Заметки о Ленине. Сборник

Поэтому и рабочие производительные товарищества, по словам резолюции, полезны только тогда, когда они «являются составной частью товариществ потребительских». Эта связь производительной рабочей кооперации с потребительской должна помешать первой выродиться в замкнутые и обособленные от всего рабочего класса и от всего рабочего движения компании мелких акционеров, прибегающие к эксплоатации труда наемных рабочих.

Обратимся теперь к взглядам Ленина на потребительскую рабочую кооперацию.

Параграф первый указывает, что пролетарские потребительские товарищества «суживают размеры эксплоатации со стороны всякого рода торговых посредников, влияют на условия труда в заведениях поставщиков и улучшают положение собственных служащих». Другими словами, они имеют целью не осуществление в недрах капиталистического общества кусочка социализма, а только борьбу против чрезмерной эксплоатации со стороны капитала. Далее резолюция подчеркивает, что не надо возлагать на потребительскую кооперацию излишних надежд, ибо в пределах капиталистического общества помощь кооперативов может быть «лишь весьма незначительной».

Следующий параграф еще энергичнее предостерегает рабочих от всяких кооперативных иллюзий, против оценки кооперации, как средства, при помощи которого рабочий класс может разрешить социальный вопрос, т. е. уничтожить эксплоатацию капитала без классовой борьбы и без социалистической революции.

Пропущенный мною пункт второй указывает, что потребительские кооперативы могут и должны расширить рамки своей работы; они могут и должны помогать рабочим во всей их классовой борьбе, вмешиваться в политическую борьбу, насколько это для них возможно, поддерживать рабочих во время стачек и т. п. Это нужно не только потому, что такая помощь полезна борющемуся пролетариату, но и потому, что выход кооперации на широкую арену классовой борьбы пролетариата предохранит кооперативы от загнивания, от закостенения в своей узкой идеологии, расширит кругозор членов и работников кооператива. В этих же видах резолюция настаивает на «возможно более полном сближении всех форм рабочего движения».

Наконец, еще один пункт призывает всех рабочих вступать в пролетарские потребительские товарищества.

Подводя итог всему сказанному, мы видим, что резолюция — 1) говорит о роли кооперации только в дореволюционный период; о роли кооперации во время пролетарской революции она не говорит ничего; 2) она хочет использовать кооперацию только как орудие, развивающее революционную боеспособность пролетариата в классовой борьбе, и решительно борется против идеи мирного врастания в социализм, против преувеличения роли кооперации и против кооперативных иллюзий.

Применимы ли директивы этой резолюции в настоящее время? В Советской России решительно не применимы, ибо у нас после октябрьской революции в корне изменились все условия. У нас теперь у власти стоит не буржуазия, а пролетариат, и кооперация находится и должна быть под влиянием последнего. У нас теперь речь может итти о «внедрении в социализм» не до пролетарской революции, а после нее. Все это в корне изменяет и характер и задачи кооперации. Что касается Западной Европы, то там директивы резолюции и статьи Ленина применимы еще в очень значительной степени. Там еще не было пролетарской революции. Там у власти все еще стоит буржуазия и стремится использовать кооперацию в своих интересах. Там есть еще опасность кооперативных иллюзий. Но и для Запада в основе решительно верные положения Ленина нужно для настоящего времени усилить, ибо власть буржуазии на Западе уже колеблется, и пролетариат должен сильнее использовать для своей уже не подготовительной только, но в значительной степени уже и прямо революционной борьбы все свои организации, в том числе и кооперативные. Надо усилить политическую работу кооперации и связь ее с единственно революционной коммунистической партией и с революционными профсоюзами; надо энергично вырывать кооперацию из рук соглашателей II Интернационала; надо готовить в кооперации работников-хозяйственников. Но все эти поправки, вызванные изменившимися условиями, не отрицают положения резолюции и статьи Ленина, а только усиливают их. И чем революционнее положение в какой-нибудь стране, тем энергичнее приходится вносить эти усиления.

* * *

Обратимся теперь к статьям и речам Ленина, в которых он говорил о задачах и роли кооперации в период русской революции.

Прежде всего, мы находим несколько параграфов, посвященных этому вопросу, в черновом наброске проекта программы Р. К. П., внесенном Лениным на VII с’езде Р. К. П.

Напомним прежде всего, как трудно было составлять эту программу. Задача эта встала перед большевиками в предвидении неизбежной и близкой пролетарской революции еще в начале лета 1917 года. Ленин тогда был очень осторожен. Он предлагал не писать вполне новую программу, а внести только в старую социал-демократическую необходимые поправки.

Никаких ранее существовавших образцов коммунистической программы у большевиков не было. Приходилось только угадывать те новые задачи, которые встают перед ставшим у власти пролетариатом. Угадать ту обстановку, в которой будет протекать революция, те возможности, которые будут в ее распоряжении. Отсюда осторожность Ленина, отсюда его постепенный подход к вопросу, отсюда только «черновой набросок проекта программы».

Ленин говорит в этом наброске о «потребительско-производственных коммунах», которые должны работать в области распределения. Под этим именем он подразумевает кооперацию в ее новом виде. Прежде всего, привлекает внимание самое название: «потребительско-производственная коммуна». Функции коммуны лежат не только в области распределения продуктов, но и в организации производства: «неуклонное повышение организованности, дисциплины, производительности труда, переход к высшей технике, экономия труда и продуктов» и т. п. Что же понимает Ленин под этой производственной деятельностью коммун?

Мне кажется, что будет верно такое толкование.

Ленин выделяет в отдельный параграф «организацию производства в общегосударственном масштабе». Это дело он не возлагает на коммуны. Очевидно, на долю коммун останется организация и ведение производства, которое имеет не общегосударственный, а местный характер.

В городах это будут водопроводы, освещение, трамваи, бойни, пекарни, бани, прачечные и т. д. и т. п. — все те предприятия, которые в силу их местного значения не могут быть взяты в руки организации, которая ведает «производством в общегосударственном масштабе». В период диктатуры они находятся в руках местных Советов, а после уничтожения диктатуры пролетариата они должны будут перейти в руки самоуправляющихся организаций потребителей. Это будут «потребительско-производственные коммуны», единые потребительские общества будущего.

В идее «потребительско-производственных коммун» нужно отметить еще одну мысль: это — стремление об’единить производительную и потребительскую кооперацию в одной организации, идею интегрирования кооперативных функций. Здесь идея резолюции Копенгагенского конгресса («производительные товарищества в том только случае имеют значение для борьбы рабочего класса, когда являются составной частью товариществ потребительских») повторяется в другой обстановке, приобретает иную форму.

Такова роль «потребительско-производственных коммун» в городе. Но какова их роль в деревне?

Прямого ответа в черновом наброске проекта резолюции нет. А между тем в деревнях также должны были быть потребительско-производственные коммуны. В статье «Очередные задачи Советской власти», написанной почти одновременно, мы читаем: «Социалистическое государство может возникнуть лишь как сеть производственно-потребительских коммун, добросовестно учитывающих свое производство и потребление, экономящих труд, повышающих его производительность и достигающих этим возможности понижать рабочий день до семи, до шести часов в сутки и еще менее».

Заметим, что ни в проекте программы, ни в указанной статье не говорится ни слова о сельско-хозяйственных кооперативах. Вполне понятно было умолчание о них в резолюции Копенгагенского конгресса, так как в то время эти организации не имели никакого отношения к делу пролетариата, и кооперация тогда интересовала Ленина только постольку, поскольку она имела это отношение. Но Ленин не мог умолчать о сельско-хозяйственной кооперации в эпоху диктатуры пролетариата, ибо в это время сельско-хозяйственная кооперация должна была явиться еще по указанию Энгельса орудием превращения мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные обобществленные предприятия. Только при помощи этой кооперации можно было внести планомерность в работу действовавших до сих пор вполне самостоятельно мелких крестьянских хозяйств, начать превращать эту до сих пор анархически поставленную работу в работу более или менее плановую.

Только при помощи сельско-хозяйственной кооперации можно будет ввести машинную технику в крестьянские хозяйства и этим повысить их производительность. Только при помощи сельско-хозяйственной кооперации можно мало-по-малу вытеснить индивидуалистическую психику крестьянина и заменить ее психикой коллективистической.

Одним словом, только через сельско-хозяйственную кооперацию можно осуществить врастание мелкого крестьянского хозяйства в социализм. А между тем о сельско-хозяйственных кооперативах в черновом наброске проекта программы нет ничего.

Это происходит от того, что сельско-хозяйственные кооперативы у Ленина сливаются с потребительскими кооперативами и входят в состав «потребительско-производственных коммун». И в этом случае Ленин стремится слить, интегрировать различные виды кооперации.

Отметим бегло еще несколько пунктов этой программы. Ленин говорит в ней, что деньги временно должны остаться, что нужно допускать возможность торговли («купля-продажа») и не через потребительские коммуны, т. е. через вольный рынок. Все это — предвидения грядущей новой экономической политики.

И, наконец, последний пункт: коммуны должны принимать «неуклонные, систематические меры к переходу, к замене индивидуального домашнего хозяйства, хозяйничанья отдельных семей общим кормлением больших групп семей». Вопрос, который усиленно обсуждается потребительской кооперацией в последнее время в связи с вопросом о преобразовании быта.

Повторяю, все это взято из «чернового наброска проекта программы» и написано в начале 1918 года, т. е. в самом начале революции, когда неясны были все условия, вся обстановка революции. Немудрено, что изложенные мысли Ленина часто носят характер «набросков». Но все эти «наброски» конечно, mutatis mutandis живы и имеют громадное значение и для настоящего времени и будут иметь его в будущем. Поистине гениальные наброски.

Есть в проекте и специфические черты периода военного коммунизма: трудовая повинность и т. п. Все это было необходимо в свое время, ибо диктовалось обстановкой. Теперь все это отжило свой век, как отжил его военный коммунизм. Но это произошло потому, что изменилась обстановка, исчезли условия, вызывавшие необходимость в свое время сурового военного коммунизма.

Есть, наконец, в наброске краткое упоминание о «принудительном об’единении всего населения в потребительско-производственные коммуны». И эта мысль в наброске не развита. Поскольку дело идет о потребительских обществах, обязательное кооперирование было осуществлено декретом от 20 марта 1919 года. И эта мера была продиктована условиями военного коммунизма: необходимостью распределения всех продуктов по карточкам. Но эта идея ни разу после не предлагалась Лениным для производственных кооперативов. Вступление в последние всегда оставалось делом добровольным.

Наоборот, резолюция об отношении к среднему крестьянству, написанная Лениным и принятая VIII с’ездом Р. К. П. 25 марта 1919 года, говорит о том, что, «поощряя товарищества всякого рода, а равно сельско-хозяйственные коммуны, представители Советской власти не должны допускать ни малейшего принуждения при создании таковых. Лишь те об’единения ценны, которые проведены самими крестьянами по их собственному свободному почину… Чрезмерная торопливость в этом деле вредна»…

В следующем параграфе та же резолюция говорит, что кооперативные об’единения крестьян в целях поднятия сельского хозяйства должны находить помощь со стороны государства.

Вопрос об интегрировании деревенской кооперации как здесь, так и во всех последующих статьях Ленина совершенно не затронут. Можно сказать только, что в декретном порядке это интегрирование было проведено в период военного коммунизма довольно решительно на верхах кооперации (кооперативные центры были уничтожены как самостоятельные организации и влиты как секции в Центросоюз) и сравнительно слабо на низах сельско-хозяйственной кооперации. С началом новой экономической политики сельско-хозяйственная кооперация стала развиваться совершенно независимо. Кроме изменившихся хозяйственных условий этому способствовало и то, что к этому времени были сломлены контр-революционные настроения и работа старых заправил сельско-хозяйственной кооперации. Эта контр-революционная работа была одной из причин того, что декрет от 27 января 1920 года уничтожил самостоятельное существование всероссийских центров сельско-хозяйственной кооперации и подчинил их Центросоюзу.

* * *

К «черновому наброску проекта программы» примыкает отрывок из уже цитированной мною статьи Ленина «Об очередных задачах Советской власти», написанной в феврале — марте 1918 г. и напечатанной в «Известиях В. Ц. И. К.» 29 апреля 1918 года (№ 85).

Статья эта была написана в предвидении обострения продовольственного кризиса и поэтому выдвигает важнейшей задачей «наладить строжайший всенародный, всеоб’емлющий учет и контроль хлеба и добычи хлеба, а затем и всех других необходимых продуктов». Для выполнения этой задачи Ленин предлагает использовать доставшиеся нам в наследство от капитализма «массовые организации, способные облегчить переход к массовому учету и контролю распределения продуктов — потребительские общества».

Желая использовать кооперативные организации, Ленин всячески старается избежать конфликта с их буржуазными руководителями; он старается сговориться с последними. Он дает им право решающего голоса при обсуждении декрета в Совнаркоме. «Отрасываются части декрета, встретившие решительную оппозицию этих учреждений» (кооперативов). Из этого видно, как бережно относился Ленин к кооперативам, если даже во главе их стояли буржуазные вожди. Он говорит, что «задача Советской власти руководить буржуазными элементами. Используя их, делая известные частные уступки им, мы создаем условия для такого движения вперед, которое будет более медленно, чем мы первоначально предполагали, но вместе с тем более прочно, с более солидным обеспечением базы и коммуникационной линии, с лучшим укреплением завоеванных позиций». Все это показывает, как близок был Ленин уже весной 1918 года к тем идеям, которые легли в основу новой экономической политики.

Далее Ленин указывает еще некоторые уступки, сделанные старым кооператорам: отказ от бесплатного вступления в кооператив и отказ от об’единения всего населения данной местности в одном кооперативе.

Первая уступка была уничтожена декретом от 20 марта 1919 года. Но ее снова пришлось сделать незадолго до смерти Ленина в декрете о замене обязательного членства добровольным. Эта новая уступка была продиктована необходимостью усилия средств потребительских обществ при условиях новой экономической политики. Вторая уступка была также уничтожена декретом от 20 марта 1919 года, согласно которому все потребительские общества какого-либо города были слиты в «единое потребительское общество». Это положение остается и до настоящего времени, смягченное, правда, тем, что в недрах такого общества существуют самостоятельные, независимые «мелкие кооперативные об’единения». Как вывод из того положения, которое защищал в своей статье Ленин, следует необходимость слияния рабочей и нерабочей кооперации. Эта мера была проведена позднее и продолжает существовать до сих пор.

Наконец, последняя уступка состояла в том, что буржуазия не была совершенно исключена из кооперативов; только некоторым элементам ее было запрещено входить в правления кооперативов. Позднейший декрет от 20 марта 1919 года также не исключил буржуазию и родственные ей элементы из потребительских обществ. Сделать это было нельзя потому, что это значило бы лишить эти элементы права получать какие-либо продукты: ведь все продукты распределялись тогда кооперативами по карточкам, которые они выдавали своим членам. Декрет от 20 марта 1919 года только лишил буржуазию и родственные ей элементы всякого активного и пассивного избирательного права при выборах правлений и других органов единых потребительских обществ.

* * *

Ряд следующих статей и речей затрагивает различные вопросы, относящиеся к кооперации во времена военного коммунизма. Сюда относятся: 1) отрывок из речи на I Всероссийском с’езде земельных отделов, комитетов бедноты и коммун (11 декабря 1918 г.), 2) речь на II Всероссийском с’езде советов народного хозяйства (19 декабря 1918), 3) Речь на III с’езде рабочей кооперации (7 декабря 1918 г.), 4) отрывок из речи, произнесенной на митинге в Петербурге 13 марта 1919 года, 5) отрывок из речи о партийной программе на VIII с’езде Р. К. П. (19 марта 1919 года), 6) отрывок из речи на конференции фабрично-заводских комитетов и профсоюзов (29 июля 1919 года) и 7) речь по вопросу о кооперации на IX с’езде Р. К. П. (3 апреля 1920 г.).

Основным, господствующим положением во всех этих речах и статьях является мысль, что Советская власть должна использовать кооперацию для организации дела снабжения и для выполнения других стоящих перед ней задач. Кооперация, как «аппарат единственный, который капитализм подготовил в массах, как единственный, который действует в деревенских массах, стоящих еще на стадии примитивного капитализма, должен быть во что бы то ни стало сохранен, развит и во всяком случае не отброшен».

При проведении этой мысли Ленину приходилось наталкиваться на сильное сопротивление значительной части коммунистов, которые не дооценивали кооперацию, которые переоценивали методы национализации в отношении к мелкому крестьянскому хозяйству, которые хотели в ущерб самодеятельности кооперированного населения всецело подчинить кооперацию органам Советской власти. Особенно резко это стремление сказалось в прениях по вопросу о кооперации на IX с’езде Р. К. П. Поэтому Ленин многократно продолжал возвращаться к мысли о необходимости использовать кооперацию. Он неустанно в разных речах повторял, что кооперация есть единственный доставшийся нам в наследство аппарат, созданный капиталистическим обществом для товарообмена. Это громадное наследство, — говорит он. Правда, «кооперативы, существовавшие в капиталистическом обществе, насквозь проникнуты духом капиталистического общества»; они находятся в руках старых вождей кооперации, также насквозь проникнутых буржуазным духом, как проникнуты им все специалисты, которых мы получили в наследство от капитализма. И подобно тому, как Советская власть должна использовать для своего дела социалистического строительства всех доставшихся ей в наследство буржуазных специалистов, она обязана сделать то же и со старыми кооператорами-специалистами. «Чтобы победа была полная и окончательная, надо взять все, что есть в капитализме ценного, взять себе всю науку и культуру, — неоднократно говорит Ленин. — Тех, кого капитализм против нас воспитал, надо повернуть на службу к нам».

Вовлечение крестьянства в революционную борьбу пролетариата, создание революционной спайки между пролетариатом и крестьянством — вот одна из главнейших задач, которую всегда Ленин ставил перед собой, перед коммунистической партией, перед Советской властью и перед пролетариатом. Кооперация же действует и среди рабочих, и среди крестьянских масс. Понятно поэтому, что Ленин так высоко ценил ее, как мостик между пролетариатом и крестьянством, как путь, по которому пролетариат может распространять свое влияние на деревню.

Для успешности революционной борьбы и, главное, социалистического строительства необходимо вовлечь в активную борьбу широкие массы. А самодеятельность масс является одной из задач кооперации. Ленин ясно видел и высоко ценил эту сторону кооперации. Работа старой кооперации, — говорил он, — была полезна тем, что она развивала самодеятельность масс. Важно использовать самодеятельность масс, создавших эти организации, повторял он в другом месте.

Вожди кооперации, действуя во времена капитализма, старались сохранить возможно полнее независимость этих организаций. В то время такое стремление было вполне понятно и законно, ибо это было борьбой против стремления капиталистов и капиталистического государства подчинить себе кооперативные организации и заставить их работать в своих интересах. Правда, эта борьба кооперации за свою независимость велась в особенности за последние десятилетия чрезвычайно слабо и неэнергично. На деле вожди старой кооперации и в Западной Европе и в России изменяли делу пролетариата и, входили в тесные соглашения с капиталистическими государствами, помогая империалистической политике последних. Лозунг независимости кооперации сохранился только на словах. Но те же вожди старой кооперации горячо подхватили этот лозунг и решили проводить его со всей строгостью, когда дело дошло до сотрудничества с властью трудящихся, с Советской властью. Они или не понимали, или не хотели понять, что, если изменился характер государственной власти, то должно измениться и отношение к ней кооперации. Если при власти капиталистов, класса враждебного трудящимся, кооперация должна была остерегаться государства и энергично охранять свою независимость, то после перехода власти в руки трудящихся, кооперация, как организация трудящихся, должна была отбросить всякие страхи перед своей же государственной организацией, позабыть об охране своей независимости и, наоборот, стремиться сблизить возможно теснее кооперацию с другими организациями трудящихся и с Советской властью. Забудьте о независимости, — упорно твердил на протяжении всей своей речи на III с’езде рабочей кооперации Ленин: — наоборот, стремитесь к «слиянию кооперации с Советской властью».

Я указал выше, что Ленин высоко ценил кооперацию, как мостик между пролетариатом и крестьянством, как средство смычки между этими двумя классами. А чтобы достигнуть этой цели нужно сблизить, больше того, слить рабочие и крестьянские кооперативные организации в один союз. Об этом слиянии рабочей и общегражданской кооперации много раз говорил Ленин в своих статьях и речах.

Из тех же соображений Ленин настаивал на III с’езде рабочей кооперации на необходимости соединить производственную кооперацию с потребительской.

Задача коммунистов — использовать кооперацию и специалистов-кооператоров. Но этого можно достигнуть только тогда, когда коммунисты будут иметь большое влияние на низах кооперации, в кооперативных массах. Поэтому Ленин во многих речах усиленно настаивал на усилении работы коммунистов в кооперации, на необходимости для них приобрести большинство в этих организациях.

Вот основные мысли Ленина о кооперации, которые он высказывал во времена военного коммунизма. И опять нужно признать, что в общем и целом эти мысли остаются правильными и до сих пор. С переходом от военного коммунизма к нэп’у не изменились задачи кооперации в период, переходный к социализму. Изменился только характер конкретных заданий. Должен был измениться поэтому и конкретный характер организации кооперативов. Но принципиальные задачи кооперации и основные принципы ее работы в общем и целом остались те же. Это работа не только по собственным заданиям, но и по заданиям Советской власти, не охрана «независимости», а сближение со всеми другими организациями пролетариата. Все эти принципы правильно были намечены Лениным еще в 1918–1920 годах. И из статей и речей периода военного коммунизма современный кооператор может многому научиться.

* * *

Перейдем теперь к последней группе статей и речей Ленина, посвященных кооперации периода новой экономической политики.

Сюда относятся: 1) многие места из речи Ленина на X с’езде Р. К. П. (март 1921 г.) о замене продовольственной разверстки продовольственным налогом и из его заключительного слова по этому вопросу; 2) две страницы из брошюры Ленина «О продовольственном налоге», изданной весной 1921 года, и, наконец, 3) две его последние статьи, написанные в январе 1923 года и опубликованные в «Правде» весной того же 1923 года.

В речи на X с’езде и в заключительном слове Ленин указывает, что с отменой продовольственной разверстки и с переходом к новой экономической политике должны измениться роль и положение кооперации. Ленину сразу ясно, что кооперацию нельзя оставить в том подчинении наркомпроду, в которое поставило ее постановление IX с’езда Р. К. П. в эпоху продразверстки и военного коммунизма. Ленину ясно, что роль кооперации при новых условиях должна возрасти. Но ему в марте 1921 года далеко еще не было ясно, какие в точности задачи должны быть возложены на кооперацию при новых условиях, в какие организационные формы должна отлиться кооперация. Поэтому Ленин, как великий реальный политик, хочет действовать очень осторожно, сперва хорошо изучить вопрос. Он предлагает только отменить явно непригодную более, несвоевременную резолюцию IX с’езда Р. К. П. и не принимать пока никакой новой. «Ничего не ломайте, — говорит он, — не спешите, не мудрите наспех, поступайте так, чтобы максимально удовлетворить среднее крестьянство, не нарушая интересов пролетариата. Испытайте то, испытайте другое, изучайте практически на опыте, чтобы потом поделиться с нами, и скажите, что вам удалось, а мы создадим специальную комиссию или даже несколько комиссий, которые собранный опыт учтут. Чтобы итти потом на основании опыта, нам нужно десять раз проверить принятые меры».

Интересен в этой цитате совет: «максимально удовлетворить среднее крестьянство, не нарушая интересов пролетариата». Ленин говорит этим, что кооперация в переживаемый нами период для крестьянства важнее, чем для пролетариата. Нужды пролетариата в городах можно удовлетворить при помощи государственных и местных советских организаций товарообмена. Но в деревню с ними не проникнешь. В деревне без кооперации не обойдешься. Разве не жива эта мысль до сих пор, как директива кооперации направить свою работу главным образом на деревенскую периферию?

В брошюре «О продовольственном налоге» Ленин говорит только о производственной (промысловой сельско-хозяйственной) кооперации, а отнюдь не о потребительской — рабочей. Ленин пишет: «Кооперация мелких производителей (о ней, а не о рабочей кооперации идет здесь речь[4], как о преобладающем, о типичном в мелко-буржуазной стране) неизбежно порождает мелко-буржуазные капиталистические отношения, содействует их развитию, выдвигает на первый план капиталистов, им дает наибольшую выгоду. Это не может быть иначе, раз есть налицо преобладание мелких хозяйчиков и возможность, а равно необходимость, обмена. Свобода и права кооперации при данных условиях России означают свободу и права капитализма. Закрывать глаза на эту очевидную истину было бы глупостью или преступлением». Здесь мы видим повторение мыслей Ленина о сельско-хозяйственной кооперации периода борьбы с народниками.

Итак, производственная кооперация будет способствовать выделению и усилению мелких капиталистиков. Но Ленина это не пугает, ибо, с другой стороны, кооперация дает много положительного. Она дает возможность вести борьбу с частным торговцем. «Кооперация, как форма торговли, выгоднее и полезнее, чем частная торговля»… «Кооперация облегчает об’единение, организацию миллионов населения, а затем и всего населения поголовно, а это обстоятельство, в свою очередь, имеет гигантский плюс с точки зрения дальнейшего перехода от государственного капитализма к социализму». «Кооперативная политика в случае успеха даст нам под’ем мелкого хозяйства и облегчение его перехода, в неопределенный срок, к крупному производству на началах добровольного об’единения», от которого уже гораздо легче будет переход к окончательно обобществленному хозяйству, т. е. к социализму.

Итак, в брошюре «О продовольственном налоге» Ленин дает оценку производительной кооперации (крестьянской потребительской только постольку, поскольку она выполняет функции закупочной кооперации и кооперации по сбыту) и с точки зрения под’ема общего состояния мелкого хозяйства, и с точки зрения социалистического строительства.

Перехожу теперь к последним статьям Ленина «О кооперации».

О какой кооперации говорит в них Ленин? Обо всякой, но — думается мне — главным образом опять-таки о крестьянской производственной.

Неоднократно в этих своих статьях он указывает, что роль, характер, возможности и задачи кооперации в Советской России уже не те, какие были во времена дореволюционные. Фантастичность, утопичность планов старых кооператоров, — говорит Ленин, — состояли в том, что они мечтали о мирном преобразовании современного общества в общество социалистическое без классовой борьбы, без захвата власти пролетариатом. Но об этом мечтали гораздо больше вожди и идеологи производительной кооперации и только очень немногие из руководителей потребительской кооперации — последние просто крохоборствовали. С этим утопическим пониманием кооперации, а не с крохоборством, полемизирует Ленин в своих статьях. Да и вообще в эпоху пролетарской диктатуры (в особенности в стране с сильно преобладающим крестьянским населением) производительная кооперация (главным образом сельско-хозяйственная) имеет гораздо большее значение, чем потребительская. Первая повышает уровень крестьянской техники, позволяет машинизировать крестьянское хозяйство, об’единяет эти мелкие, разрозненные хозяйства в более крупные кооперативные предприятия, ослабляет индивидуалистический дух самостоятельного мелкого производителя, т. е. подводит технический базис под мелкое производство для перевода его в хозяйство социалистическое и создает более удобные психические предпосылки для этого перехода. Роль потребительской кооперации в этот период гораздо меньше. Она организует только коллективный обмен и ведет борьбу с эксплоатацией частных торговцев. Важнейшей хозяйственной области — производства — она почти не затрагивает[5], а поэтому и значение потребительской кооперации, как орудия социалистического строительства в переживаемое нами время меньше, чем роль производственной кооперации. Но вместе с тем роль потребительской кооперации чрезвычайно важна потому, что в этой области позиции пролетариата сильнее, чем в других отраслях кооперации, и, владея этими позициями, пролетариат может оказывать влияние на другие отрасли кооперативной работы.

В своих статьях Ленин указывает, что, «благодаря нэп’у, кооперация получает у нас совершенно исключительное значение». Далее Ленин намечает основные задачи, которые стоят в Советской России перед кооперацией. В указанных статьях Ленин говорит обо всех этих вопросах подробнее, чем где-либо. Поэтому именно эти статьи «О кооперации» заслуживают наиболее внимательного, пристального и вдумчивого изучения и не только со стороны одних кооперативных работников, а и со стороны всех интересующихся ходом, характером и задачами современного рабочего революционного движения. В эти статьи должны будут еще долгое время вдумываться не только русские, но и заграничные коммунисты и кооператоры.

* * *

Таковы взгляды Ленина на роль и задачи кооперации, которые он высказывал с 1910 по 1923 год.

Есть ли в этих взглядах какая-нибудь новая теория кооперации, верная и неизменная при всяких условиях, при всякой обстановке, во всякие времена?

Нет, никакой новой теории кооперации у Ленина не было, ибо Ленин прекрасно знал, что не может быть такой теории. Во всем, что Ленин говорил и писал о кооперации, есть только одно: стремление так организовать это движение, чтобы оно было орудием в руках революционного пролетариата, чтобы оно усиливало революционную энергию и мощь пролетариата. А так как обстановка и условия революционной борьбы в разные периоды бывают различны, то и кооперация в разное время должна иметь разный характер, ставить перед собой разные задачи, по-разному строить свои организации.

Отсюда различие взглядов Ленина, которые он высказывал на один и тот же вопрос. Невнимательный, мало вдумчивый или мало знающий дело читатель назовет это противоречиями. Но тут нет никакого противоречия. Мы можем видеть тут только блестящее диалектическое развитие в применении к вопросу о кооперации основных мыслей Ленина о задачах и характере революционной борьбы пролетариата в различные периоды этой борьбы. А эта диалектика мысли есть только отражение диалектики жизни, к которой всегда внимательно приглядывался Ленин.

Многие думают до сих пор, что в деле кооперативного строительства мы возвращаемся теперь к временам и принципам кооперации дореволюционной. Это крупная и грубая ошибка. Пролетарская революция проложила нестираемую и глубокую борозду и в истории кооперации. Несмотря на то, что организационно современная кооперация периода новой экономической политики в очень многом непохожа на кооперацию времен военного коммунизма, обе они составляют две разновидности одного и того же вида кооперации периода пролетарской революции. Между ними — общее то, что обе они являются орудием социалистического строительства стоящего у власти пролетариата, тогда как до революции (и теперь в Западной Европе) кооперация в лучшем случае может быть орудием борьбы пролетариата против эксплоатации капитала. Послереволюционная кооперация должна быть орудием врастания в социализм, орудием социалистического строительства, а дореволюционная кооперация таковым быть не могла. Обо всем этом, как мы видели, Ленин подробно говорил в своих последних статьях «О кооперации». В разговорах и письмах Ленин очень резко отзывался о тех, кто не понимал, что роль, задачи и характер кооперации после захвата власти пролетариатом в период переходный к социализму совсем не те, какие были до этого захвата власти. Вот, например, отрывок из его письма ко мне, как к Председателю Редакционной Коллегии Государственного Издательства по поводу вышедшей в Госиздате под маркой Наркомзема книжки одного из известных русских старых кооператоров.

Автор этой книги, говоря о кооперации, ни слова не сказал о ее новых задачах и новых формах организации. И Ленин пишет об этой книге:

«Насквозь буржуазная пакостная книжонка, одурманивающая мужичка показной буржуазной ученой ложью.

Почти 400 страниц и — ничего о советском строе и его политике, о наших законах и мерах перехода к социализму и т. д.

Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц».

Макс Адлер

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН

От редакции. Статья Макса Адлера переведена из № 3 «Der Kampf». Адлер принадлежит к соглашательскому крылу Интернационала 2 1/₂. Это обстоятельство наложило свой отпечаток на ряд совершенно ошибочных суждений его о т. Ленине. Но тем знаменательнее та общая оценка, которую дает автор т. Ленину. Редакция считает полезным ознакомить читателей «Красной Нови» со статьей М. Адлера.

1

21 января 1924 года в маленьком местечке под Москвой скончался человек, весть о смерти которого потрясла во всем мире всех, как противников, так и приверженцев, впечатлением стихийной катастрофы: Ленин мертв! Ленин — на вершине своей исторически-мировой работы — скончался. Это казалось как бы крушением некой могучей стихии, разрушительной силы которой боялись одни и ей противоборствовали, другие же с восторгом познали в ней силу, которая могла освободить жизнь для новых путей. И эти противоположные ощущения и у могилы великого вождя мирового пролетариата пробудили тот же спор и борьбу мнений и оценок, возникавших еще при жизни Ленина во все решительные моменты его деятельности.

Вокруг его облика неизменно бушевала страстная борьба мировоззрений; неизменно его личность, его речи и писания были подобны знамени, под’ятому для безошибочного указания определенного пути, для неустанного преследования одной цели: линии революционной классовой борьбы пролетариата, конечного дела марксизма: победы над классовым обществом.

В этом — не было никогда колебаний ни в его сердце, ни в его сознании — он был живой стрелкой магнита, которая никогда не могла отклониться от своего направления в сторону социализма, ибо его социалистически-революционное мышление, почерпнутое у Маркса и Энгельса, наполняло его и влияло на всю его духовную сущность, подобно тому, как земной магнетизм влияет на стрелку компаса. Этого нетеряемого и никогда не покидавшего его ощущения пути к социальной революции одного было бы достаточно для определения исторической роли Ленина, как великого народного борца за марксистский социализм, если бы он даже и не был в дальнейшем одним из могущественнейших двигателей пролетарской классовой борьбы, доведенной им до той стадии, в которой, как никогда ранее, он должен был обрести отчетливое ощущение своих социально-революционных устремлений.

Ибо, в противовес современным политическим теориям о развитии классовой борьбы, Ленин впервые выявил политические методы пролетариата в их принципиальных различиях от буржуазно-демократического мышления. При таком значении Ленина, которое неизбежно должно было обострить классовую борьбу, нет ничего удивительного, — напротив, естественно, — что влияние его личности и после смерти заставило вспыхнуть страстные противоречия в его оценке, ибо это было тем же противоречием классов, в борьбе меж которыми Ленин принял такое громадное участие.

Ненависти и озлоблению буржуазии противопоставлялась соответственно любовь, обожание и благодарность другого класса, класса пролетариата. Но вот здесь-то, у гроба этого великого двигателя истории, выявляется ужасающий и одновременно смущающий факт, что критика и оценка Ленина в социалистическом лагере, внутри самого пролетариата, которому Ленин посвятил всю свою горячую жизнь и неустанную работу, которому он отдал свою мысль и труд в условиях лишений, опасностей и жертв с ранней своей молодости, — носит не менее страстный и ожесточенный характер, чем у врагов пролетариата. В то время когда миллионы рабочих и крестьян в России превозносят и прославляют имя Ленина, как своего освободителя, и совершают паломничество к его могиле, как к святому месту, в то время как за пределами России сотни тысяч пролетариев преклоняются перед ним и обожают его, как героя и прообраз социального революционера, — другие миллионы о нем почти ничего не знают, кроме того, что он — вождь русского большевизма, которому они не доверяют и которому они должны не доверять тем в большей степени, чем бессмысленнее ослабляющее рабочее движение поведение так называемых коммунистических партий вне России, постоянно ссылающихся на его авторитет. Таким образом случилось, что для многих, особенно для вновь вступивших в ряды социал-демократии, название «коммунизм» стало почти чуждым, даже враждебным, им не было понятно, что всякий настоящий социал-демократ одновременно является коммунистом и должен быть таковым, — и в силу этого «коммунист» Ленин стал им чем-то чужим, враждебным, вместо того, чтобы каждый классово-революционный пролетарий при полном сохранении права итти своими путями и иметь свои личные мнения, должен был в деятельности Ленина взволнованно и с увлечением почувствовать прежде всего неслыханное и историческое проявление своего собственного революционного духа.

Как получилось такое расхождение воззрений, такое неестественное противоречие в природе пролетарской классовой борьбы?

Это вопрос, который может прозвучать и в некрологе Ленину, ибо ответ на него может быть дан не только там, где до сих пор одни лишь партийные страсти диктуют оценку; постановкой такого вопроса легче выяснить историческую ограниченность этой пролетарской враждебности к Ленину и одновременно ясно указать пределы его непосредственной исторической деятельности.

2

Ответ на наш вопрос должен быть следующий: во враждебности к Ленину в пределах пролетарской классовой борьбы не проявляется только простое личное чувство, но выступает нечто иное, именно кризис самого социализма, кризис, возникший с момента развала Интернационала в начале войны, или, вернее, превратившийся тогда из давно уже скрытого и ползучего в явный.

Этот кризис в значительной мере является кризисом самой пролетарской духовной жизни и поэтому плохо выражен популярными противопоставлениями реформизма и революции. Это обозначение характеризует, конечно, весьма значительные и явные элементы этого противоречия, но оно слишком чревато недоразумениями, которые привели как с одной, так и с другой стороны к пагубным самообманам, и способно затемнить то настоящее противоречие, которое происходит при кризисе социализма.

Ибо, если радикализм, вследствие своей «принципиальной» борьбы против оппортунизма, чувствует свое превосходство перед «компромиссным» реформизмом и если, с другой стороны, этот последний упрекал первый в доктринерстве и отсутствии понимания практической политики, — пусть правы оба или неправы, — во всяком случае, соревнование это не решало вопроса, на чьей стороне был тот революционный дух, который живым основным настроением должен господствовать над каждым выступлением пролетариата и в духовной своей сущности должен противопоставить себя буржуазному государству и капиталистическому обществу, в оковах которого физически он еще пребывал. Имей это место, — он мог бы беззаветно изменять тактику своей непосредственной политической и экономической борьбы, приноравливая ее к текущим обстоятельствам, как этого требовал «оппортунизм»; не имей он места, — тогда даже самое принципиальное марксистское утверждение обозначало бы не что иное, как лишь простую словесную болтовню. Последняя, однако, является особенностью современного социализма у очень значительной части пролетариата всех стран, который из политических и экономических соображений, — здесь мы их ближе не можем касаться, впрочем, они достаточно часто приводятся, — вместо того, чтобы жить в пролетарской революционной идеологии, направленной к уничтожению существующего положения рабочих, живет типичной мелко-буржуазной идеологией, которая направлена исключительно на улучшение существования рабочего. Но при таком исповедании дух социализма утерян и стал бездушным, без воодушевляющего под’ема, а потому и без внешней притягательной силы для молодежи; — таков социализм ныне везде, где он продолжает итти по старым путям.

Именно в этом противоречии между бездушным социализмом и социализмом, в котором горит горячая душа «практики переворота» Маркса и Энгельса, душа социальной революции — именно в нем лежит подлинная причина сегодняшнего раскола и слабости социализма. И вот Ленин, в противовес указанной слабости, являлся гигантским воплощением этой пламенной души социализма, этой неспокойной и всегда бодрствующей «практики переворота». И именно поэтому ему было чуждо это столь обыденное и ничего не выражающее противоречие между доктринерским радикализмом и реально-политическим реформизмом. Ибо не было более крупного и смелого реального политика, чем Ленин, не было более строгого и беспощадного врага пустой революционной фразы, равно как и всякого закостенелого радикализма, и в то же время не было более фанатического приверженца социальной революции. Так, мы читаем у него: «Недостаточно быть революционером и приверженцем социализма или быть только коммунистом. Нужно уметь в любой момент найти особое звено цепи, чтобы ухватиться за него со всей силой, дабы удержать всю цепь и подготовить перехват следующего звена». В другом месте он пишет: «Выразить свой „революционный дух“, только браня парламентарский оппортунизм, только отвергая свое участие в парламентаризме, — дело легкое, но именно потому, что это легко, это не является разрешением трудной задачи». Ленин никогда не отделывался простой формулой в вопросах парламентаризма и участия в буржуазном правительстве, борьбы с империализмом, в вопросах внешней политики, в вопросах милитаризма и войны. Излюбленная ныне фраза, что современный социализм не может быть таким же, каким он был во времена Маркса, ибо за это время для пролетариата возникло так много новых положений и задач, «о которых Маркс ничего не знал», — эта фраза не может быть здесь применена там, где речь идет об устремлении реальной политики Ленина, направленной именно к тому, чтобы новыми методами революционной классовой борьбы разрешить эти новые положения и задачи.

Конечно, эта реальная политика была возможна лишь потому, что ее пронизывал пыл революционной воли, и оттуда проистекала захватывающая сила, способная спор в собственной партии превратить в захватывающую убедительность. Для этой основной линии, превращающей простую тактику прежде всего в социально-революционную энергию, Ленин дал, еще в пору своей эмигрантской жизни в Швейцарии, правда, некрасиво звучащее, но чрезвычайно выразительное и внушительное определение — именно «профессионального революционера». Только в пору капитализма, который из каждой профессии сделал «гешефт» и не отделял, в силу этого, одного понятия от другого, и, говоря о выполнении одной профессии, подразумевает только «гешефт», — только в эту пору высокий и идеалистический смысл этого определения Ленина мог быть не понят или даже получить презрительное толкование. Но ощущение революции, как профессии, было не чем иным, как возрождением великого марксистского осознания исторической роли пролетариата при созидании нового общества, — было не чем иным, как одухотворенным указанием Лассаля на высокое историческое назначение рабочего класса. Быть профессиональным революционером — это призыв к каждому пролетарию быть во всех своих помыслах, чувствах и деятельности тем, чем назвал его уже «Коммунистический Манифест», — могильщиком сегодняшнего и пионером будущего общества.

Это означает, что каждый пролетарий, который действительно хочет обрести право на историческое почетное звание социалиста, должен быть проникнут во всякое время и везде, — т. е. не только в больших политических действиях и профессиональной борьбе, но и в своей повседневной мелочной работе и во всем своем жизненном поведении, — чувством ненависти и презрения ко всей буржуазной организации и воззрениям, как это возможно лишь там, где в пределах буржуазного мира чувствуешь себя не дома и поэтому не хочешь в нем устраиваться прочно. Солдат во вражеской стране постоянно готов «по призванию» к нападению, — таков и профессиональный революционер. Таким профессиональным революционером был Ленин: — для него борьба с капитализмом и империализмом против буржуазного классового государства, а равным образом и против обуржуазивания мыслей и чувств в самом пролетариате, была призванием, наполнявшим всю его жизнь и превращавшимся в профессию служения пролетариату и развитию более высоких форм общественной жизни. Поэтому его фигура возвышается над несчастным расколом в пролетариате, как пример, который должен быть дорог каждому революционному пролетарию; тем более должна она быть таковой, ибо убеждения Ленина, — как только они станут всеобщими, — содержат вернейшую гарантию возрождения единства пролетариата и его Интернационала.

3

Надо установить, таким образом, раз навсегда настоящее социалистическое значение Ленина, именно в деле развития революционного классового духа пролетариата, которое нельзя устранить никаким партийным спором, спором социалистических партий, могуче раздутым Лениным, спором, который неоднократно мог затемнить истинное значение Ленина, ибо он сам поставил очень внушительные пределы его проявлению, так что часто спор этот вредно влиял на развитие социализма вне России. Но и тут это мнение должно понести весьма значительные поправки, если только оно не останется в том плане мышления, которое привело к кризису социализма, но станет на почву социал-революционного классового мышления пролетариата. Тогда не только будет дана справедливая оценка Ленина, — что не имеет такого уже значения, ибо сама история исправит ошибочную оценку, — но тогда придут к собственному лучшему постижению его личности и к пониманию современного социализма.

Несомненно, странным и полным противоречий останется то обстоятельство, что Ленин, который был столь неслыханно верным тактиком в русской революции, заставлявшим поражаться по праву его почти баснословному инстинкту в ощущении необходимости момента, сделал такую чреватую последствиями ошибку в отношении социалистической тактики за пределами России, именно хотел управлять ею из центра, из Москвы, и притом лишь теми методами, которые применялись в России. Это тем более удивительно, что именно Ленин постоянно учил, что тактика социализма не везде носит общий характер и ее нельзя установить навсегда, но что она должна проистекать из существующих условий. Он сам еще до революции поставил для себя требование признать своеобразный характер русской тактики. Так, он заявил однажды (1905 г.) на попытку Бебеля примирить большевиков и меньшевиков: «Мы относимся к Бебелю с величайшим уважением, но когда идет вопрос о том, как на нашей родине побороть царизм и буржуазию, то да будет нам позволено иметь на этот счет свое собственное мнение». В силу этого Ленин был далек от того, чтобы не сознавать, что успех большевизма в русской революции был результатом лишь единственных в своем роде обстоятельств, которые имелись только в России. В письме к швейцарским рабочим перед своим от’ездом в Россию он говорит: «Мы отлично знаем, что пролетариат России менее организован, подготовлен и классовое его сознание менее развито, чем у рабочих других стран. Не особенность его свойств, но особое стечение исторических обстоятельств превратило русский пролетариат на некоторое, быть может, короткое, время в форпост революционного пролетариата всего мира». Как же об’яснить это, если принять во внимание, что Ленин все-таки повел столь чреватую последствиями политику так наз. Третьего Интернационала?

Если не остаться погруженным в этом вопросе в гуще партийных предрассудков, то необходимо иметь ясный взгляд в двух направлениях. Нельзя «путчизм», в который выродился «коммунизм» за пределами России, отождествлять с Лениным, но нельзя в путчизме видеть только путчизм; для этого нужно прежде всего, чтобы у себя самих в соц. — демократической партии не все казалось в розовом свете подлинной революционной жизни. У кого нет глаз и понимания того, что я выше назвал «бездушием» социализма, тот никогда не поймет, что «путчизм» для многих его лучших и идеальных приверженцев, — и это особенно об’ясняет притягательную силу «коммунизма» у молодежи, — представляет страстную реакцию против этой бездушности. Именно как такую реакцию против революционной атрофии пролетарского социализма следует прежде всего понимать интернациональную деятельность Ленина. Это было гигантское стремление снова пробудить революционный классовый дух, высечь его словно искру из холодного кремня, даже ценой организационного единства партии, выявляющей лишь показную величину и силу, которых в действительности нет. Если Ленин написал в начале войны в резолюции партии большевиков: «Надеяться создать настоящий социалистический интернационал без окончательного отпадения оппортунистов — значит отдаваться вредным иллюзиям», — то эта мысль дает основной тон всей международной тактике Ленина, которая с той поры, именно с поры несчастного развития германской социал-демократии, все более познается правильной и во многом вне III Интернационала. Рассматриваемая в этом свете, тактика Ленина в деле раскола старой соц. — демократической партии была ошибкой, так как она должна была повести к братоубийственной войне и вообще к разложению пролетарских сил, тогда как цель могла быть достигнута сильной оппозицией в старой партии без такого ее ослабления и путем внутренних преобразований, но это ошибка, которая связана, как всегда у великих людей, с достоинством страстной и стремительной силы новой революционной воли.

Далее, нельзя оставить без внимания, что, несмотря на все различие условий внутри России и вне ее пределов, и даже при том особенно сильном насаждении социал-патриотическими и социал-империалистическими элементами средне- и западно-европейского социализма, надежда на громадную революционную перегруппировку пролетариата, особенно в дни переворотов в Германии, не должна была бы быть лишь иллюзорной. С другой стороны, мы видим только теперь, — когда внутренняя история русской революции стала более ясной, чем это могло быть в бурный период ее первой заграничной пропаганды, — как пролетарская революция, тогда почти задушенная контр-революционными движениями, созданными Антантой, должна была дожидаться восстания германского пролетариата, как освободителя. Если мы теперь можем точно указать те экономические и политические основания, благодаря которым восстание это не произошло и не могло произойти, то едва ли найдется кто-либо, кто бы мог отрицать, что об’единенный пролетариат Германии смог создать такую ситуацию, которая, по крайней мере, не дала бы возможности до такой степени развиться современной реакции, превратившей самый сильный пролетариат в мире в беспомощный фактор в государстве и в социалистическом движении. Мы были правы, называя всегда буржуазных критиков Маркса и Энгельса ничего не понимающими, так как они насмехались над тем, что эти оба большие революционера столь часто после 1848 г. предвидели новую, более значительную революцию, которую они ожидали всю свою жизнь. Их теоретическое благоразумие рекомендовало им терпение, но их революционный пыл увлекал их снова, ибо они были не только холодные исследователи истории, но были и людьми дела с необузданной энергией и сокрушительной волей. Поэтому пусть насмехается над Лениным, над тем, что в нем бурное стремление к мировой революции победило обычную холодную тактику, тот, кто никогда не чувствовал сам в себе подобного стремления, тот, кто всегда имеет терпенье и может выжидать, ибо он ощущает свою значительность лишь в пределах своей самодовольной деятельности.

И вот ответ на вопрос, каким образом такой крупный, быть может, самый значительный до сего времени реалист социал-революционной политики вел такую нереальную политику в отношении социалистического движения вне России: это была прежде всего ошибка в переоценке революционной силы мирового пролетариата, который, благодаря тогдашней слабой осведомленности о мировых событиях, казался ему действительно подготовленным; впрочем, это тогда не он один предполагал вследствие русской пролетарской революции и лихорадочно ускоренного войной возмущения пролетариата во всех других странах. В этом смысле знаменательны его первые слова, после его возвращения из Швейцарии, на родине: «Недалек тот час, когда народы откликнутся на зов нашего товарища Карла Либкнехта и направят свое оружие против эксплоататоров, против капиталистов… В Германии уже все находится в брожении. Не сегодня — завтра, каждый день может наступить катастрофа всего европейского капитализма». Затем была ужасная внутренняя и внешняя опасность русской революции, которая должна была вызывать все новое и новое гигантское напряжение получить пролетарскую революционную помощь извне, пролетарскую выручку осажденной крепости. Это были тяжелые ошибки Ленина, от которых страдает и по сей день социалистическое движение; но именно здесь-то Ленин и был тем человеком, который мог бы их преодолеть, если бы ему не помешала длительная болезнь и преждевременная смерть. Ибо что создало его громадную историческую деятельность? — именно то, что он не был человеком формулы, он не был рабом своей тактики, но обладал поистине беспримерной неустрашимостью и беспощадностью к себе и к своим приверженцам, если дело касалось изменения тактики. Это он доказал в тяжелые дни поворота революции в вопросе заключения мира с германским империализмом, в отказе от социализации недвижимых имуществ и, под конец, в переходе к НЭП’у — он любил все это называть добродетелью отступления. «Лишь по этому большевики, — так говорил он однажды радикалам, — имели успех, что они беспощадно изгнали всех революционеров пустой фразы, которые не понимали, что может стать необходимым начать отступление, и что нужно уметь начать это отступление». В другом месте он верно дал свою собственную характеристику, как политика большого масштаба, говоря: «Умен не тот, кто не делает ошибок; таких людей нет и не может быть. Умен тот, кто делает не особенно крупные ошибки и может их быстро и легко исправить». Смерть не дала Ленину времени, которое вообще было слишком коротким, преодолеть эти ошибки, — ведь пяти лет для практического осуществления этой задачи слишком мало, ибо чем были, тем более, эти пять лет, как не дикими судорогами и борьбой за существование вырабатывающейся новой исторической роли пролетариата. Здесь большая задача выпала в виде наследства наследникам Ленина. Да будет она им под силу!

4

В противовес к методам Ленина, можно было бы, конечно, гораздо менее резким путем достигнуть единодушия между социалистическим центром и большевизмом. — Это имело бы для об’единения вновь всего пролетариата совершенно неисчислимые последствия, если бы вполне понятное отрицание путчизма с их стороны не проистекало из совершенно немарксистского, чтобы не сказать «лойяльного», образа мыслей многих марксистов и при том проводилось ими в жизнь и укрепляло сознание исключительно в пределах легального демократического развития социализма. Это, во всяком случае, не в духе пролетарского классового сознания в понимании Маркса и Энгельса, — и теоретическая заслуга Ленина, несомненно, в том, что он снова с решительностью обратил на это внимание. Он словно снова открыл учение Маркса о классовой борьбе и напомнил о смысле марксистского понимания государства как об организации господства классов, — понимания, превратившегося в пустую фразу; он восполнил это понимание живыми и непосредственными историческими задачами, в которых доказывал, что это определение применимо не только к буржуазному, но и к пролетарскому государству. Понятия: демократия и диктатура получили совершенно новое освещение только благодаря толкованию, что завоевание политической власти пролетариатом в каждом случае — проводится ли оно демократическим путем, или путем захвата — неминуемо должно вести к диктатуре, ибо только благодаря ей может быть осуществлена классовая воля пролетариата в отношении буржуазии.

Выяснилось, что демократия, пока существует классовое государство, является и будет являться противоречивой формой, ибо самое демократическое государственное устройство предполагает, что или буржуазные, или пролетарские партии имеют большинство, равновесие их постоянно бывает лишь временным, ибо в непримиримости их экономических тенденций лежит повод к уничтожению этого равновесия при первом удобном случае. Поэтому и демократия означает собою, что большинство господствует над меньшинством, и, когда его положение становится критическим, оно прибегает к диктатуре, к чрезвычайному положению, к военному суду и пр. В демократическом буржуазном государстве и сейчас (и прежде) господствует буржуазная диктатура, точно так же, как в пролетарском государстве будет господствовать диктатура пролетарская. Демократия и диктатура, таким образом, в классовом государстве не являются противоположными понятиями, и речь может итти только о том, чтобы найти предпосылки к диктатуре пролетариата. Будет ли она при том проведена в «демократической» или другой форме, является вопросом несущественным и от воли нашей независящим. При таком освещении исчезает ряд проблем, которые до сих пор раз’единяют пролетариат.

«Демократия» более — не принципиальный вопрос, парламентаризм — не место ловли для политической работы, — конечно, при всем этом для западно- и центрально-европейского рабочего класса эти понятия не теряют совершенно исключительного практического значения. Не кто иной, как Ленин, подчеркнул это с особенной резкостью. Он называл долгом «разрушить буржуазно-демократические и парламентские предрассудки» масс, но не для того, чтобы отстраняться от парламента, а, напротив, работать в этом осознании. Ленин никогда не играл в демагогию, говоря рабочим: «Вся власть Советам» или «Необходимо в одну ночь заменить парламентскую систему советской». Надо только прочесть, как он в своей книге «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» осуждает эту тактику германских и австрийских «коммунистов», но отрицание этой демагогии не может отвергать духа политической критики демократии и происходящей благодаря ей легализованности движения, для которого еще Энгельс нашел жестокие слова. Борьба с путчизмом у одних не должна выродиться в трусость собственного политического мышления, — что приведет к могиле всякое понимание марксистского государственного устройства и пролетарской классовой борьбы. Кто продумает эти оба понятия со всеми условиями классового принципа, — этим мы обязаны точке зрения Маркса, — тот найдет основание, почему Ленина, который впервые осуществил эти особенности понимания, назовут за раскрепощение политической мысли от массы предрассудков и мнимых задач не в меньшей степени духовным освободителем, чем социалистом. Если кто-нибудь пугается тоги террора, одевающей его фигуру, то пусть тот поучится именно у него, тоги террора, одевающей его фигуру, то пусть тот поучится именно у него, равно как и демократические, ибо они были классовыми движениями, и что если необходимо быть террору, то красный террор все-таки оставляет больше надежды, чем белый, безотносительно от того, что он никогда не бывает столь кровав, как белый.

5

Значение Ленина для России и ее освобождения — ныне исторический и незыблемый факт, не подвергающийся спорам партий и классовых воззрений. Если историческим смыслом каждой революции является дать свободу и простор, уничтожая и отбрасывая пережитые и тормозящие законоположения и формы жизни для дальнейшего развития общества, — то не было более радикальной революции, чем русская, не было более беспощадного уничтожения старого мира, чем через большевизм. Это целиком дело Ленина, который взял в руки могучую инициативу в октябре 1917 года, в тот момент, когда даже его друзья еще колебались; его стихийная смелость, в соединении с упорной и неотступной силой и поразительным дипломатическим искусством, преодолела все опасности революции. Это грандиозное дело имеет значение не только для России: это — часть дела освобождения всего мира. Никогда не забудется современниками и останется в сердцах пролетариев то громадное впечатление, как в октябре 1917 года, когда еще культурный мир находился в кровавых оковах войны, когда всякая надежда на прекращение бедствия была утрачена — особенно после того, как даже героический поступок Фридриха Адлера остался без последствий, — как из Петербурга в это время раздался зажигательный клич: «Ко всем», что русский пролетариат признал войну законченной и пригласил народы к мирным переговорам. И как этот исторический акт являлся действительным духовным освобождением из величайшей безнадежности и отчаяния, так разрушение старой России означало физическое освобождение совершенно неожиданным способом всего мира, с которого, наконец, был сброшен гнет царизма, равно и империализма русской буржуазии, который еще при Милюкове и Керенском мог запятнать русскую революцию новым наступлением в угасающей мировой войне. Конечно, не по вине Ленина не была осуществлена власть пролетариата, — и союз советских республик — не пролетарское государство в том смысле, что пролетариат является лишь одним господствующим классом. Власть здесь только господствует, давая подавляющему большинству населения — кр

{…}