Литературная Газета 6305 ( № 4 2011)

Плачь, русская земля!

Первая полоса

Плачь, русская земля!

Они оба учились в городе на Неве. Николай Александрович – в Главном педагогическом институте Петербурга, Андрей Александрович – в Ленинградском государственном университете имени А.А. Жданова. Оба уклонялись от учительской деятельности и тем не менее останутся в истории российского просвещения навсегда.

Плачь, русская земля!

но и гордись –

С тех пор, как ты стоишь

под небесами,

Такого сына не рождала ты

И в недра не брала свои обратно…

Это о Николае Александровиче. 5 февраля – 175 лет со дня рождения литературного критика, публициста и просветителя Николая Александровича Добролюбова. В этом же году, в ноябре, и скорбная дата – 150 лет со дня его смерти.

Цель воспитания революционный демократ Добролюбов видел не во взращивании покорных исполнителей, а в формировании активной личности, способной применить «высшие человеческие убеждения» в реальной жизни. «Отечеству нужны не люди фразы, а люди мысли и дела, способные встать на смертную борьбу с застарелыми предрассудками». Резко критикуя раннюю специализацию, выступал за единую общеобразовательную школу, в которой изучаются русский язык, литература, история, иностранные языки, математика, география и естествознание с физикой.

Обучение должно не просто сообщать некую сумму знаний, но и способствовать умственному и нравственному развитию, писал Николай Александрович. Эту же мысль на все лады повторяет и Андрей Александрович. Вот только единственный школьный предмет, отвечающий за нравственное развитие, при нынешнем министре образования и науки Андрее Александровиче из числа основных исчез. Сначала новый революционер-демократ Фурсенко попытался поверить гармонию алгеброй, втиснув литературу в тесты, затем отменил обязательный экзамен по этому предмету, а теперь под угрозой отмены и сам предмет. По новым образовательным стандартам обязательными для изучения в старших классах становятся лишь ОБЖ, физкультура, «Россия в мире» и нечто под названием «индивидуальный проект».

Плачь, русская земля! Мы стремительно возвращаемся в мир «тёмного царства», где здоровые и обученные технике безопасности покорные исполнители хорошо знают своё место. «И неоткуда им ждать отрады, негде искать облегчения: над ними бурно и безотчётно владычествует бессмысленное самодурство»…

О том, как мы потеряли литературу и как забыли «о благотворном влиянии её на человечество»:

Михаил НЯНКОВСКИЙ

     Был экзамен по выбору 1

Владимир АГЕНОСОВ

     А теперь и предмет не для всех 2

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: 01.02.2011 22:24:15 - Любовь Иосифовна Герасимова пишет:

ПОДРЫВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ФУРСЕНКО

Да с Фурсенко давно пора разобраться, как и с постановкой образования "на современном этапе". Концептуальный подход к нему у нынешней власти состязается с лаврами Даллеса. Чего стоит одно только то, что главная задача школы сегодня - оказание образовательных услуг! Вот и учителя - разновидность обслуги. В то время как задача школы на самом деле - воспитывать личность и гражданина. И отсюда "Учитель, перед именем твоим..." и так далее. Эта смена курса на воспроизводство умеренности и аккуратности вместо пассионариев и альтруистов сослужит нам страшную службу. А "Лит. газете", по-моему, прямая задача сказать своё слово по поводу изгнания литературы из школы, и не только сказать слово.но и сделать дело: поднять волну народного возмущения по этому конкретному, но такому судьбоносному для духовной идентичности России вопросу. Мало уже только статей, комментариев и т. д. Пора устроить и довести до победного результата общественную акцию. В 90-е гг. удалось отбить насаждаемое реформаторами сексуальное растление в школах. Фурсенко тех растлителей ничем не лучше, он тоже несёт разрушение и опасность. Подорвать связь народа с нашей классической литературой - это как привести на родину нашествие, преступление такой же тяжести. Так сколько же мы можем гнуться и качаться?

Лезгинка на Лобном месте

Первая полоса

Лезгинка на Лобном месте

ЗАМЕТКИ НЕСОГЛАСНОГО

Юрий ПОЛЯКОВ

Полная версия статьи.

Сокращённый вариант напечатан в «Российской газете» 1 февраля с.г. 3

1. ОТ КАКОГО НАСЛЕДСТВА МЫ ОТКАЗЫВАЕМСЯ?

Мы относимся к дружбе народов так же, как и к другим ценностям, доставшимся нам от советской цивилизации: заводам, нефтяным скважинам, газопроводам, ракетам, плотинам… Пользуемся, пока они вдруг не начинают ломаться, взрываться, прорываться… Только тогда и спохватываемся: ах, ведь надо ж было чинить, латать, модернизировать – вкладываться! А почему не вкладывались? Экономили, наверное: Абрамовичу – на яхту, а Прохорову на Куршевель копили…

И вот теперь рванула дружба народов. Гибель болельщика Егора Свиридова, застреленного «кавказцем», вывела на площади толпы молодёжи с лозунгами: «Россия для русских!» Отечественные либералы, отбросив ролевые игры в державников и демократов (ради рейтинга чего не сделаешь!), дружно запели свою строевую песню о русском фашизме. Патриоты заговорили о «пробуждении нации». Власть удивилась: почему здоровье русского, невежливо обошедшегося с Кораном, не стоит и десяти копеек, а вот кавказцы, приезжающие вглубь России, позволяют себе такое… Ну, дальше вы помните! Не успели остыть «манежные» страсти, как страну потряс взрыв в «Домодедово». Следы ведут, как обычно, на Кавказ. Мне, русскому человеку, есть что сказать по этому поводу. И я скажу. Но сначала давайте взглянем на происходящее в стране глазами тех, кого при советской власти не слишком почтительно величали «националами».

Россия столетиями была империей. Неважно: царской, романовской или советской, сталинско­брежневской. Да, в какой-то мере это была «перевёрнутая империя», где метрополия жила беднее и бесправнее «колониальных окраин». Но всё-таки империя! Нынешняя Россия, именуясь Федерацией, унаследовала почти всю имперскую проблематику и прежде всего межнациональную, что совершенно нормально. Вон в Бельгии фламандцы с валлонами никак не договорятся, а у нас вместе живут более ста народов, которые сошлись в единое государство разными путями. Одни прискакали как завоеватели, а стали подданными. Другие сами слёзно попросились под крыло двуглавого орла, истребляемые безжалостными соседями. Третьи сопротивлялись, но были покорены и присоединены. Четвёртые вообще не сопротивлялись, а достались вкупе с землями, отвоёванными у других империй, начинавших войну, как правило, первыми. Пятые просто «проснулись» в России, которая расширялась стремительно: многие «сущие в ней языки» стали своего рода архипелагом, затопленным русским потоком, хлынувшим, перевалив Урал, на Восток. Сейчас трудно поверить, но в ту пору русские рожали больше, чем китайцы. Население России и Франции к моменту похода Наполеона было примерно одинаковое, а к концу столетия нас было уже много больше, чем французов.

Подсознательное отношение «малых» этносов к «метрополии» и «имперскому народу» определяется тем, при каких обстоятельствах зажили вместе: волей или неволей, бескровно или с кровью, давно это случилось, как с финно­-уграми, или сравнительно недавно, как с народами Северного Кавказа. Что приобрели, а что потеряли, попав под скипетр. Национальный вопрос, если помните, клокотал во всех бунтах и смутах, потрясавших державу, однако не разнёс её вдребезги, подобно Австро­Венгрии или Османской империи. Почему? Наверное, потому, что почти каждый «язык» имел прежний опыт подчинённого сосуществования с другими, более мощными этносами, входил в другие государственные образования. И на крутых поворотах истории коллективный разум народа подсказывал: а с русскими-то получше будет! От добра добра не ищут!

Конечно, случалось всякое, но хорошего было больше. Когда больше плохого, жаловаться некому. Не в том смысле, что нельзя обратиться в ООН или в Страсбург. Можно. Но кто будет обращаться? На территории современной Германии ещё в XVIII веке обитало не менее десятка крупных славянских племён со своими наречиями, культурой, традициями, верой… Где они? Их нет. А где калмыки, оставшиеся в пределах Китая? Я уже не говорю о кровавой резне армян, живших на византийских землях ещё до турок­османов. Посещение Музея геноцида в Ереване – одно из самых страшных впечатлений моей жизни… Зато народы, ставшие частью Российской державы, за редчайшим исключением, не только не исчезли, но расплодились, развились, обзавелись письменностью (у кого не было), приобщились к плодам русской цивилизации, может быть, не самой передовой, но и не самой отсталой. Впрочем, самая передовая в ту пору Британская империя вытворяла со своими колониальными холопами такое, что крепостнику Николаю Палкину в кошмарном сне не могло привидеться. Это информация к размышлению о том, «что такое хорошо и что такое плохо» в межэтнических отношениях.

Опыт межнациональных отношений, нерешённые проблемы многоплемённого устройства страны, накопленные Российской империей и переданные по наследству СССР, остались во многом не осмысленны. При советской власти они считались решёнными в ходе «революционного очищения», что верно лишь отчасти. К тому же, на смену иллюзии, что нательный крест стирает племенные различия, явилось куда большее заблуждение, будто партбилет отменяет национальное самосознание. Официальная марксистская наука изучала национальную проблему со стыдливой опаской, как невинная медичка заспиртованный фаллос. Ну а в минувшие 20 лет, когда государственный антисоветизм приравнял Октябрьскую революцию к грязному гешефту пассажиров опломбированного вагона, о 74-летнем государственном опыте одной шестой части суши как-­то и говорить было не принято: совок.

История повторяется. И мы сегодня в известной мере сталкиваемся с тем, с чем наши деды столкнулись после Октября. Любая революция – это попытка с помощью направленного взрыва разрешить бесчисленные противоречия, копившиеся долгие годы не только в социальной и производственной, но и во всех иных сферах жизни, включая культуру. Но разные заинтересованные силы стараются направить взрыв в нужную им сторону, в итоге гибельная волна может ударить туда, куда никто не ожидал. В известной степени так и случилось в России… Как написал Волошин:

И зло в тесноте сраженья

Побеждается горшим злом.

Революция и Гражданская война были не только братоубийством на классовой почве. Всё смешалось в доме Романовых… Малевич чуть не с маузером гонялся за «академиками живописи». Ведомство Луначарского готовило переход с кириллицы на латиницу для лучшего контакта с мировым пролетариатом. Горцы с одобрения интернационалистов жестоко квитались с казаками, а сектанты и старообрядцы сурово поминали обиды «никонианам». Поощряя сведение вековых счетов, большевики думали скорее очистить стройплощадку, разрушить прежние устои, девальвировать святыни, подорвать государственную религию, прижучить имперский народ – русских. Уж тут порезвились… Кстати, «Дни Турбиных» сняли из репертуара по жалобе украинских письменников, обвинивших киевлянина Булгакова в глумлении над мовой. И хотя Сталин любил этот мхатовский спектакль: в основном-то на сценах шла сплошная революционная «новая драма», но отказать не мог. Политика! «Борьба с великодержавным шовинизмом» стала вообще навязчивой идеей нескольких поколений советских руководителей, и «русскую партию» карали даже суровее, чем «космополитов».

Нам с вами, пережившим гражданскую войну 90-х, не надо объяснять, как это бывает. Мы помним, как в эфире ругались словом «патриот», как рассуждали о рабской природе русских. Когда в дни октябрьских событий 93-го я вечером возвращался домой на Хорошёвку, меня несколько раз останавливали омоновцы, обыскивали, проверяли документы. И вот что интересно: все омоновцы были не местные, не московские, а командированные, причём из «национальных» регионов страны. Странно, не правда ли? Кстати, первый, кто предложил Ельцину вооружённую помощь против мятежного парламента, был Дудаев. Русская столица вызывала традиционные опасения. Напомню: приток гастарбайтеров, изменивший ныне этническое лицо города, ещё только начинался.

Но вернёмся в начало ХХ столетия. Завоевав власть, новые лидеры многое поняли: свои портреты они стали заказывать «крепким реалистам» вроде И. Бродского, а не «черноквадратникам». Видимо, для узнаваемости. Жёстко был пресечён национализм, перерастающий в сепаратизм. Тех, кого особенно грела формулировка «вплоть до отделения», отправили остыть на севера. Позже умерили гонения на религию (в самую последнюю очередь на православие, из-за войны), занялись восстановлением межэтнической толерантности. Например, в конце 20-х объяснили «украинствующим» товарищам, что одна-един­ственная русская газета на всю «неньку», в основном русскоговорящую, – это явный перебор. Появились «советский патриотизм и пролетарский интернационализм», которые так и ходили парочкой, словно Берман и Жандарёв, до самого развала СССР. Советская власть осознала: это только в теории у Маркса классовые интересы выше национальных, а религии потихоньку отомрут. Сам же автор «Капитала», между прочим, был тронут до слёз, когда младшенькая дочь Элеонора увлеклась верой предков…

2. ЭТО ДИАЛЕКТИКА, ДУРАЧОК!

О ленинской национальной политике в СССР стоит поговорить отдельно. С одной стороны, извещалось о триумфальном формировании новой исторической общности людей «советский народ». Я в десятом классе даже писал реферат на эту тему и не мог уяснить, как это возможно, чтобы одновременно успешно шли два противонаправленных процесса: расцвет национальных культур и стирание межнациональных граней. Ну какой же может быть расцвет при стирании? Окончательно запутавшись, я пошёл за помощью к учителю. Он снисходительно похлопал меня по плечу и весело сказал: «Это и есть диалектика, дурачок!» Но глаза у него были грустные-грустные…

О том, что народы и народности не спешат превращаться в новую историческую общность, я убедился, попав в 1976 году в армию. У нас, в 9-й самоходной батарее, на 70 бойцов приходилось 15 национальностей. Многие воины, особенно из Средней Азии, с Западной Украины, из Прибалтики, едва говорили по-русски, не понимая, чего от них хотят офицеры, которые, кстати, уже тогда с чеченцами и ингушами, образовавшими в полку свой «тейп», старались лишний раз не конфликтовать. Впрочем, должен заметить: к концу службы все без исключения бойцы овладевали «великим и могучим», предпочитая крупнокалиберные казарменные идиомы. Эти подробности, нашедшие позже отражение в моей повести «Сто дней до приказа», вызвали едва ли не самое лютое раздражение цензуры, запретившей в 1982 году публикацию в «Юности», несмотря на героические усилия главного редактора Андрея Дементьева.

Вступив в литературу, я обнаружил, что там-то ленинская национальная политика торжествует вовсю. На VII Всесоюзном совещании молодых писателей (1979) сразу бросалось в глаза: свежие дарования, прибывшие из союзных республик (реже из автономий), уже выпустили в весьма юном возрасте первые книжки на родных языках. Надо понимать, что для советского начинающего литератора первая книжка была чем-то вроде первого миллиона (долларов, конечно) для современного бизнесмена. Многие талантливые русские стихотворцы ждали своих первых сборничков до тридцати, а то и до сорока лет. Такая была установка Центра: прежде всего продвигать национальных авторов. А русская литература и так великая – подождёт! Одним Рубцовым больше, одним меньше – не забеднеем! Когда началась перестройка, многие из взлелеянных национальных талантов встали в первые ряды народных фронтов… Интересно, что некоторые национальные писатели (как правило, из смешанных семей) начинали сочинять по-русски, но потом, помаявшись, переходили на титульные языки и сразу издавали книжки. Мой сверстник, пострадавший кандидат в президенты Белоруссии поэт Владимир Некляев именно таким путём пришёл к «матчыной мове».

Когда советские историки перечисляли главные преступления царизма, они непременно поминали политику русификаторства. А была ли русификация при советской власти? Конечно, была, не могло не быть, ведь, как и до революции, общесоюзное административное, информационное, научное пространство было в основном русским – избежать этого влияния, особенно в городах, было невозможно. Нельзя сказать, что все относились к этому спокойно. Ведь любой этнос, как организм, борется за существование до последнего вздоха. В конце 80-х меня, молодого секретаря правления СП РСФСР, отправили в Йошкар-Олу представлять, так сказать, Центр на съезде марийских писателей. Мы крепко выпили с местным писательским начальником Николаем Фёдоровичем Рыбаковым, по совместительству, между прочим, председателем Верховного Совета Марий­ской АССР. Он, разоткровенничавшись, сказал в сердцах: «Ты пойми, Юра, мы, марийцы, и так утрачиваем свой язык, культуру. И мы утратим, не волнуйтесь, к этому всё идёт. Но не надо нас торопить! Давить не надо!» Вот так, с одной стороны – расцвет, а с другой… Диалектика, дурачок!

Как всякая женщина, даже самая неброская, в душе хочет быть царицей бала, так и любая народность, даже самая маленькая, мечтает о суверенной державности. На этом играли большевики, обещая «самоопределение, вплоть до отделения». А если в истории народа был опыт государственности, пусть и неуспешный, то в своих геополитических снах он видит себя не иначе как от «моря до моря». Это нормально и, подобно буйно­-многофигурным эротическим фантазиям, редко осуществляется наяву. Хотя бывает всякое: взять то же Косово! Но надо понимать: чем крупнее, мощнее этносы, тем больше у них шансов выпорхнуть из имперского гнезда, особенно когда его треплет и разоряет «свежий ветер перемен», который так дорог подвижному певцу Газманову. Массовый вылет возмужавших союзных птенцов из советского гнезда мы наблюдали в конце 91-го года. Правда, есть достаточно аргументированная версия, что всех остальных, кроме легкокрылых прибалтийских горлиц, просто силой вытряхнули… Но пусть в этом разбираются историки.

Тут пора вспомнить ещё об одном советском «грехе», благодаря которому мы живём сегодня в большой Российской Федерации, а не в маленьких уютных независименьких державочках, о которых грезил Сахаров. Дело в том, что в СССР были нации «первого сорта» – союзные, и «второго» – автономные. Первые были «вплоть до отделения», вторые «не вплоть». Это и спасло. Пока те, которые «не вплоть», следуя призыву Ельцина, объедались суверенитетом, государство постепенно очнулось от геополитического слабоумия. Конечно, в советские годы вслух никто никогда не говорил о «сортах», но по вовлечённости в руководящие органы, по выделяемому куску из бюджета, по присутствию в информационной риторике всем всё было ясно. Я очень хорошо помню обиды молодых татарских или якутских писателей, вырывавшиеся на наших литературных посиделках под влиянием «огненной воды». Мол, нас больше, чем молдаван, а вот вы… И эта «автономная» обида не забыта, даже приумножена, о чём и пойдёт речь ниже.

Что же делать? Выход один: наше общероссий­ское федеративное гнездо (ОФГ) должно стать таким уютным, надёжным, обильным, чтобы никому не хотелось выпасть из него, милого, в какой-нибудь этнофеодализм или в какую-нибудь новую «руину». И ещё очень важно! Каждый обитатель гнезда должен твёрдо знать: здесь никогда от него не будут требовать, чтобы он забыл трели предков и запел так, как поёт «ответственный гнездосъёмщик». И никогда никто не прикажет, чтобы из разноцветных и разнокалиберных яиц вылуплялись одинаковые двуглавые орлята. Такое коммунальное гнездо устоит при любых ураганах истории.

3. АХ, ВОСТОЧНЫЕ ПЕРЕВОДЫ!

А теперь про умножение обид. Если вы полистаете учебники по литературе советского периода, то сразу заметите, сколь почётное место отведено в них творчеству писателей «народов СССР и РСФСР». Тут вам: Чингиз Айтматов, Эдуардас Межелайтис, Василь Быков, Олесь Гончар, Кайсын Кулиев, Рыгор Бородулин, Петрусь Бровка, Павло Тычина, Мирзо Турсун­-заде, Сильва Капутикян, Нодар Думбадзе, Ираклий Абашидзе, Джамбул, Юрий Рыт­хэу, Расул Гамзатов, Олжас Сулейменов, Давид Кугультинов, Габдула Тукай, Юхан Смуул и т.д. и т.п. Не берусь судить, действительно ли они самые лучшие в своих национальных литературах того периода, но думаю, уверен: из лучших. По моим наблюдениям, «оперативной канонизации», как правило, подлежат авторы своевременно талантливых книг, как сейчас сказали бы, «мейнстрима». Очень большие (не будем бросаться эпитетом «великие») писатели чаще идут поперёк течения, поэтому их канонизируют уже по­сле смерти, когда утихнут политические и окололитературные страсти. Особая статья писатели, которые начинают бороться с собственным государством. Их мгновенно при жизни «пьедесталит» Запад и отсылает нам в виде заказной общечеловеческой бандероли. Против импорта у нас противоядия никогда не было и нет. Впрочем, гляньте, какими мелкими тиражами выходят нынче книги даже самых крупных писателей-диссидентов, и вы убедитесь: История – не фраер!

А теперь возьмите современные, так сказать, общероссийские учебники по литературе! Вы очень удивитесь, но национальных писателей там почти не осталось. Раз, два и обчёлся. Так, остатки былой советской роскоши. Неужели, получив свободу слова и суверенитета от пуза, сбросив путы пролетарского интернационализма, русификаторства и «старшебратства», национальные авторы стали писать хуже и не выдвигают теперь из своих рядов общефедеральных титанов? Да, разрушение советской культурной политики с её целевой поддержкой национальных литератур не могло не сказаться. Но чтобы будто корова языком слизала… Так не бывает! Ведь горы Дагестана, снега Якутии, луга Марий Эл продолжают вдохновлять хранителей национального слова! Мастера есть – мы просто о них не знаем. Чтобы не быть голословным, назову лишь немногих: М. Ахмедов, Б. Магомедов, (Дагестан), Х. Беш­токов, З. Толгуров (Кабардино-Балкария), Ю. Чуяко (Адыгея), Л. Харебаты, Н. Джусойты (Осетия), Р. Бикбаев (Башкирия), Э. Эльдышев (Калмыкия), Р. Харис, Р. Файзуллин (Татарстан), Г. Раднаева (Бурятия), В. Ар­Серги (Удмуртия), Н. Ахпашева (Хакасия), Н. Харлампьева (Якутия), Б. Бедюров (Алтай), А. Попов (Коми), Л. Иргит (Тыва), А. Токарев (Марий Эл)… Нет, мастера не перевелись, их просто не переводят, и потому они отсутствуют в общероссийском информационном пространстве.

Вспомним: в прежние годы сотни русских писателей вкладывали свой талант и усидчивость в то, чтобы стихи аварки Фазу Алиевой или проза манси Ювана Шесталова сделались явлением всесоюзным и даже мировым благодаря русскому языку. Государство не жалело средств, понимая, чтό вкладывает в дружбу народов, даже закрывало глаза на то, что вокруг кормится немало бездарей и прохиндеев. Это было своего рода «вербальное донорство», ведшее к кровному родству разноязыких культур. Вспомним, какие мастера посвятили себя переводу: Н. Заболоцкий, Н. Тихонов, Б. Пастернак, Д. Самойлов, С. Липкин, Я. Козловский, В. Цыбин, Ю. Мориц, И. Лиснянская, В. Соколов, Б. Ахмадуллина, А. Преловский, Э. Балашов, Р. Казакова, Ю. Кузнецов, Св. Кузнецова, М. Синель­ников… Евтушенко перевёл огромный том грузинской поэзии «Тяжелей земли». «Ах, восточные переводы, как болит от вас голова!» – написал не кто-нибудь, а сам Арсений Тарковский. Да, этот пир литературного толмачества стоил недёшево! А вы думаете, небоскрёбы «Газпрома», под крышу набитые высокооплачиваемыми клерками, обходятся дешевле? «Так ведь мы на газе с нефтью и держимся!» – скажете вы. «А на дружбе народов, значит, не держимся?» – спрошу я. На чём экономим? На фундаменте Державы.