Люди крыш. Пройти по краю

— И я! Даже ногу сломанную могу срастить.

— Тоже взглядом?

— Почему взглядом? — Федя по-взрослому наморщил лоб. — Слова нужно правильные знать. Я вот знаю. Родион Петрович, когда хочет поспать, меня зовет и говорит: «Смотри, Федор, ты за главного. Если кому голову оторвет — не буди. Сам разбирайся». Знаешь, какой я талантливый? Чего смеешься? Не веришь?

Оттопыренные уши мальчишки вспыхнули малиновым цветом.

— Да верю же! — У Женьки даже щеки свело, так она старалась не засмеяться. — А поесть у тебя не найдется?

Собака, услышав вопрос, радостно захрюкала. Наверное, слово «поесть» она знала не хуже своей клички.

— Тихо, Боров, ты и так полторта сожрал! — цыкнул Федя, на что толстый пес ответил громким урчанием в животе.

Неприметная дверь за камином отворилась, впустив приглушенный перебор гитарных струн и знакомого старика. Увидев Женьку, он, не говоря ни слова, шагнул к дивану, протянул руку и прижал сухие пальцы к ее шее. Пощупал пульс.

Женька громко сглотнула. Ей стало не по себе от хмурого взгляда его желтых глаз с узкими зрачками.

— Федь, быстро на кухню. Тащи все, что найдешь. И чая горячего, покрепче. Наша гостья сейчас упадет в голодный обморок.

Белобрысый мальчишка немедленно испарился, а старик сел рядом. Куртки на нем уже не было — только джинсы и рубаха. На ногах смешные носки в красно-желтую полоску. Наверное, он не такой уж грозный, раз Федя его не боится и Боров вон какой раскормленный. Злой человек собаку баловать не будет.

— Ты Женя? — тихо спросил Шепот своим странным, хрустящим голосом и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Прости, что пришлось тебя погонять. Тим мог не дотянуть.

— Что с ним?

— Сейчас уже все нормально. Утром встанет.

В комнату влетел Федор с полным подносом.

Ученик целителя принес полбатона вареной колбасы, хлебную нарезку, кусок шоколадного торта, баночку с медом и большую кружку горячего чаю. Женька накинулась на еду, пытаясь разом запихнуть в рот торт и отрезать себе кусок колбасы.

— Сейчас твой организм меняется от любой серьезной нагрузки. Перестраиваются мышцы, укрепляется скелет. Все это требует энергии, — объяснил Шепот, отбирая у нее нож и делая бутерброд. — Пей чай, голова будет меньше кружиться.

— А как вы наф так быфтро нафли? — спросила она с набитым ртом.

— Что, удивил? — Старик улыбнулся и стал похож на своего курносого ученика. — У Тима в телефоне маячок. На тот случай, если он не сможет позвать на помощь.

— И часто такое бывает? — Она перестала жевать.

— Со временем сама узнаешь. Ты же всего ничего с детьми Лунной кошки. Думаешь, они единственные в этом городе, кто обладает необычными способностями? Нет, юная барышня. Ешь пока, а я тебе лекцию почитаю. Про эволюцию. Как дожуешь, расскажешь мне о вашем с Тимофеем приключении.

Шепот встал, подошел к стеллажу, почти полностью закрывавшему две стены комнаты, и вернулся через минуту с толстой книгой в потрепанной коричневой обложке. «Джулиан Хаксли, — прочитала Женя. — Синтетическая теория эволюции».

— Джу молодец. Если бы он не издал монографию о наших с ним исследованиях, теория эволюции так и топталась бы на месте, — Шепот постучал ногтем по звонкой обложке. Женька пригляделась и чуть не подавилась колбасой — она увидела год издания: 1942-й. Сколько же Шепоту лет? — Мы синтезировали естественный отбор Дарвина с открытиями генетики и пришли к выводу: эволюцией движет мутация и селекция…

Женька почувствовала, что от еды и обилия малознакомых слов ее клонит в сон. Заметив это, старик сменил тактику. Он отложил Хаксли, взял из нарезки квадратный кусок пшеничного хлеба и положил его на диван между собой и Женей.

— Это человечество. Долгое время оно было совершенно однородным. Но постепенно люди изменили окружающую среду до неузнаваемости. Изуродовали ландшафт, понастроили мегаполисов и гигантских заводов. У их ареала обитания возникли края. — Старик провел пальцем по хлебной корочке. — Края, куда большинство жителей городов почти никогда не заглядывают, — подвалы и крыши. Сначала появились первые люди, больше других приспособленные жить на границе цивилизации. — Он разложил вокруг ломтика мелкие кусочки розовой колбасы. — Люди, которые могли видеть в темноте, прыгать на невероятные расстояния и не боялись падений с большой высоты. Их влекла туда эйфория от вида ночного города с высоты птичьего полета. Мутанты-романтики. Они жили на крышах, влюблялись друг в друга и заводили детей. Это называется селекцией. Со временем их становилось все больше и больше, пока не пришел час создавать свой клан и выбирать его руководителя. Так появился народ Лунной кошки. Но почти одновременно с нами в подвалах человеческих городов зародился другой клан — Братство нор.

— Крысюки?

— Да. Мы считаем, что это потомки преступников, скрывавшихся под землей от закона. Они тоже прекрасно ориентируются во мраке, обладают огромной физической силой, быстро регенерируют и еще у них гипертрофированные руки — большую часть жизни крысюки строят новые коридоры под землей. Внизу, под городом, лежит сложный лабиринт из тоннелей. Все это территория людей нор.

— Получается, что люди крыш и люди нор — это мутанты?

— Обычный человек — тоже мутант, — улыбнулся Шепот. — Мутант обезьяны. Пойми, мутация — естественный механизм эволюции. Мутант перестает быть мутантом, когда его способности начинают передаваться из поколения в поколение. Иными словами, мы не мутанты. Скорее, другая раса.

— А как же Лунная кошка?

— Можно сказать, она наш тотем. Подобно Крысоматери у людей нор. Знаешь, что такое «тотем»?

— Животное-предок?

— Правильно. В древности многие племена верили: между ними и животным-тотемом существует мистическая связь, поэтому они во многом подражали ему. Например, в Северной Америке мужчины племени омаха из рода оленя делали себе подобие рогов, смазывая глиной две пряди волос. А в африканском племени ботока подросткам принято выбивать передние зубы, чтобы они походили на быков. У этих животных, как известно, нет верхних резцов. Так же и люди крыш, считая кошку своим предком, заимствуют ее повадки. Даже главный боевой прием у нас называется «удар кошачьей лапы».

Женька тут же вспомнила страшные раны на шее одного из крысюков, так похожие на следы когтей гигантского зверя.

— Мы живем гораздо дольше обычных людей. Не одну и не две сотни лет, — продолжил Шепот, а его гостья чуть не пролила на себя чай от удивления. — За это время каждый из народа крыш проживает девять жизней — девять ступеней. Поднимаясь с одной ступени на другую, мы снова проходим посвящение и получаем новое имя.

— А Тим на какой ступени?

— На первой, конечно. Перейти на вторую он сможет только после тридцати лет.

— А Марта?

— Марта — одна из самых опытных кошек. Недаром она уже почти пятьдесят лет возглавляет клан.

— Пятьдесят лет?! — В это было невозможно поверить, стоило только вспомнить гладкое лицо и легкую походку женщины.

— Да, она на седьмой ступени.

— А вы?

Старик замолчал, уставившись на пляшущий в камине огонь.

— У меня осталось совсем немного времени, — наконец прошелестел он. — Свое последнее, девятое имя я получил почти сорок лет назад.

Женьке стало не по себе. Выходило, что человеку рядом с ней никак не меньше трехсот лет.

— Ну что же, ты доела, и теперь твой черед рассказывать свою историю.

Рассказывать она не умела. Наверное, потому, что особо было некому. Любые попытки поделиться школьными новостями с мамой заканчивались нравоучениями, а с друзьями она общалась исключительно в Сети. Но под внимательным взглядом Шепота нужные слова приходили сами собой, и рассказ вышел стройный, без сбоев и перескоков.

Старик попросил ее несколько раз повторить разговор бандитов. Услышав, что какой-то бригадир приказал убить Женьку, он начал озабоченно потирать подбородок.

— … А потом я увидела светящиеся нити. Они болтались повсюду. Прямо в воздухе…

— Что? Что ты увидела?! — Его косматые брови взлетели к кромке волос.

— Ну, нити, веревки, канаты — не знаю, как это называется у людей крыш. Я схватила одну и ударила ею громилу…

— У людей крыш нет такого приема, — медленно ответил старик. Он взял Женькино лицо в свои жесткие ладони и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом зачем-то заглянул в правое ухо и пощупал затылок, потребовал показать зубы и ногти. То, что он увидел, погрузило целителя в еще большую задумчивость. — Зато есть у другой расы.

— У крысюков?

— Нет. Я рассказал тебе не все. Кроме людей крыш и людей нор, существуют еще два народа Края, предпочитающих жить не в городах, а на природе. Судя по всему, ты ударила Гоблина воздушным хлыстом. Это главное оружие людей ветра. Они видят линии движения, пронизывающие весь мир. Видят и могут управлять ими.

— Что это значит? Я не кошка?

— Ты полиморф. Я абсолютно уверен в этом. За свою жизнь я знал только одного такого. Почти десять лет он правил всеми четырьмя кланами.

ГЛАВА 6

— Девчонка применила воздушный хлыст — они не смогли ее взять. Я же предлагал послать кого-нибудь из высшего эшелона! — Кайзер говорил писклявым голосом. Такой голос подошел бы манерным мальчикам, работавшим в известном на весь подземный город клубе «Голубая мышь», и совсем не вязался с увесистым подбородком и свирепым взглядом начальника охраны.

— Мне нужно было убедиться, что информация верна, — спокойно ответил Глухой. — Тому, кто ее передал, доверять не следует.

— С ранеными что делать?

— Крысам отдать. — Чухонь с ужасом узнал голос Сиплого. Горбун бесшумно появился из-за бархатной портьеры.

Кайзер радостно закивал.

— Отставить! — поморщился Глухой. — Вы скоро все Братство изведете на жратву для крыс. В лазарет их. Пусть Глистер поколдует.

Внутри у Чухоня стало холодно, точно в погребе дядьки Хрыся. Глухой с Кайзером все знают. Это с их разрешения проклятый горбун бросил его на съедение грызунам!

— Крысоматери не нужны слабаки! — проворчал Сиплый. — Сами же говорили, чистка рядов…

— Молчааать! — Глухой завизжал и вскочил из-за стола, оттолкнув от себя массивное кресло. — Ты когда в последний раз перечитывал Армагедариум?

Длинный палец постучал по обложке толстой книги. Чухонь сразу узнал ее. «Метро будущего». Армагедариум. Она, как великая ценность, хранилась в каждой Норе. Лежала на почетном месте, под портретом Старшего Сына. Бригадир по вечерам читал ее вслух и подолгу обсуждал с дядькой Хрысем Пророчество, скрытое между строк.

В книге шла речь о будущем человечества после ядерной войны. Жалкая горстка людей спустилась под землю, чтобы укрыться от радиоактивного излучения. Они ютились на заброшенных станциях метро, ели грибы и сражались с монстрами, пришедшими с зараженной поверхности.

— Когда это случится, а Глухой в каждой торжественной речи утверждал, что людям осталось полшага до самоуничтожения, члены Братства окажутся самой приспособленной к новому миру расой. И тогда ничтожества, живущие наверху, узнают, кто на самом деле венец природы. Ждать осталось совсем недолго.

Так говорил Глухой…

Сиплый тоскливо взглянул на книгу и пробормотал что-то невнятное.

— Тебе, похоже, плевать на нашу миссию! Люди, эти мерзкие опарыши, — вот кого должны жрать твои мохнатые зверушки. Крысам хватит одного задохлика раз в неделю, а сильным бойцам место на передовой! Это они — соль Народа! Основа величайшей расы на земле!

Глава Братства распалялся все больше. На его щеках вспыхнули красные пятна, глаза болезненно заблестели. Кайзер вжал в плечи шишковатую голову, а Сиплый, похоже, мечтал провалиться сквозь землю. Хотя куда дальше? И так под землей!

— Распустились! Забыли, для чего живете! Я вас заставлю весь Армагедариум вызубрить! Чтобы ночью в туалет вставали и повторяли до потери сознания! Я…

Голос Глухого вдруг сорвался, глаза вылезли из орбит, на губах выступила пена, и глава Братства повалился на бок.

Кайзер и Сиплый переглянулись. Начальник охраны осторожно обошел неподвижную фигуру, выдвинул ящичек стола и достал маленькую склянку с ярко-зеленой жидкостью. Он склонился над Глухим, привычным движением повернул ему голову и влил несколько капель в ухо.

— Что-то он нервный сегодня, — вздохнул Кайзер. — Говорил я ему: осторожней со стимуляторами. Да разве он кого слушает!

Сиплый взял со стола пульт и направил на один из мониторов, висевших над столом Глухого.

— Давай, что ли, пока не очухался, на крыс посмотрим. У них сейчас все в самом разгаре.

— Включай, — оживился Кайзер. — Это дело я люблю.

На экране появился уже знакомый Чухоню каменный колодец. Шары черепов отчетливо белели среди шевелящейся массы.

— Сожрали уже, — разочарованно вздохнул Сиплый. — Хотя там и жрать-то нечего было. Совсем костлявый попался. Прикинь, этот идиот думал, что его в чесальщики взяли!

Горбун гнусно заржал, отчего у Чухоня заскрипели зубы.

— Раньше таких в Братстве не водилось, — откликнулся Кайзер, приглаживая редкие волосы. — Правильно ты сказал — ряды надо чистить.

Они разговаривали и не подозревали, что прямо над их головами задыхается от ненависти и бессилия маленький Чухонь.

Его мир только что умер. Мир, где ворочался в углу шерстокан, сушились у печки портянки и рассказывал свои истории сварливый дядька Хрысь. Все, что он знал и любил, разлетелось на тысячу бесполезных осколков. Словно чмокнул кроваво-красными губами мохнорыло — смертоносный, похожий на ежика зверек, вызывающий обвалы. Чухонь не успел схватить его за слюнявый рот и теперь лежит под грудой камней раздавленный, жалкий и никому не нужный.

Он вскочил на ноги и побежал.

Впереди маячил темный вход в тоннель. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит через горло. Отчаяние стучало в висках. Он всего лишь корм для крыс! Еженедельное развлечение! Ничто и никто! Чухонь спотыкался, падал, разбивая в кровь руки и колени, вставал и бежал дальше.

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Дорога петляла, то сужаясь до душной щели, то расширяясь, подобно автомобильной трассе. Разодранные ноги перестали чувствовать боль. Багровый туман затянул все вокруг пульсирующей пеленой. Вконец обессилев, Чухонь рухнул на груду щебня.

Тупик. Некуда бежать. Некуда и не к кому.

Урррррр… Урррррр… Урррррр…

Странный звук до отказа заполнил узкое пространство коридора. Земля завибрировала. С потолка посыпался песок. Чухонь оглянулся.

Два красных, словно раскаленные головешки, глаза, не мигая смотрели из темноты. Теряя сознание, он услышал собственный крик, полный тоски и ужаса.