На границе тучи ходят хмуро….

Алексей Иванович Кулаков

На границе тучи ходят хмуро…

Пролог

То, что охота не задалась, стало понятно почти сразу, мелкий дождик прямо-таки шептал — спать, спать…. На следующий день ничего не изменилось, но всё же, немного подзаправившись *топливом*, несгибаемые охотники выдвинулись на поиск какой-нибудь живности. Желательно косуль — на них даже и лицензия была. Под вечер все согласны были даже и на одинокого зайца, тогда хоть было бы чем оправдать целый день бессмысленных шатаний по лесам и полям необъятной родины. Увы! Пришлось отвести душу на пустых пивных банках и берёзовых чурбачках. Точку в этих немудреных развлечениях поставила начавшаяся на закате летняя гроза — красивая, с полыханием разрядов на полнеба, громом, от которого закладывало уши, и косыми струями теплого ливня. Все охотники, весело перекрикиваясь, потрусили к палаткам, а один решил снять буйство стихий на *цифровик*, для чего немного отошёл в поле, где и принялся периодически сверкать вспышкой. Последнее, что все запомнили отчетливо — двойная вспышка со стороны одинокого силуэта, слегка размытого в водяной пыли: маленькая из рук и большая, соединившая землю и небо толстым плазменным жгутом. Потом настало время запредельного ЗВУКА, раздирающего тело и сознание.… Когда первые, кто очнулся, подбежали поближе, в поисках своего товарища, их почти сразу и дружно вывернуло — от густого запаха сгоревшего мяса. Тела никто так и не нашёл…

******

Всё, что я почувствовал — как вспыхнул призрачно белый свет вокруг, и вибрацию в теле, такую, что казалось — рассыпаюсь на части. Темнота. Мягкая и обволакивающая, она стремилась растворить в себе, размывая любые мысли и желания. С невозможным равнодушием, странной безразличностью… просто ждал, но ничего не происходило. Постепенно стало проявляться окружающее — стал виден поток черного… света, и отдельные мягкие струи в нём, мерцающие во множестве разноцветные искорки, иногда опутанные завораживающим и манящим серебристо-синим туманом. Одни искорки покалывали как-то… ласково, что ли? Другие воспринимались как перекрученный клубок стальной проволоки с зазубренными концами. Сколько так продолжалось, было неизвестно, может, двигался поток, а может он в нём, понять было сложно. Постепенно внимание всё больше и больше занимала *ласковая* искра, пробуждая лёгкий интерес и вслед за ним — эмоции. Вот она вспыхнула особенно ярко и тут же затлела тускло-тускло, заслоняя собой всё остальное, незаметно вырастая в размерах, наливаясь силой, маня к себе всё ближе и ближе. Вокруг окончательно всё погасло, уступая её настойчивому свету… вспышка, и сразу вслед — тьма…

Глава 1

Боль. Она жгучим огнём разорвала покой, даря ощущение жизни. Все пять чувств корчились от неё, вымывая из разума равнодушие — по капле, струйкой, полноводной рекой.… После пришел черед Хлада, и от него трясло так, что оглушающие своей невозможностью вспышки света не сразу стали заметны, и очень не скоро стали ощущаться как… Пощёчины? С громыхающим скрежетом вернулся слух, но не зрение и из размыто-серой пелены сразу прошёлся напильником по нервам слегка *плавающий* голос:

— Юнкер? Вы меня слышите?? Гм…

— Агхкхха… Гэ а?

— О! Он пришёл в сознание, господин штабс-капитан!

— Благодарю вас, я это заметил…

Новый голос был гораздо глуше, но так же переливчат, как и первый

— Юнкер Агренев, вы слышите меня? Как вы себя чувствуете?

— Кхм, доктор, позвольте заметить — подпоручик Агренев!

— Для меня он, прежде всего пациент, а все прочее….

Голоса истончились, и мягко подступившая, ласковая темнота укутала собой сознание, унеся его в беспамятство…

Пришел в себя, как будто всплыл из толщи воды к солнцу и небу: плавно, мягко и немного растянуто по времени. Первое же что увидел — это потолок. Грубо побеленный, в мелких трещинках — и взгляд тут же зацепился за одну из них, помогая придти в себя. Постепенно пришло понимание: живой!!! Руки, ноги — всё на месте и цело! Тело, правда, ломает так, как будто вагон с углём разгрузил. Слабой, будто чужой рукой провёл по себе в поисках ожогов или ран… и… и… и хрипло каркнул:

— Похоже, крыша всё же улетела!!

******

Правду говорят: утро оказалось заметно лучше вечера. Чужая память, а вернее, обрывки и куски её, воспринималась теперь как собственная. К сожалению, инфы крайне не хватало — но лучше хоть что-то, чем совсем ничего.… Итак, что мы имеем?

Вчера у юнкера Агренева был торжественный выпуск из Павловского военного училища и построение-парад, по случаю получения первого офицерского чина. Зачитали Высочайшее поздравление… Яркое солнце, звуки оркестра, нереально сочные цвета — и над всем этим гремит сильный голос голос…. Ага, начальника? Хм, может, и нет, но бывший хозяин тела явно перед его обладателем трепетал.

— …ил обучение по первому разряду, с присвоением чина подпоручика…

— Поздравляю, князь!!

"Нормально, я ещё и аристократ, оказывается!"

— Благодарю вас, Ваше….

На этом фильм-воспоминание резко оборвался, напоследок одарив слабым отголоском головной боли.

Посортировав то, что осталось, не смог даже определить, как его…мда! теперь звать-величать, то есть собственно имя и отчество. А когда-то звали Лёней-Леонидом…

"А значит — что? Остаётся всем и каждому поведать о моей, хм, амнезии! И валить подальше от всех, кто знал меня *прежнего*, подальше и побыстрее. Я сегодня не такой как вчера…."

От размышлений отвлекло сильное желание посетить "уборную", как подсказала ново-старая память. Блин!!! Ну просто день открытий, чтоб их!! Тело заметно "тормозило", как будто оно было под водой. Шаркнув ногой под койкой, тут же выпнул наружу эмалированный тазик знакомой формы — то есть утка обыкновенная, медицинская. Хе-хе, а жизнь-то, похоже — налаживается, а?

Глава 2

Отныне и навсегда он — князь Агренев, Александр Яковлевич. После завершения торжеств по случаю окончания славного Первого Павловского военного училища, расположенного в не менее славном городе Санкт-Петербурге — был найден рядом со своей койкой в казарме, без сознания и на полу. Попытки привести в чувство успеха не имели, и безвольную тушку *обессилевшего от эмоций* князя на руках перенесли в лазарет училища, где тот и провалялся пять дней, пока не пришел в сознание. Товарищи по учёбе уже разъехались, наставники большей частью тоже, на освободившиеся койки уже, и с немалым энтузиазмом, переселились довольные и счастливые бывшие первокурсники… перед тем как отбыть в летний лагерь. Сейчас начало лета, и вообще, бедный он несчастный сиротинушка… Последнее утверждение есть натуральный факт. Матушка "донора" умерла через 3 года после его рождения, а отец преставился пять лет назад. Так что юнкер Агренев всю свою сознательную жизнь жил и учился на казенном коште — то бишь на полном государственном обеспечении. Ко всему ещё имел вполне заслуженную репутацию рохли и зубрилы, вежливо-предупредительного с учителями, и курсовыми офицерами, но нелюдимого со сверстниками…

Всё это удалось узнать, просто слушая появившуюся сиделку-говорилку, старшего лазаретного служителя (только так и желательно все с большой буквы), представившегося Николаем Исааковичем, и читавшего для развлечения (явно своего) нотации третий час подряд. У-у-у-у… Когда *больной* уже решил было, всё — умираю!!! Разговорчивого дядю позвали. Но!! Оказалось, что радоваться было рано. Стоя в дверном проёме, СЛС просто раздавил, своим обещанием вернуться поскорее и дальше развлекать князя интересной и поучительной беседой:

— Конечно, если вы не будете спать, Александр!!!

"Да я и рад бы — но увы…"

Пока этот г… говорил — в сон клонило неимоверно. А только ушёл, и сонливость махом исчезла. Хотелось смеяться, прыгать и вообще — тело просило движения. Радость омрачало только одно обстоятельство: странные рефлексы тела, доставшегося в наследство. Мало того, что все движения были уж очень "задумчивыми", так ещё и выразить своё ох… то есть, удивление матом не удавалось! Уже на втором-третьем слове губы и язык словно замораживало, а мышцы лица немели. Хорошо ещё, что хотя бы про себя можно было облегчить душу. Встал, походил по комнатушке, набил немножко синяков поочерёдно об тумбочку, койку и подоконник, проведал утку и незаметно как-то взял да и заснул…

Утром его разбудили в несусветную рань только для того, чтобы поинтересоваться — а не желает ли больной чего-нибудь? Ё…карный бабай!! Так как спросонья вместо слов наружу просился только мат, то и получилось, что не хочется ничего — раз уж промолчал. Опять заснуть не удалось, поэтому с раздражением встал, походил, умылся-облегчился и от скуки решил поработать над координацией. Именно поэтому, когда в палату зашёл (и ведь даже не постучав перед этим, зараза) Николай Исаакович, он с удивлением и негодованием обнаружил, что больной грубо нарушает распорядок. Вместо того, чтобы смирно лежать на койке в ожидании обхода и энергично стонать, пациент старательно махал руками и ногами, разминаясь, да ещё и песенку какую-то напевал! Неодобрительно поджав губы, Старший Лазаретный Служитель изволил сделать замечание:

— Вам следует лечь обратно, Александр!! Завтрак будет только после осмотра…

И уже обращаясь к кому-то снаружи, попытался приветливо улыбнуться:

— Прошу вас, Полиэвкт Харлампиевич!

"Одуреть, что за имя…"

Вошедший мужчинка лет 50–60, в коричневом сюртуке с накинутой поверх него серовато-белой накидкой, сразу начал вежливо-приторно улыбаться.

— Ну-с, как ваше самочувствие?

— Благодарю…доктор, хорошее.

— Где-нибудь болит? Голова, живот? Нет?!?

— Нет, ничего такого…

— Что с вами приключилось, не помните?

— Вообще ничего…доктор.

— Хм… Ну что же, давайте, голубчик, я вас осмотрю…

После стандартного осмотра — язык, глаза, уши, послушать сердце, посчитать пульс, и всё это со значительным и глубокомысленным видом (А то как же, такое светило медицины…), доктор, а скорее всего, простой врач призадумался, мучительно решая. Лечить пациента или пускай живёт?

— Ну, я думаю… что всё плохое уже позади, гм-гм… Нервический припадок, видимо. Да-с. Покамест ещё немного полежите, мало ли? Да-с. Утром я вас ещё напоследок осмотрю, и… Кхм, да. Николай Исаакович, продолжим обход?

Минут через пять после них появился и служитель с долгожданным завтраком. Черт!!

"Всё-таки у всех больниц есть что-то общее. Там пичкали овсянкой, и здесь она, родимая".

К счастью, был ещё и сладкий чай, с парой кусков белого душистого хлеба. И на обед с ужином тоже…

"Если тут больных так рано будят, во сколько же здоровые подскакивают!?!"

За окном было ещё темно, когда его растолкал бодрый старичок с лёгким ароматом перегара.

— А?

— Ваш Бродь, пожалте освежиться.

— !?!?

Жестяной тазик-купель, ведёрко с теплой водой и полотенце уже привычно сероватого оттенка. Местный заменитель душа…

Только ушел лазаретный служка — тут же появился господин доктор.

— Ну-с? Как вы себя сегодня чувствуете?

— Спасибо, гораздо лучше, чем вчера.

— Похвально, похвально. Встаньте… повернитесь… Так, прошу вот сюда, поближе к свету. Ну что же… Могу вас порадовать, голубчик, вы полностью здоровы… Да-с!!! Того, что с вами приключилось, вам стыдится не следует, поверьте. Все-таки выпуск из Павловского — это… э… не рядовое событие, да-с. Гха… Э… да. Таким вот образом, да-с.

Так что после завтрака, господин подпоручик, вы можете покинуть лазарет, да.

— Благодарю вас, Полиэвкт Харлампиевич!

— Ну что вы, голубчик, пустяки, право же…

Завтрак молча принесли, молча плюхнули деревянный поднос на прикроватную тумбочку и так же молча удалились. Сервис, однако! Едва он запихнул в себя неопознанную размазню с тарелки и прополоскал рот чаем — тут же доставили одежду.

"Под дверью что ли, стоял да прислушивался?"

Белая рубаха-куртка и тёмно-зелёные штаны. Тесноватая бескозырка, сапоги, начищенные и натёртые так, что нужда в зеркале отпала. Ремень опоясал талию… руки делали всё сами, без участия разума. Лёгкий мандраж растворился в нахлынувшем безразличии.

— Веди.

Служка, подскочив (задремал, наверное), вытянулся, как мог:

— Слушаюсь, Ваше Благородие!

Шагая за шустро ковыляющим дедком, бывший пациент попутно рассматривал лазарет: окрашенный жёлтой краской деревянный пол, бежевая на стенах, а всё остальное — в грубой извёстковой побелке, даже откосы на окнах. Непонятный кислый запах повсюду…

"Чистенько и бедненько, н-да".

Пара длинных коридоров, узкая и крутая лестница без перил — и в глаза ударил яркий свет утреннего солнышка.

— Благодарю.

— Рад стараться, Ваш Бродь! Велено напомнить — вас ждут в канцелярии!

"Чем раньше отсюда исчезну, тем для меня лучше будет. Ага, вроде туда надо…"

Угрюмо-серое двухэтажное здание напротив лазарета и впрямь оказалось канцелярией — навстречу попались двое письмоводителей и важный господин с пухлой папкой в руках, подсказавший, куда пройти.

— Подпоручик князь Агренев, Александр Яковлевич?

Мелкий (по внешнему виду) чиновник изобразил полное равнодушие и вселенскую скуку

"Мм… как там по-уставному?"

— Так точно.

— Всё давно готово. Попрошу расписаться. С вас вычет за порчу казённого имущества… это я про те царапины на винтовке Бердана. И здесь… и в этом ордерочке… Вот — это ваши бумаги!

На стол перед подпоручиком небрежно кинули большой толстый конверт.

— Вам следует поспешить, господин казначей будет присутствовать ещё час, не более…

Выяснив, где он сидит, энергично двинулся за денежкой. Побольше бы таких сюрпризов — или почаще…

Казначей в чине надворного советника (работает *автопилот-то!*) при виде Александра недовольно скривился, но без проволочек выдал, три раза перед этим пересчитав, аж двести рублей — и тут же стал демонстрировать, как он занят. То есть шуршать бумагами, переставлять чернильницу на столе, и всё такое в том же духе.

"Ну-ну, какой артист пропадает… да практически никакой. Так! Как бы ещё до своей комнаты добраться. Попробовать пойти автопилотом?"

Увы, автопилот поломался на подходе к… казармой ЭТО обозвать было нельзя — уж очень сильно мешал веселенький лиловый цвет стен и ухоженные клумбы с цветами на входе.

Помогла наглость — она же, как известно, второе счастье. Наглость — и дежуривший на входе нестроевик. Вежливо кивнув, Александр приветливо улыбнулся:

— Не заняли ещё мою обитель?

— Никак нет… ээ… Ваше Благородие!!

— Да ладно тебе, не тянись… Второй курс?

— Разъехался. Два дня ещё тому…

— И где теперь мои вещи?

— Ну… у господина фельдфебеля на сохранении.

— А где он — не знаешь?

— Ну… у себя должон быть…

Подарив оставшемуся безымянным вахтёру на прощание армейскую мудрость всех времен и народов о том что — Солдат спит, а служба идёт-, князь отправился в фельдфебельские апартаменты. Уверенным шагом, неспешно и с некоторой ленцой… стараясь при этом не напрягаться слишком уж сильно при виде очередного встречного солдата-нестроевика с тряпкой в руках, и не забывать отмахивать приветствие. Хранитель его вещей был немногословен. Указав номер двери, и уверив, что все вещи в целости и сохранности (тумбочку так прямо от кровати забрали, не заглядывая), фельдфебель небрежно козырнул напоследок и резво отбыл в неизвестном направлении, терроризировать подчинённых. Добравшись до заветной двери, Александр слегка удивился. Она была на надёжном запоре, в виде громадного и как бы даже ни чугунного шпингалета.