Похищение королевского рубина

Кристи Агата

Похищение королевского рубина

— Весьма сожалею… — сказал Эркюль Пуаро. Но его прервали… Не грубо, нет, скорее почтительно, не противореча, а искусно пытаясь переубедить.

— Пожалуйста, не отказывайтесь сразу, мсье Пуаро. Это дело затрагивает серьёзные государственные интересы. Ваша помощь получит достойную оценку в высших сферах.

— Вы чрезвычайно любезны, — Пуаро сделал рукой отстраняющий жест, — но я действительно не могу принять ваше предложение. В это время года…

И снова мистер Джесмонд прервал его.

— Рождественские праздники, — сказал он убедительно. — Подумайте только. Рождество на старинный лад в английской деревне.

Эркюль Пуаро содрогнулся. Мысль об английской деревне в зимнее время нисколько его не привлекала.

— Доброе старое Рождество, — подчеркнул мистер Джесмонд.

— Но я ведь не англичанин, — заметил Пуаро. — В моей стране Рождество — это детский праздник. Мы празднуем Новый год.

— В Англии, — сообщил мистер Джесмонд, — Рождеству придаётся большое значение, в Кингс Лейси вы увидите, как его у нас празднуют. Это, знаете ли, чудесный старинный дом. Один из его флигелей был построен ещё в четырнадцатом веке.

Дрожь снова пробежала по спине Пуаро. При одной мысли об английской усадьбе четырнадцатого века ему стало не по себе. Он уже достаточно натерпелся в таких старинных загородных домах. Пуаро одобрительно обвёл глазами своё комфортабельное жилище с многочисленными радиаторами и новейшими приспособлениями, исключающими всякую возможность сквозняков.

— Зимой, — твёрдо произнёс он, — я не покидаю Лондон.

— Мне кажется, мсье Пуаро, вы недооцениваете серьёзность данного дела.

Мистер Джесмонд бросил взгляд на своего спутника, потом перевёл его на Пуаро.

Второй посетитель не произнёс ещё ничего, кроме нескольких вежливых слов при знакомстве. Это был молодой человек лет двадцати трёх, не больше. Он сидел, уныло глядя на свои хорошо начищенные ботинки. Смуглое лицо его выражало тревогу, он казался очень подавленным.

— Да нет же, — возразил Пуаро, — я прекрасно понимаю, что дело очень серьёзное и от всей души сочувствую его высочеству.

— Ситуация чрезвычайно деликатная, — добавил мистер Джесмонд.

Пуаро внимательно на него посмотрел. Если бы кто-нибудь попытался одним словом описать мистера Джесмонда, то этим словом, вероятно, была бы «сдержанность». Всё в его облике было сдержанным. Хорошо сшитый, но не броский костюм; приятный голос воспитанного человека, который редко поднимался выше монотонного журчания; светло-каштановые волосы, слегка редеющие на висках; бледное, серьёзное лицо. Пуаро подумал, что он знавал не менее десятка подобных мистеров Джесмондов и каждый из них, раньше или позже, непременно произносил эту фразу: «Ситуация чрезвычайно деликатная».

— Полиция, — сказал Пуаро, — умеет, когда это требуется, соблюдать строжайшую секретность.

Мистер Джесмонд решительно покачал головой.

— Надо обойтись без полиции, — объявил он. — Возвращение того, о чём идет речь, почти неизбежно повлечёт за собой судебное разбирательство, а нам так мало известно. Пока у нас нет ничего, кроме подозрений.

— Сочувствую от всей души, — повторил Пуаро. Если он воображал, что его сочувствие произведёт какое-то впечатление на посетителей, то он ошибался. Они нуждались не в сочувствии, а в практической помощи. Мистер Джссмонд снова заговорил о прелестях английского Рождества.

— Старое английское Рождество вырождается, знаете ли, — сказал он. — В наши дни многие проводят его в ресторанах. Где то время, когда вся семья собиралась вокруг праздничного стола, а дети вывешивали свои чулки для подарков? Где старое английское Рождество с ёлкой, индейкой и пудингом, с хлопушками и снеговиком за окном?..

Тут Пуаро прервал мистера Джесмонда, так как любил точность:

— Чтобы слепить снеговика — необходим снег, — заметил он назидательно. — А снег не выпадает по заказу, даже ради английского Рождества.

— Я только сегодня разговаривал с одним приятелем-метеорологом, — сказал мистер Джесмонд, — и он сообщил мне, что на Рождество ожидается снег.

Ему не следовало этого говорить. Ещё более сильная дрожь пробежала по телу Пуаро.

— Снег в деревне! — воскликнул он. — Что может быть ужаснее! Большой, промозглый каменный дом.

— Вот уж нет, — поправил его мистер Джесмонд. — Многое изменилось за последние десять лет. Там теперь центральное отопление.

— В Кингс Лейси центральное отопление? — спросил Пуаро. Он, казалось, в первый раз заколебался.

Мистер Джесмонд не упустил представившейся возможности.

— Именно так, — сказал он, — радиаторы в каждой спальне, в ванных комнатах горячая вода. Поверьте, дорогой мсье Пуаро, и в зимнее время Кингс Лейси на редкость комфортабельный дом. Не исключено, что вам там покажется даже слишком жарко.

— Ну, это маловероятно, — возразил Пуаро. Мистер Джесмонд умело перевёл разговор.

— Ведь вы понимаете, какая перед нами сложная дилемма? — спросил он доверительным тоном.

Эркюль Пуаро кивнул. Вопрос был, действительно, не из лёгких. Сидевший перед ним юноша, единственный сын правителя богатой восточной страны, в будущем сам должен был стать монархом. Он прибыл в Лондон несколько недель назад. В его стране в последнее время было беспокойно. Общественное мнение, лояльное по отношению к отцу, который неизменно придерживался традиционного образа жизни, относилось с некоторым недоверием к младшему поколению. Сын явно стремился копировать западные нравы, и это вызывало осуждение.

Но недавно было объявлено о его помолвке с кузиной, девушкой, принадлежащей к их роду. Образование она получила в Кембридже, но остерегалась проявлять свою приверженность к западным тенденциям в собственной стране. День свадьбы был назначен. Молодой принц совершил поездку в Англию, захватив с собою некоторые фамильные драгоценности, для которых он должен был заказать соответствующую современную оправу в фирме Картье. В числе украшений был и всемирно известный рубин.

Искусные ювелиры вынули его из громоздкого старинного ожерелья и оформили совершенно по-новому. Всё шло хорошо, но вот случилось непредвиденное. Никто не сомневался, что молодой человек, обладающий большим состоянием и склонный к весёлому времяпрепровождению, имеет право на некоторые безумства самого приятного свойства. Это не вызвало бы порицания. Юные принцы должны развлекаться — это общеизвестно. Наш принц мог спокойно отправиться со своей дамой на Бонд Стрит и подарить ей изумрудный браслет или бриллиантовую брошь в качестве награды за её благосклонность. Такой подарок нашли бы совершенно естественным и отвечающим его положению, точно так же, как те «кадиллаки», которыми его отец неизменно одаривал танцовщиц, пользующихся его расположением в данный момент.

Но принц совершил непростительную нескромность. Польщённый интересом своей приятельницы, он показал ей знаменитый рубин в новой оправе и был настолько неосторожен, что позволил ей надеть это украшение на один вечер!

Развязка была быстрой и прискорбной. Во время ужина леди удалилась на минуту, заявив, что ей необходимо напудриться. Время шло. Она не возвращалась. Выяснилось, что она покинула ресторан через запасной выход, после чего растворилась в пространстве. К несчастью, рубин в новой оправе исчез вместе с ней.

Таковы были факты. Их невозможно было опубликовать, не вызвав в высшей степени неприятных последствий. Пропавший рубин не был обычным драгоценным камнем. Он наследственная собственность королевской семьи; ему придаётся величайшее значение. К тому же обстоятельства его исчезновения были таковы, что огласка могла вызвать серьёзные политические осложнения.

Мистер Джесмонд был не из тех, кто способен изложить факты простым языком. Напротив, он облёк их в сложную, многословную форму. Эркюль Пуаро не знал точно, кто такой мистер Джесмонд. Ему уже приходилось встречаться с подобными людьми. Этот джентльмен не уточнил, связан ли он с министерством внутренних дел, иностранных дел или с одним из более скромных учреждений. Он действовал в интересах Британского Содружества — вот и всё. Рубин должен быть возвращён.

И только Эркюль Пуаро, деликатно настаивал мистер Джесмонд, был способен это сделать.

— Может быть, может быть, — допустил Пуаро, — но вы так мало мне сообщили. Предположения, подозрения — этого недостаточно, чтобы начать действовать.

— Ну что вы, мсье Пуаро, я убеждён, что это не превышает ваших возможностей.

— Мне не всегда сопутствовала удача.

Но скромность Эркюля Пуаро была напускной. Его тон ясно свидетельствовал о том, что «взяться» за какое-нибудь дело и «добиться успеха» были почти синонимами в его словаре.

— Его высочество ещё очень молод, — сказал мистер Джесмонд. — Было бы грустно, если бы простое юношеское легкомыслие омрачило всю его последующую жизнь.

Пуаро доброжелательно взглянул на молодого человека, который казался чрезвычайно расстроенным.

— Молодость — это время безумств, — сказал он ободряюще. — Для обыкновенных молодых людей всё значительно проще. Добрый папа оплачивает счета; адвокат семьи помогает уладить все затруднения; сам молодой человек извлекает полезный урок из своего опыта, и всё кончается благополучно. В вашем положении это действительно сложно. Приближающаяся женитьба…

— В том-то и дело. Это именно так, — молодой человек, наконец, заговорил, и слова полились потоком: — Видите ли, это очень, очень серьёзная девушка. И к жизни она относится тоже в высшей степени серьёзно. В Кембридже она усвоила новые идеи. В моей стране должно быть образование, школы и тому подобные вещи. Всё это во имя прогресса, во имя демократии. Люди больше не будут, говорит она, жить, как во времена моего отца. Она знает, конечно, что в Лондоне я буду развлекаться, но скандала быть не должно. Вот что по-настоящему важно: чтобы не было скандала. Этот рубин — очень, очень знаменитый камень. За ним тянется долгий след, многовековая история. Кровопролития, убийства!..

— Убийства, — задумчиво произнёс Пуаро. Он посмотрел на мистера Джесмонда. — Надо надеяться, что до этого не дойдёт.

Мистер Джесмонд издал странный звук, слегка напоминающий кудахтанье курицы, которая собралась было снести яйцо, но потом раздумала.

— Нет, нет, что вы! — воскликнул он, поджимая губы. — Я уверен, что ни о чём подобном не может быть и речи.

— И всё же полной уверенности в данном случае быть не может, — возразил Пуаро. — У кого бы ни находился рубин в настоящий момент, не исключено, что на него найдутся и другие охотники, и они ни перед чем не остановятся, поверьте.

— Не думаю, однако, что нам следует заниматься подобными предположениями. Это совершенно бесцельно, — сказал мистер Джесмонд ещё более сдержанно.

— А я, — сказал Эркюль Пуаро, и иностранный акцент в его речи стал вдруг более заметен, — что касается меня, то я, по примеру политиков, принимаю во внимание все возможности.

Мистер Джесмонд бросил на него нерешительный взгляд. Наконец, он спросил:

— Так как же, мсье Пуаро, вы согласны? Поедете вы в Кингс Лейси?

— А как я объясню там свой приезд? — спросил в свою очередь Пуаро.

Мистер Джесмонд уверенно улыбнулся.

— Ну, это очень легко уладить, — заявил он. — Не сомневайтесь, пожалуйста, — всё будет выглядеть совершенно естественно. Я уверен, что семья Лейси вам понравится. Это очаровательные люди.

— Простите, а вы не ввели меня в заблуждение относительно центрального отопления?

— Нет, нет, как можно! — оскорбился мистер Джесмонд. — Вы найдёте там полнейший комфорт.

— Tout confort moderne, — перевёл для себя Пуаро. — Eh biеп[1], — сказал он, — я согласен.

* * *

Сидя у одного из высоких окон гостиной в Кингс Лейси, Эркюль Пуаро беседовал с хозяйкой дома. В комнате было очень тепло. Миссис Лейси занималась рукоделием. Не вязаньем кружев или вышиванием цветов по шёлку, но более прозаической работой: она подрубала кухонные полотенца. Не отрываясь от шитья, она говорила мягким, рассудительным голосом, который Пуаро назвал про себя «чарующим».

— Надеюсь, мсье Пуаро, вам понравится у нас. Мы проводим Рождество в узком семейном кругу. Не будет никого, кроме моей внучки и внука с его приятелем, а также моей внучатой племянницы Бриджит, кузины Дианы и старинного нашего друга Дэвида Велвина. Настоящий семейный праздник. Но Эдвина Моркомб сказала, что это именно то, что вам хотелось бы видеть: Рождество на старомодный лад. А ведь ничего более старомодного, чем мы сами, не найти! Мой муж, надо вам сказать, живёт полностью в прошлом. Ему хочется, чтобы всё здесь оставалось точно таким, как в то время, когда двенадцатилетним мальчиком он приезжал сюда на каникулы. — Она улыбнулась своим мыслям. — Всё те же старинные обычаи: ёлка, чулки, подвешенные для подарков, суп из дичи, индейка, собственно две индейки — одна вареная, а другая жареная — и рождественский пудинг, в который следует положить кольцо, пуговицу и всё прочее. Мы теперь не пользуемся шестипенсовиками, потому что их больше не делают из чистого серебра. У нас подают весь старинный десерт: засахаренные сливы, миндаль, изюм, глазированные фрукты и имбирь. Боже мой, я будто читаю каталог из магазина «Фортнам и Мейзн»!

— У меня уже текут слюнки, мадам.

— Я думаю, что к завтрашнему вечеру у всех нас разболятся животы, — сказала миссис Лейси. — Теперь ведь не привыкли так много есть, верно?

Её прервали громкие голоса и взрывы смеха за окном. Она выглянула наружу.

— Чем они там занимаются, хотела бы я знать? Какая-нибудь игра, вероятно. Я всё время опасалась, что наше Рождество покажется молодёжи скучным. Но оказалось как раз наоборот. А вот моим собственным сыну и дочери, так же как и их друзьям, было труднее угодить: они считали, что праздновать Рождество дома слишком старомодно и предпочитали идти в ресторан и танцевать там. Но, по-видимому, младшее поколение находит всё это удивительно привлекательным. Кроме того, — добавила практично миссис Лейси, — школьники и школьницы вечно хотят есть, вы не находите? Их, должно быть, просто морят голодом в этих учебных заведениях. Ведь ни для кого не секрет, что в этом возрасте дети съедают не меньше, чем трое взрослых мужчин.

Пуаро рассмеялся и сказал:

— С вашей стороны, мадам, и со стороны вашего мужа было очень любезно пригласить меня на ваш семейный праздник.

— О, мы оба просто в восторге, уверяю вас, — поторопилась заверить его миссис Лейси, — и если Гораций покажется вам несколько ворчливым, — добавила она, — не обращайте на это внимания. Просто у него такая манера.

В действительности же её муж, полковник Лейси, сказал следующее:

— Не понимаю, зачем тебе понадобилось приглашать одного из этих проклятых иностранцев? Он испортит нам Рождество! Разве он не мог приехать в другое время? Терпеть не могу иностранцев! Ну, хорошо, хорошо, значит Эдвина Моркомб захотела, чтобы он провёл праздники у нас. А она тут при чём, спрашивается? Почему она сама не пригласила его?

— Ты ведь прекрасно знаешь, — ответила миссис Лэиси, — что Эдвина всегда ходит на Рождество в ресторан «Кларидж».

Муж бросил на неё проницательный взгляд и осведомился:

— Ты что-то замышляешь, не так ли, Эм?

— Я? Замышляю? — Эм широко раскрыла свои голубые глаза. — Конечно же, нет, что это тебе пришло в голову?

Старый полковник Лейси рассмеялся глубоким рокочущим смехом.

— Я бы не сказал, что ты на это неспособна, Эм. Когда ты выглядишь особенно невинной, у тебя всегда что-то на уме.

Вспомнив об этом разговоре, миссис Лейси продолжала:

— Эдвина сказала, что вы, вероятно, сумеете нам помочь… Не представляю себе, каким образом, но она меня уверяла, что вам удалось выручить ваших друзей в аналогичных обстоятельствах. Я… но вы, может быть, не знаете, о чём я говорю?

Пуаро бросил на неё одобрительный взгляд. Миссис Лейси было лет семьдесят. Она держалась совершенно прямо, у неё были белоснежные волосы, розовые щёки, голубые глаза, забавный нос и решительный подбородок.

— Если только это будет в моих силах, — сказал Пуаро, — я буду счастлив вам помочь. Насколько я понимаю, речь идёт о неприятном для вас увлечении молодой барышни?

Миссис Лейси кивнула.

— Да. Просто удивительно, что я решаюсь говорить с вами об этом. Ведь вы для нас совершенно чужой человек…

— И к тому же иностранец, — добавил Пуаро многозначительно.

— Это верно, — подтвердила миссис Лейси. — Но в каком-то смысле, пожалуй, так даже проще. Во всяком случае, Эдвина думает, что вы кое-что знаете об этом Десмонде Ли-Уортли, и нам это может пригодиться.

Пуаро ответил не сразу. Он с восхищением подумал об изобретательности мистера Джесмонда, о том, как тактично тот сумел использовать леди Моркомб для исполнения своего замысла.

— У этого молодого человека, как я понимаю, неважная репутация? — спросил он деликатно.

— Вы не ошибаетесь. Просто очень плохая! Но на Сару это не действует. Ведь с молодыми девушками всегда так, вы не находите? Нет никакого толку говорить им, что тот, кто их интересует, не пользуется доброй славой. Это только делает его более привлекательным в их глазах.

— Вы совершенно правы! — сказал Пуаро.

— Когда я была молода (Боже, как давно это было!), — продолжала миссис Лейси, — нам не позволяли поддерживать дружбу с некоторыми молодыми людьми, что, конечно, только повышало наш интерес к ним; и если нам удавалось потанцевать с ними или остаться наедине в тёмной оранжерее… — Она засмеялась. — Поэтому я не позволила Горацию принять решительные меры, хотя он и настаивал.

— Скажите, пожалуйста, — попросил Пуаро, — что именно вас беспокоит?

— Наш сын был убит на войне, — сказала миссис Лейси, — а моя невестка умерла при рождении Сары. Поэтому внучка всегда была с нами, мы её вырастили. Может быть, мы воспитывали её недостаточно разумно, не знаю. Но мы всегда считали, что нам нужно как можно меньше ограничивать её свободу.

— По моему мнению, это разумно, — сказал Пуаро. — Нельзя противиться духу времени.

— И я всегда так думала. А ведь с девушками очень сложно в наши дни.

Пуаро посмотрел на неё вопросительно.