— А начало когда? В семь или в восемь?
— С семи часов оставляем квартиру со всеми стенами, потолком и полом в полное твоё распоряжение, — ответил папа.
Опять зазвонил телефон.
На этот раз спрашивала Лида. Она уже сидела дома у Вали и не могла дож даться узнать, когда же все соберутся.
— У меня в ответе получилось семь цветов, понимаешь, семь цветов, — сказала Оля.
Но Лида не поняла. — Почему семь?
— Ну ответ такой в моей задаче. Семь часов, то есть семь цветов.
Как раз в это время проходил мимо папа, и Оле показалось, что он весело ей подмигнул.
— Ага-ага! Всё поняла! — обрадовалась наконец Лида. — Будем в семь часов.
И вот все собрались, и можно было приступать к чтению.
Сначала читал Максим Михеев. По том Валя. Она читала с особенным выражением, как артистка. Потом Миша. По том Олег. Потом снова Максим.
Читали подряд страницу за страницей.
Потом стали некоторые места пропускать, потому что хотели быстрее узнать, что происходило дальше с капитаном Палтусовым и его командой.
Некоторые записи из дневника капитана Палтусова
И вот — наш красавец «Святой Пётр» стоит у Николаевского моста. Ликующая публика на берегу, оркестры, жена моя родная с сыном на руках. Мы отдаём швартовы.
И кто бы знал, как в этот момент хотелось мне сбежать с капитанского мостика, перепрыгнуть пока ещё уз кую полоску быстро бегущей воды, затеряться среди толпы.
Острая тоска подкатила к сердцу. Но чтобы отогнать такую же тоску от четырнадцати бравых сердец моей команды, я спрашиваю сверху:
— Боцман, кого посылал цепь драить?
Немудрёная шутка. Но подействовала.
Все заулыбались.
Первая серьёзная неприятность.
Штурман Вячеслав Михайлович, золотой человек, сломал ногу. Вокруг Скандинавии шли без него. Он руководил закупкой продуктов и угля в Архангельске.
За день до отплытия споткнуться о ящик и получить сложнейший двойной перелом кости. Как нелепо! Столько было у нас с ним совместных вечеров в мечтаниях, планах и спорах. А теперь придётся ему остаться на берегу. Врачи уверяют, что в тяжёлом климате может не срастись кость.
Взял штурманом Александра Ильича Сергеева, человека мне вовсе не знакомого до сегодняшнего дня. Прежде, до отставки, служил штурманом на канонерке. Охарактеризовали как безупречнoгo знатока своего дела.
Завтра снова проводы, оркестры и, на конец, пройдя устье Двины, направимся в Белое море.
Вячеслав Михайлович, так неудачно сломавший ногу, молодец. Спасибо ему заготовил четыре бочки первосортной клюквы. Во всегдашней мелочной суете приходится радоваться каждому пустяку. Тем более что клюква — не пустяк. В случае зимовки она убережёт нас от цинги. Самое дешёвое и лучшее средство.
Белое море. Идём хорошо, на всех парах и парусах.
Штурман, действительно, проявляет себя в деле с лучшей стороны. Со мной подчёркнуто корректен. Плохо, что с командой несколько заносчив: мол, я — благородных кровей, дворянин, а вы все тут — чёрная кость. Но думаю, обомнётся.
Пока он отказался от наших совместных обедов в кают-компании, ставших уже привычными. Считает, что офицеры должны питаться отдельно от низших чинов, иначе близкое общение расшатает дисциплину. Сказывается привычка, выработанная службой на военных судах.
Вот тебе и безупречные деловые качества!
Отстранил штурмана от исполнения обязанностей. Посмел ударить матроса Дягилева по лицу. К чему была бы вся моя работа с подбором команды, когда я из сотен желающих выбрал лишь четырнадцать, если бы на «Святом Петре» воцарились законы мордобоя.
Что делать — ума не приложу! Советовался с фельдшером Ухтомцевым. Сложно, конечно, и без штурмана идти, но тяжеленько будет. С другой стороны, лучше никакого штурмана, чем человек, который в случае зимовки загубит жизнь всей команды.
Решил: при первой возможности ссажу.
Пусть придумывает себе мнимую болезнь. Видите ли, сделал ему, офицеру, замечание, что надо вытирать ноги о тряпку, когда ступаешь на вымытую палубу.
Из таких вот, казалось бы, мелочей и рождаются драмы.
Команда во время обеда изъявила желание помогать мне во всём в своё свободное время. Часов двадцать я не слезал с бочки на мачте, высматривал дорогу между льдами.
Повар у нас преотличный. Готовит с душой, выдумкой. А хороший повар это четверть успеха любой экспедиции. Другою четверть я кладу на себя, четверть — на команду. А уж последняя четверть — на обыкновенное везение, простое стечение обстоятельств.
С утра густой туман, а к тому же полоса тяжёлого старого льда. Сначала пробовали пробиваться, но в тумане не разглядеть, куда именно следует пробиваться. Можно напороться на такие льды, что и вовсе застрянешь. Решил, что благоразумнее остановиться и переждать.
Встречный ветер. Идём под парами.
Встретились с торговым судном «Брегет». Капитан сообщил, что пролив Югорский Шар накрепко заперт льда ми. У входа в пролив скопилось несколько судов — ждут, пока лёд разрядится.
Ссадил штурмана. До этого несколько раз пытался поговорить с ним. Удивительно, но он искренне убеждён, что был прав, ударив матроса по лицу. Простой матрос,
Вошли в пролив Югорский Шар. Видимо, в последний раз отдали почту на суда, пережидающие у входа.
Крутимся между льдинами, лавируем, наползаем, давим их и продвигаемся вперёд. Судно ведёт себя превосходно.
Только и командую: полный вперёд, малый назад, лево руля, право руля, снова лево. Рулевое колесо в руках Ивана Пахомова мелькает, словно велосипедное, сам он весь вымок от пота. Отличный рулевой и смышлёный чело век — этот Иван Пахомов. К тому же, великолепный умелец, может починить любую вещь от паровой машины до карманных часов. В свободные минуты беседую поодиночке со всеми, а с ним с особенным удовольствием.
Наконец выходим на чистую воду.
Плотность льда была невиданная мною прежде.
Послал трёх матросов во главе с Иваном Пахомовым. Сложили на берегу столб из камней, а под столбом оставили запаянную жестяную банку с докладом.
Итак, Карское море. Коли удастся благополучно его пересечь и миновать, то самое трудное будет выполнено.
Три дня штормило. Теперь же — бес конечные поля битого льда, замедляющие наше продвижение. Но ведь мы и не ожидали одной лишь чистой воды да по путного ветра.
Хорошо ведёт себя молодой попугай, подаренный мне Кольцовым, возвратившимся из южных морей. Мы назвали его Изабеллой. Это единственная на нашем судне дама. Я боялся, что мы застудим её, а то и просто от непривычки к северному климату она заболеет. Но попугай ведёт себя бодро. К прежним своим изречениям добавила не сколько новых. По утрам потешно объявляет боцманским басом побудку. Обожает, когда почёсывают ей голову. Если не обращать на неё долго внимания, сама теребит клювом руку и наклоняет шею. Немало радости и смеха доставляю я команде, когда сижу во главе обеденного стола с попугаем на плече и руковожу корабельной трапезой.
В команде все здоровы, бодры.
Густой туман, а впереди и вокруг ледовые поля и едва видны между ними проходы. Весь день простоял в воронь ем гнезде, так матросы зовут бочку на мачте.
Днём вплотную к судну подошёл белый медведь. Шкура грязная, облезлая, сам тощий. Видимо, принял нас за большой айсберг. Запретил стрелять по нему, хотя охотники нашлись сразу. Дали три гудка. Так забавно он улепётывал!
Десять дней бились в ледяных полях.
Команда измучена, да и я приустал.
Вырвались наконец на чистую воду. До намеченного срока выхода к Берингову проливу остался лишь месяц. Повалил большими хлопьями снег, виснет на снастях, не тает.
Ещё пять-шесть дней такого ходу, и увидим мыс Дежнёва, Берингов пролив. Так далеко на восток за одну навигацию никому пройти не удавалось. Даже Норденшельд зимовал гораздо западнее того места, где мы сейчас находимся.
Ещё бы неделю такого везения, и угощу я команду японскими мандаринами до конца месяца.
Ледяные поля встречаются, но удаётся отыскать проход.
Судно ведёт себя хорошо, команда отлично.
Сглазил! Встретили такой древний, мощный паковый лёд, что и нашему «Святому Петру» не одолеть. Легли в дрейф, чтобы не жечь понапрасну уголь. И всего-то в трёх днях пути от желаемой точки. Потихоньку ледяное поле тащит нас мимо тех мест, которые мы как раз вчера прошли.
Надеюсь лишь на ветры, морское течение да на чудо, которое взломает лёд и освободит для нас проход к Берингову проливу.
Идём по битому льду, ломаем с треском и грохотом молодой лёд и движемся, движемся к мысу Дежнёва! Снова проходим мимо тех мест, которые проходили 2–3 октября.
Уже не только видим, а даже слышим плеск волн по ту сторону.
Большое ледяное поле, а дальше — чистая вода и пролив. Хорошо просматривается скалистый берег мыса. Даже не верится, что дошли.
За ледяным полем — чистая вода.
С бочки на мачте вороньего гнезда хорошо видно, как волны по ту сторону поля разбиваются о лёд.
Но мы пока — по эту сторону, и ни какое чудо не перенесёт нас через льды, кроме наших собственных усилий.
Рвём лёд порохом — помогает мало. Пилим, колем, рубим — вся команда на льду.