Форпост. Найди и убей

– Да возьмите любой другой участок! Господин хороший!

Артём покосился на стоящего вдали отца. Иван Сергеевич, рассеяно крутя в руках старый компас, стоял посреди поля и глядел на далёкий обелиск.

– Значит так. Прокурора я возьму на себя. Оформляй бумаги. Ещё пять процентов я тебе, так и быть, накину за беспокойство.

– А…

– И всё!

– Папа, ты уверен в том, что делаешь?

Глава 4. В которой Иван думает тяжкую думу и начинает свой путь в олигархи.

– Володя, бросай ты это дело. Надо поговорить. – Маляренко довольно потянулся. – Тепло, хорошо. Настоящая весна пришла! Травка зеленеет, солнышко журчит… или блестит?

Романов, затеявший в связи со своим новым «старым» семейным положением строительство отдельного домика, с облегчением бросил месить глину и направился в «кабинет» вождя. Вождь выволок из-под навеса столовой одно кресло и, поставив его на солнышке, загорал. Грязный, словно чушка, Володя подошёл и со стоном повалился прямо на землю.

– Что? Трындеть – не мешки ворочать?

– Да. Что-то я того… погорячился. – Бывший банкир огорчённо разглядывал мозоли на своих ладонях. – Пока на один блок намесишь, пока отформуешь. Эдак я два года на дом кирпичи делать буду.

– Угу. Не забывай, что Серый тебе ещё и другие дела найдёт. Работу на общину никто не отменял. Ты у нас уже сколько? Почти четыре месяца, да? А к памятнику мы так и сходили.

Романов поражённо воззрился на вождя. Причудливые ходы его шахматной мысли порой ставили Володю в тупик.

– Удивил, Иван Андреевич. Чего это ты об этом вспомнил? Или, – Володя ухмыльнулся, – проверить решил, не обманул ли?

Маляренко шутливый тон не поддержал, молча разглядывая сидящего перед ним парня. Под неожиданно тяжёлым и пристальным взглядом вождя Романов вдруг почувствовал себя очень неуютно. Поперхнувшись недосказанной шуткой, он согнал улыбку с лица и торопливо кивнул.

– Когда выходим?

– Иди, работай. Там видно будет. – Иван смотрел на удалявшегося Романова и решал, что с ним делать. С одной стороны – мужик то неплохой, умный. А с другой стороны – руками до сих пор только ложку держать и может. Ну ещё морды бить. Хорошо хоть Машку свою приструнил, а то, сука, совсем вразнос пошла. За несколько месяцев, проведённых в посёлке, она немного отъелась, округлилась и привела себя в порядок и при этом умудрилась рассорить почти все сложившиеся пары и заставила переругаться между собой всех баб. Иван зажмурился. Талант! Талантище! Эту Машку надо было к врагу в тыл забрасывать – Третий Рейх рухнул бы в одночасье. Бабы пытались устроить разборки, но секретарша и тут всех удивила – дралась она не хуже своего бывшего босса, так что студентки покинули поле боя несолоно хлебавши и еще долго потом радовали окружающих лиловыми фонарями. После этого вождь в категоричной форме приказал Романову «объездить» свою бывшую подчинённую. Володя прикинул хрен к носу, сравнил совершенно запустившую себя Светку с Машкой и принялся «объезжать». Укрощение строптивой продолжалось неделю и завершилось полным успехом. Как он это сделал, Иван знать не желал, но звонкие звуки пощёчин и глухие – ударов, говорили сами за себя. Да и ходила Маша потом целый месяц скособочившись и вся сплошь разрисованная синяками. Зато моральный климат в посёлке разом оздоровился. По крайней мере женщины вновь стали между собой разговаривать, а Мария стала тихой, незаметной и очень вежливой. Через какое-то время, за общим ужином, Романов публично объявил всем, что берёт её в жёны совершенно официально и на полном серьёзе попросил у Маляренко благословения и «штамп в паспорт». Вождь тогда неслабо подавился, но нашёл в себе силы и, судорожно проглотив кусок, объявил их мужем и женой. Женщины от умиления даже всплакнули, а Маша с тех пор стала просто шёлковой.

Вождь ещё разок посмотрел на копошащегося в куче глины Романова и вздохнул. «Отселить бы их. А куда? Сдохнут ведь. Да и нужен он мне. А я ему».

Звонарёв опять становился проблемой. Заполучив пару военнопленных, к тому же люто ненавидящих Володьку, прораб, и без того руководивший ежедневной жизнью общины, стал усиленно тянуть одеяло на себя. Или, вернее, под себя. Юрка-толстый, одно время болтавшийся как цветок в проруби, между вождём и прорабом, открыто примкнул к Серому. Так что счёт был два четыре в пользу зама. Ни та ни другая группировка не желали открытых боевых действий, понимая, что на этом на общине смело можно будет поставить крест, и в посёлке сложился вежливо-равнодушный нейтралитет. Внешне, на общих собраниях и планёрках, которые вёл Иван, всё было чинно-благородно – прораб выслушивал указания вождя, но делал потом всё по-своему.

Алина, несмотря на то, что всегда, по-женски, старалась всё решать миром и та скрипела зубами, глядя на то, что вытворяет Звонарёв. Первым делом тот поменял жильцов в доме. Теперь там проживал лично он с Ксенией, Юрка с Настей, да Макс с Аркадием. Всех баб, даже больную Аллу вновь вытурили в палатки. Вспомнив об этом, Иван злобно выматерился. Произошло это, когда его не было в посёлке, а потом, откровенно говоря, вождь дал слабину. Не прижав наглого зама сразу, Маляренко упустил время. С тех пор прораб был безукоризненно вежлив и не давал повода к себе прицепиться. Да и выгнанные в один голос дружно уверяли, что, мол, уже тепло и «на свежем воздухе получше будет». Глубоко в душе Иван с этим был согласен: ютиться друг у друга на головах – удовольствие ещё то. Но, при этом, чувствовал он себя словно оплёванным. Затем, науськиваемый Ксенией, Серый, по примеру вождя, велел своим хлопцам поделить, наконец, студенток. Хотят они того или нет. Алина было решила встать на защиту девчонок, но, подумав, нехотя признала, что без мужчин они пропадут. Парни бросили монетку и честно поделили тёлок. Девчонки поплакали, но кочевряжиться не стали, поскольку за последние месяцы сильно поумнели, а покорно последовали в дом за новыми мужьями. С тех пор, глядя, как по-хозяйски обходит свои владения прораб, Иван не раз замечал торжествующий огонёк в его глазах. Трон был близок. «Ладно. Худой мир лучше доброй ссоры».

Иван представил себе возможное побоище ВНУТРИ посёлка и его передёрнуло. «Нафиг, нафиг! Пока Серый открыто не нарывается – потерплю».

– Чаю будете?

– А? – Иван очнулся. На кухне привычно хлопотала Светлана, растапливая очаг.

– Да, Светик, – Маляренко ласково улыбнулся, – с удовольствием.

Девушка вздрогнула, что не укрылось от глаз вождя. Весёлый и добрый человек, много и с удовольствием смеявшийся задорным и заразительным смехом, она превратилась в серьёзную и даже немного угрюмую женщину.

– Сядь, поговорим?

– Не о чем нам разговаривать, Иван Андреевич. У меня всё… нормально. Повариха твёрдо посмотрела в глаза вождю.

– Все кто меня здесь имел – умерли. И этот сдохнет. Сейчас кипяточек подойдет. – Света резко сменила тему и натужно улыбнулась. Возле стола нарисовался Макс.

От этих виражей у Ивана по спине побежали мурашки. Он смотрел на эту стройную и хрупкую блондинку так, будто впервые её увидел.

«С ума сойти! А ведь точно. Это же свихнуться можно. Откуда в ней столько сил? Сначала Юрка, он был её парнем ещё там, потом Ермаков, потом грёбанный Рома её трахал, теперь вот Димон… погиб. Охренеть!»

Ивану захлестнула волна жалости к этой женщине. Свирепо поглядев на съёжившегося Макса, Маляренко взглядом пообещал ему геену огненную если хоть один волосок… Парень, прошмыгнув мимо вождя, подошёл к жене и, сильно смущаясь присутствующего здесь Ивана, вытащил из-за пазухи маленький букетик самых первых полевых цветов. Девушка слабо улыбнулась, что-то тихо сказала и взяла букет.

Мысленно поставив себе «неуд», Маляренко бодренько допил чай и тоже рванул за цветами.

– Слухай, Вовка, а действительно, сколько лет он, по-твоему, здесь стоит? – Иван сосредоточенно оттирал от пыли якорь на монументе. Пыльная и грязная ладонь, шурша, ходила по граниту. Действительно, Володя не соврал, кроме якоря на обелиске едва можно было разобрать цифры. Тысяча девятьсот сорок четвёртый. И на этом вся историческая ценность монумента заканчивалась.

– Тыщща! Не меньше! – Володька шумно высморкался, извинился перед Алиной и продолжил: – Двинули уже, а? Нам до посёлка ещё топать и топать. До темноты бы успеть, а то нарвёмся. А вообще, интересно, сон. Ага. Угу. Не понимаю, Иван, не понимаю.

– Ты думаешь, Я понимаю?! – Маляренко бросил наводить лоск на памятнике и зло крутанулся к Романову. – Да я материалист по жизни. Я, блин, в Бога не верил и не верю до сих пор! Я в разум человеческий верю. В инженеров и учёных верю. У меня уже полгода крыша сбоит – что за хрень вокруг нас творится? И как всё это, блин, с материализмом соотнести… не знаю. Ваня сел на землю перед памятником и схватился за голову.

– Ладно, перенос. Неизвестное науке природное явление я ещё допускаю, но сны? Как видеозапись. Это что? Со мной Аллах разговаривает?

– А почему Аллах? – Романов удивлённо насторожился.

– Тьфу! Приплети сюда ещё религиозные предрассудки, приплети. – Иван продемонстрировал внушительный кулак. – Потому. Какая разница! Заратуштра и Иисус с Буддой. Я не знаю кто. Может инопланетяне?

Алина сидела неподалёку и слушала спор двух мужчин. Зная своего мужа, она понимала, что влезать в этот разговор бесполезно. Ивана несло. Брызгая слюной и обильно матерясь, он пытался уложить факты в привычные рамки, царившие у него в голове. И это у него не получалось, а смириться он не мог и не хотел. Ну как же! Человек – царь природы! Венец творения. Алина горько усмехнулась. Сама она уже смирилась, не пытаясь ничего понять, а просто приняв всё как есть.

– Милый, я отойду за холмик, ладно? Как раз в это время «милый» и Романов схватились за грудки.

– Ты ещё «Матрицу» вспомни!

– А я и вспомню! Вспомню!

– Да не пошёл бы ты…

– Милый.

Дрожащий, тоненький голосок жены буром влез в мозг Ивана. Он моментально заткнулся и, выхватив тесак, кинулся к супруге. Следом, позабыв о драке, подхватив копьё, рванул Володя.

– Что? Что случилось, что с тобой?

Глаза у Алины были как два полтинника, позабыв застегнуть ширинку, одной рукой она придерживала джинсы, а второй тыкала куда-то за спину.

– Там. Посмотри. Там ещё один памятник.

– Фууххх! – Иван перевёл дух. – Ну напугала! Подумаешь, памятник. Пошли, посмотрим.

И мужчины, перевалив через совсем маленький холмик, обнаружили ещё один «монумент». Массивный гранитный куб метр на метр наполовину врос в землю, а свежая трава скрадывала ещё сантиметров двадцать, так что казалось, что над степью торчит выбеленная солнцем квадратная столешница.

– И чего тут? – Маляренко скептически хмыкнул. – Камень как камень.

– Ты прочитай. Там. С той стороны. – Алина запунцовела. – Я там увидела.

Трава за оборотной стороной камня была примята и Иван, совершенно запросто прочёл прекрасно сохранившиеся, чёткие буквы. «Маляренко Иван Андреевич».

Маляренко Иван Андреевич прочёл это ещё разок, вспотел, странно кашлянул и хлопнулся в обморок.

– На, выпей водички. Пей, пей. – Ваня проснулся от того, что какой-то идиот лил ему на лицо тёплую, противно воняющую резиной воду. Тьфу ты!

Голова лежала на тёплых женских коленях. Запах любимой привёл Маляренко в чувство и он, открыв глаза, резко сел. Не глядя, впрочем, на камень.

– Что-то перегрелся я сегодня. – Вид у Вани был как у только что проснувшегося человека. – Мерещится фигня всякая.

Взгляд его старательно блуждал по степи. Вид, действительно был красивым. Там и сям среди пока ещё не выгоревшей на солнце зелени, под ветром колыхались красные пятна дикого мака. Степь расцветала.

– Эта «фигня»? – Голос Романова был чертовски напряжённым. Иван нехотя обернулся. За то время, что он валялся в отключке, Володя провернул нехилые земляные работы, практически полностью раскопав и почистив монумент. В полном молчании Иван изучал надписи.

«Маляренко Иван Андреевич». Дальше шли даты рождения и смерти. Года были, естественно другие, но день и месяц рождения, выбитые в камне, точно совпадали с днём рождения Ивана. А день гибели (Маляренко наморщил ум) совпадал с датой начала его командировки.

– Блиииин. – Ваня нервно потёр лицо. – Это что за привет из прошлого?

Володя молча развёл руками, а Алина, изумлённо закусив кулачок, только пожала плечиком.

Под этими знаменательными надписями присутствовала ещё одна, в которой всем сообщалось, что сей монумент воздвигнут неким Иваном Сергеевичем Маляренко, а также имелась уже немного нечёткая картинка с падающим самолётом. Причём нарисовано это было так, что нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять что это самолёт. Больше всего это смахивало…

– Вань, а ведь эта загогулина на стрелку смахивает. – Глаза Алины азартно блестели.

Глава 5. Планово-убыточная. В которой Иван проявляет выдержку и мудрость.

– Копаем? – Володя тоже был изрядно возбуждён.

– Погоди, красавец. – Маляренко обошёл вокруг камня пару раз, явно что-то в уме прикидывая. – Закапывай! Всё как было, закапывай. И травку погуще сверху набросай.

– Ванечка!

– Иван Андреевич, ты чего?!

Возмущению спутников не было предела. Конфетку показали, развернули обертку, а попробовать не дали! Иван вздохнул – ну что ж такое. Умнейшие ведь люди, причём оба, и как себя ведут. Как дети, чесслово! Маляренко постарался успокоиться и тихим, почти ласковым голосом повторил.

– Закапывай и маскируй. Аля, Володя, не мне вам объяснять, что уже вечер, скоро стемнеет. Надо идти назад. Задерживаться я тут не хочу. Сейчас не хочу. Через пару дней найду подходящий повод, и мы все сюда придём надолго. Так надолго чтоб все загадки можно было разгадать. И ничего никому не говорите. Даже Маше.

Иван пристально посмотрел в глаза Романову – тот молча кивнул и пошёл работать.

Назад шли очень быстро, временами срываясь на лёгкий бег, вокруг, то и дело, раздавалось какое-то тявканье, вой и прочие прелести дикой природы. Зверьё потихоньку начало выбираться из своих нор на ночную охоту. И хотя Ваня уже прекрасно знал, что большую часть этих звуков издают неопасные зверьки, вроде маленьких лисиц, идти всё равно было неприятно. Алина тоже зябко поёживалась, несмотря на то, что было совсем не холодно. Позади, вцепившись в копьё и постоянно оглядываясь, пыхтел Романов.

Не дойдя до заветной рощи метров шестьсот, в почти полных сумерках, троица нос к носу столкнулась с «комиссией по встрече». «Комиссия» была абсолютно голая, заплаканная и сильно замёрзшая. Романов, увидев в каком виде, посреди ночной степи, его встречает жена, длинно выматерился и, обогнав остолбеневших Маляренок, побежал к Марии.

– Какого хера?! – Иван и Алина ошарашено переглянулись. Опознав среди путников Володю, сидящая на земле девушка подскочила и, попав в объятия мужа, разревелась.

Длинная кожаная куртка, доставшаяся Ивану в наследство от таксиста, пришлась немного успокоившейся девушке в самый раз. Завернувшись в неё, как в банный халат, Маша спрятала лицо на груди Володи и что-то тихо стала ему нашёптывать, временами всхлипывая и вытирая нос.

Через минуту Маляренко смог воочию лицезреть то, о чём ему рассказывал Николай, когда перед боем у Вани «рухнула планка». Только теперь это произошло с неизменно спокойным и рассудительным банкиром. Романов зашипел, мягко отодвинул жену, схватил копьё и с подвыванием кинулся в сторону посёлка.

– Стой! Не надо! Не ходи! Они же только этого и ждут! – Маша, визжа, вцепилась в брючный ремень, но озверевший мужик не обратил на это никакого внимания, волоча женщину за собой. Ваня прикинул, как бы ему не попасть под копьё, догнал напарника и, изловчившись, двинул ему в левое ухо. Романов рухнул, как сноп.

Расположились они там же, где перед нападением на посёлок обитал Романов с «бомжами». В кустарнике у дальнего ручья. Благо какое-никакое укрытие там было и переночевать можно было без опаски.

– Ну вот, – костерок окончательно разгорелся и Иван, усевшись поудобней и обняв жену, приготовился слушать. – Теперь расскажи. Не торопись. Спокойно. Кто. Что. Как.

– Расскажи. – Володя мрачно щупал распухшее ухо. – Подробнее.

Маша подтянула под себя голые ноги, укуталась в куртку поплотнее и напоследок хлюпнув носом, начала.

– Как только вы ушли, я стирку затеяла. В бане. И сама помылась. Тут эти, – Маша скривилась и словно выплюнула, – «бомжи» припёрлись. Я кричала, но никто не пришёл, не помог. Меня… побили и … Девушка замолчала. Иван почувствовал, как задрожала Алина.

– Суки.

– Потом вытащили за руки, за ноги из посёлка и из ворот… раскачали и бросили. Сказали, чтоб проваливала. И чтобы ты, если жить хочешь, в посёлок не возвращался. – Маша убито посмотрела на мужа. – Я целый день бегала, зарядку делала. Было очень холодно. А потом я устала и села. Так вас и дождалась.

Иван смотрел через огонь на пару, сидящую напротив, и пытался определиться со своими чувствами. Женская солидарность, проявленная Алиной к избитой и изнасилованной девушке, его ничуть не тронула. К Машке он относился весьма скептически, хотя и признавал её красоту. Ситуация была ясна как Божий день. Звонарёв решил взять власть в свои руки. Сначала команда «фас», конечно тихая и негласная. Потом люто ненавидящие и бывшего босса и его секретутку «бомжи» её трахают и избивают, но так, аккуратненько, очень больно и обидно, но без увечий и членовредительства. Да ещё и нагишом гонят. Чтобы, значит, встретила нас.

– Хе! – Ваня громко усмехнулся.

«Серый, Серый… ну что ж ты такой… тупорылый то, а? Даже самому тупому дебилу понятно, что без твоей команды эти перцы даже пёрнуть не смеют. Да и Толстый бы точно влез, он хоть и тряпка, но изнасилования бы не допустил. Значит ты и его придержал, и баб. Ясно – там у всех, в общем, насчёт Романовых полный одобрям-с».

Ваня посмотрел на Володю. Тот явно всю эту схему тоже просчитал и теперь задумчиво изучал лицо вождя. Маляренко кивнул. «Да, Вовка. Ты точно не дурак. Чего мне теперь с тобой делать-то?»

– Хе! А что, дорогуша, насчёт меня и Алины Ринатовны, хоть словом каким кто обмолвился?

В умных глазах Машки на миг проскочило желание соврать, но, подумав немного, она отрицательно помотала головой. Володя понимающе скривился.

«Ну-ну, ну-ну. Типа, просто месть. Просто недоглядел. Все недоглядели. Милости прошу Иван Андреевич и так далее и тому подобное. А потом, глядишь и выборы организуются. А я один, да Алька, а остальные за тебя и буду я у тебя, Звонарёв, на побегушках. Молодец. Умница.» Иван посмотрел на жену.

– Пойдём, дорогая, пошепчемся.

Никто в посёлке не спал. Все чего-то ждали. Женщины сидели вокруг костра и тихонько шептались о чём-то своём, парни, держа копья под рукой, сидели за столом вместе со Звонарёвым. Только Юрка-толстый угрюмо шатался перед домом со злостью пиная камешки и что-то бормоча себе под нос. Брошенная дубина валялась у крыльца.

– Не одобряет. – Аркадий пристально следил за еле видимым в темноте силуэтом. – Не перебежит?

Серый сплюнул. Всё пошло как-то не так. Подразумевалось, что Романов, увидев свою женщину в таком виде, немедленно ломанётся разбираться и карать. Тут-то его из арбалетов и… а тёлку нынешние ассистенты очень хотели сделать «бомжихой», чему его Ксюша была бы очень рада. Но не срослось. Романов не пришёл, не пришёл и Иван, а это было хуже всего. Ивана Звонарёв боялся. Втайне Серый надеялся, что Маляренко Романова всё-таки «кинет» и вернётся. Тогда можно будет предложить ему даже больше, чем планировалось – полную свободу, на тех же условиях, что и с Колей. Да! Решено! Если Иван один вернётся – так он и поступит!

– Мля! Хуже нет – ждать да догонять. – Аркадий зевнул.

– Заткнись и иди на пост. – Серый мутно посмотрел вслед убежавшему парню. День был долгий, нервный, прораб дико устал и спать хотелось неимоверно. «Мля! Ну и где же этот Ваня?»

Объяснять Алине ничего не пришлось. Как только они отошли от костра на приличное расстояние, женщина вывалила на Ивана всё то, о чём он только что думал. Только вслух, тараторя при этом как Трындычиха.