– Что? Неслыханная наглость! – кричал он на подвернувшегося под руку канцлера князя Александра Безбородко.
– Где ушаковская эскадра? Где прохлаждается адмирал? – Павел вплотную приблизился к царедворцу и смотрел на него выпученными от гнева глазами.
Привыкший ко всему Безбородко спокойно ответствовал:
– Ваше величество! Осмелюсь напомнить, вы сами отдали приказ Фёдору Фёдоровичу крейсировать в Средиземном море.
– Перо! Бумагу! – взорвался Павел. – Пишите мой рескрипт. И он бросил на стол принесённые слугой письменные принадлежности.
– Слушаю, ваше величество, – голос Безбородко звучал тихо, бесстрастно.
– «Командующему Черноморским флотом Ушакову. Действуйте вместе с турками и англичанами супротив французов, яко буйного народа, истребляющего в пределах своих веру и Богом установленные законы», – он помедлил, хотел было добавить ещё что-то, потом махнул рукой и рявкнул, как будто поставив жирную точку:
– Павел!
10 сентября 1798 г. последовала декларация протектора религии мальтийских рыцарей, в которой выражался протест против позорного поведения и действий бывшего великого магистра Фердинанда Гомпеша и других «рыцарей церкви», которые нарушили святость клятвы и без всякого сопротивления сдали столицу ордена и всё государство французам и позорно капитулировали перед Бонапартом. Декларация заканчивалась такими словами:
«Мы приглашаем все языки и великие приорства священного ордена святого Иоанна Иерусалимского и каждого его отдельного члена присоединиться к нашему решению с целью сохранения этого достойного похвалы братства и восстановления его во всём прежнем блеске.
Совершено в Гатчине, 10 сентября 1798 г., во второй год Нашего правления.
Подписано: Павел. Контрсигнировано: князь Безбородко».
Накануне опубликования декларации протектора в российской столице, в одном из залов «замка мальтийских рыцарей» прошло собрание кавалеров-госпитальеров, на котором великий приор граф Юлий Литта в ультимативной форме потребовал, чтобы великим магистром взамен низложенного Гомпеша иоанниты избрали российского императора, доказавшего своё горячее сочувствие к судьбам ордена. Приор призвал к тому, чтобы направить к его величеству депутацию, которая нижайше просила бы его о возложении на себя звания высшего иерарха Мальтийского ордена. Собравшиеся в замке «рыцари церкви» ответили на предложение Литты единодушным согласием.
Граф отправился в Гатчину, где Павел I не колеблясь подписал акт «О поступлении острова Мальты под защиту России». Вызвав к себе президента Академии наук барона Николаи, император первым делом приказал в издаваемом Академией календаре обозначить остров Мальту «Губерниею Российской Империи». Посол же России в Риме Лизакевич получил повеление вступить в сношение с римской курией и прозондировать вопрос об избрании православного и вторично уже женатого Павла I главой католического военно-монашеского ордена. Первая жена Павла умерла при родах. Папа Пий VI, назвав императора «другом человечества», заступником угнетённых и приказав молиться за него, не замедлил дать ответ, «исполненный чувства признательности и преданности (в устной, однако, форме, дабы правоверные католики не получили компрометировавших понтифика документов, подтверждавших его связи со „схизматиками“).
Сам фарс (а может быть, и не фарс, а далеко идущие планы по утверждению России в Средиземноморье) посвящения Павла I в сан великого магистра Мальтийского ордена хорошо описан в работе Е. П. Карновича, опубликованной в нескольких номерах «Отечественных записок» за 1877 г. Утром 29 ноября 1798 г. на всём расстоянии от «замка мальтийских рыцарей» (принадлежавший некогда канцлеру графу Воронцову дом – творение в стиле барокко Варфоломея Растрелли на Садовой улице, где позднее помещался Пажеский корпус) до Зимнего дворца в две шеренги были расставлены гвардейские полки. Около полудня из ворот замка выплыла вереница придворных карет, эскортировавшихся взводом кавалергардов.
Процессия направилась к Зимнему дворцу, куда уже съехались все придворные, а также высшие военные и гражданские чины вкупе с духовными лицами, которые вынуждены были со скрежетом зубовным наблюдать за святотатствами русского царя.
Мальтийские кавалеры в чёрных мантиях и в шляпах со страусиными перьями были введены в большую тронную залу, где на возвышении восседали император и императрица, а на ступенях, почтительно повернув голову в сторону царственных особ, стояли члены Сената и Синода. Рядом на столе лежали императорская корона, держава и скипетр.
Литта шёл впереди рыцарей. За ним один из иоаннитов нёс на пурпурной бархатной подушке золотой венец, а другой – на большей по размеру подушке – меч с золотой рукояткой.
Приблизившись к трону и отвесив почтительный поклон Павлу и императрице, Литта произнёс на французском языке речь, в которой изложил всем известные факты: бедственное положение мальтийских рыцарей, лишённых своих наследственных владений, теперь скитающихся по всему белу свету. В заключение Литта от имени иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше просил государя возложить на себя священное бремя – звание великого магистра ордена святого Иоанна Иерусалимского.
На пламенные и в меру горестные излияния графа канцлер князь Александр Безбородко довольно невозмутимым голосом изрёк:
– Его величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства. – И едва подавил зевоту.
После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору чёрную бархатную, подбитую горностаем мантию, а Литта, преклонив колено, поднёс Павлу корону великого магистра, которую император водрузил на голову, а затем граф подал ему меч – так называемый «кинжал веры».
Принимая регалии новой власти, император был сильно взволнован: присутствовавшие заметили, что слёзы выступили на его глазах. Обнажив меч великого магистра, Павел осенил себя им крестообразно, давая сим знаком присягу в соблюдении орденских статусов. В тот же момент все рыцари, как по команде, выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая врагам церкви и ордена.
Вслед за тем граф Литта прочитал акт избрания императора великим магистром державного ордена госпитальеров.
Итак, мальтийский крест стал вровень с двуглавым орлом Российской империи, а к императорскому титулу по высочайшему указу повелено было прибавить слова «и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского». Сохранился указ, который подписал Павел I:
«Прокламациею, учинённою пред Нами ноября в 29-й день, Мы, приняв на Себя титул великого магистра издревле столь знаменитого и почтения достойного ордена святого Иоанна Иерусалимского, высочайше повелеваем Сенату Нашему включить оный в императорский титул Наш, предоставляя Синоду поместить оный по его благоусмотрению».
После официальной процедуры назначения Павла высшим иерархом госпитальеров он считал себя уже владетелем Мальты (хотя там всё ещё находились французы) и даже назначил туда русского коменданта с тремя тысячами солдат «мальтийского гарнизона», которым так и не суждено было вкусить прелестей далёкого средиземноморского архипелага.
Довольно скоро новый руководитель ордена учредил и гвардию великого магистра, состоявшую из 189 человек. Рослые гвардейцы, одетые в красные мальтийские мундиры, занимали в Зимнем дворце внутренние казармы, а во время торжественных обедов, на балах и в театре один мальтиец тенью следовал за императором, оберегая его от невидимых, но, как потом выяснится (да поздно!), реальных недругов.
Не только внешним атрибутам придавал большое значение Павел I. В одном из манифестов прямо подчёркивается монаршее политическое и религиозное расположение к ордену:
«Орден св. Иоанна Иерусалимского от самого своего начала благоразумными и достохвальными своими учреждениями споспешествовал как общей всего христианства пользе, так и частной таковой же каждого государства. Мы всегда отдавали справедливость заслугам сего знаменитого ордена, доказав особливое Наше к нему благоволение по восшествии Нашем на Наш императорский престол, установив великое приорство российское».
Далее в манифесте объявлялось:
«В новом качестве великого магистра того ордена, которое Мы восприняли на Себя, по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и возвращение собственности его, неправильно отторгнутой, и вяще обеспечить могут и, желая с одной стороны явить пред целым светом новый довод Нашего уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с другой же – чтоб и Наши верноподданные, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не в одном веке в действо произведённое – участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и Нам угодных, признали Мы за благо установить и чрез сие императорскою Нашей властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного дворянства империи всероссийской».
Знаменитый энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Ефрона отмечает, что, по мысли Павла I, Мальтийский орден, столь долго и успешно боровшийся против врагов христианства – магометан, должен был объединить «все лучшие охранительные элементы Европы и послужить могучим оплотом против революционных движений».
Как нам поведали легенды, будучи ещё подростком, великий князь Павел Петрович от воспитателя своего графа Никиты Ивановича Панина получил в подарок книгу «История гостеприимных рыцарей святого Иоанна Иерусалимского, называвшихся потом родосскими, а ныне мальтийскими рыцарями. Сочинение г-на Верто д'0бефа, члена академии изящной словесности».
Долгими зимними вечерами при свете свечей разглядывал будущий император портреты рыцарей с грубыми и мужественными лицами. Некоторые из них были изображены в широких мантиях, другие – в подрясниках с восьмиконечными крестами на груди, а третьи – в рыцарских доспехах. От корон, шлемов, кардинальских шапок, осенённых херувимами и знамёнами, украшенных военными трофеями и обвитых лавром и пальмовыми ветвями, рябило в глазах. Многое из прочитанного осталось в голове умного и несчастного подростка, никогда не знавшего ни материнской любви, ни отцовской привязанности. Ему тоже захотелось приобщиться к когорте мальтийских рыцарей – честных, справедливых монахов-воинов, сражавшихся за светлое имя Христа, за чистоту Гроба Господня.
И вот в 1800 г. в Санкт-Петербурге появилась напечатанная в императорской типографии книга «Уложение священного воинского ордена святого Иоанна Иерусалимского, вновь сочинённое по повелению священного генерального капитула, собранного в 1776 году, под началием его преимущественного высочества великого магистра брата Емануила де-Рогана. В Мальте 1782 года напечатанное, ныне же по высочайшему его императорского величества Павла Петровича повелению с языков итальянского, латинского и французского на российский переведённое».
Кроме различных постановлений и других документов, изданных орденским капитулом, и указов великих магистров в книге были опубликованы папские буллы и грамоты, жалованные иоаннитам римской курией. Сие творение, написанное под непосредственным руководством радетеля Мальтийского ордена Павла I, проникнуто беспредельной преданностью папе и римско-католической церкви. Переводчики книги, знавшие, что главой ордена был российский император, в какой-то степени пытались смягчить тональность отношений «иноверного» государя к римскому понтифику, переводя, например, слово «католический» как «кафолический» – уловка, призванная, видимо, подразумевать византийскую церковь. Этот неуклюжий приём, однако, ещё отчётливее подчёркивал всю несообразность связи: римский первосвященник – православный государь.
Уже в предисловии переводчики из иностранной коллегии обращаются к Павлу I с такими странными пожеланиями:
«…буди в обладателях царств болий, яко же Иоанн Креститель, защитник сего ордена. Крестом Предтечи побеждай, сокрушай, низлагай, поражай всех супостатов, измождай плоти их, да дух спасётся и буди им страшен паче всех царей земных!»
Между тем, иронизирует уже упомянутый нами Е. П. Карнович, в самой книге все желаемые переводчиками победы, сокрушения, низложения, поражения, измождения и устрашения относились исключительно к торжеству и благоденствию католичества и как на венец всех рыцарских добродетелей указывалось на готовность госпитальеров положить душу за други своя, сиречь «кафоликов», то есть собственно католиков – последователей римской, а не какой-либо другой христианской церкви.
Появление книги «Уложение…» возбудило тревогу и опасения среди русского духовенства, тем паче что инициатором её издания был не кто иной, как император всероссийский. Но плетью обуха не перешибёшь…
Отношения России с Мальтой и орденом иоаннитов были вызваны во времена великого магистра Раймунда де Рокафуль (1697—1720 гг.) необходимостью создания единого широкого фронта против мусульман, однако никаких документов, свидетельствующих об этом, не сохранилось, а устные рассказы, передававшиеся из поколения в поколение, были крайне противоречивыми и сбивчивыми. Даже само достославное военно-монашеское братство поначалу называлось в России орденом святой Мальты или «Ивановским». Пётр Великий, и об этом доподлинно известно, вручив свою грамоту, отправил на архипелаг к великому магистру графа Бориса Петровича Шереметева, который затем первым из русских красовался при дворе со знаком Мальтийского ордена на груди.
Сохранились в архивах и сведения о том, что в царствование Елизаветы Петровны явился в Санкт-Петербург посланник великого магистра Сакрамоза:
«…её императорское величество изволила апробовать доклад канцлера графа Воронцова о выдаче маркизу Сакрамозе фунта лучшего ревеня, дабы он мог отвезти сие в подарок своему гранд-метру». И только! Зачем являлся мальтийский рыцарь к петербургскому двору, как был встречен, каких результатов достиг – о сём история умалчивает. Видно, всё ограничилось фунтом ревеня для компота.
Императрица Екатерина Великая благосклонно относилась к Мальтийскому ордену и его великому магистру – престарелому принцу Рогану, известному тем, что он, собрав в последний раз высшее законодательное учреждение ордена – генеральный капитул, издал кодекс законов госпитальеров, так называемый «Codice del sacro militare ordine Gierosolimitano», коим частично орден пользуется по сию пору.
Екатерина послала на Мальту шесть молодых русских для приобретения там «навыка навигационного и морского дела» и, имея политические виды на орден, отправила туда в качестве посланника офицера российского флота Антония Псаро (грека по национальности). Его поведение насторожило рыцарское начальство, которое заподозрило в нём шпиона. Время для направления посланника было выбрано неудачно, ибо тогда вовсю ходили слухи, что Россия-де не прочь прибрать к рукам острова мальтийского архипелага – Мальту, Гоцо, Комино и др., расположенные в стратегически выгодном центре Средиземного моря.
И тем не менее рыцари-монахи вынуждены были искать союза с Россией в борьбе против турок. Министр иностранных дел французского короля Людовика XV граф Шуазель, недовольный сближением Мальтийского ордена с Россией и крепнувшими личными отношениями Рогана с императрицей, пригрозил великому магистру конфискацией всего имущества и земельных участков иоаннитов, находившихся во Франции, если рыцари не прекратят «российский флирт». Роган пошёл на попятную и отказался от альянса с Россией.
И всё же до конца своей жизни высший иерарх мальтийцев состоял в тайных сношениях с Екатериной II, переслав ей, в частности, все планы и карты, составленные орденом для военной экспедиции на Восток, а также передав содержание секретных инструкций для руководителя похода.
Когда конфликт между Шуазелем и Роганом частично угас, государыня назначила на Мальту посланника Кабалькабо. Великий магистр довёл до сведения Екатерины своё мнение, что считает прибытие маркиза на архипелаг большой честью, однако орден настолько ограничен в финансовых средствах, что не может позволить себе иметь при пышном дворе Екатерины такого представителя, который «поддерживал бы там блеском своей обстановки достоинство ордена». Императрица вняла намёку и после смерти Кабалькабо не назначила нового дипломатического представителя России при ордене.
Завершая тему «Россия и Мальтийский орден», расскажем ещё о нескольких эпизодах, связанных с правлением Павла I и его сына.
Само собой разумеется, что после объявления российского императора великим магистром главная резиденция Мальтийского ордена располагается в Санкт-Петербурге, в бывшем воронцовском дворце, где проходят собрания российского великого приорства. По распоряжению Павла на Каменном острове построили странноприимный дом и католическую церковь, освятив её именем св. Иоанна Крестителя. Здесь же размещалась канцелярия ордена, казначейство и квартиры для командированных в столицу Российской империи руководителей различных «языков».
Влияние великого приора Юлия Литты к этому времени достигло вершины, что он и постарался использовать в личном плане. Во-первых, он добился титула российского графа и штатгальтера (заместителя) великого магистра (нелишне заметить: с годовым содержанием в 10 тысяч рублей). Во-вторых, по ходатайству Павла I Литта был удостоен беспрецедентного разрешения папы римского на заключение брака с богатой русской дамой, вдовой графиней Скавронской, племянницей Григория Потёмкина. Причём, несмотря на обет безбрачия, Литта не покинул орден, сохранив все свои титулы и регалии. В-третьих, Литта позаботился о друзьях и близких. Так, его родной брат, папский нунций Лаврентий, получил при великом магистре Мальтийского ордена какую-то странно звучащую, но приносящую 10 тысяч рублей в год должность. А французские рыцари, друзья Литты, обрели синекурные посты: де ла Хусайе стал начальником канцелярии ордена, а де Витри – директором пенсионной платы госпитальеров.
Тот факт, что граф Юлий Литта, чужеземец, вознёсся на такие высоты и был обласкан монаршей милостью, не мог не вызвать зависти при дворе. Самым опасным врагом процветавшего штатгальтера стал 35-летний граф Фёдор Васильевич Ростопчин, директор коллегии иностранных дел и великий канцлер Мальтийского ордена. И вот ему удалось доказать подозревавшему всех и вся Павлу I, что братья Литта злоупотребляли интересами императора к ордену и что оба они, особенно граф Юлий, не только использовали орден в корыстных целях, но и возводили всяческие препоны на пути к утверждению католической церкви в России. Литта были удалены от двора и отстранены от должностей. Фельдмаршал, бальи граф Николай Иванович Салтыков стал штатгальтером, а секретарь Литты командор де ла Хусайе – вице-канцлером Мальтийского ордена.
После смерти Павла I, который всё же, по словам шведского дипломата Г. Армфельда, «с нетерпимостью и жестокостью армейского деспота соединял известную справедливость и рыцарство в то время шаткости, переворотов и интриг», существование в России ордена иоаннитов стало делом практически бесперспективным. Как отмечает Е. П. Карнович, вокруг этого военно-монашеского учреждения сосредоточились в царствование Павла все главные нити нашей внешней политики, и дела ордена вовлекли Россию в войну сперва с Францией, а потом с Англией (здесь исследователь конечно же, преувеличивает роковую роль рыцарей с Мальтийского архипелага в истории России). Император Александр I посчитал необходимым освободиться от двусмысленного положения, в которое ставило его соединение сана великого магистра с титулом русского императора.
Уже на четвёртый день своего пребывания на троне сын Павла I, всю жизнь смертельно боявшийся отца, объявил, что «в знак доброжелательства и особого благоволения» он принимает госпитальеров под своё покровительство, но отказывается возложить на себя титул великого магистра. Александр I обещал в том же указе, что будет оказывать содействие в избрании высшего иерарха ордена и с согласия прочих дворов примет меры по созыву генерального капитула.
Вслед за этим новый император приказал отменить изображение мальтийского креста в российском государственном гербе, а в 1817 г. было высочайше объявлено, что «после смерти командоров ордена св. Иоанна Иерусалимского наследники их не наследуют звания командоров ордена и не носят знаков ордена, по тому уважению, что орден в Российской Империи более не существует». Витиевато, но предельно ясно.
Александр I не предпринимал никаких шагов, чтобы вернуть Мальтийский архипелаг иоаннитам. Хотя по Амьенскому мирному договору между Великобританией и Францией англичане (занявшие Мальту ещё в 1800 г.) были обязаны возвратить острова рыцарству, они не торопились совершать этот шаг. После смерти Павла госпитальеры вновь превратились в странствующих рыцарей, находя пристанище при различных европейских дворах, а сан лейтенанта великого магистра достался после российского императора никому не известному командору Жану Батисту Томази.
В Санкт-Петербурге в католической церкви при Пажеском корпусе, в бывшей капелле при «замке мальтийских рыцарей» ещё в конце прошлого века хранилось осенённое бархатным с изящным золотым шитьём балдахином царское место, предназначавшееся для императора Павла I как для великого магистра. А в Оружейной палате в Москве – вынесенные гоффурьерами безо всякого церемониала из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца регалии великого магистра: корона и «кинжал веры». В так называемой Романовской галерее Эрмитажа висел портрет императора Павла в одеянии высшего иерарха Мальтийского ордена работы художника Владимира Боровиковского…
Если бы Павел I жил в наше время, он был бы весьма разочарован своим «мальтийским прошлым», ознакомившись с официальным «Ежегодником», который издаётся Мальтийским орденом в Риме по адресу: виа Кондотти, дом э 68. Возьмём эту толстую книгу за 1989 год. На странице VI читаем по-французски:
«Провозглашение женатого некатолика (Павла I. – Б. П.) главой католического религиозного ордена было полностью незаконным, неправомерным и никогда не признавалось Святым престолом (вот почему Пий VI ограничился лишь устным согласием в отношении императора всероссийского. – Б. П.). Несмотря на то что Павла I признали многие рыцари и ряд правительств, его необходимо рассматривать как великого магистра де-факто, но ни в коем случае не де-юре».
Чтобы эта мысль прозвучала ещё отчётливее, то же самое на странице XIII написано по-итальянски, а на странице XX – по-английски.
До того как далёкая Мальта оказалась накрепко связанной с Северной Пальмирой, орден уже имел богатую событиями и хитросплетениями историю. Начиналось всё так.
Для упрочения положения государств крестоносцев в начале XI в. в Палестине были созданы военно-монашеские ордены, первым из которых и стал орден госпитальеров, или иоаннитов. Основателем его считается провансальский рыцарь Жерар Том. Орден вырос на базе странноприимного дома, или госпиталя (от латинского слова «госпиталис» – «гость»), который находился в Иерусалиме. Приняв имя патриарха Александрийского, жившего в VII в., – св. Иоанна, орден занимался на первых порах тем, что давал приют и уход занедужившим или раненым пилигримам, приезжавшим из Европы поклониться Святому гробу. Госпитальеры не ограничивались только Палестиной и Сирией, а построили госпитали и в некоторых европейских городах, откуда чаще всего начинали свой нелёгкий путь паломники: в Марселе, Отранто, Бари, Мессине, а также госпиталь св. Симеона в Константинополе.
При великом магистре Раймунде де Пюи (1120—1160 гг.) орден превратился преимущественно в рыцарское объединение, оставив попечение за больными и ранеными большей частью «служилой братии» и священникам. А ещё раньше, в 1113 г., папа Пасхалий второй утвердил устав госпитальеров, предоставив им, как и тамплиерам, ряд привилегий, главной из которых явилось то, что оба ордена были изъяты из подчинения местной администрации Иерусалимского королевства, как церковной, так и светской, и подпадали под юрисдикцию римской курии.
Во всех землях, завоёванных крестоносцами, госпитальеры сооружали замки, крепости и укреплённые дома в черте городских стен. Форпосты «рыцарей церкви» возникли в Антиохии, Триполи, на берегу Тивериадского озера, на границах с Египтом. В 1186 г. иоаннитские зодчие и мастера закончили строительство Маркибского замка, на территории которого без труда могли разместиться более тысячи рыцарей; здесь были и церковь, и жилища, и мастерские ремесленников, и даже деревня с садами, огородами и пашнями.
По Западной Европе были разбросаны земельные угодья и имения, принадлежавшие ордену. 19 тысяч рыцарских вотчин – таков итог «материальных достижений» иоаннитов в XIII в.
В 1187 г. мусульмане овладели Иерусалимом, монахи-рыцари перебрались в Птолемаиду, но когда египетский султан Салах-ад-Дин захватил и этот город, то иоанниты были вынуждены осесть на Кипре. Таким образом, «мечта» о Востоке и защите Гроба Господня себя изжила. Отныне рыцари занимались большей частью Средиземным морем. В течение 20 лет госпитальеры жили и действовали в Лимассоле и успели создать там не только сильное централизованное государство, но и один из лучших по тем временам флот. Поначалу иоанниты были встречены киприотами без всякого энтузиазма, видимо, потому, что орден считался военным и пользовался безусловной поддержкой римских пап; на Кипре было известно также, что орден имеет большое влияние и на королевские дворы в Европе. Киприоты же стремились сохранить независимость своего королевства, так что такое могущественное и непрошенное соседство им не могло импонировать.
Однако «рыцари церкви» и сами не собирались долго делить этот остров с его обитателями, они тоже давно лелеяли надежду обрести государственную самостоятельность. Внимание госпитальеров не мог не привлечь остров Родос, занимавший центральное положение в Эгейском море. В 1307 г. под предводительством великого магистра Фалькона де Вилларета с помощью вездесущих генуэзцев рыцарская «братия» атаковала Родос. Целых два года островитяне оказывали пришельцам ожесточённое сопротивление, но силы были слишком неравны, и родосцы сложили оружие.
С момента сдачи Акры госпитальеры оставались «бездомными». Но высадка на Родосе вновь вселила надежду: суверенный и в относительной безопасности орден имел возможность беспрепятственно продолжать свою деятельность; подчинявшийся только понтифику, он мог теперь заняться необходимой внутренней реорганизацией. Находясь на острове, иоанниты вспомнили и о своей первоначальной миссии – уходе за больными и ранеными. Получая огромные доходы от своих европейских владений, «рыцари церкви» начали на Родосе и прилегающих островах строительство укреплений, создав первую линию обороны. Прекрасно оснащённый и оборудованный орденский флот контролировал важнейшие коммуникации в Эгейском море.
Не избегали госпитальеры и прямых столкновений со своими извечными врагами – турками. Так, в 1345 г. орден оккупировал часть Малой Азии, изгнав мусульман из Смирны. Вместе со своими христианскими союзниками иоанниты в 1365 г. участвовали в захвате Александрии и учинённой в этом городе безжалостной резне.
Целых 200 лет орден считался передовым рубежом католической Европы на Востоке. В 1453 г. пал Константинополь, а в 1480 г. турки напали на Родос, однако рыцари-монахи выстояли, что позволило говорить об ордене как о «непобедимом братстве».
И вот новый «наместник аллаха на земле», султан Сулейман Великолепный, торжественно поклялся изгнать иоаннитов с Родоса – «сатанинского убежища гяуров».
В 1552 г. турецкая армада в 200 тысяч человек на 700 судах обрушилась на Родос. Рыцари сопротивлялись целых три месяца, прежде чем великий магистр Филипп Вилье де Лиль Адан сдал свою шпагу Сулейману. Султан обошёлся с побеждёнными более чем великодушно: предоставил свободу, предложил помощь при эвакуации с острова и вручил свою охранную грамоту.
Уже в который раз орден св. Иоанна Иерусалимского остался без убежища. Семь лет странствовала монашеско-рыцарская братия, «осчастливив» своим пребыванием Чивитавеккья, Крит, Мессину, Витербо, Ниццу. Император «Священной Римской империи» Карл V не оставил госпитальеров без внимания: он предложил им острова Мальту, Гоцо и Комино, прославленные чудесами апостола Павла. В октябре 1530 г. корабли «рыцарей церкви» бросили якоря в Кастела Маре и Биргу, недалеко от пирса Большой гавани. Получив в ленное владение Мальтийский архипелаг, иоанниты дали клятву продолжать борьбу против мусульман и морских разбойников.
Первым же подвигом, совершённым рыцарями-монахами во славу христианского оружия, явилась помощь императорскому флоту в овладении африканской крепостью Галета, важного форпоста в Средиземноморье.
По мнению западных исследователей, наивысшего расцвета Мальтийский орден достиг во времена великого магистра Жана де Ла-Валлетта (1557—1568 гг.). В этот период госпитальеры отразили довольно длительную осаду турок, войско которых состояло из 40 тысяч отборных янычар. Иоанниты сумели выставить против них всего 700 рыцарей и около 8 тысяч солдат. Четыре месяца подряд мусульмане штурмовали орденскую столицу, но безрезультатно. Потеряв убитыми и ранеными больше половины своей армии, турки откатились. Потери рыцарей составили 240 кавалеров и 5 тысяч солдат.
Блестящая победа опьянила монахов-рыцарей. Прежняя воинская дисциплина ослабевает, возникают конфликты между рыцарями отдельных «языков». Великий магистр, невзирая на свой авторитет, не в состоянии обуздать междоусобицы и вместо беспристрастного решения спорных вопросов принимает сторону сильнейших. Всё это отзывается и на низших сословиях, благосостояние которых резко ухудшается. В довершение всего увеличивается число столкновений, вызванных вмешательством инквизиции во внутренние дела госпитальеров. В период правления великого магистра де Ла-Кассиера (1572—1581 гг.) патентами на звание рыцаря ведали инквизиторы, назначавшиеся на Мальту римской курией. В начале XVII в. озлобление иоаннитов против культивировавшего симонию инквизитора достигло предела, и он едва не поплатился жизнью за своё высокомерие, стяжательство и вмешательство в рыцарские дела.
Несмотря на внутренние распри, раздиравшие орден, мальтийцы не забывают о важном источнике своих доходов – грабительских походах. Так, они завоёвывают Коринф, Лепанто и Патрос, но по Вестфальскому миру 1648 г., закрепившему и усилившему политическую раздроблённость Германии, отчуждаются их земельные угодья и имущество в германских землях. А более чем через полторы сотни лет после упомянутых завоеваний в истории Мальтийского ордена начинается его «российский период», о котором мы уже вкратце поведали читателю.
Ко времени нахождения иоаннитов на Мальте их прежняя внутренняя структура стабилизировалась. Законодательная власть принадлежала генеральному капитулу – он же избирал и великого магистра. Исполнительные органы – великий магистр и состоящий при нём совет (consiglio ordinato), финансы ордена находились в ведении особой камеры. Великий магистр избирался пожизненно и утверждался понтификом, полномочия высшего иерарха ордена были весьма обширными. После смерти Павла I процедура, связанная с главой ордена, была изменена: папа назначал руководителя этого института с менее почётным саном – лейтенанта великого магистра. Однако 28 марта 1871 г. папской буллой прежний титул великого магистра был дарован лейтенанту барону фра Жану Батисту Чесчи а Санта-Кроче.
С течением времени в Мальтийском ордене установились и разряды его членов: настоящие рыцари или кавалеры, священники и военнослужащие, так называемые «servienti d'armi».
Почти сразу же после возникновения ордена госпитальеров от новых претендентов в стан рыцарей стали требовать доказательств их родовитости. Особенно ужесточилось это требование с тех пор, когда участились браки дворян с женщинами «неблагородного происхождения» – скажем, из купеческой среды. Претенденты были обязаны предоставить сведения не только об отце и матери, но и о двух других нисходящих коленах, каковые должны принадлежать к древнему дворянству. При этом был издан рескрипт, согласно которому Мальтийский орден не принимал в число своих кавалеров тех, родители которых были банкирами, хотя бы и с дворянским гербом.
Те кандидаты, которые удовлетворяли всем генеалогическим требованиям, получали рыцарство по праву рождения: «cavalieri di giustizzia». Однако в порядке исключения великий магистр мог предоставлять звание рыцаря и другим, которые не полностью отвечали этим требованиям, – в таком случае они назывались «cavalieri di grazzia». Одно правило соблюдалось в кавалерстве неукоснительно: доступ сюда был закрыт любому претенденту – самому отдалённому потомку еврея как в мужском, так и в женском колене.
Военнослужащие («servienti d'armi») не предоставляли никаких свидетельств своего дворянского происхождения. Единственно, что от них требовалось, – это доказать, что их отец и дед не были рабами и не занимались каким-либо ремеслом или художественным промыслом.
Любопытна одежда членов Мальтийского ордена. В те времена, когда иоанниты выполняли функции больше монахов, нежели рыцарей, одевались они в чёрные суконные мантии (в таких платьях изображался патрон ордена Иоанн Креститель), сотканные из верблюжьей шерсти. Рукава в этих мантиях были настолько узкими, что туда едва пролезала рука, – сие символизировало отсутствие свободы у инока. На левом плече одеяния нашивался большой крест из белого материала, восемь концов которого символизировали восемь блаженств, ожидавших праведника в загробном мире.
О Мальтийском кресте, или кресте святого Иоанна Иерусалимского, следует рассказать особо. Это золотой эмалированный восьмиконечный крест поначалу прикреплялся к чёткам, затем его стали носить на шее или в петлицах. Начиная с XVIII в. рыцари высших классов носят кресты большей величины. Мальтийский крест как награда был введён в Италии, Австрии, Пруссии и Испании, а затем в качестве знака отличия распространён и на другие католические страны и Россию. Раньше он жаловался только лицам дворянского происхождения христианского вероисповедания под условием взноса определённой суммы в орденскую кассу. Российский Мальтийский крест был учреждён Павлом I и отменён Александром I. Для «рыцарей»-женщин император установил особые знаки отличия. Медные маленькие восьмиконечные кресты (так называемые «донаты ордена св. Иоанна Иерусалимского») выдавались всем нижним военным чинам за 20-летнюю «беспорочную службу».
По мере превращения монашеского ордена госпитальеров, хотя и на основе христианской религии, в военное сообщество для рыцарей было введено несколько другое одеяние: красный супервест с нашитым на груди мальтийским крестом, поверх которого надевались блестящие латы. Такая ритуальная одежда была объектом вожделения многих европейских рыцарей, но иметь её могли лишь те из них, кто состоял членом Мальтийского ордена. Исключение делалось только для независимых государей и тех из самых знатных аристократов, которые «при их набожности и других добродетелях» вносили в орденскую казну единовременно 4 тысячи скудо золотом.
Не забыты были протоколом и женщины: члены ордена носили длинную чёрную одежду с белым восьмиконечным крестом на груди и на левом плече, суконную мантию и чёрный остроконечный клобук с чёрным же покрывалом.
Великий магистр ордена являлся непререкаемым авторитетом и пользовался среди иоаннитов почти теми же правами, что и папа в Ватикане. Главу ордена, считавшегося державным государем, избирали из числа рыцарей «cavalieri di giustizzia». Одной из странных, но тем не менее важных привилегий, которыми обладал высший иерарх госпитальеров, было его исключительное право на разрешение пить воду после вечернего колокольного звона. Во время богослужения орденской братией читалась такая молитва:
«…помолимся, да Господь Бог наш Иисус Христос просветит и наставит великого нашего магистра имярек к управлению странноприимным домом ордена нашего и братии нашей и да сохранит его в благоденствии на многая лета…»
С момента завоевания Родоса и создания там практически суверенного государства госпитальеры стали именовать себя «державным орденом святого Иоанна Иерусалимского», и такой титул признали за ним почти все европейские монархи. Великий магистр заключал договоры с другими государствами, вёл от имени ордена войны против врагов христианства и истреблял пиратов, имевших свои базы по средиземноморскому побережью.
Великий магистр получил от папы звание «стража Иерусалимского странноприимного двора» и «блюстителя рати Христовой». По согласованию с римской курией ему были выделены знаки власти: корона, «кинжал веры» (обыкновенный средневековый меч) и государственная печать (поначалу на орденской печати был изображён больной на постели с мальтийским крестом в головах и светильником в ногах, а затем на печати был вычеканен всего лишь лик очередного великого магистра). В ознаменование своего духовного и светского владычества он имел титул «Celsitudo eminentissima», что означает «его преимущественнейшее» или преосвященнейшее высочество».
Структура Мальтийского ордена отличалась простотою и чёткостью: высшие подразделения – 8 «языков», или наций, каждая из которых составляла великое приорство того же государства и от него получала содержание. В свою очередь, великое приорство было поделено на несколько приорств, а те – на бальяжи или командорства, состоявшие «из недвижимых имений разного рода». Владельцы таких имений, как родовых, так и принадлежавших ордену, носили титул бальи или командоров.
Священный капитул, состоявший из членов, избранных по два человека от каждого «языка», собирался для обсуждения важнейших вопросов. Обычно такие заседания происходили после обеденной молитвы. В зал вносили знамёна ордена, затем члены капитула подходили по очереди к великому магистру и, целуя его руку, подавали кошельки со своим именем, в которых звенело по пять серебряных монет, называвшихся «жанетами». Сии символические кошельки означали не более и не менее как «отчуждение рыцарей от их собственности». Но не только – они же служили и решению деловых вопросов, ибо там помещались записки членов капитула с их мнениями по делам, подлежавшим обсуждению на том или ином заседании.
Во время нахождения «рыцарей церкви» на Мальте было введено такое понятие, как конвент: без особого разрешения великого магистра никто из рыцарей не мог ночевать за пределами столицы – Ла-Валлетты, то есть ночь проводилась в конвенте – общежитии. В конвенте рыцарь должен был провести ровно пять лет, и ни на день меньше (подряд или в разное время).
Продумали квартирьеры и вопрос о поддержании рыцарей-монахов в теле: в день на каждого отпускалось не менее одного фунта свежего мяса, одного графина доброго вина и шести хлебов (к сожалению, до нас не дошли данные о весе каждого такого хлеба). Когда же иоанниты постились (а номинально многие из них всё же считались монахами), то мясо заменяли таким же количеством рыбы и яйцами.
Необходимо сказать, что рыцари, находясь на Мальте, не только исправно питались и не менее истово молились. Они совершали и своеобразный искус: «караван». Борясь против «магометанского исчадия», иоанниты обучались военному делу и должны были не менее двух с половиной лет проплавать на орденских галерах, что и называлось «совершать караван».
После того как новициат удовлетворял требованиям, предъявлявшимся к нему строгими орденскими статутами, его принимали в ряды рыцарей Мальтийского ордена с соблюдением соответствующих торжественных ритуалов. Ещё до посвящения в рыцари кандидат принимал обет послушания, целомудрия и бедности, давал клятву отдать свою жизнь за Иисуса Христа, за знамение животворящего креста и за своих друзей, исповедующих католическую веру. Отсюда вытекало, что рыцарь Мальтийского ордена не только не мог жениться, но и не имел права пользоваться услугами по хозяйству в своём доме родственницы, рабыни или невольницы моложе 50 лет. Получив рекомендации кого-либо, имевшего рыцарское звание, и подтвердив своё благородное происхождение, новициат ждал того дня, когда состоится его посвящение в рыцари Мальтийского ордена.
Процесс приёма проходил весьма своеобразно, о чём достаточно подробно рассказал в своих записках Е. П. Карнович.
Вступавший в ряды рыцарей-монахов до начала обедни должен был прибыть в церковь в широкой неподпоясанной одежде, что, по-видимому, символизировало ту полную свободу, коей новициат наслаждался до посвящения в рыцарское достоинство. Будущий кавалер становился на колени, а принимавший его в орден давал ему зажжённую свечу и вопрошал:
– Обещаешь ли ты иметь особое попечение о вдовах, сиротах, беспомощных и о всех бедных и скорбящих?
Как видим, первый вопрос был о милосердии, бывшем когда-то первопричиной возникновения духовно-рыцарских братств.