Дом психопата

Терри судорожно сглотнула. Определенно, лучше бы она была мертва. Иначе… Но об этом «иначе» Терри не хотелось думать, так же как несколько раньше не хотелось думать о слове «здесь».

Лучшее, что она могла сейчас сделать, это побыстрее все осмотреть, чтобы эта воображала Мик не считала ее цыпленком, а потом во весь опор помчаться домой, пока мама не хватилась ее.

Тем временем Мик направила луч фонарика на лестницу, которая находилась справа от входа.

— Давай сперва сходим наверх, — шепотом сказала она.

Опять зашептала. Не нравился Терри этот шепот — не нравился еще больше, чем свой собственный там, в мотеле. Если человек говорит шепотом, значит, он чем-то испуган, а если Мик сейчас была испугана, возможно, на то имелась какая-то причина. И если эта причина наверху…

И снова перед ней встал выбор — идти наверх с Мик или оставаться одной внизу, в этом темном, страшном холле.

Терри направила луч фонарика вперед, на обтянутый голубыми джинсами покачивающийся зад своего гида. Ступеньки скрипят только потому, что они новые, напомнила она себе.

Однако они не выглядели новыми, да и все прочее наверху ей новым не показалось. Тот, кто занимался оформлением дома, вероятно, пользовался фотографиями, так же как в случае с восковыми фигурами. А может, просто предположил, каким этот дом мог быть в прежние времена, и накупил разного старья, подходившего для обстановки. Вроде того, что обнаружилось здесь, в ванной комнате, где луч фонарика Мик выхватил из темноты нечто вроде ванны на ножках такого фасона, какого Терри никогда не видела. Рядом находился допотопный туалет с бачком наверху и цепочкой, за которую нужно дергать. Терри вспомнила, что однажды уже где-то видела подобный, возможно в книге о первопоселенцах.

Но одно ее радовало — в этой ванной комнате не было душа.

Возможно, старина Норман не любил пользоваться душем. Или, может быть, душ тогда еще не изобрели. Всякий раз, когда дело касалось подробностей американской истории, у Терри в голове возникала путаница; порой она даже не могла вспомнить дату смерти Элвиса.

Она сама удивилась тому, что подумала об этом именно сейчас, в таком месте, обернулась, чтобы поделиться своим удивлением с Мик, и удивилась еще больше.

Мик исчезла.

— Эй! — закричала она.

Эхо, прокатившись по пустынным интерьерам, ответило ей дюжиной голосов. Не успело еще оно умолкнуть, а она уже оказалась в коридоре.

— Мик… где ты?

— Здесь.

Голос подруги и луч собственного фонарика привели Терри в очень маленькую комнату, находившуюся в другом конце коридора, где по стенам и предметам обстановки скользил кружок света от фонарика Мик. Терри следила за ним и по тому, что ей удалось разглядеть, быстро поняла, что они, по-видимому, находятся в спальне Нормана Бейтса. Должно быть, так, потому что здесь стоял старинный комод с зеркалом, а не туалетный столик, а вместо кровати — простенькая лежанка без покрывала. Совсем не похоже на рекламные проспекты «Холидей Инн».[5]

Да и на спальню взрослого мужчины эта комната не была похожа. Такой уголок скорее подходил для отдыха ребенка. Но ведь и Норман Бейтс когда-то был ребенком.

Терри спросила себя, каким был Норман до того, как вырос и превратился в чудовище.

Оглядевшись по сторонам, она отчасти получила ответ. Здесь не было предметов, с которыми любят возиться мальчики, — мячей, бит, шлемов. Не видно было даже бейсболки, а над двумя книжными полками в дальнем углу не висели вымпелы. Сами полки были забиты книгами; наверное, он много читал. Это не значит, что он был не в себе, мысленно заметила Терри, — до того как появилось телевидение, люди много читали. Так что это почти ничего не говорило о том, каким на самом деле был Норман Бейтс.

Ответ на этот вопрос Терри получила, когда луч фонарика Мик скользнул по противоположной стене и остановился на фотографии.

— Вот он! — сказала Мик.

Улыбающийся маленький мальчик в комбинезоне, сидевший на пони, был заснят на пленку и помещен в рамку. До того как увидеть это фото, Терри представляла себе Нормана совсем по-другому. Глядя на выцветшую фотографию, она вновь и вновь спрашивала себя: как этот миленький ребенок мог вырасти в такого монстра?

Не было смысла говорить об этом с Мик — она не воспринимала подобных вещей. И потом, Мик снова решила исчезнуть, и, не обернись Терри вовремя, она и не заметила бы, как подруга выходит в коридор.

— Да что это с тобой? — спросила она. — Так все время и норовишь ускользнуть от меня. Может, тебе нужно в туалет?

— Нет уж, в туалете меня здесь не увидишь, — ответила Мик.

Она направилась по коридору к темной двери и, подойдя, легко толкнула ее. Та оказалась незапертой. Мик взмахнула фонариком, приглашая Терри войти.

— Спальня матери, — сказала она.

Запах краски здесь был явно лишним. Терри, очутившись в этой комнате, тоже почувствовала себя лишней. Спальня матери оказалась настоящим хранилищем раритетов, полным всевозможных предметов, какие нынче можно увидеть разве что в музее. Терри заинтересовалась только большой кроватью, но и та разочаровала ее, поскольку была пуста.

Она нахмурилась и посмотрела на Мик, которая осветила кровать фонариком.

— Кажется, ты говорила, что покажешь мне мать.

— Так и есть, — кивнула Мик.

— Ну и где же она?

— Попридержи лошадей, а? — Мик двинулась к выходу и вдруг, оказавшись в коридоре, остановилась так резко, что шедшая следом Терри едва не налетела на нее. — Подожди-ка! — пробормотала она. — Кажется, я что-то услышала.

С минуту они не двигались — две маленькие фигурки, безмолвно застывшие в темноте. Но все было по-прежнему: вокруг них вздымались неподвижные тени, и со всех сторон их обступала тишина.

Ни звука. Бояться совершенно нечего. Лишь подошвы их кроссовок издавали легкий скрип, когда они шли по коридору и спускались по лестнице. Дойдя до нижней ступеньки, Мик остановилась.

— Хочешь осмотреть первый этаж? — спросила она.

— А мать здесь?

Мик покачала головой.

— Нет, но она нас ждет.

— Где?

— В кладовой.

Так вот куда они направлялись, идя в этот дом, — Мик впереди, охваченная нетерпением, Терри следом за ней, нехотя, замыкая шествие. Она все время повторяла себе, что она не цыпленок, но это была ложь. Она хуже цыпленка — она глупый голубь, раз поверила байке Мик про то, как увлекательно все это будет. Вероятно, Мик будоражило, что она таким образом надует своего старика, но она забыла, что Терри тут ни при чем. Большое удовольствие — то и дело натыкаться на что-то в темноте и нюхать всю эту вонь. Допустим, та движущаяся статуя в конторе мотеля — довольно вычурная штучка, а та, что в душевой и не двигается, и впрямь страшновата. Но если это все, на что здесь можно посмотреть, тогда Толстяку Отто не удастся попасть в «Стиль жизни богатых и знаменитых»,[6] продавая сюда билеты. Он должен будет придумать что-то еще, чтобы подняться, — иначе свалится с тем немногим, что у него есть, прямо туда, в кладовую.

Проблема была в том, что когда они спустились вниз, то нашли всего-навсего подвальный этаж с голыми, выкрашенными краской стенами. Здесь даже не было большой печи, из тех, в которые в старину закладывали уголь; вероятно, вместо этого была предусмотрена какая-то встроенная отопительная система, находившаяся наверху, — если, конечно, владелец дома предполагал держать его открытым для посещений и в зимнее время. Впрочем, Терри было решительно все равно, что и как тут устроено; это была проблема Толстяка Отто, а не ее. Ее проблемы заключались в том, что ей захотелось в туалет и она не понимала, какого черта она делает в этом подвале.

— Ладно, — сказала она. — Мы пришли. Только я пока что ничего не вижу.

Мик повернулась к ней. Очертания ее головы расплывались в свете фонарика.

— Это потому, что мы пока спустились только в подвал. А я сказала, что она в кладовой, помнишь?

— В какой еще кладовой?

— В кладовой для фруктов. Дальше.

Мик обогнула лестницу с внутренней стороны, Терри последовала за ней. Ей казалось, что луч фонарика светит все слабее, меж тем как ее позывы становились все сильнее. В кладовой для фруктов черта с два найдется туалет, но, возможно, Толстяк Отто все же установил его где-нибудь на первом этаже. Скорее всего, платный, — насколько она могла судить, это было бы вполне в духе Отто. Впрочем, сейчас Терри было все равно: ей хотелось лишь бросить взгляд на кладовую, а затем вернуться наверх и быстро где-нибудь пописать.

— Эй! — Голос Мик заставил ее вздрогнуть. — Что случилось с твоим фонариком?

Терри, моргая, посмотрела на смутный силуэт своей руки, державшей металлический корпус. Она потрясла фонарик и несколько раз нажала большим пальцем на выключатель.

— Наверное, батарейки сдохли, — сказала она.

— А мой в порядке. — И Мик помахала фонариком, который сжимала правой рукой. Левой она взялась за ручку двери сбоку от лестницы.

— Почему ты не открываешь? — спросила Терри. — Чего ждешь?

— Сперва обещай мне одну вещь, — ответила Мик. — Не кричать.

— Тебе непременно нужно посмеяться надо мной. Не буду я кричать.

— Может, и не будешь, — сказала Мик. — А вот я не удержалась от крика, когда была здесь вчера вечером. Я, конечно, слышала разные истории о том, как выглядела настоящая мать Нормана Бейтса, когда ее здесь нашли, но меня все равно начало трясти с головы до ног — настолько этот манекен… отвратный.

— Меня он не испугает, — заявила Терри. — Ведь это всего-навсего изваяние старухи.

— Я тоже так думала. — Тень Мик на стене внизу лестницы кивнула. — Но я забыла о том, что Норман с ней сделал.

— Ты это о чем?

— Ну, хотя бы о том, как он убил ее. Подсыпал что-то в питье ей и ее любовнику — я забыла, что именно, но, вероятно, это была мучительная смерть, насколько можно судить по ее лицу. Или по тому, что от него осталось.

— Я думала, Норман подлатал ее, — удивилась Терри.

— Сначала ему пришлось ее выкопать.

Мик, казалось, болтала обо всем этом не без удовольствия, Терри же предпочла бы подождать, когда они вновь окажутся за пределами дома. Слишком уж здесь было жарко, душно, слишком темно и тесно: ужасно похоже на место, откуда старина Норман выкопал свою мать.

— Но это, наверное, случилось месяца через два, — продолжала Мик. — Так что к тому времени, когда он за нее взялся, она могла и… ну, ты сама понимаешь…

— Тебе обязательно нужно об этом говорить? — перебила ее Терри. — Кроме того, я и сама знаю, что он из нее сделал. Чучело.

— Не чучело — куклу!

— Какая разница? Главное, старина Норман чем-то набил ее.

— Сам он об этом рассказывал по-другому. По его словам, он думал, что она еще жива. Они все время разговаривали друг с другом, — конечно, это он сам с собой говорил. Но потом детектив стал шнырять тут повсюду, и Норман поместил свою мать сюда, в кладовую для фруктов, чтобы никто ее не слышал. И не видел.

— Ладно, ладно! Давай взглянем на эту старую ватиновую куклу и пойдем отсюда, — сказала Терри.

Мик издала сдавленный смешок.

— А ведь боишься, а? — Ее левая рука потянулась к дверной ручке, а правая вскинула фонарик, так что, когда дверь открылась, луч сразу высветил то, что ждало их внутри. — Приготовься к худшему!

И Мик распахнула дверь.

У Терри все сжалось внутри, ей казалось, она сейчас закричит, не в силах сдержаться. Но, как ни странно, она не издала ни звука, а вот Мик вскрикнула, увидев то, что находилось в кладовой.

Точнее, не находилось.

Ибо кладовая была пуста.

Терри глянула через порог, потом обернулась к подруге.

— Мик…

Мик не смотрела на нее. Она продолжала смотреть прямо перед собой, но теперь ее возглас прозвучал вполне разборчиво:

— Она исчезла!

— И что?

Мик повернулась к ней; ее плечи дрожали.

— Она была здесь вчера вечером. Я знаю это, потому что я ее видела! Ты ведь мне веришь?

Терри кивнула.

— Ну да, а теперь ее нет. Стоит ли так из-за этого волноваться?

— Ты что, ничего не понимаешь?

Терри казалось, что она понимает.

— Это же подстроено, верно? Ты хочешь, чтобы я думала, будто на тебя нашел столбняк оттого, что Мамочка вдруг ожила и выбралась отсюда?

— Именно так! — Мик овладела собой ровно настолько, чтобы снова не закричать, однако ее рука, сжимавшая фонарик, по-прежнему дрожала. И в его тусклом дрожащем свете Терри увидела искаженное страхом лицо подруги. — Только она не ушла. Кто-то забрал ее! Возможно, ты была права, когда говорила, что слышишь что-то. Может, кто-то приходил, чтобы выкрасть ее, может, нас видели…

Казалось, Мик вот-вот опять утратит контроль над своими нервами, и Терри попыталась положить руку ей на плечо, чтобы ее успокоить. Мик отпрянула, покачав головой.

— Пошли, нужно выбираться отсюда!

Спотыкаясь, она направилась к лестнице, а дойдя до нее, вдруг стремительно ринулась наверх. Свет, исходивший от ее фонарика, внезапно исчез, и Терри осталась внизу, пойманная в ловушку резко сгустившейся темноты.

— Подожди… подожди меня!

Но перепуганная Мик не остановилась и не обратила внимания на ее возглас. Терри начала впотьмах пробираться к лестнице, левой рукой пытаясь нащупать перила, которых не было, а пальцем правой лихорадочно нажимая на кнопку фонарика. Безрезультатно. Впрочем, нет, один результат был. Размахивая перед собой фонариком, она неожиданно ударилась костяшками пальцев о стену. Острая боль заставила Терри разжать пальцы, и фонарик выпал из ее руки.

Фонарик выпал, и почти сразу она ощутила новую вспышку боли. На сей раз боль пронзила ее ногу, когда металлический корпус ударил ее по лодыжке и, получив от удара новый импульс, отскочил в сторону.

Терри глотнула воздуха, содрогнувшись, когда вес ее тела вынужденно переместился на травмированную ногу. Прижавшись ладонью левой руки к невидимому косоуру лестницы, она осторожно наклонилась и потрогала правой лодыжку, которая уже начала распухать. На ощупь она ослабила шнурок на кроссовке, однако боль не унималась.

Стиснув зубы, Терри добралась до нижней ступеньки лестницы. Боль пронзила ногу с другой стороны, когда она сделала первый шаг, но Терри не стонала — какой смысл? И какой смысл звать на помощь, если шаги Мик на верхних ступенях давно уже стихли. Наверняка кинулась прочь из дома что есть мочи; все хвасталась, какая она смелая, а на самом деле это она, а не Терри была цыпленком все это время. А что если кто-то и вправду забрался сюда и стащил этот чертов манекен? В таком случае ему совершенно незачем продолжать ошиваться в этом месте.

Или есть зачем?

Может быть, Мик знала что-то, чего не успела сказать, может, у нее и в самом деле была причина для страха и потому она рванула отсюда в такой спешке? Я бы сделала то же самое, подумала Терри, только мне больно. Ковыляя по ступенькам, она спросила себя, уж не сломал ли ей ногу этот чертов фонарь. Как бы то ни было, боль была ужасная. А идти потом на ощупь по темному коридору с такой болью — это все равно что ступать на горячие угли.