Клиника Сперанского

   - Тогда разберешься...

   Машиной, стареньким Опелем, поделился Владимир Антонович Захаров, тот самый Захаров, который в своё время был лидером бит-труппы "Светляки". Славная была группа, "Леди-Мадонну" исполняла лучше авторов, то есть Маккартни с подпевкой Леннона и Харрисона. Захаров был похож на Леннона, но под него не косил. С тех пор, как водится, постарел, и, вот беда-то, едва не ослеп, очки теперь носил с толстенными линзами - какой из него водитель. Машину, однако, содержал в исправности, а чтобы не заржавела, осторожненько гонял её по поляне позади гаражей.

   За аренду с Кислова, с которым проживал на одной лестничной площадке и был на дружеской ноге, ничего не взял, предупредил только, что машина хоть и старая, но резвая, и не заметишь, как разгонится, а тормозишки, увы, поношенные, так что поаккуратнее.

   Итак, в одиннадцать вечера, заправившись на окраине, Новиков покинул Пензу...

   В три ночи Ганеев встал со своего топчанчика и поднялся на второй этаж. Новоселов никогда так долго не задерживался, что-то тут было не то.

   Кабинет Новоселова был с тамбурочком, обе двери не заперты. Постучавшись, Ганеев вошел и от удивления глазами - морг, морг. Сплетенные в причудливый венок Новоселов и двое командированных спали на полу беспокойным сном, похрапывая, поскуливая и подтявкивая. И смех, и горе. Вот тебе и Андрюха. Ничего себе - обычная тренировка.

   Пошлепав по щекам, Ганеев разбудил Новоселова.

   Тот ругнулся, потом злобно прошипел:

   - Где тебя черти носили? Немедленно объявляй операцию "Перехват"...

   Основание для перехвата было одновременно внушительным и хилым, не выдерживающим никакой критики: нападение на офицеров ФСБ с нанесением членовредительства. Ганеев, которому далеко за полночь пришлось кроптеть над формулировкой рапорта, только хихикал - про себя, разумеется. Напасть на троих офицеров ФСБ будучи в наручниках - это, конечно, да, это нужно иметь особую наглость и совершенно пустую голову. Дураком надо быть. Что касается членовредительства, , то косичка, в которую их сплел Андрюха, тем и знаменита, что когда пытаешься из неё выбраться, сам себя калечишь. Вот и всё членовредительство.

   И всё же жаль Андрюху, подумал Ганеев после того, как мельница перехвата закрутилась. Хороший был офицер...

   Маленький юркий Опель, легко обгоняющий длинные дальнобойные грузовики и осторожничающие на темной трассе иномарки и лишь однажды уступивший в скорости придавленному к дороге могучему Крайслеру, не привлек внимания ни одного поста ГАИ и к утру домчал до МКАД.

   В Москву Андрей въехал со стороны Подольска, а далее о начинающему уже оживать Варшавскому шоссе доехал до Садового Кольца, по которому выбрался на Проспект Мира, поскольку на первых порах остановиться решил не в центре, а где-нибудь в укромном месте, конкретно - в гостинице "Турист" на Сельскохозяйственной улице. Здесь в дикой молодости он как-то прожил целую неделю и остался этим весьма доволен.

Глава 8. Удачи

   Про операцию "Перехват" Игорь Кислов узнал утром из местных радионовостей. Про ренегата и перебежчика Андрея Новикова своим неподражаемым баритоном сообщил диктор Витька Оев. Для других, конечно, он был Виктор Альфредович Оя, известный сын маститого художника Альфреда Оя, но для Кислова он был Витькой или Витюхой Оевым, добрейшей души человеком, с которым выпито было столько, что и не счесть. Самое забавное заключалось в том, что Игорю он доводился крестным отцом, но помнил об этом факте смутно, поскольку во время крещения был под большой мухой. Впрочем, никто в церкви об этом не догадался, только батюшка поморщился, уловив запах. Однако же не попросил покинуть храм, взял на себя Витькин грех.

   Он, этот Витька, будучи еще диктором Пензенского телевидения, причем таким колоритным, каких и на центральном канале не сыщешь, однажды на работе так упился, что в вечерних спортивных новостях фамилию Гарри Напалкова прочитал следующим образом:

   - Гарри Опал, - удивился, сфокусировал взгляд на лежащих перед ним новостях и уверенно продолжил: - Колоп.

   Вообще на телестудии постоянно происходили веселые вещи, о чем при случае любил вспоминать Оев, но об этом как-нибудь потом.

   Итак, Витька бодро отбарабанил свой текст и ушел на перекур. Кислову, позвонившему в радиостудию, пришлось ждать минут пять, пока отыщут Оева. Отыскали его в лесочке на бревнышке, где он в связи с жарой пил "Жигулевское" пиво. Мобильник Витька забыл дома.

   - Датуй, папа, - стандартно сказал Кислов, прикидываясь дебилом.

   - Датуй, сыну, - в том же тоне ответил Оев и икнул. - Звиняй за свинство.

   - Звиняю, - сказал Кислов. На этом с дебильством было покончено. - Кто автор текста про Андрея Новикова?

   - А фиг его знает.

   - Папа, посмотри. Это важно.

   - Не клади трубу, - сказал Оев и принялся шуршать бумагами. - Ага, вот. Ты знаешь, чувачок, дело в том, что автор не указан.

   - И что?

   - То, что информация скорее всего от администрации губернатора.

   - А она не может быть платной?

   - Нет, дитятко. Если платная, то автор указывается обязательно. ФИО, адрес, наименование организации. На случай если вдруг студии будет предъявлен иск за ложную подачу фактов. У нас тут не сиськи-масиськи, Игорек, у нас фирма серьезная.

   - С меня клёпка, - сказал Кислов.

   - Кто б возражал, - ответил Оев.

   Выйдя из дома, Кислов сразу почувствовал за собой слежку.

   Ребятки, а их было трое, не больно-то и скрывались. Один контролировал калитку на улицу Славы, другой отирался у противоположного конца дома, третий сидел на лавочке в глубине двора. Мимо, тем более незамеченным, никак не пройдешь. Ни одного из них Кислов не знал, что было весьма странно, ибо знаком он был со всеми ментами и фээсбэшниками Пензы.

   Ну, ну, сказал он себе, и, не торопясь, гаправился к месту службы. Тот, что сидел на лавочке, поворачивал за ним голову, как подсолнух за солнцем, остальные двое не шевельнулись, зато вдали на тротуаре возник четвертый.

   Господи, подумал Кислов, ну что за профанация? На глазах хиреет дело, прямо-таки на глазах. Обидно, понимаешь.

   Зашел в подъезд, миновал входную дверь родной фирмы, проследовал в свой кабинет, настежь распахнул окно и не удержался - помахал рукой утвердившемуся на лавочке подсолнуху. Тот отвернулся.

   Что ж? Сейчас, Кислов посмотрел на часы, без одной минуты девять. Андрюха уже должен быть в белокаменной, и судя по слежке, операция "Перехват" провалилась. Молодец Андрюха. Теперь ему нужно отсидеться денька три, выждать, пока вся эта дрянь перекипит, перетопчется, ну а уж потом тихонечко так, осторожненько, не суетясь и не привлекая внимания, начать действовать. Хотя, какое там - не привлекая внимания. Не получится, не привлекая внимания, документы-то у него на Новикова Андрея Петровича, которого пензенские пеньки могут объявить во всероссийский розыск, ума хватит.

   Кислов угнездился за стол, включил компьютер. Всё начиналось как-то не так, как хотелось бы, не лихо и гладко, а шершаво, коряво, через пень колоду.

   Ну, ничего, ничего, когда через бурелом да болото - оно вернее вытанцовывается, правильнее, ближе к истине.

   Так и запишем.

   Компьютер загрузился, и Кислов принялся составлять электронное послание для московского спонсора, друга Лопатина и депутата Госдумы по фамилии Уханов...

   Окна одноместного номера, который Новиков снял в гостинице "Турист", выходили на север, поэтому было здесь полутемно и прохладно - то, что надо после ночной гонки с насквозь пропотевшим копчиком.

   Новиков вскрыл конверт, врученный ему Кисловым перед самым отъездом, и вынул лист плотной бумаги, на котором беглым почерком Игоря было написано:

   "Уханов Борис Викторович - деп. Госдумы, фр."Ед.Рос.", наш спонсор. (Далее приведены рабочий, мобильный и домашний телефоны Уханова. Мы их, естественно, указывать не будем). Общаться без свидетелей. Попроси помочь с регистрацией в столице и заменой номера Опеля на московский. Если Опель не нужен, пусть поспособствует, чтобы его отогнали назад в Пензу. Но он скорее всего будет нужен.

   Поспрашивай у Б.В.: реально ли тебе получить паспорт и удостоверение сотрудника ФСБ на другое имя? В этом может возникнуть необходимость. Я оповещу, если она возникнет.

   Удачи. Игорь".

   Новиков переписал телефоны Уханова в записную книжку, а бумагу сжег. Именно на этот случай, чтобы не хлопотать в поисках спичек, он носил с собой зажигалку.

   Всё, теперь плотно поесть и спать.

   Он спустился в буфет и прослезился от цен. Поневоле вспомнишь о пензенских беляшах по 12 рэ штука. Схрумкал парочку - и сыт.

   "На ВДНХ", - сказал он себе, памятуя о том, что выставка всегда славилась национальными кухнями. Пусть чуть подороже, но это же не прогнувшийся от древности бутерброд с сыром за 60 рэ. Помнил, помнил еще чебуреки из слоеного теста с настоящей обжигающей рот бараниной, с которыми ухо нужно было держать востро. Чуть зазевался - и горячий мясной сок через дырку в тесте щедро обливал ненасытное пузо.

   Увы и ах, вместе со сменой названия на прозаическое ВВЦ, где ВЦ вызывало в памяти вычислительный центр, чебуреки сменились здоровенными шашлыками по 100 рэ за кусок.

   У всех продавцов шашлыки были из одинаковых, штампованных кусков мяса или рыбы, и это было крайне подозрительно. Новиков уже лакомился курятиной, похожей на свинину, и свининой, похожей на курятину, потом оказалось, что мясо это пролежало тридцать лет в мобилизационном резерве одной капиталистической державы, после чего было передано в дар России. Но в России ничего даром не бывает, поэтому им начали кормить в ресторанах, приклеивая ярлыки: говядина, свинина, мясо индейки, бройлер и прочее.

   Невзирая на окружающие красоты, Новиков бежал с ВВЦ в ближайший продуктовый магазин, где расщедрился на докторскую колбасу, картофельное пюре "Роллтон" в пластиковой баночке, сливочное масло, сыр, хлеб и свежие огурцы. Вот уж душу-то отвел в своем номере. Остатки поместил в холодильник, вслед за чем залег спать.

   Спал он до пяти вечера и проснулся бодрый, отдохнувший, готовый к труду и обороне.

   Уханов, которому он позвонил по мобильнику, сразу огорошил известием о шуме, поднятом в Пензе вокруг чекиста Новикова. Слышать это было неприятно. Перехват перехватом, но чтобы сразу без суда и следствия объявлять человека виновным во всех смертных грехах - это, знаете ли, уже не шуточки. Недаром, ох, недаром Загрицын пытался повесить гибель Лопатина на Новикова.

   - Ваше решение? - спросил Андрей, никак не прокомментировав это сообщение.

   - Я на работе, - сказал Уханов. - Где-нибудь к семи подъезжайте к памятнику Жукову.

   - Это за Историческим музеем? - уточнил новиков. - Где у коня вместо причинного места дыра?

   - Всё-то вы знаете, - хохотнул Уханов. - А я как-то не приглядывался. Так, до семи. Я вас узнаю по фотографии...

   Новиков пришел за десять минут, встал этак в отдалении, чтобы не сразу приклеиваться к объекту, а постепенно, шажок за шажком, незаметненько в нужное время оказаться в нужном месте.

   Народу на Манежной площади толклось множество, преобладала молодежь. Что интересно, мата не было, мелькал сленг, но это так - для усиления, а больше для хохмы.

   Минуты через две мимо прошествовал ничем не примечательный, высокий, склонный к полноте молодой человек в серой рубашке и серых брюках, сказал, не повернув головы:

   - Я Уханов. Идите за мной.

   Андрей лениво пошел следом, потом вынужден был прибавить шаг - Уханов шагал весьма быстро.

   Миновав Воскресенские Ворота, Уханов направился вдоль Гумма к Храму Василия Блаженного, но неожиданно взял влево на Ильинку и прочесал аж до Богоявленского переулка. Едва он свернул в переулок, некий человек передал ему простенькую пластиковую папку и устремился к метро с такой скоростью, что Новиков успел увидеть только его удаляющуюся спину. Вот это, черт побери, конспирация.

   - За мной, - вновь сказал Уханов, которому, судя по ухмылке, нравилась такая игра, после чего пересек Ильинку и проследовал в Рыбный переулок. Здесь, немного не доходя до Варварки, он остановился, покопался в папке и протянул Новикову знакомое до боли удостоверение.

   Андрей открыл корочки.

   Фотография, печать, прочие атрибуты - всё на месте, всё как положено. Теперь он не капитан Новиков, а майор госбезопасности Сергеев Владимир Андреевич. Интересно, где они раздобыли фотографию годичной давности? Впрочем, что вы тут ваньку валяете? - сказал он себе строго? Электронная почта, дурья твоя башка, технический прогресс.

   - Борис Викторович, не знаю, как благодарить, - сказал Новиков, пряча удостоверение в карман. - А вдруг паспорт потребуется?

   - Об этом в гостинице, - ответил Уханов. - Зайдете не сразу за мной, а чуть позже. Скажете, что к депутату Константинову - это своего рода пароль. Я буду ждать у лифта.

Глава 9. Пули льешь?

   В полдень обормота, сидящего на скамейке, сменил другой обормот, ничем от первого не отличимый, только бейсболка на вытянутом черепе была не черного, а синего цвета. Клонируют их, что ли?

   С таким идиотизмом Кислов еще не сталкивался. Акция эта больше попахивала давлением на психику, чем грамотной слежкой.

   В час он сходил домой, полакомился ледяной окрошкой, а вместо второго, то есть гуляша с вермишелью, которое по причине жары в организм не лезло, малость вздремнул. В два он уже был на работе.

   Между прочим, обормотов, блокирующих отходы в сторону улиц Кирова и Славы, уже не было, зато во дворе на тротуаре в тенечке стоял милицейский бело-голубой Форд, и в нем парились два репастых мента. Из новеньких, поди, Кислов их не знал. Это уже было маленько пограмотнее.

   Можно было, конечно, позвонить Новоселову, изобразить недоумение по поводу надзора, а заодно и провентилировать вопрос относительно Новикова, но Кислов решил всё-таки этого не делать. Разумеется, Макарыч будет врать, потом прицепится насчет Андрюхи почище бультерьера, он-то ведь знает, что в последние дни Кислов и Новиков контактировали, будет настаивать на встрече. Зачем активизировать дурака?

   В шестнадцать неожиданно вызвал шеф - потомственный чекист Юрий Филиппович Налейкин, дослужившийся на Лубянке до полковника, но чем-то там крупно проштрафившийся и получивший под зад коленом. Сам он про гешефт с коленом умалчивал, отделывался басенками про тягу к малой родине, к родным могилкам, однако, согласитесь, не каждый добровольно оставит Москву, переехав в патриархальную Пензу. То есть, бежал Юрий Филиппович в родной городишко от какого-то крупного позора.

   Тем не менее, вес он имел огромный, Загрицын его побаивался, а губернатор уважительно жал ему руку.

   Налейкину не было еще пятидесяти, но массивность, большой живот, седые волосы и клочкастые, никогда не причесываемые брови делали его старше.

   - Садись, - сказал Налейкин, как только Кислов вошел. - Ну, что у тебя, Игорек, с этим Новиковым?

   Игорь сел, пожал плечами.

   - Я слушаю, - напомнил Налейкин.

   - Ничего, - ответил Кислов. - Работали вместе.

   - Не знаешь, куда он подевался? - как бы между делом спросил Налейкин.

   В сторону Кислова он не смотрел, перебирал бумаги на столе.

   - Да Бог его знает, Юрий Филиппович.

   - А то бы помог Новоселову-то, - сказал Налейкин. А, Игорек? Или друзей не сдают?

   - Каких друзей? - удивился Кислов.

   - Ладно, - Налейкин посмотрел на Игоря. Взгляд у него из-под этих лохматых бровей был ужасный. Давил он своим взглядом, пронзал насквозь, хотя глаза вроде бы были голубые, выцветшие. Неожиданно улыбнувшись, Налейкин продолжил: - Так и запишем: Новиков тебе не друг и где он находится ты не знаешь. Верно?

   - Верно.

   Налейкин вдруг шарахнул кулачищем по столу и отрывисто пролаял:

   - Пули льешь? Лапшицу вешаешь? А вот Загрицын тебя возьмет за жабры да начнет сок жать. Как запоешь?

   - Так вы ж, Юрий Филиппович, в обиду не дадите, - вздохнув, ответил Кислов. - Чтоб мне лопнуть, если вру.

   Налейкин посопел, надел очки, еще больше его состарившие, и гнусаво произнес:

   - Не боись, не дам. Мне грамотные кадры нужны. Это я так, между нами. Ты же понимаешь?