Помоги проекту - поделись книгой:
Кадудаль сдержал свое слово, но Фуше, стремившийся разжечь подозрительность Бонапарта, создал шайки поджигателей, которые под предводительством лже-Кадудаля грабили фермы в Нормандии и Бретани.
Кадудаль, чье имя опорочено, покидает Англию, возвращается во Францию через долину Бьевилль и просит временного пристанища на одной ферме.
Вышло так, что шайка поджигателей под предводительством лже-Кадудаля совершила налет как раз на эту ферму. Поджигатели схватили фермера, его жену и детей и жгли им ноги. Их крики привлекли внимание Кадудаля; выхватив пистолеты, он ворвался внутрь.
— Кто из вас называет себя Кадудалем? — спросил он.
— Это я, — ответил человек в маске.
— Ты лжешь! — воскликнул Кадудаль, выстрелив ему в голову. — Я — Кадудаль!
Поскольку данное ему слово было нарушено, он в свою очередь объявляет о возобновлении военных действий и созывает всех бывших соратников, которые обязаны повиноваться ему, как раньше.
Вот этот приказ и получил Гектор в день свадьбы, этот приказ заставил его выбежать из комнаты и мчаться на почтовых в Анделис.
На почтовую карету было совершено нападение, Гектора ранили, он попадает в плен. Его отправляют в руанскую тюрьму, со смотрителем которой он знаком. Смотритель приходит к нему в камеру и советует во что бы то ни стало встретиться с министром полиции Фуше. Смотритель берет на себя всю ответственность и везет Гектора в Париж. Они приходят к Фуше.
Молодой человек обвиняет Фуше и просит об одной милости — чтобы его немедленно расстреляли, не произнося его имени. Он едва не породнился с благородной семьей, столь же знатной, как его собственная, едва не женился на той, кого любит всем сердцем. Он мечтает исчезнуть, ни кровью, ни позором не запятнав ту, которая должна была стать его женой.
Фуше садится в карету, едет в Тюильри и рассказывает обо всем Бонапарту, который говорит только: «Окажите ему милость, о которой он просит, расстреляйте его». Фуше просит сохранить пленнику жизнь. Бонапарт поворачивается спиной и уходит.
Фуше решается держать пленника в строжайшей тайне и собирается позже еще раз поговорить с Бонапартом.
Невеста в отчаянии, никто не может объяснить, что же произошло с ее возлюбленным. Раскрывается заговор Пишегрю, Кадудаля и Моро. Кадудаля берут в плен. Пишегрю берут в плен, Моро берут в плен. Процесс. Настроения в Париже во время процесса. Домашние дела первого консула. Казнь Кадудаля. Пишегрю задушен. Моро в ссылке.
Коронация Наполеона. Вечером в день коронации Фуше приходит к нему.
— Ваше Величество, — говорит он, — я пришел спросить Вас, что делать с графом де С[ен]т-Эрмином.
— Что такое? — спрашивает Наполеон.
— Речь идет о молодом человеке, который просил, чтобы его расстреляли, не разглашая его имени.
— А разве он не расстрелян? — спрашивает Император.
— Сир, я подумал, что Император в день коронации не ответит отказом на первую просьбу, с которой я к нему обращусь. Я прошу помиловать молодого человека, с отцом которого мы вместе росли.
— Пусть отправляется в армию простым солдатом и погибнет.
Гектор де С[ен]т-Эрмин становится простым солдатом и в течение всего времени, пока Империя воевала со всем миром, прикладывал все усилия, чтобы быть убитым, в соответствии с приказом Императора. Но какое бы опасное задание ему ни поручали, он совершает подвиг за подвигом, ему следуют все чины, для получения которых не требуется приказа Императора. То есть включая капитана.
Наполеон, запомнивший имя Гектора, дважды отказывает ему в дальнейшем повышении. Однако в битве при Фридланде, став свидетелем очередного подвига, совершенного впавшим в немилость Гектором, и не зная его в лицо, Бонапарт подходит к нему и говорит:
— Капитан, вы теперь — командир батальона.
— Я не могу принять этой милости, — отвечает Гектор.
— Почему?
— Потому что Ваше Величество не знает, кто я.
— Кто же вы?
— Я — граф де С[ен]т-Эрмин.
Наполеон развернул лошадь и галопом ускакал прочь.
Императору дважды подают прошение о назначении Гектора де С[ен]т-Эрмина командиром батальона, но лишь после сражения при Эйлау он соглашается подписать приказ.
Гектор правит санями Императора, возвращающегося во Францию.
Наполеон снимает со своего мундира крест, чтобы наградить мужика, тот делает шаг назад и говорит:
— Простите, сударь, я — граф де С[ен]т-Эрмин.
Наполеон вешает крест обратно.
Начинается кампания 1814 года. Командир батальона доставляет Бонапарту письмо от маршала Виктора в ту минуту, когда Наполеон командует артиллерией на горе Сюрвиль. Бомба падает у ног Наполеона, командир батальона отталкивает Наполеона и бросается между ним и бомбой.
Бомба взрывается. Наполеон жив и здоров, и хотя на этот раз он узнал Гектора де С[ен]т-Эрмина, он срывает крест с мундира и вручает Гектору со словами:
— Бог мой, да вы никогда не остановитесь!
Наполеон отрекается от престола. Его окружает семья де С[ен]т-Эрмина. Гектору едва исполнилось тридцать пять лет. Он мог бы сделать блестящую карьеру, если бы решил служить Бурбонам, которым служили его предки, отец и старшие братья. Ему приносят свидетельство капитана мушкетеров, который приравнивается к генеральскому чину. Он соглашается.
Однако при первой же встрече с Людовиком XVIII он вызывает недовольство короля, обратившись к нему «Ваше Величество». Король объясняет ему, что это обращение замарано узурпатором, и теперь говорят не «Ваше Величество», а «Король», обращаясь к нему в третьем лице.
Возвращаясь после аудиенции, Гектор встречает нищего, который просит у него милостыню. Он подает ему монету.
— Ах, — восклицает тот, — разве этого достаточно
—
— Или соратника, если угодно. Соратника Иегу. Я был с вами в тот вечер, когда вас арестовали. Стало быть, обычной подачки мне недостаточно.
— Ты прав, ты заслуживаешь большего. Ступай на улицу Турнон, в дом номер одиннадцать. Я там живу.
— Когда?
— Прямо сейчас. Я буду ждать тебя.
Гектор пустил лошадь галопом и явился домой на десять минут раньше нищего. Он кладет два пистолета в карманы, отправляет слугу с поручением и садится ждать.
Нищий звонит в дверь. Гектор впускает его, проводит в кабинет, открывает секретер и говорит: «Бери, сколько хочешь».
Бродяга запускает руки в золото, берет пригоршню, в это время Гектор выхватывает пистолет и спускает курок. Потом закрывает дверь, возвращается в Тюильри, просит аудиенции у короля и рассказывает ему обо всем, что произошло.
Он объясняет королю, что грабил почтовые кареты, чтобы достать денег для Кадудаля, и таким образом служил королю. Людовик XVIII, которому до сих пор по сердцу обращение «Ваше Величество», готов помиловать Гектора, но при условии, что тот подаст в отставку и покинет Францию.
— Благодарю Вас, Ваше Величество, — отвечает Гектор.
Он уезжает в Италию, садится в Ливорно на корабль и отправляется на остров Эльба к Наполеону.
Он явился, чтобы примкнуть к его соратникам и разделить его судьбу.
Вместе с Наполеоном он возвращается с острова Эльба, становится генералом после сражения у Линьи, участвует в битве при Ватерлоо, возвращается в Париж с Неем. Вместе с Лабедуайером всех троих приговаривают к смерти.
Тогда мадемуазель де Ля Клеменсьер, которая двенадцать лет провела в монастыре, сохранив верность возлюбленному, бросается к ногам Людовика XVIII и просит помиловать Гектора. Людовик XVIII отказывает:
— Если я помилую вашего возлюбленного, мне придется помиловать Нея и Лабедуайера, а это невозможно.
— Ваше Величество, — отвечает мадемуазель де Ля Клеменсьер, — тогда окажите мне высшую милость. Когда граф де С[ен]т-Эрмин умрет, позвольте мне забрать его тело и похоронить в нашем семейном склепе. Судьбе не было угодно, чтобы мы были вместе при жизни, но в вечности я буду рядом с ним.
Король Людовик XVIII пишет на листке бумаги:
«Когда граф де С[ен]т-Эрмин умрет, я разрешаю отдать его тело мадемуазель де Ля Клеменсьер».
Мадемуазель де Ля Клеменсьер была племянницей Кабаниса. Она идет к нему, чтобы узнать, существует ли средство, выпив которое человек становится настолько похож на труп, чтобы можно было ввести в заблуждение тюремного врача, который должен засвидетельствовать смерть.
Кабанис собственноручно готовит наркотик, его передают Гектору ночью того дня, когда Гектор должен быть расстрелян. Тюремный врач Консьержери констатирует его смерть.
В три часа ночи мадемуазель де Ля Клеменсьер приезжает в почтовой карете к дверям тюрьмы и предъявляет записку Людовика XVIII.
Приказ короля выполнен, мадемуазель де Ля Клеменсьер отдают труп, она уезжает в Бретань. По дороге она дает Гектору противоядие, и он приходит в себя на руках женщины, которую полюбил двенадцать лет назад, которую все еще любит, но которую не надеялся вновь увидеть.
Вполне возможно, что во время одного из кратких приездов Дюма в Париж, например в двадцатых числах сентября, когда он должен был присутствовать на репетициях своей драмы «Совесть», которую ставили в «Одеоне», Поль Даллоз приходил в дом номер 79 на бульваре Мальзерб — последнее пристанище Дюма в столице. Директор газеты и автор «романов с продолжением» обсудили условия публикации и сроки. На следующий день Дюма подписал письмо-договор, на котором, по обыкновению, не было даты. Он обязывался передать «Гран Монитёр юниверсель» первую из шести частей романа, который будет написан специально для этой газеты (тогда роман назывался «Гектор де Сент-Эрмин»), таким образом, чтобы ежедневную публикацию можно было начать 1 января 1869 года. Даллоз имел право по своему усмотрению приостанавливать публикацию, но, по его мнению, лучше было бы печатать роман ежедневно. Оплата была оговорена в размере 40 сантимов за строку. По окончании публикации все права на роман, recto et folio, переходили к автору, однако издатели [братья Мишель Леви] имели право выпустить роман отдельной книгой не ранее чем через два месяца после его окончания публикаций в «Монитёре».
«Молю Бога, чтобы Он хранил Вас», — пишет Дюма в заключение.
В начале ноября 1868 года писатель снова вернулся в Париж, в свой рабочий кабинет, который Матильда Шоу описывает так:
«В своем рабочем кабинете он устроил спальню и собрал там все, что напоминало о его семье и друзьях: портрет сына, фигурку мулатки, акварели — подарок Вильгельма III Голландского, с которым Дюма был дружен, когда тот был принцем-наследником, и очень большую и очень красивую коллекцию старинного оружия».
Здесь его настигла старость. Ему часто нездоровится, и он не встает с огромной низкой постели, напротив которой висит прекрасный портрет его сына кисти Луи Буланже.
У Дюма еще хватало сил смотреть в будущее, когда, с пером в руке или диктуя, он погружался в прошлое — недавнее прошлое, и вспоминал события, в которых он участвовал, будучи ребенком. Он начал роман «Гектор де Сент-Эрмин», не зная, что это — его последнее произведение.
Если проследить регулярность публикаций отдельных глав романа, мы заметим, что первая часть, состоявшая из двадцати двух глав, выходила на страницах «Монитора» с 1 января по 9 февраля без перерывов. Продолжение выходило каждый день, кроме понедельника, когда газета печатала другой роман. По традиции «роман с продолжением» печатали в подвале на первой и второй страницах газеты (кроме 9 и 17 января), а с 21 января — только на первой, за исключением последней главы, которая снова заняла две страницы.
Второй том (или вторая часть первого, как было указано в газете по окончании публикации), состоявший из двадцати шести глав, выходил далеко не так регулярно. Сделав традиционный перерыв в несколько дней, его начали печатать 16 февраля, и до 23 числа того же месяца он выходил с прежней частотой. Затем публикация шла с перерывами от нескольких дней (с 24 февраля по 1 марта, 30 марта, 4 и 6 апреля, 4, 5, 18, 22, 23, 26 и 28 мая) до трех недель (с 8 по 28 апреля). Последняя глава вышла 5 июня.
Какие выводы можно сделать из этих отрывочных наблюдений? Возможно, Дюма передал весь первый том (или первую часть первого тома) Полю Даллозу до 1 января 1869 года, то есть до начала публикации, а затем писал продолжение, пытаясь угнаться за ритмом ежедневных публикаций. Возможно, эти перерывы объясняются событиями, происходившими в то время в его жизни. Весь февраль он деятельно следил за репетициями «Белых и Синих», драмы в пяти актах и одиннадцати картинах, поставленной по первой части («Пруссаки на Рейне») одноименного романа. Представление этой пьесы, его последней пьесы, состоялось 10 марта и имело большой успех. Действительно, на закате Империи последнее слово осталось за Сен-Жюстом, «прекрасным персонажем, который не лучше Бонапарта, но лучше Наполеона», восклицавшим: «Да здравствует Республика!» под звуки первых тактов Марсельезы. 4 марта Дюма ездил в Сен-Пуан, недалеко от Макона, на похороны своего старого друга Ламартина. В воскресенье 7 марта он присутствовал на позднем ужине и балу, который в половине первого ночи состоялся в Большом дворце Лувра в честь сотого представления возобновленной «Графини де Монсоро» — «дамам запрещено появляться в парадных нарядах, для господ бальные костюмы необязательны».
Здоровье Дюма ухудшилось, на следующий день после бала его дочь Мари пишет подруге, что занята заботами о больном и усталом отце: «У меня нет ни одной свободной минуты, все мое время посвящено дорогому отцу, которого Вы так хорошо знаете». И добавляет: «Мои занятия, его работа, всевозможные обязательства — все это приводит к тому, что мое ничтожное существование словно подвергается постоянному разграблению. Кто угодно может брать из моей жизни как то, что ему принадлежит, так и то, на что он не имеет никакого права».
В конце марта, вероятно, для того, чтобы поправить здоровье, он принимает приглашение Олимпии Одуар. «Очаровательная женщина, — писал о ней Дюма, — по моему мнению, у нее только один недостаток: она всегда не ко времени чувствует себя нездоровой». Дюма проводит пять или шесть недель в ее небольшом доме, окруженном парком Мезон-Лаффит. Продолжение романа он посылает Даллозу поездом — этим, видимо, и объясняются перерывы в публикации. Судя по всему, свежий воздух Сен-Жерменского леса не оказал на Дюма того действия, на которое он рассчитывал. Примерно 10 мая он признается сыну: «В самом деле, рука моя дрожит, но не волнуйся, это пройдет. Она стала дрожать как раз из-за отдыха. Что ты хочешь? Она так привыкла трудиться, что, когда я принялся диктовать, она не вынесла подобной несправедливости и, чтобы чем-нибудь занять себя, принялась дрожать от гнева. Как только я сам серьезно примусь за работу, она тут же вспомнит привычные плавные движения». Или позже, в июне, когда он только что закончил второй том: «Я чувствую себя лучше, и если пишу тебе не сам, то потому, что это меня слишком утомляет».
Вторую часть (которую также называют вторым томом) начинают печатать в «Монитёр юниверсель» сразу по окончании первой, с 6 июня. Продолжение выходит регулярно, несмотря не несколько пропусков (10 июня, 6 и 3 июля, 5, 15,17 и 27 августа, 4,8 и 26 сентября), которые могли быть вызваны непредвиденными обстоятельствами в редакции газеты, а отнюдь не тем, что Дюма не предоставил вовремя очередную главу. Публикация второй части была закончена 30 сентября. Судя по всему, рукопись, которую Дюма выслал издателю целиком или частями, Поль Даллоз получил до того, как 20 июля Дюма уехал в Бретань, «подкошенный каторжной работой в течение последних пятнадцати лет, когда я выпускал не менее трех книг в месяц, из-за чего воображение мое раздражено, меня преследуют головные боли, я подорвал здоровье, но живу без долгов». То лето он провел в Роскоффе, где продолжал работать над «Большим кулинарным словарем».
«Измученный за последние полтора года телесными недугами, которые возможно выносить, лишь напрягая все душевные силы, я вынужден просить перерыва на отдых. Мне необходимо дышать морским воздухом, силы мои на исходе. […] Я отправляюсь в Роскофф, где намерен завершить труд, для которого, как я полагал, достаточно будет одних моих воспоминаний, но который мне удастся завершить лишь с помощью дополнительных исследований и утомительных изысканий.
Почему я выбрал Роскофф, расположенный ближе всего к морю город в Финистере? Потому что здесь я рассчитываю найти уединение, дешевизну и спокойствие», — пишет он Жюлю Жанену.
Другое, также не датированное письмо — Пьеру Маргри, очевидно, непосредственно связано с работой над второй частью романа, но ставит перед нами трудноразрешимую загадку. Адресат, в молодости служивший в Морском министерстве, стал помощником хранителя архивов министерства и оставался на этой должности вплоть до выхода на пенсию. В 1842 году ему поручили провести исторические исследования, касающиеся французских экспедиций в Северную и Южную Америку, им опубликованы результаты открытий, сделанных и в других частях света («Неизданные доклады и воспоминания о заморской истории Франции», 1867).
Дюма пишет ему:
«Сударь,
сегодня утром я прибыл в Сен-Мало и обнаружил Ваше чудесное письмо. Надо ли Вам говорить, что я принимаю Ваше предложение. Надеюсь, что Вы молоды и полны сил. Сам я страдаю болезнью сердца, которая не позволяет мне выходить из дома, в противном случае я бы не решился сообщить Вам, что жду Вас у себя в любое удобное для Вас время. Чем раньше Вы придете, тем с большей радостью я встречу Вас. Мне знакома работа Гарнери (sic), самый яркий потрет Сюркуфа, который я когда-либо встречал. Я был бы Вам премного обязан, если бы Вы могли поделиться со мной сведениями о побережье Индии.
Я расскажу вам о моем двоюродном дедушке Бальи Дави де ля Пайетри.
Тысяча искренних благодарностей,
Это, судя по всему, ответ на некое предложение (возможно, на предложение написать биографический очерк о бальи Мальтийского ордена, Шарле Марсиале Дави де ля Пайетри, 1649–1719). Вероятно, Маргри прочитал первые главы второй части «Гектора де Сент-Эрмина», так как в его пропавшем письме упоминается Сюркуф. Но Дюма, думая о бирманских главах своего романа, публиковавшихся с 13 июля, просит «подробностей о побережье Индии». Мы можем предположить, что между началом июня и началом июля писатель совершил неизвестную его биографам поездку в Сен-Мало, тем более, что посвященные этому городу главы, открывающие вторую часть, свидетельствуют о том, что Дюма побывал в Сен-Мало прежде, чем описал этот город в романе. Итак, поездка, скорее всего, состоялась в мае.
Публикация третьей части начинается сразу же следом за второй, 2 октября, и продолжается до 30 октября без значительных перерывов. Новые главы не выходили только 22 и 26 сентября. Продолжение вновь публиковалось на первых двух страницах газеты.
Дюма уехал из Роскоффа только в середине сентября. Работал ли он там над «Гектором де Сент-Эрмином»? Это ничем не подтверждается. Можно предположить, что третью часть он написал по возвращении в Париж. Не исключено, что именно этот роман он имеет в виду, когда пишет бывшему коллеге Шевийю:
«Мой дорогой Шевий,
я самое любящее и в то же время самое забывчивое существо на земле. Но я страдаю забывчивостью только из-за огромного произведения, которое занимает все мое время, и досадной рассеянности. Я по-прежнему люблю своих друзей.
«Конец третьей части (продолжение следует)» — последние напечатанные слова, и дальше — подпись (Александр Дюма), 30 октября, глава «Погоня за разбойниками», точнее, набросок ее, и рассказ оборвался на полуслове… (Сумеет ли Лев-Рене изловить Иль Бизарро?)
Я лихорадочно разматывал пленки с микрофильмами: «Монитор юниверсель», ноябрь — декабрь 1869 года — ничего, январь — февраль — ничего и так далее. Решительно ничего. Следовало признать очевидное. Продолжение не было написано.
В то же время в сохранившихся документах есть подтверждение тому, что Дюма в октябре 1869 года снова взялся за перо и продолжил работу.
Прежде всего это письмо тому самому Пьеру Маргри, написанное в начале 1870 года:
Поделиться книгой: