Тут на меня налетела невидимая волна, и я понял, что чувствует корабль в пятибалльный шторм. Одно мгновение — и меня вынесло на противоположную сторону улицы. Второе мгновение — и Браул уже несется обратно, перебирая ногами, словно белка в колесе. Понимая всю опасность столкновения с чугунной оградой, я схватился за другой фонарный столб, приятеля моего приятеля.
— Минуточку, — сказал я, отвинчивая свои конечности от столба. — Все в порядке… уже иду.
Кролик ждал и был само средоточие терпения. Ушки шевелились, носик подрагивал. Сидя на задних лапках, зверек держал передние в позе «я бедненький несчастный малыш», хотя его физиономия на бедность и несчастья не намекала никоим образом. Даже не знаю, где можно найти в нашем королевстве более нейтральное выражение того, что принято называть мордой.
А вот интересно, он состоит у Изенгрима на службе или их знакомство шапочное? И почему, шлепая по грязи, он до сих пор не обзавелся даже самым маленьким пятном? Хотя в глазах моих двоилось и троилось и число кроликов периодически увеличивалось, но я отчетливо видел, что зверек ступает в лужи и блестящие в свете уличных фонарей островки грязи. И хоть бы хны. Его шерсть была не просто белой, а возмутительно белой, она светилась.
Магия, о да, конечно! Она пропитывает многогранный мультиверсум и в нашем мире является едва ли не главной движущей силой. Прогресс, культура, наука, сами основы цивилизации замешаны на чарах, поэтому стоит ли удивляться, что милый зверек с симпатичными ушками сохраняет белизну только что накрахмаленной рубашки, даже купаясь в грязной луже? Нет, не стоит.
В общем, он бежал впереди, а я, закладывая виражи, галопировал сзади. Было довольно весело, и, может, поэтому ваш покорный время от времени разражался высоким визгливым смехом, нарушая покой ночных улиц Мигонии.
Особенно забавляла меня перспектива встречи со стражниками, патрулирующими вверенную территорию. То-то удивятся они, узнав в смутьяне своего старого знакомого! «Что вы тут делаете?» — спросят блюстители закона, сдвинув брови, а я наплету им, как в старые времена, с три короба и назовусь Дуду Леттинпупсом. Именно под этим именем я фигурировал когда-то в стражнических протоколах.
Если говорить о ночи вообще, то выдалась она, без преувеличения, дивной. Правда, таковой ее нашел бы скорее призрак, вампир или оборотень, но и я, вдохновленный крепким вином, не прочь был полюбоваться ее красотами. Главной, ведущей красотой, задающей общий тон, была полная луна. Словно начищенное серебряное блюдо, висела она меж ползущими невесть куда облаками и раскрашивала их отличным мертвенным светом. Иногда закрывалась, точно кокетка, облачной вуалью, но вскоре вновь показывала мне свой круглый лик.
Улицы и дома вокруг меня потеряли свои обыденные свойства и стали напоминать декорации для какой-нибудь жуткой истории, вроде тех, где на каждом шагу встречаются таинственные незнакомцы в масках, гробокопатели с заячьей губой и фальшивые нищие, покрытые фальшивыми язвами. Именно в такое время суток означенные господа обожают выползать из своих зловещих нор и проворачивать разные темные делишки. Почему-то светлый день не вдохновляет их на криминальные подвиги, нет. Им подавай четко очерченные луной тени и завывающий над надгробными плитами ветер. «И вот, — подумал я, — мне довелось стать одним из них». Конечно, грабить могилы и совершать темные обряды на местах, где концентрируется древняя темная сила, я не собираюсь (в данный момент), но все равно — ощущения странные.
Метров, по моим прикидкам, через триста я задался вопросом, как меня угораздило во все это влезть. О, знаю! Изенгрим Поттер, единственный и неповторимый! Зубастик, верный своим привычкам издеваться над ближним, этот злодей с приветливой улыбкой, которому ничего не стоит заслать такого дурня, как я, на край света!
«И когда же ты, Браул, научишься осторожности?» И какая холера заставила меня так нарезаться?
Ответ был прежним: Изенгрим Поттер.
Мастер злых шуток.
Брат Талулы…
На мосточке через канал Мира я едва не кувыркнулся в воду. Меня спас высокий парапет — хвала древним строителям. Посмотрев вниз, я заметил, как зловеще мерцают в лунном сиянии тихие волны. Они шептали мне что-то, но я не понимал. Их тоже, наверное, сразило мрачное очарование ночи.
А белый кролик заставлял меня идти вперед. К своим проводническим обязанностям зверюга относилась трепетно, со всей ответственностью, и с этой точки зрения я мог ей только позавидовать. Как сказала однажды моя родительница, чародейка Эльфрида: «Ты упорен в своем болванизме, но очень редко проявляешь то же качество в делах полезных!» Я не спорю. Таков ваш покорный слуга.
Кролик настаивал и пытался воззвать к моему разуму и совести. Впервые за все путешествие на его морде появилось хоть какое-то выражение. Приложив немало усилий, чтобы его фигура передо мной не двоилась, я пришел к выводу, что кролик начинает терять терпение.
— А мы что, спешим? — прокаркал я. Звук моего голоса гулким эхом заметался между стенами спящих домов.
Где-то очень далеко томимая бессонницей собака ответила мне тоскливым воем.
Этого хватило, чтобы волосы на моем затылке зашевелились.
Снова те же энергичные жесты со стороны кролика.
— Ладно, идем, — сказал я шепотом. — Одно мне известно твердо — я обещал…
К несчастью, таков долг чести. Если ты родился в лоне аристократической фамилии, изволь соответствовать положению, иначе при первом же удобном случае тебя швырнут в клокочущую пучину позора и заставят барахтаться в ней до конца жизни. Слово бедняка — булыжник, говорим мы, волшебники-аристократы, наше слово — утес. Имеется в виду, очевидно, что оно во много раз тяжелее и весомее, чем у какого-нибудь представителя низшего класса. И даже такому, по выражению Гермионы Скоппендэйл, тупице, обожающему сидеть с открытым ртом, как я, приходится держать планку. Отсюда произрастает большинство моих неприятностей. Пообещаю Гермионе, пообещаю какому-нибудь приятелю или группе их — и вот, пожалуйста. Ночь, улица, фонарь… ну и все прочее.
Обнаружив, что уже некоторое время иду, я огляделся. Да, похоже, углубляемся мы в не слишком респектабельные районы. Определить это можно было по запаху. Так, по моему мнению, могли пахнуть только мигонцы, стоящие на социальной лестнице значительно ниже меня. Их жилища, угрюмые и старые, смотрели на вашего покорного из глубокой тени, словно зомби, ждущие приказа хозяина-некроманта.
Жуть. Я прибавил ходу, продолжая вести сражение со своими вихляющими ногами. Белый кролик, скачущий впереди, казался мне светом в конце тоннеля. Впрочем, он и правда светился не хуже всякого фонаря. Все предметы, находящиеся рядом с ним, были видны отчетливо.
Я перешел на бег, и кролик тоже дал газу. В поле моего зрения появилась вонючая помойка, в которой копался омерзительный на вид котяра. Увидев меня, он зашипел, заподозрив, что я хочу украсть у него рыбные остатки. Времени убеждать его в обратном у меня не было, и диспут завершился, толком не начавшись. Подумав, что во мраке улиц мне могут встретиться и более опасные персонажи, я, как говорится, содрогнулся от ужаса.
Чтобы я еще когда-нибудь сыграл в фанты с Зубастиком Поттером!
Глава 8
В голове моей все перемешалось. Я никогда не блистал отточенным, как лезвие бритвы, умом, и извилины мои от рождения находятся в беспорядке (если верить некоторым острякам, они к тому же изрядно пострадали в нежном возрасте), потому немудрено, что я вновь перестал что-либо соображать. Квирсел, конечно, не упустил бы случая состряпать какой-нибудь уничижающий комментарий на эту тему, но, по счастью, мопс был дома. И Гермиона, основной мой критик, тоже. Поэтому осуждать меня за то, что я таращу глаза и открываю рот, как золотая рыбка, мог только ушастик. Повезло, что он немой. Не хватало мне еще постоянно нудящего под боком волшебного зверя. С другой стороны, тишина действовала на мою потрясенную выпивкой нервную систему угнетающе.
Чем дальше мы шли, тем трущобы становились все более трущобными. Появились Деревянные дома, о существовании которых в Мигонии я и не подозревал. Большая часть из них не была жилой, и амбре из их недр доносилось потрясающее. Несколько раз меня скручивали рвотные позывы, справиться с которыми было в моем положении труднее, чем сдвинуть с места телегу с камнями. Но я совершил чудо. Не хотелось опозориться перед кроликом.
Чтобы как-то развлечься, я размышлял над местью, которую учиню Зубастику. Не простая это должна быть месть, нет. Я не собираюсь подкладывать ему на стул кнопку или поджигать седалище его штанов. Я применю какую-нибудь редкую и сложную магию, чтобы навек этот шут гороховый от нее не отмылся. Как мститель я буду выступать от лица всех тех, кого Изенгрим когда-либо разыгрывал, выставляя на посмешище тех честных магов, кои так и остались не отомщенными. Для этого придется заглянуть в старые книги и…
Я едва не налетел на кролика, сидящего на грязной брусчатке. Задумавшись, не заметил, что он успел остановиться и ждал, когда я изволю вернуться из страны грез. Пришлось затормозить и снова бухнуться в грязь. Заскулив с сожалением, что костюм мой (один из лучших, выходной) пришел, кажется, в полную негодность, я встал на четвереньки.
Кролик мигнул, сияя как прежде, и лапкой указал на столб с табличкой. Несколько минут мне понадобилось, чтобы понять, чего от меня хочет этот чудо-зверь. А хотел он, чтобы я напряг свое орлиное зрение и прочел надпись. Приняв вертикальное положение, Браул Невергор прищурился. Луна как раз выскочила из-за туч и пролила свой свет на табличку.
— «…ца Висель…», — прочел я. — И что?
Кролик помотал головой и снова указал на табличку.
Ну хорошо, хорошо. Догадаюсь сам, в чем смысл. Если эта ночь просто не может обойтись без ребусов, попробую напрячь мозги.
Подняв оба кулака к вискам, я сжал голову. Так, мне казалось, можно улучшить остроту восприятия и подстегнуть мыслительный процесс.
И тут меня осенило. Стоило вспомнить, что говорил Изенгрим насчет конечной цели пути, как раздался щелчок и все извилины мои, ранее словно прилипшие намертво к черепной коробке, распутались.
— Улица Висельников! — заорал я (но очень тихо). — Она! Вспомнил!
Кролик закивал, словно говоря, дескать, молодец, хороший мальчик, ты заслужил леденец.
— Остальные части надписи залеплены чем-то… о боги, нет, я не могу сказать… это омерзительно даже в лунном сиянии!
На всякий случай я закрыл рот ладонями (грязными — и моя аристократическая физиономия окончательно потеряла шарм) и огляделся. Несмотря на то что в течение долгого времени я дышал прохладным сентябрьским воздухом, опьянение почти не ослабило своего напора. Участок мироздания, доступный обзору, покачивался. С трудом я различал особняки очень старой постройки, разрушенные ограды и облезлые деревья. Возможно, когда-то здесь было красиво и обитатели улицы Висельников считались самыми счастливыми жителями Мигонии. Я говорю «возможно» и «когда-то», потому что в нынешние времена здесь не согласился бы жить даже мой знакомый помоечный кот. Изгибаясь на север-запад, улица демонстрировала мрачные покинутые дома, над которыми витал поистине кладбищенский дух.
Осознав, что передо мной, я, конечно, отреагировал как и положено всякому обладателю трусливой заячьей души. Покрылся ледяным потом и подпрыгнул на полметра с единственной мыслью: немедленно рвать когти! И тут же застонал, как ветер в одном из пустых домов. Нет, я не могу уйти. Таковы правила игры, и я дал слово честной компании, что исполню задуманное. Как посмотрят на меня мои собут… мои коллеги по ремеслу? Да они со смеху лопнут, а Зубастик уже завтра разнесет весть о моем малодушии в обществе, и все примутся перемывать Браулу кости, словно им больше нечем заняться.
Белый кролик сохранял железное самообладание. Его ничуть не смущали эти кошмарные пейзажи.
— Что же мне делать? — вопросил я у вечности, но вечность хранила, как всегда, гробовое молчание.
Кролик махнул лапкой, имея в виду, очевидно, мол, выбирай любой дом. Какой тебе больше нравится?
Мне не нравился ни один, и особенно тот, что справа. Громоздкий, точно комод для великана, угловатый, с высокими окнами, в которых осколки стекла казались зубами в пасти чудовища. К тому же трехэтажный. Не знаю, при чем здесь это, но именно трехэтажность сильнее всего уронила особняк в моих глазах.
Я посмотрел на кролика в надежде, что он наконец заговорит и даст мне дельный совет. Лучше бы не смотрел. Со всей недвусмысленностью он указывал именно на этот дом. Согласно каким-то его соображениям эта пустая страшная громада более всего подходила для совершения подвига. Теперь, стало быть, я должен проникнуть внутрь, взять что-нибудь и чесать назад, как того требуют правила игры.
Но легче сказать, чем сделать, особенно если ты, в отличие от ушастика, являешься средоточием трусости и дрожащих коленок. И еще особенно если идти внутрь придется тебе, а не ему.
Вот всегда так! Они стоят в стороне и смотрят, а я лезу в самую гущу неприятностей, в самое злое и нехорошее место, чтобы решить чьи-то проблемы. И хотя сейчас речь шла о моих проблемах (ибо я мог и не участвовать в игре), суть оставалась прежней.
Я был опасно близок к тому, чтобы свалиться в обморок. Белый кролик перед моими глазами расплылся, словно мороженое на солнцепеке, однако живенько собрался вновь. Теперь, судя по выражению его морды и грозно подергивающемуся носу, он просто требовал, чтобы я прекратил валять дурака.
Вот улица, говорили его жесты, вот дом. Можешь идти, я тебя не задерживаю.
И тут мне пришла в голову одна мысль, очень, на мой взгляд, дельная. А что, если кролик и есть сам Изенгрим Поттер? Превратился Зубастик в этого странного зверя, что вполне в его духе, и всю дорогу в глубине души покатывался со смеху, наблюдая за мной. Он ведь и не такие штуки откалывал. Помню, однажды Зубастик прикинулся бегонией и целый день простоял в горшке на подоконнике одной своей зазнобушки с единственной целью — увидеть, как та переодевается. Так неужели что-то подобное он не мог провернуть и теперь?
Как можно более грозно я шагнул по направлению к кролику и хрустнул костяшками пальцев. Хорошо было бы схватить чудо-зверя за уши и немного потрясти. Гарантий нет, ведь чары трансформации так просто не разблокируются, но вдруг возьмет да и выпадет из него мой старый приятель.
Кролик распознал мое поползновение, попятился и замотал головой.
— Я только немножко, немножечко… — сказал я. — Тряхану один раз. И если ты не Зубастик, тебе бояться нечего!
Конечно, мой проводник не ответил, зато мимически был весьма красноречив. О встрясках и прочих методах дознания мне предписывалось забыть раз и навсегда.
Я вздохнул, признавая поражение.
— Ну так что? — спросил Браул Невергор, упавший духом ниже некуда. — Значит, идти?
Белый кролик кивнул и указал на дом.
— А вот я помню, что мне предоставили свободу выбора…
Возражения не принимались. Жаль. Домик на другой стороне улицы нравился мне раз в тысячу больше, чем этот мавзолей.
— Не смотри на меня так, — проворчал я, предчувствуя наступление икоты. — Ты напоминаешь мне мою сестру… и еще кое-кого… толстого, наглого, на коротеньких лапках…
Сделав последнюю попытку воззвать к кроличьему милосердию, я двинулся к страшному дому.
Глава 9
Кровь моя стыла в жилах на всю катушку, и не будь я таким нетрезвым, давно бы свихнулся от космического ужаса. Отовсюду ко мне подступало потрескивание, поскрипывание, тихий стук и звуки совсем уж неизвестной природы, наводящие на мысль о стоящих за спиной зубастых монстрах. Несколько раз я резко оборачивался, готовый разразиться воем на весь белый свет, но никого не находил. Носовой платок, которым я промокал свой алебастровый лоб и не менее алебастровые щеки, увлажнился и стал грязным.
Это только представить, какая сейчас у меня физиономия. Я уже не говорю, во что превратился мой костюм.
— Взять предмет… взять предмет, — тихо бормотал я, почти не раскрывая рта. — И идти обратно… нет, не идти. Бежать! И пусть со мной не соперничают чемпионы ипподрома — у них не будет шансов!..
Оставив позади парадный вход, я углубился в пустой холл. Лунный свет голубыми линиями проливался на грязные плиты пола через дыры в куполе. То и дело, не стесняясь меня, ночного гостя, в этих лучах появлялись нетопыри. Глаз успевал фиксировать только их раскоряченные силуэты, похожие на кляксы, и в следующий миг они исчезали в ночи, чтобы закусить парой-тройкой комариков.
Куда двинуть свои стопы, я совершенно не представлял — дом изнутри казался еще больших размеров, чем снаружи. Заблудиться в нем — раз плюнуть, есть вероятность вообще никогда не увидеть солнца, если тебя угораздит сгинуть в утробе этого жилища.
Оглянувшись, я убедился, что монстров, стоящих за моей спиной, по-прежнему нет (выходной у них, должно быть), и сделал еще несколько шагов. Обломки упавших с потолка фрагментов отделки тихо похрустывали под моими подошвами. От каждого такого «хрррыссь» мои волосы начинали шевелиться.
«Ну, так дело не пойдет, — подумал я, пытаясь зачерпнуть из своих глубин хотя бы немного суровости. Получалось не очень. — Пора вспомнить, кто я и чем занимаюсь! Я — чародей! Я искусен в своем ремесле, что не раз доказывал… ну да, другого выхода не было… но ведь доказывал!»
Чей-то портрет — не разглядеть толком, только бело-желтое пятно в рамке на темном фоне — смотрел на меня из-под галереи. Мы перекрестились взглядами, в результате чего мою спину накрыло волной колючего жара.
— Фантазия, воображение, — сказал я.
Все, что мне удалось найти в своих духовных загашниках, это горсточка суровости и полстакана отваги. Смешав все это, я утвердился в мысли, что не только желательно предпринять что-то спасительное, а и обязательно. Иначе опять случится что-нибудь скверное. Впрочем, кажется, оно уже случилось — на всех парах я двигался в самую темную часть особняка.
Где в заброшенном доме следует искать предметы? Допустим, хозяева, съехав, забрали с собой все, что могли. Но, допустим, они что-то оставили, хоть какую-нибудь безделушку. Плюшевого медведя возлюбленной дочурки, к примеру. И где мне его искать? В детской? А если речь идет о подсвечнике, случайно оброненном при упаковке вещей? Тут сложнее. Подсвечники могут валяться где угодно. И то и другое означает для меня только одно — придется обследовать дом методично и терпеливо, всю эту кошмарную громадину, насыщенную залами, комнатами, коридорами и прочим.
Отдавшись на волю того, что изредка называют провидением, а я — злым роком, ваш покорный отправился куда глаза глядят. Держась за стенку, я прошел под галереей и попал, судя по всему, в коридор. Тут мне предстояло решить, куда двинуться, направо или налево. Наугад я выбрал правое направление и пошел.
Много страшных минут переживал я в прошлом, но эти, пожалуй, могли дать им фору. Пот заливал меня, словно июльский ливень, сердце выпрыгивало со своего места, а глаза уже давно угнездились на лбу. Вздрагивал я от каждого шороха, производимого не мною, и сжимал зубы на воротнике сюртука. Какими только кошмарами не порадовало меня воображение. Монстры в них, конечно, превалировали, за ними шли привидения, оставшиеся не у дел в пустом доме, вампиры, оборотни, злые духи, проклятия и демоны, сидящие на цепи в темных углах.
Но разве дело только в страшных существах? Есть еще гнилые доски в полу, готовые упасть на голову перекрытия, коварные лестницы и двери, срывающиеся с петель. Вот гораздо более реальная опасность для ночного исследователя заброшенных особняков.
Пробираясь по коридору, примерно через три минуты сорок секунд я наткнулся на колонию летучих мышей, расположившуюся над дверной притолокой. Как раз в этот момент я вспомнил, что являюсь обладателем коробки спичек, и зажег одну из них с победоносным возгласом как раз в районе, где живым комом копошились кожистые создания.
В следующий миг мне показалось, что я умер. Колония разом снялась с места и закружила в пространстве коридора, издавая пронзительный писк. Я завопил, выронил спичку, которая тут же погасла, и снова оказался в первозданной тьме, чтобы испытать новые, доселе неведомые ощущения, которые дарит человеку попадание в центр круговорота нетопырей.
Мое туловище бомбардировали со всех сторон, летуны, напуганные не меньше меня, просто не знали, куда им деться, и устроили кучу-малу. Ни у кого из них не хватило ума устремиться прочь по коридору на вольные ночные просторы. Гораздо приятнее, видимо, было использовать Браула Невергора как подушку, об которую можно побиться головой.
Лично я не был согласен с отведенной мне ролью и, оглашая дом пронзительным визгом, попытался вырваться. По счастью, дверь оказалась рядом. Совершив стремительный рывок, я врезался в нее плечом — и полетел.
В первое мгновение мне показалось, что дверь по чьей-то прихоти соорудили над бездонной пропастью, но вскоре понял свою ошибку. Просто за дверью была лестница. На нее я приземлился, гремя костями, и предпринял энергичное скатывание. Наверху оказывались то мои ноги, то голова, то другие части тела, в общем, нельзя сказать, что такой способ передвижения уж совсем банален. Но в принципе я бы предпочел нечто более подобающее мне по статусу.
Злой рок, как следовало ожидать, плевать хотел на мое происхождение. Он не удовлетворился, пока я не достиг последней ступеньки, и только тогда решил устроить перекур. Я же просто-напросто распластался в пыли и грязи, словно мышь, прихлопнутая тяжелой сковородкой. В тот момент мне не хотелось занимать ничем, что связано с необходимостью использовать части тела. И вообще, казалось, что тело у меня просто отобрали неизвестные разбойники.
Что бы было, не на качайся я спиртным выше ватерлинии, ума не приложу. Такая анестезия оказалась весьма кстати, и только благодаря ей через десять минут стенаний я смог сесть. Потребовалось еще какое-то время, чтобы вспомнить, кто я и где, а также погрозить кулаком Зубастику, толкнувшему меня на эту авантюру.
Итак, что дальше? Тьма, хоть глаз выколи, и тишина, как в склепе. Пахнет не лучше — сыростью, свалявшейся пылью и грязными обоями. Не хватает только любознательных крыс, шныряющих у моих ног, как это бывает в тюремных подземельях Зауэра или Хромбунна.
Придя к выводу, что бездействием ничего путного достигнуть нельзя, я с превеликим трудом встал. Кувырки с лестницы сказались на моей физической кондиции не очень хорошо. Особенно на ногах. Мне бы костыль какой или палку, но жестокая судьба лишила меня и этого.
Добравшись до стены, я принялся обшаривать окрестности. Передвигаться пришлось в темноте, потому как выяснилось, что коробку со спичками я благополучно посеял. Со мной по-другому быть просто не могло.
Первой находкой оказался большой платяной шкаф, скромно стоящий в углу. Размышляя над тем, сгодится ли он в качестве предмета, я быстро отмел эту версию. Поднять его и выволочь на свежий воздух я мог бы только с помощью телекинеза, но, увы, моя магия взяла долгосрочный отпуск.
Второй находкой была еще одна дверь, неподалеку от шкафа. Открывая ее, я услышал скрип, отдающийся аж в зубных нервах. Передернулся, замер. За дверью нашелся еще один коридор, не такой длинный, как предыдущий. Кончался он новой дверью, закрытой. Из-под нее пробивался свет, тусклый и желтый, словно древний пергамент.
Разевая по своему обыкновению рот и тараща глаза, я просто стоял и соображал. Поначалу решил, что у меня галлюцинация, но, несколько раз ущипнув себя, убедился, что свет из-под двери действительно струится.
Положение стало угрожающим. Если тут до сих пор кто-то живет, то, выходит, я нарушил границу частных владений, вломился, так сказать, посреди ночи и устроил форменный дебош. Не думаю, что стража погладит меня за это по головке, даже если я снова назовусь Дуду Леттинпупсом.
С другой стороны, кто в здравом уме и твердой памяти будет жить в таком доме? Кто сможет создать здесь атмосферу домашнего уюта, какой гений? Ответ очевидный — никакой. Скорее всего, тут заседают криминальные элементы, возможно, здесь у них логово, специально предназначенное для вынашивания злодеяний. Будь криминальным элементом я, то без колебаний выбрал бы в этом доме одну из комнат и сказал: «Отныне здесь наш штаб!» — и сорвал бы аплодисменты у подельников. Но я — не злодей, вот в чем закавыка, а всего лишь измученный жизнью маг. Следовательно, отсюда мне пора линять. Фанты фантами, но кому хочется разгуливать по городу с ножом между лопатками? Меня не поймут. Да и спать на спине, думаю, будет не очень удобно.
«Уф, теперь есть причина взять ноги в руки, — подумал я, отступая. — А насчет трофея… забегу в дом по соседству и стащу оттуда какую-нибудь дрянь. Авось кролик не проболтается!»
Отойдя от двери на несколько шагов, я остановился.
«Погоди! — сказал внутренний голос, появившийся опять некстати. — Тут что-то не так!»
Я поинтересовался, что именно.
«Подумай логически! Почему тебя не бросились искать после того, как ты столько орал, топал ногами и падал с лестницы, создавая грохот, сравнимый со сходом горной лавины? Почему?»
Откуда мне знать?