Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик

Каждому христианину известна тенденция к духовному застою. Только если мы заново ощутим и примем наше наследие во Христе, старая вера сможет стать новой для нас и другие увидят ее именно такой. Как сказал об этом П. Т. Форсит, проповедник «должен быть оригинальным втом смысле, что истина должна быть его собственной истиной, — но не в том, чтобы она была только его и ничьей больше. Нужно различать новаторство и свежесть. Проповедник должен быть оригинальным не в том смысле, что все его идеи абсолютно новы, но в том, что они свежи. Проповедник рассматривает неувядаемое наследие Церкви и ее вечную веру в Христа и определяет смысл и значение всего этого для своего собственного характера и для времени, в которое он живет»[28].

История церкви запятнана то и дело проявляющимся неумением удерживать одновременно и старину и новизну христианской веры. Иногда церкви успешно удавалось хранить древнюю веру, но никак не получалось соединить ее с обновляющимся миром. В другие времена она решительно настраивалась на общение с новым миром, но в процессе этого забывала о необходимости сохранять старую веру во всей ее чистоте. Мы уже сказали о том, что все древнее надо заново принимать и применять. Теперь же нам нужно подчеркнуть, что наряду с тем, что церковь пытается говорить с современным человеком о действительно насущных для него вещах, она непременно должна сохранять древнюю, изначальную, апостольскую веру.

Всякое подлинное реформаторское движение в какой–то момент обязательно возвращало христиан к новозаветным нормам. Самым замечательным примером этого является Реформация XVI века — радикальная попытка с Божьей помощью очистить церковь от всего, что наросло на ней и осквернило ее за Средние века. Реформаторы вполне ясно осознавали свою задачу. Они не были ни иконоборцами, ни новаторами. Перед ними стояла цель: изменить церковь таким образом, чтобы она отвечала требованиям Божьего Слова. Как сказал впоследствии, в начале XVII века, Ланселот Эндрюс, renovatores modo sumus, поп novatores — «мы не новаторы, но восстановители»[29].

Особенно интересно будет заметить, что попытки реформаторов восстановить изначальные истины Нового Завета, тем не менее были как опасные нововведения подвергнуты жесточайшему осуждению со стороны их противников. Это обвинение было с негодованием отвергнуто. Реформаторы заявили, что, напротив, их учение подлинно, ибо взято из самой Библии, а новаторами как раз являются приверженцы папы римского. Поэтому–то Лютер и написал следующее: «Мы не учим ничему новому. Мы лишь повторяем и утверждаем древние истины, которым учили и апостолы, и все благочестивые учителя, жившие до нас»[30]. Английские реформаторы тоже высказывались без обиняков. Хью Латимер восклицал: «Вы же говорите, сие есть новое учение. А я говорю вам, что это учение древнее»[31]. Епископ Джон Джоуэл усиленно подчеркивает эту мысль в своей знаменитой «Апологии» (1562). Например: «То, что мы несем вам сегодня, — не наше учение. Не мы писали его, не мы открыли его, не мы измыслили его. Мы несем вам лишь то, что еще до нас принесли древние отцы церкви, апостолы, Сам Спаситель Христос»[32].

Евангельские верующие, хотя и признают необходимость новых формулировок и толкований, с другой стороны, решительно настроены на то, чтобы оставаться преданными исторической вере, которую они хотят по–новому сформулировать и истолковать. На сегодняшний день необходимо перевести Евангелие на язык и наречие современного мира, перевести его в те формы мышления, которые существуют сейчас. Но настоящий перевод никогда не является новым произведением. Переводчик лишь тщательно переносит на другой язык то, что уже написано или сказано.

Поэтому глупо и нехорошо обвинять евангельских христиан в том, что они ввели в мир некую новоиспеченную религию, в то время как единственной их целью является восстановление изначального христианства — не просто религии времен Реформации или отцов первой церкви, но веры самого Нового Завета. Когда д–р Билли Грэм однажды проводил Христианский евангелизационный фестиваль в Лос–Анджелесе в августе–сентябре 1963 года, журнал «Таймс» процитировал слова одного служителя епископальной церкви, сказавшего: «Мне кажется, он отбрасывает всю церковь на пятьдесят лет назад». Вспоминая об этом в своем обращении к пасторам Лос–Анджелеса, Билли Грэм заметил: «Надо сказать, я несколько разочарован. Вообще–то, я хотел отбросить церковь на тысячу лет назад». Он вполне мог сказать и «на тысячу девятьсот»!

«Евангельский» означает «фундаментальный»

Если слово «евангельский» описывает определенное богословие, которое, как мы выяснили, является библейским, а значит, оригинальным в том смысле, что оно изначальное, то такое богословие особенно выделяет все то, что является фундаментальным. Мне не очень–то хочется употреблять это слово, поскольку оно тесно связано с термином «фундаменталист», который сейчас в церковных кругах часто оказывается весьма неприглядным ярлыком. Сам этот термин мне не нравится, ибо для многих он ассоциируется с обскурантизмом, эмоционализмом и другими ужасающими формами религиозной эксцентричности и фанатизма. Однако его первоначальное значение не только не содержало этих негативных оттенков, но служило определением для людей, особенно настаивавших на всем том, что является фундаментальным, и верных всему фундаментальному в библейском христианстве.

Слово «фундаменталист», по всей вероятности, впервые появилось в 1923 году в связи с серией брошюрок и листовок на злобу дня, выпущенных в Америке в 1909 году. Их выпускали на средства двух состоятельных братьев, которых звали Лайман и Мильтон Стюарт. Целиком серия состояла из шестидесяти пяти брошюр и разошлась миллионными тиражами. Называлась она «Основы» («The Fundamental) и освещала такие фундаментальные, т. е. основные вопросы, какбогодухновенность Библии и ее авторитет (первые двадцать брошюр), божественность Христа, Его непорочное рождение и телесное воскресение, Дух Святой, грех, суд и искупление, оправдание и перерождение, проповедь, благовестие, церковь и возвращение Христа. Авторами брошюр были хорошо известные евангельские писатели Северной Америки и Британии, такие, как Б. Б. Уорфилд, Р. А. Торрей, А. Т. Пирсон, Дайсон Хейг, Роберт И. Спир, Джеймс Орр, У. X. Гриффит Томас, Кемпбелл Морган, епископы Дж. С. Райл и Хендли Моул[33].

В Оксфордском словаре английского языка сохранилось раннее значение слова «фундаментализм», означавшего «строгую приверженность традиционным ортодоксальным убеждениям… которые считаются фундаментальными в христианской вере». В качестве примера такого фундаментального убеждения там приводится вера в непогрешимость Библии. Это важно. Сегодня слово «фундаменталист» является определением, обычно употребляющимся по отношению к тем, кто, по мнению окружающих, рассматривает Библию как–то уж очень странно. Он «верит, что каждое отдельное слово Библии истинно в буквальном смысле», — говорят нам. Или еще: «Бог вдохновил авторов книг Библии, как будто они были просто Его магнитофонами» — и тому подобное. Надо сказать, что евангельские христиане верят в богодухновенность и небесное происхождение Писания (хотя и понимают, что некоторые его части следует понимать в переносном смысле, и не поддерживают механических теорий по поводу того, как именно были вдохновлены авторы библейских книг). Однако доктрина об авторитете Библии — это лишь одна из нескольких фундаментальных доктрин, в которые верят евангельские христиане: о Боге, Христе и Святом Духе, о грехе и спасении, о церкви и таинствах, о поклонении, нравственности и благовестии, о смерти и грядущей жизни.

Именно потому, что на карту поставлены фундаментальные основы веры, евангельский христианин не может последовать своему естественному желанию отойти подальше от споров и конфликтов и провести остаток дней на каком–нибудь далеком острове в тишине и покое. Он также не может принять мнение, существующее в более молодых церквах и гласящее, что все это — чисто западные конфликты и разделения и нечего приносить их в Африку, Азию и Латинскую Америку. Напротив, никакая церковь, никакой отдельный христианин не могут избежать боли, связанной с этими дебатами и принятием решений по данным вопросам, если, конечно, они не хотят полностью сойти с пути ответственного, серьезного христианского ученичества.

Нам необходимо объяснить, уточнить и рассмотреть это упорство евангельских христиан по отношению к фундаментальным основам христианства с двух сторон.

Во–первых, данное упорство не означает, что все христиане должны во всех мельчайших деталях скрупулезно следовать только нашей конкретной системе. Наше понимание фундаментального относится к тому, что четко определено Библией. Однако мы признаем, что не по всем вопросам Библия высказывается одинаково ясно и однозначно. Такие вещи, как способ крещения, характер служения и формы поклонения нельзя считать фундаментальными. Вообще, если в одинаковой степени преданные, в одинаковой степени смиренные христиане и церкви, которые в равной степени верят Библии и ее изучают, вдруг приходят к разным выводам по каким–то вопросам, то эти вопросы необходимо считать второстепенными, а не основными, периферийными, а не центральными. Вместо того, чтобы настаивать на них как на первостепенных, их следует рассматривать как нейтральные. Необходимо уважать честность друг друга и признавать основательность толкований каждого. Было бы неплохо, если бы мы придерживались принципа, высказанного неким Рупертом Мельдениусом в начале XVII столетия, которого впоследствии с одобрением цитировал Ричард Бакстер: «In necessariis unites, in nonnecessariis[или dubiis] libertas, in omnibus caritas», то есть «в главном — единство, в не главном [то есть в тех вопросах, где возможны сомнения] — свобода, во всем — милость».

Второе пояснение заключается в следующем: упорно отстаивая фундаментальные основы веры, евангельские христиане не пытаются отстаивать какие–то конкретные их формулировки. Например, было бы ошибкой предполагать, что единственным боевым кличем евангельских верующих является призыв «Назад к Реформации!» Как бы высоко мы ни ценили благочестие, ученость и смелость бойцов Реформации, как бы мы ни благодарили Бога за Его благодать, действовавшую и в них и через них, наше уважение к ним не является слепым, беспрекословным почитанием. Мы не верим в их непогрешимость. Мы готовы в отдельных моментах отойти от их взглядов, исповеданий и формулировок. Идти «назад к Реформации» мы желаем лишь потому, что полагаем, что Реформация, в общем и целом, представляла собой ту богословскую позицию, к которой мы пришли бы, отправившись «назад к Библии». То же самое можно сказать и о других попытках обобщить евангельское богословие. Систематическая теология обладает большой ценностью. Но мы знаем, что библейская истина больше и выше любых попыток ее систематизировать.

Итак, вот на чем всегда стояли и стоят евангельские верующие. Они утверждают, что евангельское христианство является богословским по характеру, библейским в своей сущности, исторически изначальным и фундаментальным. Некоторые из его существенных принципов, которые защищал и утверждал Сам Иисус Христос, изложены в дальнейших главах этой книги.

1. РЕЛИГИЯ: явление естественное или сверхъестественное?

Популярный образ Христа как «милого, нежного и кроткого Иисуса» не отвечает действительности. Он просто неверен. Конечно же, Христос был исполнен любви, сострадания и нежности. Но, кроме того, разоблачая ложь и обличая грех, особенно лицемерие, Он вступал в споры. Христос был великим спорщиком. Евангелисты то и дело рассказывают о Его постоянных разногласиях с лидерами тогдашнего иудаизма. И мы будем рассматривать эти разногласия, чтобы увидеть, какие принципы Он так ревностно отстаивал, и чтобы убедиться в том, что мы сами стремимся придерживаться именно этих принципов.

Первый спор, который мы будем анализировать, начался с вопроса саддукеев насчет воскресения из мертвых. Этот вопрос удивительно актуален и сегодня, потому что за ним кроется еще более глобальная проблема: является ли религия сверхъестественным или естественным явлением. Но и это еще не все: данный вопрос затрагивает не только характер христианской религии, но и характер христианского Бога. Так что он по–настоящему фундаментален.

Саддукеи и их современные преемники

Однако перед тем как анализировать вопрос саддукеев, давайте сначала побеседуем о них самих. Они представляли собой небольшую, но влиятельную партию иудеев, возникшую во времена династии Маккавеев (II — I вв. до P. X. — Примеч. ред.). По большей части, саддукеи были образованными, богатыми жрецами–аристократами, проживавшими в Иерусалиме. Семьи первосвященников состояли из саддукеев, так что Лука справедливо отождествляет «ересь лакейскую» с первосвященником и его коллегами (Деян. 5:17). В политическом отношении они были непопулярны (хотя и пользовались влиянием), ибо сотрудничали с римскими оккупационными властями. С точки зрения богословия, они были консерваторами, так как признавали только закон Моисея (хотя в очень формальном и буквальном смысле) и отрицали предания старцев, так почитаемые фарисеями. Таким образом, «у фарисеев имелось подробное учение, описывающее бессмертие, воскресение, ангелов, бесов, небесную жизнь, ад, промежуточное состояние между смертью и воскресением и царство Мессии; саддукеи же по отношению ко всему этому были агностиками»[34]. Иосиф Флавий, иудейский историк первого столетия, кратко подытожил эту разницу между двумя основными религиозными партиями. Фарисеи, писал он, «верят, что человеческие души бессмертны», в то время как саддукеи «отнимают у нас веру в бессмертие души» и вместо этого учат, что «душа умирает вместе с телом»26[35].

Эти богословские разногласия фарисеев и саддукеев точно запечатлены евангелистами. Марк упоминает о том, что саддукеи «говорят, что нет воскресения» (Мк. 12:18). Точно также Лука записывает в Книге Деяний: «Саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа, а фарисеи признают и то, и другое» (Деян. 23:8; ср. 4:1,2).

Посему мы вполне могли бы назвать саддукеев «модернистами» древнего иудейства, хотя с богословской стороны саддукеи были консерваторами, так как признавали только закон Моисея, но они все же читали его аиpiedde la lettre (буквально. — Примеч. пер.). Они упорно не замечали силы живого Бога, открывавшейся им в Писании. Они в буквальном смысле слова отвергали все сверхъестественное.

Их современными преемниками являются люди, движимые идеями научного материализма. Вот какие вопросы задают «саддукеи XX столетия»: «Разве наука не доказала, что Вселенная является закрытой, механической системой, и тем самым разве она не отбросила всякую необходимость в Боге?»; «Разве мы не должны объяснять всю информацию, накопленную человеческим опытом, в свете естественных процессов — с тем, чтобы отвергнуть саму возможность сверхъестественного?»; «Разве сама религия не является естественным явлением, вызванным отчасти физиологическими, отчасти психологическими причинами, и именно поэтому разве неправда, что религия доказывает вовсе не существование Бога, в которого можно верить, но расстройство желез или эмоциональную неустойчивость верующего?»; «Даже если мы все еще можем, в каком–то смысле, верить в Бога как Творца и Управителя естественного порядка, не пора ли нам избавиться от старомодных представлений о том, что этот Бог когда–либо сверхъестественным образом вмешивался в человеческую историю, не говоря уже о том, что Он до сих пор способен в нее вмешаться?»

Это типичные вопросы «современных саддукеев». С ответами на них нам придется подождать. Давайте сначала посмотрим, как Иисус отвечал своим оппонентам (см.: Мк. 12:18–27; Мф. 22:23–33; Лк. 20:27–38). Однажды саддукеи подошли к Христу и начали: «Учитель! Моисей написал нам…». Обратите внимание: они цитировали Пятикнижие, находившееся у них в особом почете, и, кроме того, считали, что слова Писания должны иметь применение в их жизни («Моисей написал нам…»[36]). Саддукеи имели в виду конкретный закон о женитьбе и семьях братьев, живущих вместе (Втор. 25:5 и дал.). Согласно этому закону, овдовевшая и бездетная женщина не должна была выходить замуж «на сторону за человека чужого», но ее деверь, брат умершего мужа, должен был взять ее в жены, чтобы «созидать дом брата своего». Заданный саддукеями вопрос был, таким образом, основан на моисеевом законе. В Новом английском переводе Евангелия от Марка так передаются их слова:

Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял ее второй и умер, и он не оставил детей. Также и третий. Брали ее за себя семеро и не оставили детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда они вновь вернутся к жизни [саддукеи имели в виду то воскресение, в которое верили фарисеи, но которое они сами отвергали], чьей женою она будет? Ведь все семеро имели ее женой[37].

Несомненно, саддукеи считали себя ужасно умными. Им казалось, что с помощью этой гипотетической ситуации они одним махом разоблачат всю нелепость учения о воскресении. Они собирались вдоволь посмеяться. Доводы их заключались в том, что жизнь создает столько аномалий, что продолжать ее после могилы было бы немыслимо. Жизнь после смерти просто увеличит и умножит проблемы предыдущей жизни. Возьмите несчастную женщину, которую они обрисовали Иисусу. Вокруг нее столпилось бы семеро мужчин, и каждый из них ожесточенно оспаривал бы свое право владеть ею. Что же ей делать? Отвергнуть всех семерых (что было бы несправедливо по отношению к ней самой) или всех, кроме одного (что было бы нечестно по отношению к остальным шестерым)? Или на небе будет разрешено многомужество и она сможет быть женой всем семерым одновременно? Саддукеям казалось, что этой проблеме нет разрешения. Они полагали, что загнали Иисуса в угол и заперли Его там дилеммой, от которой невозможно убежать.

Иисус начал и закончил Свой ответ недвусмысленным разоблачением их ошибки. «Вы заблуждаетесь! — сказал Он (Мк. 12:24). — Вы весьма заблуждаетесь» (ст. 27). Должен признаться, что Его прямота действует на меня прямо–таки освежающе. Иисус не начал с комплиментов в адрес собеседников (как, наверное, поступили бы мы сами). Он не стал выискивать в их словах важное зерно истины или вносить свое ценное замечание в текущие богословские прения. Нет. Саддукеи «заблуждались», вернее, «весьма заблуждались» — то есть совершали серьезную и печальную ошибку.

Далее Иисус объяснил причину их заблуждения. По Его словам, они ошибались, потому что были невежественны. «Приводитесь в заблуждение, потому что не знаете…» (ст. 24). Эти образованные аристократы, священники и вожди Израиля, веровавшие в закон Моисея и считавшие себя исключительно умными, на самом деле не знали двух истин: они не знали «ни Писаний, ни силы Божьей» (ст. 24). Незнание Писания было непосредственной причиной ошибочных выводов о воскресении. Однако самой значительной, основной причиной этого невежества было то, что они не знали Божьей силы. В этом порядке мы и рассмотрим обе причины (хотя Сам Иисус сделал это иначе). Это значит, что стих 25 нам пока придется пропустить.

Незнание Писания

Мы не будем уделять этому вопросу слишком много внимания, потому что высший авторитет Писания — это тема следующей главы. Однако кое–какие комментарии необходимо сделать уже сейчас.

В общем, Иисус усмотрел, что корнем саддукейской ереси является незнание Писания. (Большинство ошибочных доктрин в сегодняшних церквах, особенно таких, которые вызывают ненужные споры, точно также возникает из–за невежества или неуважения по отношению к Библии.) Исключительно важно отметить, что в Своих столкновениях как с фарисеями, так и с саддукеями Иисус всегда прибегал к Писанию как к арбитру для любых дебатов, как к окончательному, Верховному суду. Всякий раз, когда они подходили к Нему с вопросом, Он обычно отвечал встречным вопросом, ссылаясь на Писание. Например, когда один из учителей закона спросил Его о вечной жизни, Иисус ответил ему так: «В законе что написано? Как читаешь?» (Лк. 10:26). Когда фарисеи заинтересовались Его взглядами на развод, Он тут же сказал им в ответ: «Не читали ли вы..?» и «Что заповедал вам Моисей?» (Мф. 19:4; Мк. 10:3). Тоже самое происходило и с саддукеями. «Разве не читали вы в книге Моисея?» — упросил Он их (Мк. 12:26). У Иисуса, на первый взгляд, было много общего с Его оппонентами: они процитировали Писание — Он процитировал Писание; они упомянули Моисея — Он тоже упомянул Моисея. Однако в то же самое время Он не мог не огорчиться их неверному пониманию Библии: они настолько искажали смысл Писания, что их понимание можно было приравнять к невежеству.

В частности, Иисус процитировал из Исх. 3:6 отрывок о горящем кусте, где Бог называет Себя Моисею «Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова». По словам Иисуса, в этом имени Бога, которое Он Сам дал Себе, уже заключена мысль о воскресении, ибо «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» (Мк. 12:26, 27), здесь, с одной стороны, необходимо заметить, что речь идет не просто о выживании древних патриархов, но и об их воскресении. Христос начал Свой ответ словами: «А о мертвых, что они воскреснут…» (ст. 26). Это основано на том, что, согласно Писанию, человек, созданный Богом, — это цельное существо, в коем тело нераздельно с душой, чье предназначение не может исполниться только в бессмертии души, ибо для него также необходимо и телесное воскресение.

Рассмотрим и вторую сторону вопроса. Справедливы ли доводы Христа? Даже если Бог назвал Себя «Богом Авраама, Исаака и Иакова», почему нужно обязательно делать вывод о воскресении? Может, здесь просто имеется в виду, что Он является Богом истории, Богом, открывшим Себя сменявшим друг друга патриархам? «Бог наших отцов есть Бог их наследников рода».

Однако нет. Божье имя подразумевает большее, гораздо большее. Доводы Иисуса основаны не только на предложении: «Я Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» и уж, конечно, не на временной форме глагола в этом предложении (потому что, в любом случае, в еврейском оригинале здесь вообще нет глагола), но вытекают из контекста. Бог, обращающийся здесь к человеку, является одновременно вечным Богом, Который существует Сам по Себе и открывает Себя людям как «Сущего», и Богом завета, заключенного с Авраамом, Исааком и Иаковом. С Авраамом Он заключил «завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя» (Быт. 17:7), а потом подтвердил этот завет Исааку и Иакову (ср.: Исх. 2:24). Кроме того, обетования заключенного завета были слишком велики, чтобы исполниться еще при жизни патриархов, — и они это знали. Согласно Посланию к евреям, они были «странниками и пришельцами на земле», которые «стремились к лучшему [отечеству], то есть к небесному» (Евр. 11:13–16). Итак, называя Себя Моисею «Богом Авраама, Исаака и Иакова», Господь имел в виду не только то, что Он был их Богом уже в течение многих столетий, но и то, что Он и по сей день остается их Богом и будет Им до конца, сохраняя заключенный с ними завет и оберегая их Своей непоколебимой любовью. Бог древнего обетования был Богом вечного исполнения этого обетования. «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо [как добавляет Лука] у Него все живы» (Лк. 20:38). Все люди были сотворены и избраны именно для того, чтобы жить для Него и у Него.

Немыслимо было бы заключить, что такое предназначение не исполнится, что его оборвет смерть. Бог Авраама, Исаака и Иакова Сам является живым Богом, а живой Бог — это Бог живых.

Итак, таков был первый ответ Иисуса на вопрос саддукеев. Они не знали Писания. Как говорит об этом Лука, «а что мертвые воскреснут, и Моисей показал…» (Лк. 20:37). Несмотря на свое хваленое почтение к Моисею, саддукеи отвергли свидетельство самого Моисея. Их разум помутился либо из–за предубеждения, либо из–за стремления объяснить все рациональным способом, либо из–за влияния греческой культуры. Они перестали подчиняться Божьему откровению.

Незнание Божьей силы

Однако самой главной причиной ошибки саддукеев было невежество другого рода: они не знали не только Слова Божьего, но недооценивали и Божью силу.

По всей видимости, они на самом деле были уверены в том, что одного их вопроса о законе женитьбы для братьев будет достаточно для развенчания понятия «воскресения». Они полагали, что жизнь после смерти принесет с собой такие проблемы, которые невозможно будет разрешить. Они надеялись, что этот рассказ о женщине с семью мужьями позволит им посмеяться над учением о воскресении и навсегда исключить его из обсуждения. Иногда мне кажется, что я почти слышу, как они подавляют довольные смешки.

Но одновременно у меня возникает искушение посмеяться над их невероятной наивностью. Ибо их доводы основаны на ложном предположении о том, что если жизнь после смерти существует, то она точно такая же, как и жизнь предыдущая. По всей видимости, саддукеи и подумать не могли, что Бог способен сотворить иной порядок существования, новую другую жизнь, где неразрешимые земные проблемы нашли бы свое разрешение. Они недооценивали Божью силу.

Фарисеи, наверное, смутились бы от заданного саддукеями вопроса, ибо их представления о грядущей жизни были сугубо материалистическими. Например, «земля непременно вернет всех мертвых, которых принимает сейчас, чтобы сохранить; она никак не меняет их вида, но как приняла, так и вернет»[38]. Поэтому «всевозможные загадки о воскресении были любимым развлечением саддукеев — и часто порядком смущали фарисеев»[39]. Но подобные вопросы не смущали Иисуса, потому что Он знал, что, благодаря Божьей силе, жизнь после воскресения будет совершенно иной. «Когда из мертвых воскреснут, — сказал Он, — тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах» (Мк. 12:25).

Согласно повествованию Луки, Иисус объяснял это следующим образом: «Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения» (Лк. 20:34–36). Здесь Иисус следует иудейской традиции и разделяет историю на два века, век настоящий и будущий, «сей век» и «тот век». Он подчеркивает, что жизнь в «веке том» будет значительно отличаться от жизни в нынешнем веке: «Чада века сего женятся и выходят замуж». С другой стороны, «сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых [никто из людей не достигает этого сам, но некоторые, по Божьей благодати, «сподобятся»] ни женятся, ни замуж не выходят». А почему? Потому что «умереть уже не могут». А почему? Потому, что «они равны ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения».

Другими словами, новый век будет населен новыми существами, которые будут жить новой жизнью при совершенно новых обстоятельствах. Люди будут подобны ангелам. Смертные станут бессмертными. Говоря словами апостола Павла, они «воскреснут нетленными» (1 Кор. 15:52). Посему необходимости в продолжении рода больше не будет. Заповедь «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт. 1:28), данная людям при сотворении мира, будет отменена. А поскольку продолжение рода является одним из основных предназначений брака, люди уже не будут жениться. Это не значит, что исчезнет любовь, ибо «любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13:8). Однако любовь выйдет за рамки сексуальности, и личные взаимоотношения людей не будут ни исключительными по характеру, ни физическими по своему выражению.

И все это — новая жизнь в новом окружении, в новом веке — совершится благодаря Божьей силе, которую саддукеи недооценивали.

Современные дебаты

У саддукеев много последователей — таких же умных, таких же глупых. Некоторые из них почти слово в слово повторяют доводы своих предшественников. Они изображают «воскресение» в карикатурном виде с целью полностью развенчать даже само это понятие. Они говорят о нем в грубо материалистических тонах, как будто «воскресение» это то же, что и возвращение к жизни с помощью искусственного дыхания. Им представляется, что под «воскресением» христиане понимают чудесное материальное восстановление земного тела, которое затем возобновит свою прежнюю жизнь и функции. Они скептически спрашивают о том, что же будет с теми, чьи тела были разорваны в клочья при взрыве (в нашем столетии это был самый распространенный вопрос во время мировых войн), или с теми, чьи тела были кремированы и в виде пепла развеяны по ветру. И они на самом деле полагают, что подобные вопросы должны повергнуть христиан в смущение и тем самым развенчать учение о воскресении как абсурдное и нелепое! Они никак не поймут, что, согласно Новому Завету, воскресшее тело (хоть оно и сохранит какую–то связь с прежним, земным телом) будет совершенно иным, что сила Божья даст людям новые и славные тела. Слыша их незрелые суждения, вспоминаешь, как апостол Павел бранил коринфян, когда те спрашивали его: «Каким же образом воскреснут мертвые? В каком теле они явятся?» «Безрассудный!» — отвечает одному из них апостол. — То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело… Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор. 15:35–38,42–44).

Другими «современными саддукеями» являются научные материалисты, о которых я упоминал уже раньше. Их взгляд на реальность ограничен лишь тем, что могут воспринять пять человеческих чувств. Они отрицают все, что невозможно доказать на опыте. Они полагают, что Вселенная — это закрытая, саморазвивающаяся система, которую можно объяснить, лишь исходя из нее самой, и которая управляется так называемыми естественными законами. Из этого следуют, по их мнению, два логических вывода.

Во–первых, у них не остается места для Бога. В прежние столетия в мире науки было принято разделять естественный закон и вмешательство Бога. Естественный закон должен был объяснять наиболее явные процессы, в то же самое время оставляя место для Бога в тех сферах, где такого закона (пока) не было заметно. Согласно этой точке зрения, великий Бог творения «съежился» и превратился только в простого «Бога белых пятен». Один из самых явственных тому примеров мы найдем в письме Исаака Ньютона, в котором он писал магистру своего колледжа в Кембридже так: «Суточное вращение планет невозможно объяснить силою тяготения. Для того, чтобы они так вращались, необходимо вмешательство руки Божьей»[40]. Иными словами, естественный закон (в данном случае, закон о силе тяготения) объясняет вращение Земли вокруг Солнца, но вокруг своей оси ее вращает Бог. Как замечает профессор Коулсон, «подобные заявления могут привести к катастрофе». Если Бог всего лишь «затыкает» собой белые пятна, то по мере продвижения науки и заполнения этих белых пятен, Бога постепенно вытеснят из Его собственной Вселенной.

Но христианский Бог никогда и не был «Богом белых пятен», даже если некоторые христиане и представляли Его именно таким. Когда маркиз де Лаплас «услышал упрек Наполеона за то, что не упомянул Бога в своем великом труде, посвященном небесной механике», он справедливо ответил ему: «Государь, у меня нет необходимости в этой гипотезе»[41]. Своими словами он вовсе не отрицал существование Бога, ибо сам был христианином. Он отвергал именно попытки использовать Бога в качестве затычки для научных «щелей». Таким же образом во время дебатов с Т. Г. Хаксли в I860 году, на знаменитом заседании Британской ассоциации в Оксфорде, епископ Самьюэл Уилберфорс ошибочно утверждал, что дарвиновская теория эволюции является попыткой «низвести Бога с Его престола»[42]. Совсем не обязательно заключать, что дарвиновская теория пыталась достичь чего–либо подобного и, тем более, что ей это удалось. В своем заблуждении христиане нередко стремились сохранить ту или иную «территорию» от вторжения науки и тем самым «отстоять» эту территорию для «Бога». Отчасти именно поэтому такие люди, как Джулиан Хаксли, с презрением отбрасывают само понятие «Бога»: «Понятие Бога как сверхъестественной личности является всего лишь способом объяснить неизвестное, используемым для того, чтобы заткнуть прорехи там, куда еще не дошла научная мысль»[43]. Несомненно, нам придется согласиться с профессором Дональдом Маккеем, сказавшим, что этот «спор заслуживает забвения, ибо на самом деле прения шли не между наукой и христианством, а между неверными взглядами обеих сторон»[44].

Существует и второе логическое заключение, выводимое научными материалистами из мнения о том, что Вселенная управляется естественными законами. Они отрицают a prioriуже саму возможность сверхъестественного. «Чудес быть не может, — утверждают они. — Следовательно, чудес не бывает». Такую позицию обычно называют «натурализмом». Для приверженцев натурализма сказать о ком–то, что он «верит в сверхъестественное», является почти оскорблением. Если кто–то из них и исповедует христианскую веру, то его христианство оказывается начисто лишенным всего чудесного.

Как же нам ответить таким критикам, которые сначала удаляют Бога из всех естественных процессов, а затем начисто отбрасывают все сверхъестественное? Лучше всего повторить слова Самого Христа: «Заблуждаетесь, не зная… силы Божьей» (Мф. 22:29).

Прежде всего, Бог Библии — это Бог природы, Сам давший (и дающий) ей последовательность и порядок. Теория о «Боге белых пятен» была удобной для объяснения всего непонятного. Она провела произвольную границу между тем, что поддавалось и не поддавалось (в данное конкретное время) рациональному научному объяснению. Бог сохранялся для разъяснения всего непонятного и изгонялся отовсюду, где достаточно было науки. Если наше представление о Боге так убого, мы воистину заслужили презрительное замечание Джулиана Хаксли: «Гипотеза Бога больше не имеет никакой прагматической ценности для объяснения и понимания природы. Более того, часто она стоит на пути лучшего и более истинного объяснения. В практическом смысле, Бог становится похожим не на правителя мира, а на последнюю, бледнеющую улыбку вселенского Чеширского Кота»[45].

На самом деле, ни один христианин, верящий словам Библии, не может принять разделение между естественным законом и божественным вмешательством, которое лежит в корне всех этих заблуждений. Ибо естественный закон — это не альтернатива Божьему вмешательству, но отличный способ указать на присутствие Бога во Вселенной. Так называемые естественные законы просто описывают упорядоченность природных процессов, которую подметили ученые.

Христиане же объясняют эту упорядоченность Божьим постоянством. Далее, если какой–то процесс можно истолковать с научной точки зрения, это вовсе не значит, что Бог здесь ни при чем или Его просто нет. Умение дать чему–нибудь научное толкование, скорее, означает умение «вслед за Богом думать Его мыслями», по словам астронома Кеплера, и постепенно осознавать Его пути и способы действия.

Сама Библия должна была удержать нас от мысли о том, что Бог просто «затыкает щели» неизвестного людям или оперирует подобно машине. Ведь Бог Библии живет не только в «белых пятнах», а наполняет Собою любое место, каким бы оно нам ни казалось — пустым или полным. «„Не наполняю ли Я небо и землю?" — говорит Господь» (Иер. 23:24). И природные процессы оказываются не автоматическими механизмами, а результатом Его собственных действий. Так, например, в Библии сказано, что Бог во Христе «держит все словом силы Своей» и «все Им стоит» (Евр. 1:3; Кол. 1:17). Если это так во всей Вселенной, то это так и на планете, где мы живем. «Господня земля и что наполняет ее», ведь Бог обещал, что «впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Пс. 23:1; Быт. 8:22; ср.: Деян. 14:17). Сам Иисус в Нагорной проповеди подтверждает, что это Бог Отец «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Он есть Бог как природы, так и истории; Он руководит всеми передвижениями племен и устанавливает пределы обитания народов (Ам. 9:7; Деян. 17:26). Он Сам дает «всему жизнь и дыхание и все», так что «мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17:25,28). Он дает жизнь и низшим творениям, кормит животных и птиц, одевает полевые лилии (Пс. 103:27—30; Мф. 6:26—30).

Конечно, все это ненаучные и даже наивные слова. Во внимание не принимается второстепенная причинность, и существование и связь всех вещей, от величайших до самых малых, объясняется непосредственно постоянной Божьей деятельностью. Но это, тем не менее, остается правдой. Научный и библейский взгляды на мир не противоречат, а дополняют друг друга. Каждый из них объясняет что–то такое, что не объясняет другой. Придется нам согласиться с профессором Коулсоном: «Либо Бог присутствует во всей Вселенной, а не в каких–то там прорехах, либо Его вообще там нет… Если мы не можем увидеть Бога, анализируя то, к чему пришла наука, нам надо привести Его туда с самого начала и никогда не выпускать Его из виду. Мы поступили неверно, резко противопоставив науку и религию… Из создавшегося положения есть только один выход: провозгласить, что наука является одним из аспектов Божьего присутствия…»[46].

Как только мы это уясним, то поймем, как же отвечать материалистам. «Именно по этому вопросу христианин сможет возразить научным гуманистам, — замечает профессор Коулсон. — Это не значит, что христианин отвергает их науку. Но он справедливо порицает узость их мышления… Отрицание Бога практически всегда является результатом того, что человек закрыл один глаз. Может быть, как раз для этого Бог и дал нам не один, а два глаза»[47].

Итак, Бог, открытый в Писании, — это не волшебник или маг, каждое движение которого является чудом. Обычно Он действует согласно естественным законам, установленным Им Самим. В то же самое время Он не скован природой или ее законами. Было бы неразумно предположить, что творение теперь управляет собственным Творцом. Он способен отойти от установленного Им Самим порядка, и, как говорит Библия, иногда Он так и поступает. Но Его чудеса не рассеяны по Библии равномерно, а расположены там как бы гроздьями. Их очевидное предназначение — объявить о наступлении нового этапа Божьего Самооткровения Его избранному народу[48]. Своими конкретными, сверхъестественными делами спасения, откровения и суда Он как бы «творчески вмешался»[49] в Свой собственный мир.

Христианство — религия воскресения

Давайте возьмем, к примеру, воскресение — ведь именно к нему придрались саддукеи. Естественный процесс, установленный Богом отчасти в результате сотворения и отчасти суда, включает в себя рождение, рост, старение, смерть и разложение. Это природный цикл. Он касается и человека: «Прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3:19). Поэтому само понятие «воскресения» уже является сверхъестественным. При воскресении Христа естественный процесс физического тления был не только остановлен, не только повернут вспять, но фактически заменен, вытеснен полностью. Вместо того, чтобы рассыпаться в прах, Его тело было преображено в новый, исполненный славы сосуд для Его души. Вообще Новый Завет называет воскресение Иисуса высшим проявлением Божьей силы. В своей молитве за ефесских христиан Павел просил о том, чтобы очи их сердца просветились и они познали неизмеримое величие Божьего могущества в нас, «верующих по действию державной силы Его, которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых…» (Еф. 1:18–20).

В сущности, христианство — это религия воскресения. Понятие «воскресения» находится в самом его центре. Если его изъять, христианства не будет. Позвольте мне показать, почему это так.

В Новом Завете говорится о трех различных видах воскресения.

Во–первых, воскресение Христа. Через тридцать шесть часов после смерти Его душа (побывавшая в преисподней, в обиталище мертвых) и его тело (лежащее на каменном возвышении в гробнице) вновь соединились. В то же самое время Его тело было «воскрешено». Это значит, что оно было преображено в то, что Павел называет телом Его славы (Флп. 3:21), и наделено новыми и доселе неизвестными силами. В этом воскресшем теле Христос вырвался из гробницы, проходил через закрытые двери, являлся Своим ученикам, исчезал и, в конце концов, несмотря на законы тяготения, вознесся на небеса, скрывшись из людского поля зрения.

Во–вторых, телесное воскресение. Новый Завет учит, что воскресение Христа является одновременно и доказательством нашего телесного воскресения в последний день и образцом того, как это произойдет. Как Он воскрес, так воскреснем и мы; это будет обязательно и произойдет именно так, как уже было однажды. Апостол Павел совершенно ясно говорит об этом: «Как мы носили образ перстного [т. е. Адама], будем носить и образ небесного [т. е. Христа]» (1 Кор. 15:49). А когда Христос вернется, то «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп. 3:21). В великий день Христова возвращения и нашего воскресения нам будут даны тела, подобные Его телу.

В–третьих, воскресение грешников. Подчеркивая тот факт, что христианство является религией воскресения, я имею в виду не только то, что христиане всего лишь вспоминают воскресение Христа, произошедшее девятнадцать с половиной столетий назад, и с нетерпением ждут всеобщего воскресения мертвых. Между свершившимся воскресением Христа и грядущим телесным воскресением происходит еще одно воскресение — нынешнее духовное (хотя и не менее сверхъестественное) воскресение грешников. Сам Иисус говорил, что принять вечную жизнь — значит перейти от смерти к жизни, воскреснуть из мертвых: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5:24,25). Апостол Павел объясняет это подробнее: «И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили… Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом, — благодатию вы спасены, — и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе» (Еф. 2:1–6).

Что именно представляет собой это третье воскресение? Что это — приукрашенное и преувеличенное описание того, что происходит, когда люди решают начать жизнь заново? Нет. Нельзя приравнивать воскресение, совершаемое Божьей силой, к изменениям, происходящим по решению человека! Это совершенно разные вещи. В Евангелии говорится, что процесс под названием «обращение в христианство» есть не что иное, как воскресение из мертвых, избавление от духовной могилы, куда завели нас грехи и провинности. Это наделение человека новой жизнью, которая называется «жизнью вечной» и которую человек проводит в общении с Богом, так что христиане — это воистину люди, «ожившие из мертвых» (Рим. 6:13; ср.: 2 Кор. 5:15). Это значит, что человек «восстает из гроба», воскресает к жизни, возвышается к небесам. Это чудо, такое же сверхъестественное чудо свыше, как и воскресение тела. Оно происходит не против природы. Оно вообще находится вне природы, выше ее, поскольку ни один человек не способен поднять себя из могилы и дать себе новую жизнь. «После грехопадения Адама состояние человека таково, что он не может обратиться и своей собственной естественной силой подготовить себя к тому, чтобы уверовать и призывать Божье имя»[50]. Будучи воскрешенным Богом из духовной смерти, христианин живет обновленной жизнью. Будучи «воскрешенным со Христом», он стремится «искать горнего, где Христос сидит одесную Бога» (Кол. 3:1).

Эти три воскресения являются неотделимой частью Евангелия, проповеданного Павлом. К тому же они появляются уже в учении Иисуса. «Сыну Человеческому… должно… быть убиту, — говорил Он, — и в третий день воскреснуть» (Мк. 8:31). Точно так же и все люди воскреснут в последний день. Да и вообще, «что мертвые воскреснут, и Моисей показал» (Лк. 20:37). А пока «Сын оживляет, кого хочет», пробуждая в вечную жизнь тех, кто был духовно мертв по своим грехам (Ин. 5:21 и дал.).

Кроме того, каждое из трех воскресений является чудом, сверхъестественным событием и совершается силой Божьей. Так, например, Христос воскрес из мертвых именно «по действию державной силы Его» (Еф. 1:19). Павел хотел все больше познавать именно «силу воскресения Его», и именно эта сила могущественно действует во всех верующих (Флп. 3:10; Еф. 1:19,20). И когда Христос вернется, именно эта Божья сила «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все» (Флп. 3:21).

Сегодня церковь Иисуса Христа столкнулась с глубоким кризисом веры. На карту поставлено не что иное, как сама сущность и характер христианства: является ли христианская религия естественной или сверхъестественной? Совершаются многочисленные попытки избавить христианство от всякой веры в сверхъестественное, переписать его заново, вычеркнув? оттуда все эти несовременные чудеса. Но подобные попытки останутся бесплодными, ибо руководит ими заблуждение. Нельзя создать что–либо заново, если для этого сначала придется полностью его разрушить.

Подлинное христианство — христианство Христа и Его апостолов — это сверхъестественное христианство. Это не прирученная, безвредная этика, состоящая из пары–тройки нравственных постулатов и слегка приправленная религией. Напротив, это религия воскресения, жизнь, существующая силой Бога. Та сила, что воскресила Христа из мертвых и однажды поднимет из могилы и нас, сейчас способна дать нам новую жизнь, преобразить наш характер и поведение или (говоря словами, взятыми из англиканской погребальной службы) «воскресить нас из смерти греха в жизнь праведности».

Кл. Льюис однажды удивительно емко подытожил суть того выбора, который лежит перед церковью. Сразу после начала Второй мировой войны в письме к сестре Пенелопе он писал:

«Для меня подлинный выбор лежит… между религией с настоящими сверхъестественными чудесами и спасением, с одной стороны, и всеми разбавленными, модернистскими ее вариантами, с другой»[51].

Таков старый спор между Иисусом Христом и саддукеями. И сегодня циничные, «современные саддукеи» все также продолжают упорствовать: «Воскресения нет!» И сегодня Иисус Христос все также отвечает им: «Вы весьма заблуждаетесь, не зная ни Писаний, ни силы Божьей».

2 . ВЫСШИЙ АВТОРИТЕТ: предания или Писание?

Мы уже отметили, что Иисус Христос постоянно вступал в споры с церковными лидерами Своего времени. Те делали попытки постоянно Его критиковать, Он же изобличал их резко, открыто и прямо. Там, где это было необходимо, Он, ни минуты не колеблясь, публично разоблачал их точку зрения или предупреждал людей об их лжеучении. «Смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской», — говорил Иисус Своим ученикам (Мф. 16:6). В предыдущей главе мы рассматривали разногласия Христа с саддукеями относительно характера религии. В настоящей главе мы разберем, как Он спорил с фарисеями о том, что же является авторитетным источником в этой религии.

После вопроса о самой религии (который подразумевает разговор о существовании Бога и Его делах) следующим наиболее важным является вопрос об авторитетах. Знакомясь с чьим–то учением, мы взвешиваем авторитетность данного человека и на основании этого решаем, принимать нам его слова или нет. Поэтому не нужно удивляться, что в один прекрасный день священники, старейшины и книжники подошли к Иисусу и — совершенно справедливо! — спросили:

«Какою властью Ты это делаешь? И кто дал Тебе власть делать это?» (Мк. 11:28) В данном случае Христос стал спорить с этими людьми не потому, что Иисусу не понравился сам вопрос, а потому, что Он почувствовал неискренность за их словами. Но хотя мотивы их были не из лучших, сам вопрос был вполне справедлив.

То же самое происходит и в сегодняшнем христианском мире. Хотя у всех церквей имеется много общего, между ними существуют и глубокие, давние разногласия — особенно между теми церквами, которые называют себя «католическими» и «православными», с одной стороны, и теми, что называют себя «реформатскими» или «протестантскими», с другой; между христианами под знаменем «либерализма» или «радикализма» и христианами, которые называют себя «евангельским христианством». Поскольку эти разногласия уже существуют, как же нам решить, какой церкви верить, за какой из них следовать? В результате все упирается в вопрос об авторитете. И на самом деле люди задают целый ряд вопросов, например, вот таких: «На каком основании вы верите в то, во что верите, и учите тому, чему учите? На каком основании вы принимаете те или иные доктрины, а другие отвергаете? И кто дал вам эти основания? От чего зависит ваш выбор — от личного мнения, от убеждений каждого или от вероисповедания той или иной церкви? Или существует некий критерий, некий объективный образец, с помощью которого можно оценить и взвесить учения всех церквей и христиан? Существует ли такой вот беспристрастный арбитр, разрешающий все споры? Есть ли в природе какой–нибудь подлинный авторитет, чьи суждения окончательны и не подлежат сомнению?»

От этих общих вопросов мы переходим к вопросу конкретному и исключительно важному. Вот в чем он состоит. Каждая церковь, какой бы «физиономией» она ни обладала, в той или иной степени опирается на авторитет Библии. Но является ли Библия единственным источником учения церкви? Или церковь имеет право дополнить авторитет Писания авторитетом преданий, или традиций? Конечно, слово «предания» в христианском контексте обозначает лишь то, каким образом христианство «передается» от одного поколения верующих к другому. Если бы так передавалось лишь одно Писание, то слова «Библия» и «предание» были бы синонимами, и в этом отношении не возникало бы никакой проблемы. Но поскольку в действительности каждое поколение — как это и должно быть — толкует христианскую веру, стремясь разъяснить и применить ее в своей повседневной жизни, то потомкам передается как вера (Писание), так и ее толкование (предание, традиция). Поэтому Писание и предание — это разные вещи. И, значит, возникает вопрос: каковы взаимоотношения между Писанием и преданиями?

Хотя сегодня этот вопрос весьма актуален, возник он не в наше время. Он был яблоком раздора еще между фарисеями и саддукеями много лет назад. Вот как об этом писал Иосиф Флавий: «Я только упомяну, что фарисеи передали народу, на основании древнего предания, множество законоположений, которые не входят в состав Моисеева законодательства. Ввиду этого–то саддукеи совершенно отвергают все эти наслоения, требуя обязательности одного лишь писаного закона и отнимая всякое значение у устного предания».[52]

Взгляд фарисеев на предания

В предыдущей главе мы видели, как Иисус перед саддукеями защищал точку зрения фарисеев, утверждая, что религия является не естественной, а сверхъестественной. Сейчас мы увидим, что Он становится на сторону саддукеев против фарисеев и утверждает, что авторитетом в религии являются не предания, а Писание. Однако Иисус не стремился раздуть их традиционные распри, не был Он и перебежчиком с одной стороны на другую. Ибо в обоих случаях, хотя Он и поддерживал совершенно разные группы людей, позиция Его оставалась неизменной: Он вновь обращался к Писанию. Он упрекнул саддукеев в том, что они заблуждались, и объяснил эти заблуждения незнанием Писания. Фарисеев же Он упрекнул в том, что своими преданиями они «устраняют Слово Божие» (Мк. 7:13).

Теперь нам нужно пояснить цитату из Иосифа Флавия, приведенную выше. Фарисеи упрямо цеплялись за все унаследованные ими предания. Они верили, что «предания старцев» (хотя их и передавали из уст в уста и они не были запечатлены в законе) были даны Моисею Самим Богом на горе Синай вместе с заповедями. Таким образом, согласно убеждением фарисеев, существовало два параллельных Божьих откровения: запечатленный закон и устные предания, в равной степени важные и авторитетные.

Во II столетии до P. X. эти устные предания были записаны и получили форму Мишны. Она состоит из шести разделов и включает в себя законы, касающиеся сельского хозяйства, праздников, супружеских отношений, а также гражданские, криминальные и обрядовые законы. Впоследствии ко всему этому добавилась Гемара, представляющая собой толкование Мишны. Вместе Мишна и Гемара составляют еврейский Талмуд.

Можно привести несколько цитат, чтобы показать, насколько ревностно и набожно фарисеи относились к этому собранию преданий. В одном из Таргумов еврейских раввинов (Таргум — это арамейский перифраз Ветхого Завета) даже сказано, что Бог «днем занят изучением Писания, а ночью — изучением Мишны»[53]. Позднее раввины говаривали: «Писание — это вода, Мишна — вино, а Гемара — приправленное вино»[54].

Таким образом, фарисеи как бы заглушали Писание массой традиций и преданий; саддукеи же подрывали авторитет Писания своими поверхностными толкованиями. Проще говоря, фарисеи прибавляли к Слову Божьему, а саддукеи убавляли от него. И то, и другое — дело вредное и опасное.

Давайте же теперь обратимся к спору Христа с фарисеями. Марк записал его так (Мк. 7:1–13; ср.: Мф. 15:1–9):

Собрались к Нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима; и, увидевши некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми руками, укоряли.

Ибо фарисеи и все иудеи, держась предания старцев, не едят, не умывши тщательно рук; и, пришедши с торга, не едят, не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: „Люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим". Ибо вы, оставивши заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: Хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо Моисей сказал: „Почитай отца своего и мать свою", и „Злословящий отца или мать смертию да умрет". А вы говорите: кто скажет отцу или матери: „корван, то есть дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался", тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя Слово Божие преданием вашим, которое вы установили; и делаете многое сему подобное.

Толчком к этому спору послужили укоры фарисеев, увидевших, как некоторые из учеников Иисуса ели хлеб нечистыми руками (ст. 2). Греческое прилагательное koinos означает «общий, общепринятый», то есть имеется в виду, что руки учеников были «нечистыми, согласно общепринятому обряду». Марк добавляет от себя, что ученики ели неумытыми руками. Важно понять, что речь шла не о здоровье или гигиене, а об исполнении обряда очищения. В стихах 3 и 4 Марк довольно пространно поясняет сущность этого обряда для своих читателей–язычников. «Фарисеи и все иудеи [ибо фарисейские принципы были среди них популярны], — пишет он, — держась предания старцев, не едят, не умывши тщательно рук». Особенно «пришедши с торга», добавляет Марк, они «не едят, не омывшись» — ведь на базаре можно подцепить какую угодно нечистоту и пакость, и вполне возможно, что как раз в тот момент ученики Иисуса только что вернулись именно оттуда (Мк. 6:56). Но это еще не все. «Есть и многое другое, чего они приняли держаться», например, обрядовое «омовение чаш, кружек, котлов и скамей».

Марк ничуть не преувеличивал, говоря о настойчивости фарисеев по отношению к омовению рук. В своей книге А. Эдершайм приводит пример, показывающий всю строгость, с какой соблюдалась эта традиция[55]. «Несоблюдение сего, — пишет он, — равнялось совершению скверного плотского греха». Согласно фарисейскому учению, считалось, что подобный проступок неизбежно приведет к обнищанию или к другим подобным бедам и несчастьям. Кроме того, «хлеб, съеденный нечистыми руками, считался ничем не лучше грязи и отбросов».

Итак, фарисеи подошли к Иисусу и спросили: «Зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?» (ст. 5). Больше всего нас интересует ответ Господа, и его мы рассмотрим с особой тщательностью. Прежде всего, Ему было что сказать насчет их взглядов на очищение и Он применил к ним слова Бога, сказанные Израилю через пророка Исайю: «Люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня…» (ст. 6,7, цит. Ис. 29:13). Поклонение фарисеев Богу было тщетным потому, что оно было лишь внешним. Двигались только губы, сердце оставалось неподвижным. В последующих главах мы поговорим об этом подробнее; речь пойдет о том, что, по сути своей, христианская нравственность и поклонение исходят изнутри.

Далее Иисус упоминает об отношении фарисеев к преданиям. На этом мы сейчас и сосредоточим свое внимание. В противовес фарисейским взглядам, Иисус выставил три важных принципа. Во–первых, Писание дано нам Богом, а предания составлены людьми. Во–вторых, придерживаться Писания нужно обязательно, а преданий — по личному выбору каждого. В–третьих, Писание обладает высшим авторитетом, а предания ему подчинены. Далее мы рассмотрим каждый из этих принципов по очереди.

Писание дано Богом, предания составлены людьми

Что говорит Иисус о преданиях? Фарисеи назвали их «преданиями старцев» (ст. 3, 5), однако Иисус назвал их «заповедями человеческими» (ст. 7) и «преданием человеческим» (ст. 8).

Эти слова немедленно выбили почву у фарисеев из–под ног. Как мы уже видели, они верили, что и Писание, и предания были в равной степени древними: и то и другое было дано Моисею, и то и другое было небесного происхождения. Христос не разделял этого мнения. Напротив, Он четко отделил Библию от преданий. С одной стороны, есть то, что «Моисей сказал» (ст. 10), а с другой, — то, что «вы говорите» (ст. 11). На первый взгляд, Иисус просто противопоставляет друг другу две разные иудейские традиции или два разных течения философской мысли — Моисея и старцев. Но Сам Он рассматривал это различие совсем не так. Для Него Моисей и старцы были несопоставимы. Старцы были людьми, склонными ошибаться, приверженцами человеческих традиций. Устами же Моисея говорил Сам Бог. Поэтому все, что «вы говорите», является «словом, которое вы установили» (ст. 11,13), или «преданием человеческим» (ст. 8). Однако то, что «Моисей сказал» — это «заповедь Божия» (ст. 8, 9, 10), «слово Божие» (ст. 13). Чтобы вообще не оставалось никаких сомнений, обратите внимание на то, что фраза «Моисей сказал» (ст. 10) в Мф. 15:4 передана как «Бог заповедал», и такое отношение к Писанию было характерным как для Самого Иисуса, так и для Его апостолов. Для них фразы «Писание говорит» и «Бог говорит» означали одно и то же[56].

Таким образом, на основании авторитета Самого Господа мы можем видеть разницу между Писанием и преданиями — как между запечатленным Божьим Словом и всеми человеческими толкованиями и домыслами.

Иными словами, можно сказать, что в Писании признается только одно «предание», только одна «традиция» — и это само Писание. Ибо слово «предание» (paradosis) означает то, что передается из поколения в поколение, и Бог с самого начала задумал так, чтобы Его Слово, единственное в своем роде Божье откровение, данное пророкам и апостолам, передавалось верующими из поколения в поколение. Поэтому апостол Павел писал Тимофею: «Что [ты] слышал от меня… передай верным людям, которые были бы способны и других научить» (2 Тим. 2:2). От Павла — к Тимофею, от Тимофея — к верным людям, а от них — к другим. Вот в чем заключается подлинная апостольская традиция — в постоянной передаче апостольского учения. По этой записанной апостольской традиции первая церковь научилась судить о всяком учении, подвергая его проверке, заповеданной им апостолом Павлом, а именно: церковь должна была проверять, соответствует ли то или иное учение «преданию, которое приняли от нас» (то есть от апостолов) (2 Фес. 3:6). В Комментарии на отрывок из Второго Послания к Тимофею (2:2) Генри Альфорд сказал: «Писание — это Божий способ закрепления предания так, чтобы оно оставалось достоверным, сколько бы ни прошло времени»[57].

Следовательно, поскольку Иисус различал между старцами и Моисеем, мы тоже должны разделять апостольские предания (то есть Писание) и церковные предания (то есть учение церкви). Вместе с Иисусом мы тоже должны сказать, что первое дано Богом, а второе — составлено людьми.

Писание обязательно, предания — по личному выбору каждого

Когда мы следуем за Христом в том, что отделяем Писание от преданий, мы должны остерегаться того, чтобы не перегнуть палку. Иисус не отрицал огульно все человеческие предания и традиции, вообще запрещая Своим ученикам чтить любые людские постановления и следовать им. Он всего–навсего поставил предания на отведенное им место — то есть на второстепенное. И если эти предания не противоречат Писанию, Он позволил людям самим выбирать, следовать им или нет.