До встречи в Лондоне

- А ты что там делала?

Гланька недоуменно посмотрела на Ледникова.

- Делала репортаж для своей программы. И он меня просто достал - все время лез в кадр, размахивал руками, рассказывал про какую-то фею, которую я ему напоминаю. Фею!.. Во время съемок ты и так вся на нервах, а тут еще с какими-то феями достают!.. В общем, я его послала так, что даже до него дошло, что надо сматываться, иначе случится непоправимое… И он дал этой девице, которая его привела, увести себя.

- А чего это он к тебе приставал? Ему что - моделей было мало? Они же там стадами наверняка бродили?

Гланька фыркнула:

- Сравнил!

- Ах да, извини!

- Что-то и ты в Москве не с моделями сожительствуешь, - ядовито сказала Гланька. - А у вас там стада не меньше…

Так, про Разумовскую ей все известно. И, судя по всему, равнодушно она к этому не относится.

- Ну и что было дальше с твоим обаятельным пьяницей? - перебил ее Ледников. - Думаю, напившись, он бывает очень мил?

Гланька какое-то время молчала. Видимо, решала, стоит ли возвращаться к своему Седрику или пришла пора пройтись по поводу Разумовской. Но интересы дела оказались важнее, и она торопливо поведала, что через несколько дней встретила трезвого, но помятого Седрика у дверей своей телекомпании. Он пришел просить прощения за свое безобразное и недостойное поведение, о котором он, правда, помнит весьма смутно. Гланька была уже в более благодушном настроении. К тому же оказалось, что смущенный молодой человек в вельветовом пиджачке с заплатами на локтях и в джинсах - лорд Седрик Лоутон, сын виконта Эдварда Лоутона, наследник старинного и весьма состоятельного аристократического рода. Гланька решила, что поболтать с лордом в кафе будет занятно, в трезвом виде к тому же в нем так и чувствовалась порода. Потом последовали другие встречи, и уже очень скоро Седрик объявил, что она - та женщина, без которой он не может теперь жить. Ну, вот так все началось, а потом она поняла, что Седрик действительно очень хороший… Кстати, он очень скоро начал знакомить ее со своими аристократическими родственниками, которые выглядели просто-напросто персонажами из романов про Дживза и Вустера.

- И с какого перепуга в сей трогательной идиллии возник Рафа Муромский? Зачем было с ним связываться лондонским аристократам?

Гланька не ответила. Она что-то высматривала за окном машины. Потом свернула с шоссе, а через пару минут остановилась.

- Пошли выпьем по чашке кофе. Тут рядом есть вполне пристойное заведение, насколько я помню.

Заведение было и впрямь недурственное - ресторанчик на первом этаже старинного особняка, по-английски утопающего в зелени и цветах, несмотря на декабрь. Гланька быстренько разобралась с официантом и принялась за печальное повествование о явлении Рафы Муромского молодому лорду Лоутону.

Итак, она готовила программу, торчала на студии с утра до ночи, а Седрик предавался тому занятию, которому его научили в Кембридже. На сей раз у него был повод пить - рухнул очередной план спасения этого самого завода по изготовлению роскошных яхт по индивидуальным заказам. Семейство Лоутонов владело предприятием уже больше ста лет, а Седрик там часто бывал в детстве и юности, даже знал несколько семей рабочих, которые вкалывали на заводе из поколения в поколение. В общем, для него банкротство RWG было личной драмой. Так как бизнесмен из него никакой, выход существовал, собственно, один - или продать RWG целиком, или найти компаньона, который купит часть акций и будет располагать достаточными средствами, чтобы выплатить долги и заняться модернизацией. Вот Седрик и носился с этой идеей, а потом вдруг решил, что компаньоном может быть русский, у которых, как известно, денег теперь немерено…

- Это не твое влияние?

- Ты с ума сошел?!. - с изумлением уставилась на Ледникова Гланька. - Я как могла убеждала его - только не связывайся с русскими!.. Но они же все видят только Абрамовича с его «Челси». Помешались на своем футболе! И потом, эти бесконечные разговоры, что русские скупают лучшие дома и квартиры в Лондоне за сумасшедшие деньги…

- Но ведь действительно скупают.

- Я не говорю, что не скупают. Я о том, как это действует на английские мозги… В общем, я пыталась объяснить Седрику, что дело это - мутное. «Ты же, - говорю, - знаешь, как у нас проходила приватизация и как сколачивались эти состояния. За ними в любой момент могут прийти и потребовать все обратно. И что ты будешь тогда делать?» Но куда там! Он вдруг вспомнил о миссии белого человека. Чем, говорит, быстрее мы сделаем русских предпринимателей частью цивилизованного бизнеса, тем быстрее они изменятся сами и изменят Россию! Россию он собрался изменить, представляешь?

- Слушай, а их первая встреча с Рафой правда была случайной? Может, ее кто-то специально организовал? Сам Муромский или кто-то другой?

- Понятия не имею. Все закрутилось с дикой быстротой. Потом, у меня своих дел по горло…

- Ну, и что дальше?

- А дальше этот мальчик Рафа стал ходить к нам в гости. Мы к нему тоже пару раз ездили… Планы такие разворачивал - куда там пятилетним! У него уже портфель заказов набит! Все российские миллиардеры выстроились в очередь! Теперь им без яхт не жизнь, причем самых дорогих, эксклюзивных, ручной работы. Будем их отделывать бриллиантами и золотом! Все та же ленинская мечта о золотом унитазе.

- И твой замечательный жених всему этому верил? - уточнил Ледников. - Верил, что все это всерьез и надолго, как нэп?

- Седрик в этих делах особенно не разбирается. А RWG для него - святое. В общем, юристы начали готовить сделку. И тут что-то переменилось. Все началось со смерти Муромского-старшего. Рафа стал крутить хвостом, что-то опять про футбольный клуб понес. Седрик, наоборот, решил, что надо спешить… Мне это все сразу показалось подозрительным. Я говорила Седрику: тормози, пока не поздно! Я его умоляла, понимаешь? Но…

Гланька задумалась, то ли подбирая слова, то ли решая, что стоит говорить, а о чем лучше и умолчать.

- Он вдруг как будто подпал под влияние этого мальчика, - неохотно сказала она. - Когда тот стал наследником состояния Муромского… Говорил, что у него возможности теперь не ограничены…

- А как наследство поделено между Рафой и его матерью?

- Я не знаю. По-моему, там есть серьезные проблемы - завещание не согласуется с брачным контрактом. Но Рафа уверял, что все это ерунда и бабки достанутся ему.

- А этот Рафа, он что из себя представляет?

- Змееныш, - поморщилась Гланька. - Ядовитый змееныш. В нем злобы выше крыши. Причем на всех. И не потому, что его кто-то когда-то обидел, а от природы, видимо. Душа у него такая - мерзкая. А на вид - пацан пацаном. Мне каждый раз, когда он на меня смотрел, хотелось ему рожу набить. Смотрит на тебя, а на уме явно что-то гнусное…

- А что же твой лорд? Слепой, что ли?

Гланька раздраженно махнула рукой:

- Он не просто лорд, а лорд-гуманист! А это диагноз неутешительный. Когда я ему говорю, что такое Рафа, он начинает объяснять мне, что внешность обманчива, а я слишком пристрастна к своим соотечественникам. Это он мне объясняет, кто такие мои соотечественники!

- Я тоже в некотором роде твой соотечественник, - сделал обиженное лицо Ледников.

- Иди ты! Вот не знала!.. - нервно хохотнула Гланька. - Для него этот проклятый завод - как мания. Вбил себе в голову, что спасти его - священный долг лорда Лоутона… А после смерти Муромского-старшего все приобрело какой-то фантасмагорический характер. Рафа стал говорить, что с деньгами у него теперь такой порядок, что ему все можно. И теперь он может даже футбольный клуб купить. Ну, естественно, мечта российского идиота, ему после Абрамовича без футбольного клуба никак!..

Гланька отпила глоток давно остывшего кофе и печально улыбнулась. Ледников протянул руку и положил свою ладонь на ее. Видимо, ей здорово достается. Она держится, но достается ей всерьез.

- Знаешь, я сначала даже обрадовалась - думала, он про RWG забудет. А Седрик, наоборот, стал торопиться, пока мальчик не остыл. А потом мальчик пропал. И найти его оказалось невозможно. Седрик пытался куда-то ткнуться, но ничего не узнал. Потом началась эта истерика с полонием и стало не до нас. Я еще подумала: неужели пронесло? Не знала, кому свечку ставить… Но тут вдруг появилась статья про то, что Муромского могли убить чуть ли не при моем непосредственном участии. А сегодня еще одна…

- Эту я не видел.

- Посмотри.

Гланька достала из сумки мятую газету и протянула Ледникову. Газета была предусмотрительно развернута на нужной странице. Фотографий там было штук пять, но самая большая - Гланьки. Она стояла босая на берегу моря, и ветер раздувал ее волосы. Слишком даже красиво.

- Где это ты? - невольно спросил Ледников.

- Это мы на завод этот с Седриком ездили, музей яхт смотрели.

На других фотографиях Ледников узнал обоих Муромских, сэра Лоутона… Еще был снимок поместья с бассейном, того самого, где утоп Муромский-старший, и фотография толстой, неприятной женщины. Как оказалось, жены и наследницы. Автором текста был все тот же Энтони Кросби. Парень ковал железо изо всех сил.

Никакой новой информации Ледников для себя не обнаружил. Смысл текста был просто в нагнетании страстей. Зато Гланька в описании мистера Кросби представала все более зловещей и романтичной фигурой - талантливая, жестокая, волевая, эта русская хищница совершенно подавила бедного и несчастного лорда, который в результате душевных терзаний запил. Эта женщина с таинственным прошлым всячески препятствовала заключению сделки с Муромским, к которой так страстно стремился несчастный лорд ради спасения «легенды английского яхтостроения». Она была готова на все, чтобы остановить сделку! А ведь ни для кого не секрет, что в случае заключения сделки главными клиентами RWG стали бы русские богачи и огромные суммы потекли бы из России…

- Огромные суммы потекли бы из России, - вслух повторил Ледников. - Можно подумать, они не текут…

Гланька пропустила его слова мимо ушей. Только нетерпеливо спросила:

- Ты прочитал последний абзац?

- Сейчас.

Из последнего абзаца Ледников узнал, что в настоящий момент свадьба лорда Лоутона и русской телезвезды Аглаи Востросаблиной, судя по всему, находится под угрозой срыва. Аристократические родственники молодого лорда встревожены неприятными, подозрительными слухами, роящимися вокруг его невесты. Им вовсе не хочется быть замешанными в скандал с русскими агентами, подозрительными смертями и исчезновениями… А британской полиции следовало бы повнимательнее присмотреться к госпоже Востросаблиной, вокруг которой завязался столь роковой узел.

Ледников мрачно посмотрел на Гланьку. Эта история, к которой он отнесся сначала достаточно легкомысленно - ну, ловит какой-то нагловатый журналист свою рыбку в истерических волнах, захлестнувших Лондон! - начинала нравиться ему все меньше. Появилось нехорошее предчувствие, что все плохое еще только начинается.

- Ну, и что ты об этом думаешь? - спросила Гланька. Она пыталась выглядеть спокойной, но было ясно, что она уже на пределе.

- Давай рассмотрим варианты, - рассудительно сказал Ледников. Гланьку надо было как-то успокоить.

Она послушно кивнула.

- Первый вариант - твоя личная жизнь. Кто-то хочет расстроить вашу свадьбу. Не думаю, чтобы все аристократические родственники Седрика были в восторге от нее. К тому же могут быть отвергнутые невесты… У него до тебя была невеста?

- Насколько я знаю, нет. И потом, родственники и отвергнутая невеста вряд ли стали бы травить и похищать русского мальчика Рафу… Согласись?

- Ну… С другой стороны, вряд ли они все были в восторге от планов Седрика сделать Рафу своим компаньоном.

- Да, но… Ничего, кроме неудовольствия и предостережений, они предпринять не могли. В принципе.

- Я же не имею в виду, что они сами занялись уголовщиной… Например, пользуясь своими связями, они привлекли спецслужбы, которые не могли не интересоваться и мальчиком Рафой, и сделкой по приобретению легенды английского яхтостроения… А эти ребята могут складывать очень сложные комбинации. Кстати, они не могли не интересоваться тобой…

- Мной? - удивилась Гланька. - Ты знаешь, сколько сейчас здесь русских?

- Знаю. Чуть ли не полмиллиона… Но ты не нищая студентка и не гувернантка. Таких, как ты, особенно после того, как появился Седрик, спецслужбы всегда пасут. У них работа такая…

- Ну и что у нас получается? - нетерпеливо спросила Гланька.

- Получается у нас пока так: или идет, как говорят у нас на родине, наезд на тебя, и история с Рафой лишь повод для этого… Или, наоборот, наехали на Рафу… А тебя подставляют для отвода глаз, пользуясь тем, что в нынешней ситуации местные товарищи готовы поверить во что угодно…

- Ледников, пожалей меня, - вдруг жалобно сказала Гланька.

В ее голосе и глазах было столько тоски, что Ледников прервался на полуслове. «Чего ты ее грузишь? - выругал он себя. - Человеку помощь нужна, сочувствие, а ты версии набрасываешь».

- Извини, - пробормотал он. - Я как старый мерин в борозде - только и знаю, что версии сочинять и мотивы выискивать.

Гланька вдруг посмотрела на него не жалостно, а с азартом:

- А-а… госпожа Разумовская в курсе, зачем ты полетел в Лондон?

Ледников про себя усмехнулся - он опять недооценил жизнестойкость этого создания. Ей для передышки надо буквально несколько мгновений, и она опять становится самой собой.

- В курсе, - пожал он плечами.

- И? - не отставала Гланька. - Прямо так и отпустила?

- А я и не спрашивал! - глядя ей прямо в глаза, парировал Ледников.

Гланька довольно улыбнулась.

- Вот интересно, что ты ей о нас рассказывал? Хотелось бы послушать.

- Размечталась! - покачал головой Ледников. - А может, она о нас ничего не знает…

- Ну да! - довольно, по-кошачьи потянулась Гланька. - Не знает! Еще как знает!

- А откуда ты знаешь, что она знает?

- Она сама мне сказала. Мы с ней тут очень мило провели время.

Вот так. Как все просто. Мог бы и догадаться, что две эти хищницы сами разберутся между собой. Разумовская бывает в Лондоне несколько раз в году, так что встретиться им ничто не мешало. Можно представить, как им обеим хотелось поговорить о нем, выпустив когти наружу…

Он посмотрел на состроившую невинное лицо Гланьку. Нет, милая, о том, что тебе сказала Разумовская, я спрашивать не буду. Не дождешься!

- Вот такие дела, красавчик, - вдруг сказала с печальной улыбкой Гланька. - Кстати, ты нынче полный комильфо…

Только два человека на свете знали, что стоит за этим пошлым «красавчиком» и дурацким «комильфо». Только она и он…

Был июнь. Летняя теплынь. Москву занес тополиный пух. И его друг Артем Востросаблин потащил Ледникова на дачу. Они тогда перешли в десятый класс и чувствовали себя вполне готовыми к веселой жизни. На даче, правда, была Виктория Алексеевна, мать Артема, и дочка его старшего брата Андрея, уехавшего отдыхать на юг. Они нам не помешают, сказал Артем, залезем на второй этаж и будем делать что хотим. Когда приехали на дачу, у Артема с матерью тут же возник отчаянный громогласный спор в сицилийском духе, потому что он что-то забыл, не купил, не привез… Ледников им ничуть не мешал. Не прекращая ни на секунду ссориться, они скрылись в доме, а Ледников остался на веранде. Он уселся в старенькое кресло-качалку и закурил. Тогда он начал курить, потом, правда, очень быстро бросил.

Он курил, смотрел на темную стену сосен за оградой, вдыхал опьяняющий запах, исходивший от куста жасмина, росшего у веранды, слушал гул пролетавшего где-то высоко-высоко самолета и вряд ли о чем-либо думал и чего-либо ждал. И тут из-за куста появилась худенька девчонка в одних трусишках. На ее смуглое тельце с по-детски выпирающим животиком еще не было нужды надевать даже майку. Она поднялась по ступенькам на веранду, остановилась перед Ледниковым и наставительно сказала:

- А курить - это не комильфо! Можно нашу дачу поджечь.

Ледников с изумлением смотрел на тщедушное создание с ободранными коленками, вымазанными зеленкой. Создание повертело головой, шаркнуло ножкой и объявило:

- А вообще-то ты красавчик.

Ледников чуть не поперхнулся дымом.

- Да-да. - Создание оценивающе посмотрело на него темными строгими глазами. - Настоящий красавчик. В моем вкусе.

И кто же мог представить, что тогда началось то, что останется с ним уже на всю жизнь и составит, может быть, один из самых главных и прекрасных ее моментов…

Глава 4

Old friends and old wine are the best

Старые друзья и старое вино лучше всего

Гланька подвезла его к гостинице. Она называлась женским итальянским именем «Джоли». Ледников выбрался из машины и не поверил своим глазам - в нескольких шагах от него высилось здание Скотленд-Ярда со знаменитым вращающимся призматическим треугольником.

- Интересно, с каким умыслом ты выбрала гостиницу рядом с этим учреждением? - спросил он.

- Чтобы быть за тебя спокойной, - не моргнув глазом ответила Гланька. - И потом, это любимая гостиница российского посольства. Так что к русским тут привыкли и не считают, что все они агенты КГБ и запойные пьяницы. И, кстати, говорят, что тут во время войны проводил некие неформальные переговоры сам Черчилль и потому есть подземный туннель прямо к его бункеру.

- Именно то, чего мне так не хватало, - подземный туннель!

Гланька быстро поцеловала Ледникова в щеку и умчалась приводить в порядок своего лорда, чтобы завтра утром Ледников мог с ним нормально проговорить. Как она сказала, главное - не дать ему надраться вечером, тогда есть шанс.

Номер был как раз такой, какие Ледников предпочитал. Дорогой, удобный, но без ненужных роскошеств, из-за которых чувствуешь себя будто в музее. Комната и спальня.

Вечер только начинался, и успеть еще можно было многое. Для начала Ледников договорился о встрече завтра утром с мистером Крейгом Вудгейтом. Встреча должна была состояться в пабе «Принц Альберт». А потом он позвонил своему студенческому приятелю Модесту Талалаеву, уже много лет жившему и работавшему в Лондоне. Несколько раз Ледников даже останавливался у него, когда был стеснен в средствах, чтобы не тратить деньги на гостиницу.

Модест был помешанным англоманом еще в студенческие годы. На первом занятии по английскому он представился преподавателю так: «Модди Талалаев». Преподаватель, измученный язвой и студенческой тупостью, поднял на него страдальческие глаза: «Модди Талалаев, значит?.. Очень приятно. А я - Харитон Петрович. Всего-навсего. Но вы уж тогда называйте себя лучше Мудди… Мне кажется, это будет и на английский манер, и больше соответствовать содержанию». Модест потом долго отдирал прилипшую к себе кличку, но любви ко всему английскому остался верен.