщил, что предлагает мне это потому, что начальник венгерской тайной полиции Петер Хайн просил его помочь мне как старому агенту венгерской полиции возвратиться на родину, а другого пути для моего возвращения он не находит. Во время разговора этот сотрудник гестапо извлек список фамилий и спросил о некоторых югославах. Список был тот же самый, что и у офицера из Второго бюро...»

В конце концов с помощью гестапо Райку удалось вернуться в Венгрию.

После того как при содействии Райка в ряды компартии проник другой осведомитель, Имре Гайер, в октябре 1941 г. Райк был арестован полицией «для того чтобы на меня не пало подозрение в случае, если бы провокаторская деятельность Гайера повлекла за собой аресты».

Аресты, действительно, последовали; в числе прочих был арестован секретарь венгерской компартии.

В 1944 г. Райк был освобожден правительством Хорти[31] а затем снова арестован организацией «Скрещенные стрелы» венгерского нациста Салаши, который возглавлял последнее прогитлеровское правительство Венгрии. Райк на минуту струхнул, но тут же добился, чтобы вызвали его брата Эндре Райка, министра правительства Салаши. подтвердившего, что Райк является верным слугой полиции.

Как сообщил на процессе представитель прокуратуры Яноши Ференц, Райк, кроме того, ходатайствовал «о допросе Хетеньи, его преемника Шомбор-Швейнитцера и начальника политической полиции при Салаши Петера Хайна, чтобы они могли засвидетельствовать, что он, Райк, с 1931 г. вплоть до своего ареста в конце 1944 г. оказывал полиции важные и весьма ценные услуги».

В Германии, куда он был вывезен вместе с другими заключенными, Райк прежде всего поспешил подать весть о себе своему бывшему патрону Шомбор-Швейнитцеру, который находился в американской зоне.[32]

В Будапеште Райка встречает радушный прием. Ведь он был сослан, провел два года в тюрьмах, воевал в Испании, сидел в концлагерях во Франции... Поскольку руководство коммунистической партии не знало о его подлинной деятельности, ему удалось занять ответственные посты: он становится секретарем партийной организации Большого Будапешта, депутатом парламента, министром внутренних дел...

В августе-сентябре 1945 г. член американской военной миссии подполковник Ковач устанавливает связь с Райком от имени Шомбор-Швейнитцера.

«Я информировал Ковача, что, по имеющимся сведениям и по данным коммунистической партии, различные правые элементы, сторонники режима Хорти — Салаши, троцкисты, группа Вейсхауза, правые партии, как, например, партия мелких сельских хозяев и правое крыло социал-демократической партии, ведут активную борьбу за назначение своих людей на руководящие посты... Подполковник Ковач сказал мне, что ему это известно, так как все это делается не только не без ведома Соединенных Штатов, но, наоборот (разумеется, при соответствующем посредничестве), под руководством и по прямым указаниям Соединенных Штатов, главной целью которых является ликвидация в Венгрии левых революционных и социалистических элементов и создание правого правительства. Именно поэтому в мою задачу входи по информировать его обо всех мерах, предпринимаемых коммунистической партией для борьбы с правыми элементами. С другой стороны, используя свое положение в партии, я должен был по мере возможности помогать этим элементам развивать политическую деятельность».

В начале 1946 г. Ковач сводит Райка с Мартоном Химлером, который занимался переброской в Венгрию венгерских военных преступников из американской зоны оккупации. Именно Химлер побудил его создать в партии с целью ее разложения «фракцию Райка», а также рекомендовал ему, используя свое положение министра внутренних дел, поставить на командные посты своих людей.

Все это, по предположению Райка, должно было вызвать такое смятение и такую дезорганизацию в лагере левых, что приход к власти правых элементов был бы значительно облегчен.

«Во главе с каким правительством? — спросил председатель суда.

— С буржуазно-демократическим правительством,— ответил Райк.

— Но под вашим личным руководством? — осведомился председатель.

— Нет,— ответил Райк,— когда я говорил с Химлером, еще не было речи о том, кто будет во главе правительства. Да и не могла идти об этом речь, так как тогда Надь Ференц, Бела Ковач и другие еще принимали участие в венгерской общественной жизни. Мартон Химлер одновременно сообщил мне, что, по всей вероятности, это будет мой последний разговор с ним и вообще с каким-либо агентом американской разведки, ибо всю свою сеть американцы передают югославам и в будущем все указания я буду получать через югославов.

В том, что между руководящими правительственными кругами Югославии и органами американской разведки существовала тесная связь, я мог убедиться уже на основании того факта, что в 1945 г. американцы посылали почти всех своих людей в Венгрию через Югославию, причем сами югославы прекрасно знали, что эти лица являются американскими агентами».

Райк был уже официально знаком с секретарем югославской миссии в Венгрии Бранковым. В 1946 г. Бранков сблизился с Райком и вскоре сообщил ему, что он является начальником югославской разведки в Венгрии. Но настоящей связи между ними в ту пору еще не существовало. Летом 1947 г. Райк путешествовал по Югославии; там к нему явился Ранкович и в очень грубой форме предложил выполнять указания Тито. Райк сделал попытку проявить независимость и заявил, что он вполне согласен с политикой Тито, но что угрозы ни к чему не поведут.

«Тут Ранкович с весьма насмешливым видом достал из кармана фотографию и показал ее мне. Это была фотокопия обязательства, данного мною Хетеньи в 1931 г. после моего ареста. Я спросил Ранковича, как к нему попал этот документ. Быть может, фашистская югославская полиция имела раньше связи с венгерской полицией и от нее получила информацию, ведь фашистские полиции имели обыкновение обмениваться информацией; или эта фотокопия попала к нему каким-нибудь иным путем? Ранкович ответил мне, что этот документ попал к нему не из архива югославской фашистской полиции, а от американцев. Когда правительство Хорти и прочие власти бежали, полицейские архивы были вывезены на запад... Как заявил Ранкович, ему было поручено сообщить мне, что он связан с американцами. Он знает о моем разговоре с Химлером в 1946 г., то есть еще полгода назад, знает о том, какие задачи поставил передо мной Химлер, чтобы добиться прихода к власти правых элементов и подрыва единства коммунистической партии. Он знает также о предупреждении Химлера, что в ближайшем будущем я буду получать указания не непосредственно от американцев, а через югославскую сеть.

— Так вот,— сказал мне Ранкович,— югославская сеть — это Тито и я сам; в дальнейшем вы будете получать указания от Тито или от назначенного им для связи с вами посредника».

Указания были ясны: ввести в партийный и государственный аппарат агентов Тито, националистические и антисоветские элементы, поддерживать буржуазные партии и содействовать их пропаганде, чтобы поднять их шансы на победу на выборах,— короче говоря, всеми возможными средствами подготовлять свержение демократического строя.

Итак, заговор организован. В подчинение Райку поступают: Тибор Сеньи — глава организованной в Швейцарии шпионской группы, заброшенный в Венгрию югославами; Дьердь Палфи, фашистский офицер, впоследствии начальник пограничных войск и затем помощник министра национальной обороны; Бела Сас — агент Интеллидженс сервис, впоследствии начальник полиции; Фрадьеш, майор, агент американской контрразведки (Си-Ай-Си), чиновник министерства иностранных дел; Ласло Маршалл — агент французского Второго бюро, работающий в полиции; Коронди Бела, которому было поручено навербовать специальный батальон на случай переворота, и многие другие...

А затем заговорщики получили чрезвычайно важные распоряжения, означавшие, что вся система заговора должна быть пущена в ход: поддерживать предложение о создании балканских федераций молодежи, женщин и профсоюзов и распустить партийные организации в полиции и армии с целью предотвратить всякую возможность критики и оппозиции.

«В 1948 г., за несколько недель до того как была опубликована резолюция Информационного бюро компартий, я устно сообщил о ней Бранкову, поскольку сам не имел еще ее текста. Таким образом титовцы узнали от меня о решениях Информационного бюро гораздо раньше, чем получили их официальным путем.

...Я подготовил также возможность бегства из Венгрии различных правых политических деятелей в случае их разоблачения. Таким образом, Бела Варга, Кароль Пейер, Селиг, Шуйок, Пфейффер бежали из страны во время моего пребывания на посту министра внутренних дел. Я не имел на это указаний Ранковича, но считал это своей обязанностью... Этих лиц можно было использовать за границей».

Райк обходит молчанием одну интересную подробность. В феврале 1947 г. ему стало известно о заговоре, который возглавлялся сыном премьер-министра Надь Ференца. Райк предупредил отца, и тот посоветовал сыну, занимавшему пост атташе в Вашингтоне, не возвращаться в Венгрию. Министр внутренних дел внимательно следил за ходом этого дела и уничтожил досье с документами, которые могли скомпрометировать Надь Ференца и его самого. Ведь могло случиться, что одному из участников заговора придет в голову мысль сообщить правительству о существовании группы националистов, руководимой Райком.

Встречи в Келебии и Пакше.