— Вы всегда учили нас, сир…
— Говори, Эреб
— Вы всегда учили нас говорить правду, даже когда голос дрожит.
Лоргар поднял голову, улыбка тронула уголки его потрескавшихся губ, когда он встретился взглядом с серьезными глазами капеллана.
— И поступали ли мы так?
Ответ пришел без задержки на размышления.
— Император — бог, — сказал Эреб, — мы подняли истину к звездам и рассеяли ее по Империуму. Нам незачем стыдиться того, что мы делали. Вы не должны стыдиться, сир.
Примарх провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая полосу пепла и обнажая золото под ней. С момента вылета с Хура почти неделю назад Лоргар ежедневно покрывал свое лицо пеплом Монархии. Его подведенные сурьмой глаза потемнели от усталости и сузились от гнета позора, но этот единственный жест в наибольшей степени из всего, что видели воины после унижения, принятого от Императора, походил на попытку примарха очиститься.
— Все это началось на Колхиде, — промолвил он, — с того самого момента мы заблуждались. Мои видения о прибытии Императора. Сражения Последней Войны. Все началось с убеждения, что божественность заслуживает поклонения лишь потому, что она божественна. — Он невесело рассмеялся. — Даже сейчас мне больно думать о той вере, которую мы уничтожили, чтобы расчистить место для своих убеждений.
— Сир, — Эреб придвинулся ближе, его глаза были прикованы к глазам примарха, — мы стоим на грани разрушения. Легион… его вера подорвана. Капелланы сохраняют спокойствие, но их осаждают воины, приходящие поделиться своими сомнениями. И после того, как вы удалились от нас, лишив путеводного света, несущие крозиус не могут дать ответ закованным в серое.
Лоргар моргнул, сорвавшиеся с его ресниц крупицы пепла упали ему на колени.
— У меня нет ответов для капелланов, — произнес он.
— Может, и так, — согласился Эреб, — но вы все равно слишком погружены в скорбь. «Ищите вдохновение в прошлом. Используйте его, чтоб создать будущее. Не позволяйте стыду душить вас».
Лоргар фыркнул, но в этом звуке не было злости.
— Ты цитируешь мне мои же строки, Эреб?
— В них истина, — ответил капеллан.
— Ты погружен в раздумья о Колхиде, — глаза Кор Фаэрона мерцали, отражая свет свечей.
Чем-то скрытым и неуловимым он казался Эребу пугающим. Словно ненасытный и неутоленный голод озарял глаза старика, сжирая его изнутри. Нечто абсолютно лишенное чести. — Если ты желаешь поговорить о чем-то, сын мой, — тонкая рука Кор Фаэрона опустилась на золотистое исхлестанное плечо Лоргара, — говори же.
Примарх взглянул на своего старейшего союзника, на мертвенное выражение, навсегда застывшее в его глазах. Но Лоргар видел в глубине, куда бы не смогли заглянуть другие, доброту и заботу.
Отеческую любовь к опечаленному сыну.
Лоргар улыбнулся с явной теплотой впервые за три дня и накрыл своей татуированной рукой слабые, слишком человеческие, пальцы своего приемного отца.
— Помнишь прибытие Императора? Наши сердца ликовали, что мы оказались правы. Помнишь суровое воздаяние после шести лет священной войны?
Старик кивнул.
— Я помню.
Лоргар повернулся, ловя взгляд Кор Фаэрона.
— В то утро. Когда я преклонил колени перед Императором, а все священники моего мира пели. Когда краснокаменные купола Варадеша озарились янтарем рассвета. Видел ли ты то же, что и я?
Кор Фаэрон смотрел в сторону.
— Тебе не понравится ответ, Лоргар.
— Последнее время мне ничего не нравится, но я желаю получить этот ответ. — Внезапно он мягко рассмеялся. — Говорите правду, даже если ваш голос дрожит.
— Я видел бога в золотых доспехах, — сказал Кор Фаэрон, — такого же, как ты, но старше в том отношении, которое я не смог постичь. Мне он никогда не казался благожелательным. Его психическое присутствие ранило мои глаза, от него исходил запах кровопролития, покорения и множества миров, обращенных в прах на его пути. Даже тогда я опасался, что мы шесть лет сражались в заблуждении, искореняя истинную веру во имя ложной. В его глазах, столь похожих на твои, я видел алчность, голод жадности. Все остальные видели лишь надежду. Даже ты… И я подумал, что, возможно, мои глаза подводят меня. Я поверил твоему сердцу, Лоргар. Не своему.
Лоргар кивнул, вновь отводя в сторону свои задумчивые глаза. Эреб молча слушал, редко когда Несущему Слово удавалось услышать о жизни примарха до Легиона.
— Из всех сыновей Императора, — продолжил Кор Фаэрон, — ты более всех похож на отца лицом и телом. Но ты никогда не мог творить жестокость и разрушение с улыбкой. Другие, твои братья, могут. Они похожи на Императора в этом отношении, но ты — нет.
Лоргар опустил глаза.
— Даже Магнус? — спросил он.
— Даже Магнус, — казалось, Кор Фаэрон с неохотой признает это. Напряжение не покидало его лица. — Хоть я и безмерно уважаю его, глубоко в его сути гнездится жестокость, порожденная нетерпеливостью. Я видел ее в его лице в тот день и каждый раз, что мы встречались позднее.
Лоргар смотрел на свои руки, покрытые пеплом, с полумесяцами запекшейся крови под ногтями.
— Мы все дети нашего отца, — проговорил он.
— Вы все — грани Императора, — поправил Кор Фаэрон. — Вы — аспекты личности вашего генетического прародителя. Лев — рациональность твоего отца, способность к анализу, не отягощенная совестью. Магнус — его психическая мощь и острый ум, не сдерживаемый терпением. Русс — его ярость, не укрощенная здравым смыслом. Даже Гор…
— Продолжай, — взгляд Лоргара вновь был прям, — что такое Гор?
— Амбициозность Императора, не ограниченная скромностью. Подумай о всех мирах, где наши воины сражались рядом с Лунными Волками. Ты видел это так же, как и я. Гор скрывает свое высокомерие, но оно таится под его кожей, омрачает его душу. Гордость струится по его телу, словно кровь.
— А Жиллиман? — Лоргар снова положил руки на колени. На его лице медленно проступала улыбка.
— Жиллиман… — в противоположность примарху, тонкие губы Кор Фаэрона скривились в гримасе. — Жилиман повторяет вашего отца сердцем и душой. Если бы что-то пошло не так, он бы унаследовал империю. Гор — ярчайшая из звезд, а ты подобен отцу внешне, но именно у Жиллимана душа и сердце Императора.
Лоргар кивнул, продолжая улыбаться горечности своего советника.
— Мой макраггский братец понятен, словно открытая книга. Но что ты скажешь обо мне, Кор Фаэрон? Наверняка я унаследовал от отца не одну лишь внешность. Какой аспект Императора я воплощаю?
— Сир, — вмешался Эреб, — разрешите мне.
Лоргар одобрительно наклонил голову. Всегда оставаясь дипломатом, Эреб не нуждался во времени на формулирование ответа.
— Вы олицетворяете надежду Императора. Вы — его вера в лучшую жизнь и желание возвысить человечество до вершин. Вы посвящаете себя этим целям, самозабвенно и фанатично сражаясь за всеобщее благо.
В глазах примарха, столь похожих на глаза самого Императора, замерцал огонек веселья.
— Поэтично, но излишне одобрительно, Эреб. Как насчет моих недостатков? Если я не столь горделив, как Гор Луперкаль, и не столь нетерпелив, как Магнус Красный… что останется в истории о Лоргаре Аврелиане?
Маска невозмутимости Эреба дала трещину. Сомнение мелькнуло на его лице, и он бросил взгляд на Кор Фаэрона. Это движение вызвало тихий смешок у примарха.
— Да вы оба в сговоре, — он продолжал мягко посмеиваться, — не бойся моего гнева. Эта игра доставляет мне удовольствие. Она просвещает меня. Давай же, просвети меня наконец.
— Сир, — начал Кор Фаэрон, но Лоргар прервал его, прикоснувшись к лежавшей на своем плече руке приемного отца.
— Нет. Ты отлично знаешь, Кор, что я не «сир». И никогда им для тебя не был.
— В истории будет сказано, что у семнадцатого примарха была одна слабость. Его вера в других. Его самоотдача и нерушимая преданность приносили ему печаль, которую неспособно вместить сердце смертного. Он верил слишком легко и слишком сильно.
Несколько секунд Лоргар молчал, не соглашаясь и не возражая. Его плечи вздымались и опускались в такт его тихому дыханию, следы от плети обжигал пот, тонкой пленкой покрывавший его тело. Свежие ожоги на спине тоже зачесались.
Наконец он заговорил, и его глаза превратились в узкие щелки.
— Мой отец заблуждался относительно меня. Я не командующий, как мои братья. И я противлюсь этой судьбе. Я не собираюсь слепо идти по протоптанной ими дороге. Я никогда не постигну тактику и логистику столь же легко и естественно, как Жиллиман и Лев. Я никогда не овладею клинком столь же искусно, как Фулгрим и Хан. Стал ли я хуже, осознав свои недостатки? Я так не думаю.
Он вновь взглянул на свои руки. Изящные пальцы, почти лишенные мозолей — это были руки художника или поэта. Его булава — крозиус арканум из вороненого железа — была скипетром власти столь же, сколь и оружием.
— Неужели это так неправильно? — спросил он своих ближайших советников. — Неправильно идти путем провидца и искателя вместо того, чтоб стать солдатом? Откуда в моем отце такая жажда крови? Почему на все вопросы он отвечает лишь разрушением?
Кор Фаэрон сжал плечо Лоргара сильнее.
— Потому, сын мой, что он серьезно запятнан. Он несовершенный бог.
Во мраке покоев примарх впился в глаза приемного отца острым и холодным взглядом.
— Не произноси того, что собираешься сказать.
— Лоргар… — попытался начать Кор Фаэрон, но осекся под сверканием глаз примарха. В их остроте читалась просьба, а не ярость.
— Не говори этого, — прошептал Лоргар, — не говори, что мы разорвали родной мир на части столько лет назад во имя ложного поклонения. Я не смогу жить с этим. Да, Император плюнул на все, чего мы достигли как Легион, но это совсем другое дело. Ты сможешь помочиться на Завет и на ту мирную Колхиду, которую мы создали ценой шести лет гражданской войны? Ты назовешь моего отца ложным богом?
— Говорите истину, — вступил Эреб, — даже когда ваш голос дрожит.
Лоргар уронил свое вымазанное в пепле лицо на грязные руки. В этот миг Эреб и Кор Фаэрон встретились глазами. Младший кивнул старшему, и Первый капитан вновь заговорил.
— Это правда, Лоргар. Я бы ни за что не солгал тебе. Есть то, что мы все должны признать. Мы должны искупить этот грех.
— Капелланы с вами, сир, — голос Эреба добавился к голосу Кор Фаэрона, — сердце каждого жреца-воина в Легионе бьется в унисон с вашим. Мы готовы действовать по вашему слову.
Лоргар отмахнулся от их слов, сбрасывая с плеча ободряющую руку приемного отца. От этого движения заживающие рубцы на его лопатках разошлись, и по золотой спине побежали ручейки темной крови.
— Вы называете всю мою жизнь ложью.
— Я говорю, что ты заблуждался, сын мой. Только и всего. — Кор Фаэрон погрузил свою узловатую руку в кучу пепла возле Лоргара. Прах Монархии потек между его скрюченных пальцев, источая запах обожженного камня и поражения. — Мы молились ложному богу из благих побуждений, и Монархия поплатилась за нашу ошибку. Но никогда не поздно искупить свою вину. Мы очистили наш родной мир от Старой Веры, и теперь ты напуган, как и все мы: что, если Колхида процветала, следуя старыми путями и их легендами, пока мы не разорили их во имя лжи?
— Это ересь, — Лоргар дрожал, едва сдерживая эмоции.
— Это искупление, сын мой, — покачал головой Кор Фаэрон, — мы ошибались столь долго. Мы должны очистить самые корни наших заблуждений. Средство находится на Колхиде.
— Довольно, — слезы пробивали себе дорогу сквозь пепел на лице Лоргара. — Вы оба… оставьте меня…
Эреб поднялся, повинуясь, но Кор Фаэрон снова положил руку на плечо примарха.
— Я разочарован, мальчик мой. Так гордиться своей неспособностью признать ошибку и исправить ее.
Лоргар стиснул безупречные зубы, на его губах заблестела слюна.
— Ты хочешь вернуться на Колхиду, колыбель нашего Легиона, и
— Да, — ответил Кор Фаэрон, — ибо искупить свои ошибки способен лишь великий. Мы перестроим Колхиду, как и все миры, которые мы покорили с начала Великого крестового похода.
— И каждый мир, который мы покорим в будущем, — добавил Эреб, — должен следовать новой вере, а не поклоняться Императору.
— Нет никакой новой веры! Вы оба обезумели. Вы думаете, что стоявший на коленях Легион покрыл меня позором? Монархия ничто по сравнению с осквернением ложью моего родного мира?
— Правде нет дела до наших желаний, сир, — сказал Эреб. — Правда просто есть.
— Ты изучал Старую Веру, — произнес Кор Фаэрон, — ты следовал ей, когда был юношей, до того, как тебя посетили видения о приходе Императора. Ты знаешь способ выяснить, была ли та вера ложной, или нет.
Лоргар вытер с лица высыхающие серебристые слезы.
— Ты хочешь, чтобы мы гонялись за мифом среди звезд, — его глаза метались между ними обоими, яркие и сосредоточенные. — Давай говорить прямо, искреннее, чем когда-либо раньше. Ты хочешь, чтобы мы отправились в дурацкую одиссею по галактике в поисках тех самых богов, которых отрицали десятилетиями.
Лоргар расхохотался, и смех был наполнен отвращением.
— Я прав, не так ли? Ты хочешь, чтобы мы предприняли Паломничество.