Небольшой катерок – это по местным меркам небольшой, восемнадцать метров – ходко шел по волнам, разрезая своим острым форштевнем густую пелену тумана. Слева тускло, с промежутком в пару секунд мигали огни – ракетный фрегат «Нева» охранял покой императорской яхты. Сигналами они уже обменялись – иначе сюда катер просто не допустили бы. Условный сигнал подтвердил, что к императорской яхте приближается не что-нибудь, а спущенный ночью на воду катер с той же яхты – его послали в Санкт-Петербург за одним-единственным пассажиром.
Государь ждал в кают-компании, одетый на сей раз в форму ВМФ, точнее – ЕИВ гвардейского экипажа. Лицо у него было серым от усталости. К вошедшему в кают-компанию человеку он даже не обернулся.
– Я весьма недоволен вами, господин Цакая, – раздраженно произнес Государь, комкая в руке какую-то бумагу. – Как изволите объяснить то, что произошло в Лондоне?
– Никак, Ваше Величество…
– То есть? – повысил голос Государь. – Извольте объясниться.
– У меня нет никаких объяснений произошедшему. Потому что ни я, ни мои люди к произошедшему непричастны, а источников развединформации, которые могли бы сообщить о том, почему это произошло, у меня нет.
Государь еще какое-то время смотрел на сплошную пелену тумана, окутывающую огромную яхту. Многие считали, что он в чем-то наивен, не стеснялись говорить об этом, но это было не так. Государь был прост, честен и прям, этим он отличался и от своего хитрого, надо сказать, отца, который воспитывался еще в той, другой России, в которой надо было хитрить. Этим он отличался и от своего сына, наследника престола, достойного представителя нового поколения, где ценится «крутость». Он задал простой и прямой вопрос и получил на него ответ. Человек, с которого он спросил, был человеком одного с ним народа и одной веры, он работал с ним долгие годы, Цакая занимал ответственные должности еще тогда, когда был жив отец Государя. И поэтому он не стал ничего переспрашивать, уточнять или подвергать сомнению. Нет – значит, нет. И все.
А потому Император, тяжко ступая по роскошному бухарскому ковру, которым была застелена каюта, прошел к бару, достал два пузатых бокала и темную бутылку без этикетки. Выдернул пробку, понюхал, щедро плеснул в бокалы маслянистую, тягучую, изысканно пахнущую жидкость. С двумя бокалами, не говоря ни слова, вернулся к столу, протянул один из них выдернутому из постели посреди ночи придворному…
– Не чокаясь, – не сказал, а приказал он.
Выпили – коньяк был и вправду хорошим, не бил по голове дурманом, а мягко обволакивал… Выпили на помин невинно убиенных…
– Что произошло? Это могла быть самодеятельность?
– Нет, – твердо заявил Цакая, – такая операция не могла быть самодеятельностью. Это результат скоординированных усилий многих людей. Даже если предположить, что кто-то из наших обезумел, все равно он не смог бы это сделать так, чтобы я об этом не знал.
– Тогда что? Кто это мог сотворить? У вас есть предположения?
Цакая отставил допитый бокал.
– Вы задаете вопрос, на который я не смогу ответить, Ваше Величество… Тем более сейчас, когда я не занимаю никаких официальных должностей и не имею доступа к разведаппарату…
Государь слушал молча.
– Но кое-какие предположения у меня есть. Прежде всего они основаны на открытых источниках информации – сейчас, по горячим следам, много чего вышло наружу… Да и с Интернетом жить намного проще, почти никаких секретов не стало, открыл – и ищи, что тебе нужно. В общем, соображения мои таковы: незадолго до трагедии в Интернете появились спутниковые снимки Лондона, в частности того самого места, по которому пришелся удар. Сделаны они были при помощи коммерческих спутниковых картографических систем. Сейчас этот район уже закрыт для коммерческих спутников, но проделали это поздно, и информация успела разойтись. Удару подверглась, прежде всего, резиденция премьер-министра на Даунинг-стрит, десять, дальше обстрел велся по всему центру на первый взгляд без особой цели. Я не военный специалист, не офицер от артиллерии… но уже спросил у сведущих людей. Такого рода разрушения можно причинить пятью способами. Первый – закладка взрывных устройств или парковка заминированных автомобилей. Этот способ в данном случае отпадает почти со стопроцентной вероятностью. Картина разрушений такова, что воздействие производилось непосредственно на здания, а заложить десятки взрывных устройств так, чтобы это не привлекло к себе внимание, чтобы сработали они одновременно – и это в центре столицы, в государстве, где уже были взрывы заминированных автомобилей и где спецслужбы умеют с этим бороться… Исключено. В Сети есть снимок поврежденной резиденции премьер-министра, по словам того человека, с которым я проконсультировался, там взорвалось несколько килограммов мощнейшей взрывчатки. Причем рвануло непосредственно в самом здании. Если бы взорвался припаркованный рядом автомобиль – была бы воронка на проезжей части, и здание было бы повреждено по-другому – ударной волной с одной стороны, а тут оно будто взорвалось изнутри. Пронести на особо охраняемый объект несколько килограммов взрывчатки, минуя все посты контроля, невозможно…
Вторая версия – это сброс бомб с самолета. Тоже маловероятно. Прежде всего потому, что для сброса такой бомбовой нагрузки нужен довольно большой самолет – армейский бомбардировщик или гражданский транспортник, способный нести не менее трех тонн. Этот самолет – а ему пришлось бы сбрасывать бомбы с малой высоты – наверняка бы увидели, были бы свидетели. А их нет. Ни одного. И потом, сами примененные боеприпасы крайне необычны. С самолета сбросили бы на порядок меньше бомб, но на порядок более мощных. И в то же время примененные боеприпасы мощнее кассетных, да и кассетные ложатся сплошной полосой, а тут этого не видно.
Третья версия – использование ракет. Неуправляемых или управляемых. Но тут опять возникает вопрос – для запуска тридцати ракет нужна армейская установка залпового огня. Это автомобиль с пакетом направляющих, незаметно он оказаться в городе не мог.
Четвертая версия – использование ствольной артиллерии. Опять же – нужна пушка. Довольно громоздкое сооружение, его сложно спрятать, кроме того, к пушке понадобился бы целый расчет.
Пятая – самая вероятная – использование мощного миномета. Если вдуматься, миномет – идеальное партизанское оружие. Это всего лишь – труба, плита и тренога. И мины. Все это можно перевезти раздельно, причем тайно, затем смонтировать и применить. Миномет может обслуживаться даже одним человеком, бьет навесом, а не прямой наводкой, его просто навести на цель – всего лишь наклоном трубы. Такой прецедент уже был – помните, в середине семидесятых раскрыли группу боевиков ИРА? Они достали легкий, шестидесятимиллиметровый миномет, запас мин и собирались стрелять по Даунинг-стрит, 10 из кузова грузовика со снятым верхом. Боюсь, тут произошло то же самое, но с увеличенными на порядок масштабами.
Государь сел в кресло-качалку…
– Знаете… Конечно, можно было бы сказать – их наказал Господь за все творимое ими зло. Но такое не должно происходить ни с кем. И нигде. Более пятисот погибших…
– Устаревшие данные, Ваше Величество. По последним – приближается к тысяче…
– Тысяча… – Государь допил свой бокал, – да простит им Господь…
– Мне это не нравится, Ваше Величество…
– Что именно?
Цакая долго молчал перед тем, как начать говорить.
– Я пытался понять, кому и зачем это нужно. Да, это, может быть, нужно ИРА. Но вы прекрасно знаете те рамки, которые мы им поставили. Если они хотят получать помощь оружием, они должны соблюдать определенные правила. Законные цели – это военнослужащие британской армии и британские правительственные служащие, никак не мирные жители. Да, помимо ИРА существует еще несколько группировок, сами боевики ИРА тоже допускают эксцессы, но произошедшее – никак не эксцесс. Это – тщательно спланированная и подготовленная группой людей террористическая акция, ее проведение было бы невозможно без санкции Высшего совета ИРА. А Высший совет ИРА вряд ли одобрил бы такое, рискуя потерять нашу поддержку.
– А если все-таки одобрили…
– Если одобрили, тогда я сильно удивлюсь. Вторые, кому это нужно – мы. Но мы этого не делали. И третья версия, самая страшная. Вы не обратили внимания на то, что тяжесть последствий мала для столь продуманной и технически подготовленной акции?
– Уж куда больше…
– Есть куда! Понедельник, одиннадцать часов дня! Первая же мина попадает в особняк, где в это время должен быть премьер и члены кабинета. И что мы видим? Премьер сейчас выступает по национальному телевидению с гневной речью. Королевская семья за сотни километров от Лондона. Все погибшие – либо гражданские, либо государственные служащие среднего или низшего ранга. Слишком легко отделалось правительство – при том, что удар был направлен именно на него.
Государь недоверчиво посмотрел на своего подданного.
– Вы хотите сказать, что это варварство совершили сами британцы? Зачем им это надо? Кто мог решиться на такое?
– Зачем?.. Знаете, чего я больше всего боюсь? Думаю, то, из чего стреляли, тем или иным образом найдут. Или найдут тех, кто стрелял. И боюсь – либо то, из чего стреляли, будет русским, либо те, кто стрелял, окажутся как-то связаны с нами. Сейчас идет первый этап спектакля, его цель – возбудить в людях ненависть. А скоро начнется второй – и его целью будет дать людям направление для этой ненависти. Я опасаюсь, что роль злодеев в этом спектакле отведена нам, Ваше Величество.
Император встал, снова прошел к бару. Еще несколько лет назад, до Бейрута, он не поверил бы в подобное. Просто не поверил бы – и все. Сейчас – поверил. После Бейрута, после захвата атомной станции, после гибели целого города, который отстраивался до сих пор, все знали – нет такого кошмара, который не мог бы произойти.
– Что вы предлагаете?
– Свернуть операцию «Тайфун». Немедленно. Если кто–то попадется британцам – последствия будут страшные…
Государь вернулся от бара с бокалами. Обычно он не позволял себе такое количество спиртного, тем более утром. Но сейчас был особый случай.
– Странно, но я думал о том же самом. Это вообще было ошибкой, что мы послали людей туда. Месть не приносит облегчения, не искореняет зло, она его приумножает. Да, отзывайте всех. И немедленно.
– Немедленно не получится. Если они просто скроются – это будет то же самое, что и разоблачение. На грамотный вывод каждого потребуется как минимум месяц – нужно все хорошо подготовить.
– Тогда готовьте. Но не тяните. Сегодня вечером я намерен вернуться в столицу, завтра будет расширенное заседание Чрезвычайного антитеррористического комитета. Я распоряжусь, чтобы стенограмму и материалы доставили вам.
– Не стоит, Ваше Величество… – улыбнулся Цакая.
– Почему? – недоуменно поднял брови Государь.
– Я сам найду способ с ними ознакомиться. Пусть не так быстро, но найду. А если так распорядитесь вы… это, скажем… нарушит мое инкогнито. Пусть все продолжают думать, что Каха Несторович Цакая ловит рыбу и собирает грибы. Так будет лучше. Для всех.
Картинки из прошлого
— Внимание, минута до сброса!
– Всем приготовиться! Минута до сброса!
Два «Ястреба» шли, покачиваясь в воздушных потоках, с потушенными огнями, ориентируясь только по системам спутниковой навигации, прижимаясь к земле. В одном месте их обстреляли, но для ПЗРК высота была слишком маленькой, а от пулеметного огня они ушли, свернули в сторону, огненные трассы почти все прошли мимо. Только несколько шальных пуль взвизгнули по броне. Ответного огня они открывать не стали. Так и шли – как при прорыве линии фронта, как над вражеской территорией. Только вот территория на этот раз была своя.
Вертолет приподнял нос, гася скорость…
– Точка сброса!
– Точка сброса! – продублировал командир разведывательно-диверсионной группы специального назначения капитан Тихонов. – Группа на сброс! Пошли!
До земли метров семь, не больше – вертолетчики, конечно, подобрали более-менее подходящую площадку для штурмового десантирования, используя приборы ночного видения, но все равно опасно. Вертолеты замерли над землей…
Прыжок – словно в темную пропасть, внутри что-то обрывается, секунда свободного полета – и ноги привычно ударяются о землю, тело, пружиня, гасит энергию удара.
– Башкир – позицию занял! В секторе чисто!
– Толстяк…
Спецназовцы сыплются из машин, как горох, каждая секунда зависания вертолета вот так, неподвижно, в нескольких метрах над землей – подарок гранатометчику – плюс демаскирует место высадки и сообщает противнику о самом факте высадки. Посадить себе на хвост преследователей сразу после десантирования группы – последнее дело…
– Десантирование завершено!
– Мы уходим. Удачи!
– И вам не кашлять. С нами Бог!
– За нами Россия!
Вертолеты уходят, надрывный свист и вой турбин растворяется в ночи, гуляет по горным склонам. Два часа до рассвета. Шестнадцать человек остаются на земле – разбились на пары, залегли, стволы смотрят на все стороны света. Если кто-то был рядом, видел высадку – ему же хуже. Минута сменяется минутой, тишина постепенно возвращает утраченные ею владения.
Командир говорит приглушенно – на всякий случай. У каждого тактический переговорник, голос не услышишь и с нескольких шагов…
– Идем стандартным порядком, с головным и замыкающим дозором. Дистанция – пять метров. Предел внимания, работаем только бесшумным оружием. При обнаружении противника – действовать по второму плану. Начать движение!
Действия группы отработаны до мелочей, каждый знает свое место, как в походном, так и в боевом порядке. Второй план – сначала доложить, только потом уничтожать. За исключением, конечно, случаев, когда встреча произошла внезапно и докладывать возможности нет. Это лучше, чем первый план – огонь на поражение без команды. Все-таки своя земля, хоть и временно захваченная врагом…
– Ну что? Надумал, шакаленок?
И хлесткий удар сапогом по почкам. Гад, развязал бы – тогда б и посмотрели, что к чему.
Его не убили сразу – потому что простой смерти от пули за то, что он сделал, было мало. Из тех, кто вошел в станицу в тот страшный день, в живых остался один из троих. Такое жестокое и эффективное сопротивление настолько обескуражило исламистов, что в станицу, посмотреть на захваченных казаков, прибыл сам амир Дадаи, региональный командир боевиков. С ним человек тридцать – его личная гвардия. Все вооружены до зубов, даже два автомобиля с крупнокалиберными пулеметами. Сейчас в станице осталось человек десять – остальные прочесывали территорию на предмет поимки скрывающихся казаков. И, конечно, сам амир Дадаи.
Амир Дадаи был человеком уже пожилым и мудрым. Он был одним из немногих, кто помнил еще предыдущую войну – тогда его взяли живым, и много лет он провел на русской каторге. Освободили его «царской милостью» – по восшествии на трон Императора Александра Пятого, во время амнистии. Уже через несколько дней он оказался в Британской Индии – каторга не сломила и не согнула его. Теперь он был амиром – на первые роли он никогда не лез, в отличие от того же, страдающего нарциссизмом Бен Ладена, постоянно стремившегося покрасоваться в телеэкране с очередным грозным заявлением, но и на последних никогда не был. Если можешь что-то сделать – делай, а не тявкай, подобно шакалу. Твои дела сами все скажут за тебя. Такого принципа в жизни придерживался амир Дадаи – и жизнь он прожил, по меркам моджахеда, долгую и славную…
За то время, пока амир воевал с неверными, он успел их хорошо узнать. Русские – словно две разных нации. Кто-то – они жили в городах – представлял собой людей слабых, растленных комфортом, изнеженных – они могли и сдаться в плен, и перейти на другую сторону. Таких он не раз похищал ради выкупа. Но были и другие – в основном в армии, среди казаков, выходцы из деревни. Они были жесткими и непреклонными, они готовы были остаться на верную смерть прикрывать отход своих товарищей, они не сдавались даже раненые, предпочитая смерть позору плена, и даже подрываясь, они старались забрать с собой на тот свет как можно больше воинов Аллаха. Амир был образованным человеком, знал три языка, много читал – таких людей он мог сравнить только с японскими самураями.
Когда ему показали пацана – того самого, который изрешетил из пулемета британского инструктора и нескольких муджахеддинов, воинов Аллаха – сначала он не понял, с кем имеет дело. Даже не поверил, что это – тот самый, что убил его людей. Судя по виду – это был городской пацан, он сразу не понял, что тот из казаков. Амир любил ломать своих пленников – психологически, он считал, что просто убить врага недостаточно, если есть время и возможность – надо его унизить, растоптать, психологически сломать – и только потом убить. Сейчас – пока – у него были и время, и возможность, но пацан не ломался.
Амир перепробовал все, что знал. Сам он играл роль «доброго», его люди – «злых». Они и били парня, и имитировали повешение, и зверски изнасиловали женщину из станицы у него на глазах, а он не ломался.
Последнее средство они испробовали под вечер. Вместе с пацаном удалось взять – еще живым – тяжелораненого казака. Вчера люди амира сказали пацану, что если он не снимет крестик и не скажет слова, которые символизировали принятие ислама, они убьют этого казака. Пацан отказался. Казака убили…
А сегодня – пришло время уходить. Ничего еще не было понятно, но амир своим звериным, отточенным каторгой и долгими годами подполья чутьем понял – дело проиграно. Что-то пошло не так – и пора уходить. Иначе русские замкнут кольцо, и им уже не вырваться. Уходить он собрался только с несколькими, особо приближенными к нему людьми, обрекая остальных на смерть…
Но прежде чем уйти, надо было что-то сделать с пацаном…
– Хватит! Хватит! Пошел вон, сын шакала!
Зайдя в сарай, в котором содержался юный пленник, амир бранными словами прогнал своего подручного. Поднял стул, опрокинутый у дверцы, отряхнул его от пыли, неспешно сел. Несколько пуль проломили стены сарая, и утреннее солнце пронизывало его своими лучами. В воздухе неспешно плавали пылинки…
Амир какое-то время смотрел на прикованного бычьей цепью к стене пленника – потом встал со стула, подошел, посадил его у стены. Вытер белоснежным платком испачканные руки. Подвинул поближе стул.
– Для чего ты упираешься?.. – амир прекрасно говорил по-русски. – Если ты хотел доказать мне, что являешься воином, ты мне это доказал. Мне нужны такие, как ты, воины, но на моей стороне. Прими ислам, стань муджахеддином – и ты станешь хозяином этой земли. Ваше время прошло, это наша земля, и мы не уйдем с нее, но нам нужны воины. Клянусь Аллахом, я даже не обижаюсь на тебя за тех шакалов, которых ты перестрелял. Ты можешь заменить их всех, эти тупые бараны сами полезли под пулемет. Но если ты не примешь ислам, я не смогу оставить тебя в живых, ведь тот, кто отвергает дават[48], оскорбляет Аллаха…
Пацан с трудом поднял голову…
– Ты можешь убить меня, но ты сам уже мертв. Просто еще не знаешь об этом…
И он расхохотался, выхаркивая кровь из переломанного рта. И что-то подсказало амиру, что пацан прав. Словно кто-то – не иблис ли – подкравшись сзади, зашептал на ухо:
Ты уже мертв…
Отшвырнув стул, амир в гневе вышел…
– Сколотите крест. Если он хочет остаться христианином, пусть и подохнет, как христианин!
Командир головного дозора внезапно остановился – по фронту явно работал крупнокалиберный пулемет. И работал на нем профессионал – не порол длинными очередями, расходуя боеприпасы и уродуя ствол, а стрелял короткими, экономными «тройками»: три-стоп, три-стоп. Точно так же стрелял бы и он, доведись ему добраться до крупнокалиберного пулемета.
Поганое дело… Группа поднималась на террасный, заросший виноградниками холм. Уже рассвело. Пока они не были обнаружены, но если все-таки их обнаружат и начнут стрелять – сверху вниз – перестреляют, как в тире, несмотря на всю подготовку. Скверное дело, однозначно…
Лейтенант показал знак «на землю» – и спецназовцы исчезли, растворились в пышной зелени виноградников…
– Шакал – Немому!
– На приеме!
– Опасность по фронту. Крупняк, визуально пока не наблюдаю!
– Принял!
– Скрытно выдвигаюсь вперед для доразведки!