Эдуард Лимонов
СТИХОТВОРЕНИЯ
РУССКОЕ
Кропоткин и другие стихотворения (1967–1968)
В совершенно пустом саду…
В совершенно пустом саду собирается кто-то есть собирается кушать старик из бумажки какое-то кушанье Половина его жива (старика половина жива) а другая совсем мертва и старик приступает есть Он засовывает в полость рта перемалывает десной что-то вроде бы творога нечто будто бы творожок Жара и лето… едут в гости…
Жара и лето… едут в гости Антон и дядя мой Иван А с ними еду я В сплошь разлинованном халате Жара и лето… едут в гости Антон и дядя мой Иван А с ними направляюсь я Заснув почти что от жары И снится мне что едут в гости Какой-то Павел и какое-то Ребро А с ними их племянник Краска Да еще желтая собака Встречают в поле три могилы Подходят близко и читают: «Антон здесь похоронен — рядом Иван с племянником лежат» Они читают и уходят И всю дорогу говорят… Но дальше дальше снится мне Что едут в гости снова трое Один названьем Епифан Другой же называется Егором Захвачен и племянник Барбарис От скуки едя местность изучают И видят шесть могил шесть небольших Подходят и читают осторожно: «Антон лежит. Иван лежит Ивановый племянник Какой-то Павел и какое-то Ребро А рядом их племянник Краска…» И едут дальше дальше дальше… Магазин
— Мне три метра лент отмерьте По три метра рыжей красной — Этой Этой — Вж-жик. Три метра… — Получите… получите… — Мне пожалуйста игрушку — Вон — павлин с хвостом широким Самый самый разноцветный — Этот? — Нет другой — левее… — Вот… Как раз мне подойдет… — Мне три литра керосина В бак который вам протягиваю — Нету керосина!? Как так?! Ну давайте мне бензин — Нет бензина!? Вы измучились?! Шепот — Да она измучилась посмотри какая хýдая руки тонкие и желтые — Но лицо ее красивое — Да красивое но тощее — Но глаза ее прекрасны просто! — Да глаза ее действительно!.. Портрет
На врага голубого в лисьей шапке В огромных глазах и плечах Ходит каждый день старушка Подходя к портрету внука …Внук мой — ты изображенье Я люблю тебя как старость Как не любят помиравших Я люблю тебя как жалость Внук в тебя плюю всегда я О мертвец — мой внук свирепый Ты лежащий меня тянешь Поглядом своих очей… Так старушка рассуждает И всегда она воюет Бьет портрет руками в щеки Или палкой бьет по лбу Только как-то утомилась И упала под портретом И как сердце в ней остановилось Внук смеясь глядел с портрета Он сказал «Ну вот и ваша милость!» Криком рот растворен старый…
Криком рот растворен старый Что — чиновник — умираешь? Умираю умираю Служащий спокойный И бумаги призываю До себя поближе — Что чиновник вспоминаешь Кверху носом острым лежа? (Смерть точила нос напильником Ей такой нос очень нравится) Вспоминаю я безбрежные Девятнадцатого августа Все поля с травой пахучею С травой слишком разнообразною Так же этого же августа Девятнадцатого но к концу Вспоминаю как ходила Нахмурённая река И погибельно бурлила Отрешенная вода Я сидел тогда с какой-то Неизвестной мне душою Ели мы колбасы с хлебом Помидоры. Молоко Ой как это дорого! — Умираешь умираешь Драгоценный в важном чине Вспоминаешь вспоминаешь О реке и о речной морщине Память — безрукая статуя конная…
Память — безрукая статуя конная Резво ты скачешь но не обладатель ты рук Громко кричишь в пустой коридор сегодня Такая прекрасная мелькаешь в конце коридора Вечер был и чаи ароматно клубились Деревья пара старинные вырастали из чашек Каждый молча любовался своей жизнью И девушка в желтом любовалась сильнее всех Но затем… умирает отец усатый Заключается в рамку черная его голова Появляется гроб… появляются слуги у смерти Обмывают отца… одевают отца в сапоги Черный мелкий звонок… это память в конце коридора Милый милый конный безрукий скач Едет с ложкой малышка к столовой Кушать варенье варенье варенье Элегия № 69
Я обедал супом… солнце колыхалось Я обедал летом… летом потогонным Кончил я обедать… кончил я обедать Осень сразу стала… сразу же началась Дóжди засвистели… Темень загустела Птицы стали улетать… Звери стали засыпать… Ноги подмерзать… Сидя в трех рубашках и одном пальто Пусто вспоминаю как я пообедал Как я суп покушал еще в жарком лете Огнемилом лете… цветолицем лете… Кухарка
Кухарка любит развлеченья Так например под воскресенья Она на кухне наведет порядок И в комнату свою уйдет на свой порядок Она в обрезок зеркала заколет Свою очень предлинную косу Тремя ее железками заколет Потом еще пятью А прыщик на губе она замажет И пудрою растительной затрет В глаза немного вазелину пустит Наденет длинно платье и уйдет Но с лестницы вернется платье снимет Наденет длинно платье поновей И тюпая своими башмаками Пойдет с собою в качестве гостей Она с собой придет к другой кухарке Где дворник и садовник за столом Где несколько количеств светлой водки И старый царскосельский граммофон «А-ха-ха-ха» она смеется холкой «У-хи-хи-хи» другая ей в ответ А дворник и садовник улыбнутся И хлопают руками по ногам Сидящие все встанут закрутятся И юбки будут биться о штаны О праздник у садовника в меху И праздник у дворника в руках! От меня на вольный ветер…
От меня на вольный ветер Отлетают письмена Письмена мои — подолгу Заживете или нет? Кто вас скажет кто промолвит Вместо собственных письмен Или слабая старуха Гражданин ли тощий эН Кропоткин
По улице идет Кропоткин Кропоткин шагом дробным Кропоткин в облака стреляет Из черно-дымного пистоля Кропоткина же любит дама Так километров за пятнадцать Она живет в стенах суровых С ней муж дитя и попугай Дитя любимое смешное И попугай ее противник И муж рассеянный мужчина В самом себе не до себя По улице еще идет Кропоткин Но прекратил стрелять в облáки Он пистолет свой продувает Из рта горячим направленьем Кропоткина же любит дама И попугай ее противник Он целый день кричит из клетки Кропоткин — пиф! Кропоткин — паф! В губернии номер пятнадцать…
В губернии номер пятнадцать Большое созданье жило Жило оно значит в аптеке Аптекарь его поливал И не было в общем растеньем Имело и рот и три пальца Жило оно в светлой банке Лежало оно на полу В губернии номер пятнадцать Как утро так выли заводы Как осень так дождь кислил Аптекарь вставал зевая Вливал созданию воду до края И в банке кусая губы Создание это шлёпало Так тянется год… и проходит Еще один год… и проходит Создание с бантиком красным Аптекаря ждет неустанно Каждое зябкое утро Втягиваясь в халат Аптекарь ему прислужит Потом идет досыпать Этот день невероятный
Этот день невероятный Был дождем покрыт Кирпичи в садах размокли Красностенных дóмов В окружении деревьев жили в домах Люди молодые старые и дети: В угол целый день глядела Катя Бегать бегала кричала Волосы все растрепала — Оля Книгу тайную читал С чердака глядя украдкой мрачной — Федор Восхитительно любила Что-то новое в природе — Анна (Что-то новое в природе То ли луч пустого солнца То ли глубь пустого леса Или новый вид цветка) Дождь стучал одноритмичный В зеркало теперь глядела — Оля Кушал чай с китайской булкой — Федор Засыпая улетала — Катя В дождь печально выходила — Анна Каждому своё
В месте Дэ на острове Зэт Растет купоросовая пальма В месте Цэ на перешейке Ка Произрастает хинное растение В парикмахерской города эН Стрижен гражданин Перукаров И гражданке Перманентовой Делают хитрые волосы Брадобрей Милоглазов Глядит в окно недоверчиво Примус греет бритву И воспевает печаль Холодная щека плачет в мыле Милоглазов делает оскорбленные глаза Военный часовой убивает командира Командир падает Недобрым сердцем вспоминая мать — Здоров ли ты мой друг?…
— Здоров ли ты мой друг? Да ты здоров ли друг мой? Случайно я тебя встречаю Здоров ли друг мой. Что ты бледен? — А я здоров и ты напрасно Меня в болезни обвиняешь Здоров ли ты в своей компанье Тужурки табака и волоса? Здоров ли в компании многих лет твоих Не смущают ли твои воспоминания Вишня на которой ты признайся Хотел висеть Да не смог сметь Не смущает ли Висел почти ведь? — Я здоров мой друг Я здоров Что мне вишня Ничто мне эта вишня… Петр I
Бревна Светлый день Сидит Петр Первый Узкие его усы Ругает ртом моряка Поднимается — бьет моряка в лицо Важный моряк падает Подходит конь Петр сел на коня Петр поехал Пыль Петр едет по траве Вдоль дороги поле На поле девушка Петр сходит с коня Идет Петр к девушке Хватает Петр девушку Девушка плачет но уступает Петру Они лежат на соломе Петр встает и уходит Девушка плачет. Она некрасива У нее нарост на щеке мясной Петр скрылся из ее вида Клочья моря бьют о берег Тьма все сильнее Тьма совсем. Темно-синяя тьма Ярко выражен темно-синий цвет Свидание
Вера приходит с жалким лицом с жалким лицом Приходит в помещение из внешнего мира внешнего мира В помещении сидит голый человек голый человек Мужчина мужчина мужчина Он на диване сидит выпуска старого где зеркало Зеркало узкое впаяно в заднюю спинку серую Вера пришла с холода с холода с холода А он сидит желтый и издает запахи тела в одежде бывшего ранее Долго и долго и долго запахом не насытишься Тело подернуто подернуто салом легким жиром тельным — Садись Вера — он говорит — садись ты холодная А он с редким волосом на голове цвета бурого А Вера такая красивая такая красивая Она села села согнула колени на краешек А он потянулся обнять ее спереди спереди Неудачно нога его тонкой кожей сморщилась Неудачно его половой орган двинулся А Вера такая красивая такая морозная — Ух как холодом от тебя также молодостью Раздевайся скорей — ты такая красивая На тебе верно много надето сегодня и он улыбается Зеркало зеркало их отражает сзади овальное Только затылки затылки затылки Книжищи
Такой мальчик красивый беленький Прямо пончик из кожи ровненький Как столбик умненький головка просвечивает Такой мальчик погибнул а? Как девочка и наряжали раньше в девочку Только потом не стали. сказал: «что я — девочка!» Такой мальчишечка не усмотрели сдобного не углядели милого хорошего что глазки читают что за книжищи Уу книжищи! у старые! у сволочи! загубили мальчика недотронутого с белым чубчиком Чтоб вам книжищи всем пропасть толстые крокодиловы! Мальчичек ягодка крупичичка стал вечерами посиживать все листать эти книги могучие все от них чего-то выпытывать Убийцы проклятые книжищи давали яду с листочками с буковками со строчками сгорел чтобы он бледненький Когда ж он последнюю книжищу одолел видно старательно заметно он стал погорбленный похмурый и запечаленный Однажды пришли мы утречком Чего-то он есть нейдет Глядим а окно раскрытое В нем надутое стадо шариков И он до них веревочкой прищепленный «Шарики шарики — говорит Несите меня» И ножкою оттолкнувшися А сам на нас строго поглядел И в небо серое вылетел… И видела Марья Павловна Как понесло его к моречку А днями пришло сообщение Что видели с лодки случайные Как в море упали шарики На них же мальчонка беленький Но в море чего отыщешь ты Горите проклятые книжищи! Сирены
Вдохновляюсь птицею сиреною в день торжественных матросов[1] Плетни волн не сильно говорливые. видят вид мой чистый Вымылся и палубу помыл. скоро остров с красными цветами И об том дают мне знать. птицы бледными крылами Полон чьих-то дочек он — сирен. с бледными прозрачными крылами Полон я каких-то чувств летающих с бледными и тонкими крылами Падают насколько мне известно на самые красивые корабли Насколько мне известно падают на чистые где и матросы чисты Падают эти сирены с грудями со многими грудями В коротких падают рубашках с кружевами с кружевами Насколько мне говорили с кружевами и грудями Ленточкой у горла перевязаны они. ленточкою черной Сами белокуры и волосы они также веют ленточкою черной Кожа их бумажная сонная неживая Основное их занятие — летать и петь целой стаей Вот они. летят они. помогают ногами крылам слабым Вот они. и сели они. и до чего ж красивы эти бабы Вот они. и плачут они. и отирают они слезы и песни запели Каждая песня о неизвестном растении о неизвестном животном В заключение песню запели они об острове своем волосатом Улетать они собрались. улетают а меня не берут. не берут Сколько к ним не бросаюсь! Баба старая кожа дряхлая одежда неопрятная…
Баба старая кожа дряхлая одежда неопрятная Ведь была ты баба молода — скажи Ведь была ты баба красивá Ведь была резва и соком налита Ведь не висел живот и торчала грудь Не воняло из рта. не глядели клыки желты Ведь была ты баба в молодой коже Зубы твои были молодые зайчики Глаза очень были. как спирт горящий Каждый день ты мылась водой с серебром В результате этого была ты не животное Не земное ты была а воздушное А небесное И что же баба ныне вижу я Печальное разрушенное ты строение Все в тебе баба валится все рушится Скоро баба ты очистишь место Скоро ты на тот свет отправишься — Да товарищ — годы смутные несловимые Разрушают мое тело прежде первоклассное Да гражданин — они меня бабу скрючили Петушком загнули тело мне Но товарищ и ты не избежишь того — Да баба и я не избегу того Я в мясном магазине служил
Я в мясном магазине служил Я имел под руками все мясо Я костей в уголки относил Разрубал помогал мяснику я Я в мясном магазине служил Но интеллигентом я был И все время боялся свой длинный Палец свой обрубить топором Надо мной все смеялись мясники Но домой мне мяса давали Я приносил кровавые куски Мы варили его жарили съедали Мне легко было зиму прожить Даже я купил пальто на вате Много крови я убирал И крошки костей уносил Мне знакомы махинации все Но зачем этот опыт мне Я ушел из магазина мясного Как только зимы был конец И тогда же жену обманув В новых туфлях я шел по бульвару И тогда я тебя повстречал Моя Таня моя дорогая Жизнь меня делала не только но и делала меня кочегаром я и грузчиком был на плечах Вот и с мясниками побывал в друзьях В один и тот же день двенадцатого декабря…
В один и тот же день двенадцатого декабря На тюлево-набивную фабрику в переулке Пришли и начали там работать Бухгалтер. кассир. машинистка Фамилия кассира была Чугунов Фамилия машинистки была Черепкова Фамилия бухгалтера была Галтер Они стали меж собой находиться в сложных отношениях Черепкову плотски любил Чугунов Галтер тайно любил Черепкову Был замешан еще ряд лиц С той же фабрики тюлево-набивной Были споры и тайные страхи Об их тройной судьбе А кончилось это уходом Галтера с поста бухгалтера И он бросился прочь С фабрики тюлево-набивной Записка
Костюмов — душенька — я завтра Вас жду поехать вместе к Вале Она бедняжка захворала У ней не менее чем грипп Но только уж пожалуйста любезный Ты не бери с собой Буханкина Уж не люблю я этого мужлана Ох не люблю — и что ты в нем находишь Криклив… У Вали это неприлично Когда б мы ехали к каким-то бабам А то приятная безумка Валентина Она же живо выгонит его Ну так Костюмов — милый Фрол Петрович Напоминаю — ровно в семь часов И без Буханкина пожалуй сделай одолженье А я тебе свой галстух подарю Смотри же. жду. Приятель Павел Пэ. Эс. И я тебе сюрприз составил Послание
Когда в земельной жизни этой Уж надоел себе совсем Тогда же заодно с собою Тебе я грустно надоел И ты покинуть порешилась Меня ничтожно одного Скажи — не можешь ли остаться? Быть может можешь ты остаться? Я свой характер поисправлю И отличусь перед тобой Своими тонкими глазами Своею ласковой рукой И честно слово в этой жизни Не нужно вздорить нам с тобой Ведь так дожди стучат сурово Когда один кто-либо проживает Но если твердо ты уйдешь Свое решение решив не изменять То еще можешь ты вернуться Дня через два или с порога Я не могу тебя и звать и плакать Не позволяет мне закон мой Но ты могла бы это чувствовать Что я прошусь тебя внутри Скажи не можешь ли остаться? Быть может можешь ты остаться? Кухня
Только кухню мою вспоминаю А больше и ничего Большая была и простая Молока в ней хлеба полно Темная правда немного Тесная течет с потолка Но зато как садишься кушать Приятно движется рука Гости когда приходили Чаще в зимние вечера То чаи мы на кухне пили Из маленьких чашек. Жара… А жена моя там стирала Около года прошло Все кухни мне было мало Ушла она как в стекло Сейчас нет этой кухни Петр Петрович приходит ко мне Сидит в бороде насуплен «Нет — говорит — кухни твоей» Из сборника «Прогулки Валентина» (1968)
Вторая прогулка Валентина
Под диким небом северного чувства Раз Валентин увидел пароход Он собирал скорее пассажиров Чтобы везти их среди мутных вод Рекламная поездка обещала Кусты сараи старые дрова Полжителей речного побережья Выращивают сорную трава Другая половина разбирает На доски ящики. а незначительная часть Утопленников в лодках собирает Чтобы не дать умчаться и пропасть И Валентин поехал облизавшись От кухни запахи большой стряпни Там что-нибудь варилось одиноко Какое блюдо мыслили они Морковь заброшена. багром ее мешают И куча кровяных больших костей И тут сигналом крика собирают На пароходе нескольких гостей И раздают им кружки с черным соком Дымящеюся жижею такой А пароход скользит по речке боком А берег дуновенный и пустой На огородах вызрела капуста Угрюмо дыбятся головки буряка Большое кислое развесистое древо Вот важно проплывает у борта С гвоздями в ртах с пилами за плечами Огромной массой ящиков заняты Еще не совсем зрелые ребята Стучат и бьют обведены прыщами У них запухли лица медовые И потянулся лугом свежий лук И бурые строения глухие На Валентина выглянули вдруг На пароходе закрывали двери Помощник капитана взял мешок Надел его на согнутые плечи Издал короткий маленький смешок Во тьме работают животные лебедки Канаты тащут черные тюки А с берега без слова без движенья Им подают вечерние огни И повернули и в рязанской каше Пошли назад стучало колесо И вспомнил Валентин что это даже Обычный рейс и больше ничего Теперь другие пароход крутили И появился некто так высок Когда стоял то голова скользила По берегу где света поясок Столкнувшись с Валентином испугался Пузатый маленький и старый пассажир Заплакал он и в угол весь прижался А Валентин рукою проводил Когда сошел по лестнице мохнатой На пароходе вновь пылал костер Морковь тащили красные ребята И ветер наметал на кухню сор Азбука
— А — сказал Андрей Барышня пришла в новом платье Весело дочку погладил Горькие горячие волосы поцеловал ей Детка моя — подумал — ты без мамы Если б была жива не нарадовалась бы Жалобно на ее могиле прежде прутики деревья прямо Завтра пойду туда поплачу в траву судьбы И с тем он скользнул взглядом по Наташе Которая за последнее лето стала еще краше Лицо у Наташи было сегодня странное Маленькие уши горели цветом алым Но за рекой закричала птица нежданная Общее внимание отвлекать стала Перед уходом отец пил молоко Раньше чем к сну отправляться вино Старый стал Андрей — ему нелегко Таню — жену свою помнит давно У него не появилось новой жены Фыркал когда говорили об этом — Хватит — хватит — разговор обрывал и чувство вины Целый день не сходило с лица кто давал советы Часто однако он веселел и добрел Шустро хватал свой плащ и уезжал в поле Щелкал ружьем но птиц настрелять не умел Этим только проездом по полю бывал доволен Юношеским на время становился — хрипел Я — говорил всем — выздоровел охотой. а был очень болен Понедельник полный от весны весь белый…
Понедельник полный от весны весь белый Вычистил я шляпу расстелил пальто Снег еще повсюду но уже не целый Оловянной кружке весело блистать К щёкам подливаю сок одеколонный Разотру по шее. подмочу виски Как я еще молод. кожа-то какая Загорю под солнцем — южное дитя Брюки-то погладил пошел улыбнулся Вызвал всех любимых в памяти своей Вот бы увидали пока не согнулся Вот бы увидали до скончанья дней Ветер распластал любимую простынь…
Ветер распластал любимую простынь Этой весной ты поедешь назад Фока и Фима — друзья твоей юности Пивом и мясом встретят тебя Этой весною соскочишь ты на вокзале Фока и Фима стоят каблуками на тощей весенней траве Фока и Фима! Я больше от вас не уеду! (плачь обоюдный в мягкие руки судьбы —) Ты никогда не уедешь от Фоки и Фимы От красивого стройного Фоки И от обезьяньего друга Фимы Всегда вместо большого огромного моря Вам будет целью небольшая река На твоих глазах постареет сгорбится Фока И как-то незаметно умрет смешной друг Фима Ты их переживешь на несколько весен Этой весной ты поедешь назад… Милая спящая равнина степная…
Милая спящая равнина степная Городок «Хвост» примкнувший к тихому холму Люба — дочка учителя грустной школы Спящая на спине с одеялом даже на лбу Белая стена наклоненная над Любой Сладкие дни прожитые ей В садике рядом со школой со школой Стекают по шее на грудь затекают ей Я люблю ворчливую песенку начальную
Я люблю ворчливую песенку начальную Детских лет В воздухе петелистом домик стоит Тищенко Цыган здравствуй Мищенко Здравствуй друг мой — Грищенко В поле маков свежем — друг Головашов Речка течет бедная Тонкая и бледные и листы не жирные у тростников Здравствуй друг Чурилов Художник жил Гаврилов рисовал портрет свой в зеркале и плавал ночью на пруду среди мостков Если кто и есть на лавке…
Если кто и есть на лавке Это тетушка моя Здравствуй тетушка моя Под окошком белая Ты купила этот домик Уж на склоне полных лет Розовый закат на подоконник Встав на лапки шлет привет Все мечты твои нелепы Тетя тетушка моя Разве козы шерсти смогут Тебе тетя наносить Эти козы не годны Козы новые нужны Ты не сможешь сбогатеть Только все потратишь С твоим зрением лежать А ты кофты катишь Если кто и есть на лавке Это тетушка моя Неразумная Здравствуй тетушка моя Под окошком белая Желтая извилистая собака бежит по дорожке сада…
