Помоги проекту - поделись книгой:
Артем Ивановский
УТЕРЯННЫЕ ПОБЕДЫ КРАСНОЙ АРМИИ
Предисловие
Шестьдесят лет прошло с того момента, как над нашей страной отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. Беспрецедентная по разрушительной силе и числу жертв, война эта оставила по себе долгую и болезненную память. Но есть и другая причина: ни об одной из войн прошлого не сохранилось такого количества документов, кино, фотоматериалов, свидетельств очевидцев. Поэтому почва для размышлений над самой трагической страницей русской истории является неисчерпаемой.
Казалось бы, чем более удаляются от нас во времени годы 1941-й и 1945-й, тем яснее и отчетливее мы представляем себе ход военных событий с высоты сегодняшнего дня. Однако все происходит с точностью до наоборот. По прошествии нескольких десятилетий история Великой Отечественной войны не только сохраняет много «белых пятен», но и становится все более запутанной и противоречивой. Постоянно открываются какие-то новые документы и факты, появляются оригинальные версии, опровергающие устоявшиеся мнения и оценки.
Сегодня очевидно, что официальная советская история, которую все мы учили в школе, является весьма сомнительной с точки зрения реального изложения событий Великой Отечественной войны. Прежде всего это касается выдвигаемого ею объяснения катастрофы лета 1941 года. Главной причиной было принято считать внезапное, вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз. Кроме того, германская армия якобы обладала подавляющим превосходством в живой силе и технике над Красной Армией. Поэтому нашим войскам пришлось так долго отступать и собираться с силами для нанесения сокрушительного удара по врагу. Интересно, что опровержение данным аксиоматическим тезисам советской истории можно легко найти в мемуарах наших генералов и маршалов, то есть в совершенно официальных советских источниках.
Например, Адмирал Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов в своей книге «Накануне» напрочь отметает все разговоры о внезапном, вероломном нападении. Видный советский флотоводец утверждает, что ко времени начала войны все повадки немецкого командования были нам хорошо известны, а открытое сосредоточение немецких войск на наших границах говорило само за себя. Более того, адмирал Кузнецов прямо говорит, что люди военные не имеют права быть застигнутыми врасплох, так как войны уже давно не начинаются с рыцарского предупреждения «Иду на вы». И делает шокирующий вывод: о внезапности нападения фашистской Германии на Советский Союз не может быть и речи. А ведь книга Н.Г. Кузнецова вышла в свет в «Воениздате», официальном печатном органе Министерства обороны СССР.
Мемуары Маршала Советского Союза Г.К. Жукова принято считать каноническими. Все высшее военное руководство современной России видит в них образец правдивого изложения истории Великой Отечественной войны. Но в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков полностью опровергает тезис о военном превосходстве немцев. Достаточно взглянуть на приводимые им в главе «Накануне Великой Отечественной войны» колоссальные цифры производства вооружений в Советском Союзе, о которых немцы просто не могли мечтать. Все их суммарное танковое производство за предвоенный период недотягивало даже до уровня 1936 года, достигнутого советским ВПК. И это опять-таки общепризнанные цифры из официального источника Министерства обороны.
Все пятнадцать лет новейшей российской истории продолжалась трескучая полемика на тему, кто на кого собирался напасть первым — Гитлер на Сталина или Сталин на Гитлера. С военной точки зрения этот вопрос существенного значения не имеет. А вот что реально имеет значение, так это то, что в ожесточенной мировоззренческой схватке между историками-пропагандистами и пропагандистами-историками был совершенно упущен из виду один действительно важный военно-исторический вопрос.
Сравнительный анализ сил и средств противоборствующих сторон по состоянию на 22 июня 1941 года наводит на очень интересную мысль. Ее можно сформулировать в виде вопроса: «Могла ли Красная Армия одержать победу в приграничных сражениях, перенести боевые действия на территорию противника и разгромить его еще в первый год войны?» Советская история, генералы и маршалы в мемуарах дают однозначный ответ: «Нет». Любопытно, что схожего мнения придерживаются историки так называемой альтернативной школы — Виктор Суворов и прочие. Но сравнительный потенциал Красной Армии говорит об обратной возможности. Автор утверждает: вермахт мог быть разгромлен еще в 1941 году. Наши военачальники имели возможность даже в условиях крайне неблагоприятной обстановки 22 июня принять такие решения, претворение которых в жизнь не оставляло немцам ни малейших шансов дойти до Москвы, Ленинграда и Киева.
После войны знаменитый немецкий полководец Эрих фон Манштейн написал книгу «Утерянные победы». Она вызвала широкий резонанс как на Западе, так и в Советском Союзе. Автор считает, что пришло время рассказать о наших утерянных победах. А их у нас в ходе войны было немало. Пожалуй, это и есть самый интригующий и наименее освещенный вопрос нашей военной истории. Странно, что до сих пор он даже не ставился.
Следует особо подчеркнуть, что ведущие советские военачальники в своих воспоминаниях иной раз пытались рассматривать проблему утерянных побед Красной Армии. Но по причинам идеологического характера делали это в довольно осторожных выражениях, не выходивших за пределы установленной генеральной линии. Тем не менее сказанного ими достаточно для того, чтобы уверенно заявить: утерянные победы — это не плод авторского вымысла. Поэтому напрасно некоторые товарищи будут обвинять автора в попытке бросить тень на историю Великой Отечественной войны и наших Вооруженных Сил. Речь в настоящей книге идет о фактах, которые подтверждаются самыми авторитетными военными деятелями Советского Союза. Надо только внимательно читать их мемуары.
Утерянные победы Красной Армии — это не просто гипотетические рассуждения о неких возможных событиях. За каждую утерянную победу приходилось расплачиваться тысячами солдатских жизней, потоками крови. Именно вследствие утерянных побед наши отцы и деды пришли в Берлин в апреле 1945 года, а могли прийти еще в сорок четвертом.
Несомненно, все воюющие стороны Второй мировой войны совершали ошибки и просчеты. У всех были упущенные благоприятные моменты и возможности. Но трагедия в том, что для нас, русских, цена утерянных побед стала самой высокой.
Глава 1
Приграничные сражения Северо-Западного фронта
22 июня 1941 года в 0 часов 30 минут Генеральный штаб Красной Армии направил в войска западных приграничных округов последнюю директиву мирного времени.
«Военным советам ЛBO, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия:Народному комиссару Военно-Морского Флота.
В течение 22–23.06.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛBO, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
Приказываю:
а} В течение ночи на 22.06.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б} перед рассветом 22.06.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в} все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;
г} противовоздушную оборону привести в полную боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д} никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Маршал Г. К. Жуков отмечал в своих мемуарах по поводу этой директивы: «Испытывая чувство какой-то странной, сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И.В. Сталина.
С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оператив-ного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность.
Но, с другой стороны, немецкие войска завтра утром могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать»[1].
Директива действительно запоздала. Немецкие войска начали выдвижение на исходные позиции у границы еще с восьми часов вечера 21 июня. В полосе Прибалтийского особого военного округа сосредотачивалась группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма фон Лееба, в составе которой находились 16-я и 18-я армии и 4-я танковая группа. Всего войска северной немецкой группировки насчитывали 29 дивизий, имевших на вооружении 680 танков, 850 боевых самолетов, около 8,5 тысяч орудий и минометов.
Войска ПрибОВО состояли из 8-й, 11-й, 27-й армий и 5-го воздушно-десантного корпуса— всего 25 дивизий, 1500 танков, 1814 боевых самолетов, около 7,5 тысячи орудий и минометов.
Поскольку главные силы округа были придвинуты к границе, немецкое командование разработало оптимальный план боевых действий. В соответствии с этим планом предусматривалось посредством глубоких, стремительных прорывов подвижных танково-механизированных группировок предотвратить возможность отхода приграничных русских армий на рубежи, пригодные для организации прочной, долговременной обороны. Во исполнение поставленной задачи фельдмаршал Лееб выдвинул в первый эшелон лучшие части прорыва — 41-й и 56-й моторизованные корпуса, которыми командовали генералы Рейнгардт и Манштейн. Оба еще молодыми офицерами прошли школу крупнейшего специалиста по маневренной танковой войне Гейнца Гудериана и с полным правом считались лучшими в деле организации глубоких наступательных операций. Их соседом справа был еще один воспитанник «танкового Гейнца» — командир 3-й танковой группы генерал Гот. Совместно с 9-й армией группы «Центр» ему предстояло вбить танковый клин в стык советских Северо-Западного и Западного фронтов, чтобы на второй день наступления овладеть Вильнюсом.
Что же касается советских планов ведения боевых действий, то маршал A.M. Василевский в своих воспоминаниях приводил следующие соображения: «План предусматривал, что военные действия начнутся с отражения Ударов нападающего врага; что удары эти сразу же разыграются в виде крупных воздушных сражений, с попыток противника обезвредить наши аэродромы, ослабить войсковые, и особенно танковые, группировки, подорвать тыловые войсковые объекты, нанести ущерб железнодорожным станциям и прифронтовым крупным городам. С нашей стороны предусматривалась необходимость силами всей авиации сорвать попытки врага завоевать господство в воздухе и в свою очередь нанести по нему решительные удары с воздуха. Одновременно ожидалось нападение на наши границы наземных войск с крупными танковыми группировками, во время которого наши стрелковые войска и укрепленные районы приграничных военных округов совместно с пограничными войсками обязаны будут сдержать первый натиск, а механизированные корпуса, опирающиеся на противотанковые рубежи, своими контрударами вместе со стрелковыми войсками должны будут ликвидировать вклинившиеся в нашу оборону группировки и создать благоприятные условия для перехода советских войск в решительное наступление. К началу вражеского наступления предусматривался выход на территорию приграничных округов войск, подаваемых из глубины СССР. Предполагалось также, что наши войска вступят в войну во всех случаях полностью изготовившимися и в составе предусмотренных планом группировок, что отмобилизирование и сосредоточение войск будет произведено заблаговременно»[2]. Тем не менее последующий ход боев в приграничной полосе показал, что ни один командующий фронтом, армией, корпусом оказался не готов действовать в соответствии с этим тщательно выверенным планом.
Прежде всего несколько слов об авиации. Аэродромы в западных округах, как известно, строились в непосредственной близости от границы. Это 20, 30, а иногда и 10–15 километров. Не совсем понятно, каким образом при такой дислокации командование рассчитывало нанести по противнику решительные удары с воздуха «в свою очередь». Удар воздушного противника в подобной ситуации был первым и последним. Так оно и произошло: большая часть советской авиации на приграничных аэродромах оказалась уничтоженной на земле, не успев подняться в воздух.
Еще одним серьезным уязвимым местом изложенного выше плана была связь. Предусматривался подрыв противником наших тыловых войсковых объектов и прежде всего — узлов и средств связи. Г.К. Жуков констатировал: «Чуть позднее нам стало известно, что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы округов и армий не имели возможности быстро передавать свои распоряжения. Заброшенная немцами на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи. Радиосредствами, как я уже говорил, значительная часть войск приграничных округов не была обеспечена»[3]. Почему не была обеспечена, хотя планом все это предусматривалось, сказать очень трудно.
Кроме того, предусматривалось еще, что наши войска вступят в войну во всех случаях полностью изготовившимися, что их отмобилизование и сосредоточение будет произведено заблаговременно. И все же, по свидетельству Г.К. Жукова: «Поднятые по боевой тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступали в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций»[4]. Это только некоторые, взятые «навскидку» несоответствия запланированного с действительным.
Таким образом, утром 22 июня войска Прибалтийского округа вступили в войну в заведомо невыгодных условиях. В первые же часы была нарушена связь штабов всех Уровней с воинскими частями. Соответственно, оказалось потеряно управление войсками. На приграничных аэродромах была уничтожена или повреждена большая часть наличной авиации. Поэтому весь первый день войны немецкие самолеты непрерывно ходили по головам наших наземных войск, бомбя и штурмуя занимаемые ими позиции.
Ударные силы немцев перешли в наступление на шауляйском, каунасском и вильнюсском направлениях. 41-й и 56-й мотокорпуса ударили в стык между 125-й и 90-й советскими стрелковыми дивизиями в районе Тауроге-Рай — сейняй.
Но, несмотря на отмеченное Г.К. Жуковым явное запоздание директивы о приведении войск в боевую готовность, командир 125-й стрелковой дивизии генерал-майор П.П. Богабрун успел развернуть свою часть в соответствии с планом прикрытия госграницы. Его солдаты оказали немцам ожесточенное сопротивление. Рейнгардт оставил пехоту штурмовать русские позиции, введя танки в пробитую в стыке брешь. Успешно развивали прорыв и танки Манштейна.
На вильнюсском направлении успели развернуться только несколько батальонов 5-й, 33-й и 188-й стрелковых дивизий 11-й армии генерал-лейтенанта В.И. Морозова. Танки Гота быстро смяли их, стремясь к исходу дня овладеть ключевым пунктом Алитус, где находились стратегические мосты через Неман.
В своих воспоминаниях генерал Гот писал, что в целом войска противника оказались застигнутыми врасплох: «Наш прорыв удался благодаря тому, что пограничные позиции противника либо оборонялись очень слабо, либо совсем не были прикрыты. Многочисленные полевые укрепления были недостаточно обеспечены гарнизонами или же не имели их вовсе»[5]. Таким образом, к концу дня 22 июня обстановка была следующей: 41-й мотокорпус, сломив сопротивление 125-й стрелковой дивизии и разгромив вступившую с ним в бой с ходу 48-ю стрелковую дивизию генерал-майора П.В. Богданова, переправился у населенного пункта Арёгала через реку Дубисса, где ему достался ценный трофей — два неповрежденных моста. Даже Рейнгардт развивал наступление на Шауляй. Справа так же быстро продвигался корпус Манштейна. Танки Гота благополучно достигли Алитуса. Здесь им пришлось принять встречный бой с советской 5-й танковой дивизией. В ее составе помимо Т-26 и БТ-7 находились новейшие Т-34, но их превосходство не удалось в полной мере использовать ввиду отсутствия поддержки с воздуха. Решающее влияние на исход этого боя оказала немецкая авиация. Ведя непрерывное преследование отступающего противника, танки Гота с ходу захватили мосты и форсировали Неман.
Тем временем командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов и Военный Совет фронта занимались изучением обстановки. Так как наиболее угрожающее положение создалось на шауляйском направлении, где корпус Рейнгардта прорвался дальше всех прочих немецких частей, командующий решил фланговыми ударами 3-го и 12-го механизированных корпусов «срезать» танковый клин врага. Кроме того, он отдал приказ развернуть на подступах к Шауляю 9-ю подвижную артиллерийско-противотанковую бригаду полковника Н.И. Полянского. В ее составе находились 250 орудий калибром 76 и 85 миллиметров. В качестве поддержки бригаде была придана 202-я мехдивизия полковника В.К. Горбачева. На остальных направлениях предполагалось сдерживать противника силами стрелковых частей.
Советские механизированные корпуса представляли собой грозную силу. Всего в составе 3-го мехкорпуса генерал-майора A.B. Куркина и 12-го, которым командовал генерал-майор Н.М. Шестопалов, насчитывалось более 1400 танков, в том числе KB и Т-34. Против 400 у Рейнгардта. Но их превосходство могло сказаться в случае хорошо подготовленного концентрического удара. А такового как раз не получилось.
Прежде всего, генерал Кузнецов не имел точных сведений о противнике и, назначая наступление на утро 23 июня, сознательно пренебрег организацией надлежащей разведки. От командиров всех стрелковых дивизий поступали доклады об атаках значительного числа немецких танков. Вместо проведения фактической их проверки, командующий фронтом распорядился часть танков передать для поддержки пехотных частей. Кроме того, поспешное массовое выдвижение такого количества механизированных войск в исходные районы привело к давке на дорогах и отставанию тылов. Атак как 12-й мехкорпус находился в 100 километрах севернее 3-го, то и само по себе выдвижение и, естественно, сосредоточение танковых дивизий не могло быть одновременным. Впрочем, будет справедливым отметить, что командующего толкали в спину московские директивы, требовавшие наступать как можно скорее.
В итоге все упомянутые выше причины привели к тому, что между наступающими мехкорпусами не было налажено надлежащей связи и взаимодействия. Дивизии вводились в сражение вразнобой, без поддержки друг друга. Более того, пока 23-я танковая дивизия 12-го мехкорпуса под командованием полковника Т.С. Орленко вела бой, 28-я танковая дивизия того же корпуса вынуждена была стоять на месте в ожидании отставших заправщиков. Аналогичная история произошла в 3-м мехкорпусе. Поэтому действовали они по одной похожей схеме: дивизия вводилась в бой, имела некоторый первоначальный успех, затем немцы, маневрируя своими скромными силами и четко взаимодействуя с авиацией, поодиночке громили дивизии мехкорпусов, которые сражались в полном взаимном отрыве. Их атаки совершенно не помешали Манштейну 24 июня взять Каунас и продвинуться на 50 километров, достигнув Укмерге. В тот же день танки Гота вошли в Вильнюс.
Вводимые в бой «в порядке живой очереди», отрезанные от тылов и не имея прикрытия с воздуха, танковые дивизии 3-го и 12-го мехкорпусов были полностью разгромлены к исходу 26 июня. При этом часть подвижных сил Рейнгардта яростно штурмовала ближние подступы к Шауляю. Но артиллеристы полковника Полянского и дивизия Горбачева, заняв жесткую оборону, успешно сдерживали их натиск. Разгром мехкорпусов позволил Рейнгардту высвободить свои основные силы и осуществить обходной маневр. Поэтому 202-я мехдивизия и 9-я арт-бригада, оказавшись под угрозой окружения, оставили Шауляй.
Только потеряв почти все танки, генерал Кузнецов отдал войскам приказ отходить за Двину и там, за сильным естественным рубежом, организовать крепкую оборону. Одновременно из глубины выдвигалась 27-я армия генерал-майора Н.Э. Берзарина. Решение это было правильным, но принято оказалось поздновато. Противник не собирался отдавать инициативу. Первыми к Двине успели подойти немцы: 26 июня передовые части Манштейна ворвались в Даугавпилс и вновь захватили драгоценные мосты. В результате фронт оказался рассеченным надвое, 27-я армия опоздала с выдвижением, а Манштейн уже захватил плацдармы на восточном берегу Двины, нацелившись на Псков и Ленинград.
Г.К. Жуков так описывал этот драматический момент: «На Северо-Западном фронте обстановка стала резко ухудшаться. Избежавшие окружения 8-я и 11-я армии из-за недостаточной организованности командования фронтом отступали в расходящихся направлениях, неся большие потери. Чтобы прикрыть псковско-ленинградское направление, Ставка Главного Командования приказала командиру 21-го мехкорпуса генералу Д.Д. Лелюшенко выдвинуться из района Опочка-Идрица в район Даугавпилса и не допустить форсирования противником Западной Двины. Однако эта задача была совершенно невыполнима, и противник уже 26 июня крупными силами форсировал реку и захватил Даугавпилс».
В тот же день командующий 4-й танковой группой генерал Гёпнер отдал Манштейну приказ остановиться. 56-й мотокорпус вырвался на 130 километров вперед, оставив далеко позади прочие войска группы армий «Север». Поэтому командующий опасался, что корпус может попасть в «мешок». Эрих фон Манштейн писал по этому поводу в мемуарах: «Цель — Ленинград — отодвигалась от нас в далекое будущее, а мой корпус должен был выжидать у Двинска»[6].
Русское командование, как и предвидел Манштейн, поспешило воспользоваться возникшей оперативной паузой. На немецкие плацдармы были брошены 5-й воздушно-десантный корпус полковника И.С. Безуглова и 21-й мехкорпус генерал-майора Д.Д. Лелюшенко. Но, по сложившейся практике, взаимодействие, связь, управление войсками как следует не организовывались. В итоге трехдневных ожесточенных боев наши войска понесли тяжелые потери, а плацдармы остались в руках Манштейна.
Тем временем корпус Рейнгардта форсировал Двину, части немецкой 18-й армии вошли в Ригу. С 29 июня по 1 июля германское командование вновь взяло оперативную паузу. Но Манштейн беспокоился напрасно. Вместо подготовки к обороне генерал Кузнецов по требованию Ставки ВГК готовился к новому наступлению на вражеские плацдармы.
Рано утром 2 июля 41-й мотокорпус нанес мощный удар в стык ослабленных 8-й и 27-й наших армий. Фронт был сразу прорван. Немцы развивали наступление на Остров и разрезали надвое 8-ю армию. Обе русские армии вновь отходили по расходящимся направлениям. Штаб фронта попал в окружение.
4 июля Ставка Главного Командования назначила новым командующим фронтом генерал-майора П.П. Собенникова, ранее командовавшего 8-й армией. В этот день 1-я танковая дивизия немцев ворвалась в Остров. В виде трофея ей достались целые и невредимые мосты через реку Великая. Выдвигавшиеся из резерва Ставки 1-й механизированный, 22-й и 41-й стрелковые корпуса вынуждены были вступать в бой с ходу и потому опрокидывались противником. Только на правом фланге 21-му мехкорпусу Лелюшенко удалось закрепиться в Себежском УРе и отбить атаки Манштейна на рубеже Себеж — Опочка. Как отмечал в воспоминаниях Г.К. Жуков: «Из-за опоздания выхода наших резервов на реку Великая противник с ходу захватил город Псков. 8-я армия Северо-Западного фронта, потеряв связь с другими войсками, отходила на север»[7].
9 июля корпус Рейнгардта начал наступление на Лугу. Манштейн, убедившись в прочности находящихся перед ним русских позиций, повернул на север и ввел танки в пробитую ранее брешь в районе Острова. 56-й мотокорпус обошел Себежский УР, развивая наступление на Порхов, Шимск и Новгород. Порхов был взят на следующий день. В районе Сольцы 22-й стрелковый корпус, сформированный в основном из эстонцев, перешел к немцам.
Ставка ВГК хорошо осознавала нависшую над Ленинградом опасность. Быстрыми темпами шло сооружение Лужского рубежа обороны. В предельно сжатые строки был создан укрепрайон, состоявший из двух полос протяженностью около 175 километров и глубиной 12 км. 12 июля 41-й мотокорпус завязал бои в предполье Лужского УРа.
Столкнувшись с хорошо организованной, глубоко эшелонированной обороной, немцы сразу увязли в ожесточенных позиционных боях. Командовавший войсками укрепрайона генерал П.М. Пядышев, ведя упорную и активную оборону, к исходу третьих суток боев окончательно остановил противника.
В еще более сложном положении оказался Манштейн. По обыкновению, он вырвался далеко вперед и попал под фланговый удар пополненной частями ленинградского гарнизона 11-й армии. В результате 56-й мотокорпус попал в окружение. Манштейн вспоминал: «Нельзя сказать, чтобы положение корпуса в этот момент было весьма завидным… Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения»[8].
К 19 июля немцы оказались отброшенными на 40 км, стабилизировав фронт на рубеже Порхов — Дно — Старая Русса. Потери 4-й танковой группы в людях и материальной части достигли 50 процентов. Немецкое наступление было временно остановлено.
Анализ утерянных возможностей
Согласно классическому правилу военной науки для проведения успешной наступательной операции необходимо создать тройное превосходство в живой силе и технике наступающей стороны над обороняющейся. Группа армий «Север» таким превосходством не обладала. Напротив, войска Прибалтийского особого военного округа вдвое превосходили противника по числу танков и боевых самолетов и имели паритет в артиллерийских стволах и минометах. Только в живой силе у немцев было преимущество в соотношении 1,8:1. Тоже, как видим, далеко не подавляющее.
В официальной советской истории весьма популярной является версия о том, что в Красной Армии большинство танков и самолетов были «устаревшими», значительно уступавшими по своим тактико-техническим характеристикам немецким образцам. Эту версию неизменно предлагают вниманию читателя все советские генералы и маршалы в своих мемуарах. Например, следующим образом писал об этом генерал армии С.М. Штеменко: «К началу войны мы еще значительно уступали противнику в численности современных танков, не успели закончить перевооружение войск на новую технику, насытить мощными KB и Т-34 уже сформированные и еще формируемые механизированные корпуса даже в наиболее ответственных приграничных округах — Прибалтийском, Западном и Киевском Особом, Одесском. Эти округа, принявшие на себя главный удар фашистской Германии, располагали весьма небольшим количеством современных танков. Старые же машины не могли оказать решающего влияния на ход предстоящих операций, да и их не хватало здесь до штата наполовину. В том, что войска имели мало KB и Т-34, заключалась наша беда»[9].
Чтобы выяснить этот вопрос до конца, необходимо сравнить тактико-технические характеристики основного среднего и легкого танков, которые с обеих сторон вступили в бой 22 июня 1941 года.
Конечно, на вооружении Красной Армии находилось много действительно устаревших танков Т-26, но все же они были вооружены 45-миллиметровыми орудиями. Г.К. Жуков писал: «45-миллиметровая пушка образца 1937 года могла пробивать броню машин всех типов, стоявших в то время на вооружении капиталистических государств»[10]. А если вспомнить, что часть немецких танковых дивизий была укомплектована танками T-III и чешскими 38t, имевшими 30-миллиметровую броню и 20мм и 37мм орудия, то наши Т-26 могли им противостоять в бою. Поэтому главная причина поражений в приграничных сражениях заключалась не столько в технической отсталости Красной Армии, сколько в принимавшихся командованием ошибочных решениях.
Прежде всего следует сказать, что даже если бы все советские танковые дивизии были бы вооружены исключительно KB и Т-34, то все равно их боевое применение происходило в тех же заведомо невыгодных условиях. Во-первых, с самого первого дня войны в воздухе господствовала авиация противника. Да, ни один немецкий танк не мог противостоять KB и «тридцатьчетверке». Да, снаряды основных немецких 37-миллиметровых противотанковых пушек не пробивали их броню. Поэтому при массированных атаках этих новейших танков немецкое командование обычно вызывало авиацию. Во-вторых, в первые дни войны было нарушено снабжение советских войск, в том числе танковых. Склады горюче-смазочных материалов и боеприпасов вместе с армиями первого эшелона были придвинуты вплотную к границе. Таким образом, они стали для противника очень ценным трофеем. Многие наши военачальники отмечали в своих мемуарах случаи того, как танкистам самим приходилось взрывать свои танки, оставшиеся без горючего и боеприпасов. Особенно, если танковая дивизия попадала в окружение.
В войну Красная Армия вступила в исключительно неблагоприятной обстановке. Это известно. Обстоятельств, из которых складывалась такая обстановка, было немало. На взгляд A.M. Василевского: «В результате несвоевременного приведения в боевую готовность Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить в глубь страны. Не будет ошибочным сказать, что если бы к огромным усилиям, направленным на всемерное укрепление военного потенциала страны, добавить своевременное отмобилизование и развертывание Вооруженных Сил, перевод их полностью в боевое положение в приграничных округах, военные действия развернулись бы во многом по-другому.
Иными словами, если бы наши войсковые части и соединения были своевременно отмобилизованы, выведены на предназначенные для них планом боевые рубежи, развернулись на них, организовали четкое взаимодействие с артиллерией, с танковыми войсками и авиацией, то можно предположить, что уже в первые дни войны были бы нанесены противнику такие потери, которые не позволили бы ему столь далеко продвинуться по нашей стране, как это имело место. Но отступить нам пришлось бы, так как немецко-фашистские войска все же имели ряд серьезных преимуществ, в том числе такие, как милитаризация экономики и всей жизни Германии, превосходство по ряду показателей в вооружении и численности войск и опыту ведения войны»[11].
Сценарий, скажем прямо, довольно спорный. Дело в том, что предназначенные для войск боевые рубежи к началу войны не были подготовлены надлежащим образом. Вот что писал об этом Г.К. Жуков: «Относительно новых укрепленных районов наркомом обороны и Генштабом неоднократно давались указания округам об ускорении строительства. На укреплении новых границ ежедневно работало почти 140 тысяч человек. Я позволю себе привести одну из директив Генерального штаба по этому вопросу от 14 апреля 1941 года:
«Несмотря на ряд указаний Генерального штаба Красной Армии, монтаж казематного вооружения в долговременные боевые сооружения и приведение сооружений в боевую готовность производится недопустимо медленными темпами.
Народный комиссар обороны приказал:
Все имеющееся в округе вооружение для укрепленных районов срочно смонтировать в боевые сооружения и последние привести в боевую готовность.
При отсутствии специального вооружения установить временно с простой заделкой в амбразурные проемы и короба пулеметы на полевых станках и, где возможно, орудия.
Приведение сооружений в боевую готовность производить, несмотря на отсутствие остального табельного оборудования сооружений, но при обязательной установке броневых, металлических и решетчатых дверей.
Организовать надлежащий уход и сохранность вооружения, установленного в сооружениях.
Начальнику Управления оборонительного строительства Красной Армии немедленно отправить в округа технические указания по установке временного вооружения в железобетонные сооружения.
О принятых мерах донести к 25.04.41 г. в Генеральный щтаб Красной Армии. пп. Начальник Генштаба Красной Армии генерал армии —Г Жуков
Но даже если бы сооружение УРов было бы закончено вовремя, немцы все равно не стали бы их штурмовать. Согласно основному принципу стратегии — принципу концентрации— свои главные силы они сосредотачивали в точках стыков между укрепленными районами и 22 июня ударили туда.
Что касается своевременной организации четкого взаимодействия с артиллерией, танками и авиацией, то в сложившихся условиях дислокации войск его быть не могло. Авиация почти полностью погибла в первые часы войны, мехкорпуса и артиллерийско-противотанковые бригады в ПрибОВО располагались в нескольких десятках километров позади стрелковых частей прикрытия. В бой они вступили уже после разгрома стрелковых дивизий у границы.
Однако реальная возможность одержать победу в приграничных сражениях у войск Северо-Западного фронта все же была. Несмотря на несвоевременную боеготовность. Несмотря на господство немецкой авиации в воздухе. Невзирая на драконовские приказы главкома Северо-Западного направления маршала К.Е. Ворошилова любой ценой наступать.
Как известно, критическое положение войск фронта сложилось 26 июня, в результате прорыва Манштейна на Даугавпилс. Никто не спорит с тем, что генерал-полковнику Ф.И. Кузнецову приходилось выполнять требования Ставки Главного Командования, изложенные в Директивах № 2 и № 3. Но сделать это можно было иначе.
Понятно, что мехкорпуса в любом случае должны были атаковать. Они могли быть брошены против одного только Рейнгардта или 3-й мехкорпус мог ударить во фланг Манштейну из района Райсейняй — не имело значения. Но вне зависимости от исхода этой наступательной операции Кузнецову следовало отдать приказ командующему 27-й армией Н.Э. Берзарину немедленно выдвинуться к восточному берегу Западной Двины, развернуться и в темпе подготовить хорошо укрепленную линию обороны. Подобные приказы должны были получить командующие 8-й и 11-й армиями: выделить часть сит для организации мощного рубежа по линии Двины. Мосты через реку подготовить к взрыву. На возможных путях прорыва подвижных группировок противника, которых было только три — Даугавпилс, Екабпилс, Рига, выставить заслоны. Вильнюс, Шауляй и Каунас, как прифронтовые города, подготовить к эвакуации.
В сложившейся обстановке никто не мог бы поставить в упрек Кузнецову такие распоряжения. Командующий фронтом в силу своих служебных обязанностей должен предвидеть любые варианты дальнейшего развития ситуации. Ведь поставил он в заслон на подступах к Шауляю 9-ю артбригаду и 202-ю мехдивизию? Что помешало сделать то же самое на двух остальных угрожающих направлениях?
Теперь посмотрим, что могло бы произойти дальше. Как известно, передовые части корпуса Рейнгардта, наткнувшись на выставленный Кузнецовым у Шауляя заслон, вынуждены были двое суток вести позиционные бои. И уже потом предприняли обходной маневр. В распоряжении командующего фронтом имелись другие артиллерийско-противотанковые бригады. Вместе с одним-двумя полками, например, 84-й мехдивизии одну из таких бригад следовало развернуть на подступах к Даугавпилсу. Наступавшие по каунасскому шоссе танки Манштейна неизбежно упирались бы в нашу противотанковую оборону. Никакого стремительного прорыва, рассекшего Северо-Западный фронт надвое, у 56-го немецкого мотокорпуса не получилось бы. Один или два дня Манштейн должен был потратить на прорыв обороны противника либо обход узла его сопротивления. Таким образом, выигрывалось бы время для организованного, а не хаотического отхода главных сил фронта за Двину. Где, напомним, уже был подготовленный сильный в естественном отношении оборонительный рубеж.
Так как с ходу перепрыгнуть через реку немцы не смогли бы, им пришлось бы вновь тратить время на выявление уязвимых мест в нашей обороне, подготовку к форсированию, сосредоточение войск в исходных пунктах и т. п. Северо-Западный фронт использовал бы это время для дальнейшего укрепления обороны.
Допустим, немцам удалось найти какую-то брешь. По всему фронту они начинают отвлекающие боевые действия, нацеливаясь на ахиллесову пяту в нашей обороне своими главными силами. Но генерал-полковник Ф.И. Кузнецов нимало не беспокоится по этому поводу. Почему? Да потому что всего в 50–60 километрах спину ему прикрывают мощные Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы. Туда по приказу Ставки Главного Командования уже выдвинулись 5-й воздушно-десантный корпус полковника И.С. Безуглова, 21-й механизированый генерал-майора Д.Д. Лелюшенко, а также 22-й, 41-й стрелковые и 1-й механизировный корпус из резерва ВГК. На таком узком отрезке немецким танкам негде разогнаться и оперативного простора их действиям нет. С севера пояс укрепрайонов надежно прикрывают Чудское и Псковское озера, поэтому обойти их нельзя. УРы строились еще до войны, они хорошо оборудованы в инженерном отношении и применены к местности. Их конфигурация рассчитывалась таким образом, что наступающему противнику никуда не деться от лобового штурма. Это русская линия Маннергейма.
Вот и получилось бы, что солдатам Безуглова и Лелюшенко не пришлось захлебываться кровью в самоубийственных атаках на плацдармы Манштейна. Наоборот — они сидели бы в прочной обороне, а 56-й мотокорпус вынужден был бы лбом таранить наши укрепрайоны. Не произошло бы никакого опоздания выхода резервных частей на реку Великую и захвата немцами Пскова с ходу. Не получилось бы стремительного прорыва на Лугу.
Снова допустим, что немцы смогли проломить оборону на линии Псков — Остров — Себеж. Они рвутся к Ленинграду. Но к тому времени уже подготовлен мощный, глубоко эшелонированный Лужский укрепленный район. Немцы вновь вынуждены вести затяжные бои, продвигаясь всего по несколько сот метров в сутки. Всего через четыре-пять дней они выдыхаются. Им проходится остановить наступление. Их потрепанные предыдущими штурмами войска растянуты на многокилометровой линии русской обороны. И вот в этот момент войска Северо-Западного фронта все силы вкладывают в мощный удар.
Вспомним цифры немецких потерь. Одна только танковая группа Гёпнера к 19 июля 1941 года недосчитывалась 50 процентов своих танков. Это в условиях, когда первое по-настоящему организованное сопротивление было оказано немцам на Лужском рубеже. А если бы им пришлось прорывать еще рубеж на Двине и умываться кровью при штурмах укрепрайонов на старой границе? Сколько бы процентов матчасти осталось бы у Гёпнера в этом случае? А сколько напрасно загубленных в наспех организованных контрударах танков и бойцов в обратном случае сохранилось бы у нас? Ведь это азы военного искусства: измотать противника, обескровить его войска и затем нанести по нему сокрушительный удар. Была ли у Северо-Западного фронта такая возможность? Да, была.
Как известно, немцы ввязались в Восточную кампанию без надлежащей подготовки. Все помнят из истории, как немецкие солдаты замерзали под Москвой, потому что их командование даже не позаботилось о зимней одежде. Столь же плачевное положение было и с резервами. Гудериан писал в своих воспоминаниях, что за весь 1941 год не получил из резерва ни одного танка.
Группа армий «Север» тоже не имела ни одного танка в резерве. Все ее резервы ограничивались пятью пехотными дивизиями. Войска Северо-Западного фронта, напротив, постоянно получали танковые подкрепления с Кировского завода. Причем не какие-нибудь, a KB и Т-34. Кроме того, из состава ленинградского гарнизона в усиление фронта были выделены 4 стрелковых дивизии, 3 дивизии народного ополчения, стрелковая бригада и Ленинградское пехотное училище. Поэтому удар по измотанным и обескровленным немецким войскам мог получиться очень сильный. И бежали бы немцы от Ленинграда не 40 километров, а десять раз по сорок.
Сначала генерал-полковник Кузнецов непростительно запоздал с отводом войск за Двину. Затем еще раз промедлил, упустив возможность закрепиться в укрепленных районах по линии старой границы. Пришедший ему на смену генерал-майор Собенников тоже не успел организовать своевременную оборону в УРах. Сил и средств для того, чтобы остановить противника, было достаточно. Следовало только не разбрасываться ими в бессмысленных контрударах. Словом, возможности разгромить немцев на Северо-Западном направлении действительно существовали. Но они все до одной были упущены.
Глава 2
Западный фронт под первым ударом
В сентябре 1939 года был создан белостокский выступ, подобно наконечнику гигантского копья врезавшийся в территорию противника. Особенности его географического положения делали весьма проблематичной организацию обороны. Конечно, на новой границе в Западной Белоруссии еще до войны развернулись работы по сооружению пояса укреплений. Но само по себе их сооружение отнюдь не гарантировало надежной защиты от неприятностей со стороны вероятного противника. Об этом еще в январе 1941 года докладывал Сталину Г.К. Жуков: «…Затем я коснулся строительства укрепленных районов в Белоруссии.
— По-моему, в Белоруссии укрепленные рубежи УРы строятся слишком близко к границе и они имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе белостокского выступа. Это позволяет противнику ударить из района Бреста и Сувалки в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме того, из-за небольшой глубины УРы не могут долго продержаться, так как они насквозь простреливаются артиллерийскими огнем. Считаю, что нужно было бы строить УРы где-то глубже.
— А на Украине УРы строятся правильно? — спросил Д.Г. Павлов, видимо, недовольный тем, что я критикую его округ.
— Я не выбирал рубежей для строительства УРов на Украине, однако полагаю, что там тоже надо было бы строить их дальше от границы.
— Укрепленные районы строятся по утвержденным планам Главного военного совета, — резко возразил К.Е. Ворошилов.
Поскольку началась полемика, я прекратил выступление и сел на место»[13].
Вот так где-то в полемике утонул важнейший стратегический вопрос. В белостокский выступ продолжали потом идти войска, там строились аэродромы, сооружались склады. Почему — дает ответ в своих воспоминаниях A.M. Василевский: «Нецелесообразно было в непосредственной близости от новой границы строить в 1940–1941 годах аэродромы и размещать военные склады. Генеральный штаб и лица, непосредственно руководившие в Наркомате обороны снабжением и обеспечением жизни и боевой деятельности войск, считали наиболее целесообразным иметь к началу войны основные запасы подальше от государственной границы, примерно на линии реки Волги. Некоторые же лица из руководства наркомата [особенно Г.И. Кулик, Л.3. Мехлис и Е.А. Щаденко] категорически возражали против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех случаях будет перенесена на территорию противника. Видимо, они находились в плену неправильного представления о ходе предполагавшейся войны. Такая иллюзия, к сожалению, имела место. Из этого тезиса кое-кто сделал неверный вывод, что действия советских войск обязательно будут носить с самого начала только наступательный и притом непременно успешный характер, а раз так, то и склады должны быть уже в мирное время придвинуты поближе к войскам. Следовательно, и размещать их следует, готовясь к войне, на территории новых приграничных районов»[14].
Конечно, таким людям, как Мехлис и Кулик, ничего нельзя было доказать. Поэтому с ними предпочитали не связываться. Только годы спустя после войны Г.К. Жуков смог посетовать: «Накануне войны 10-я армия и ряд других частей Западного округа были расположены в белостокском выступе, выгнутом в сторону противника. 10-я армия занимала самое невыгодное расположение. Такая оперативная конфигурация войск создавала угрозу глубокого охвата и окружения их со стороны Гродно и Бреста путем удара по флангам. Между тем дислокация войск фронта на этих направлениях была недостаточно глубокой и мощной, чтобы не допустить здесь прорыва и охвата белостокской группировки. Это ошибочное расположение войск, допущенное в 1940 году, не было устранено вплоть до самой войны»[15].
Непосредственно в выступе дислоцировалась 10-я армия под командованием генерал-майора К.Д. Голубева. В ее состав входили 1-й и 5-й стрелковые, 6-й кавалерийский, 6-й и 13-й механизированные корпуса, 155-я отдельная стрелковая дивизия, 7-я подвижная артиллерийско-противотанковая бригада.
На правом фланге находилась 3-я армия, которой командовал генерал-лейтенант В.И. Кузнецов. Она была развернута в районе Гродно — Августов — Граево. В состав армии входили 4-й и 21-й стрелковые и 11-й механизированный корпуса.
Левый фланг в районе Бреста обеспечивала 4-я армия генерал-майора A.A. Коробкова. В ее составе находились 28-й стрелковый и 14-й механизированный корпуса. Всего же в Западном военном округе насчитывалось более 3000 танков, 2200 боевых самолетов и 15 000 артиллерийских орудий и минометов.
Войскам ЗапОВО противостояла группа армий «Центр».
Она состояла из 2-й и 3-й танковых групп, которыми командовали соответственно генералы Гудериан и Гот, а также из 4-й армии генерал-фельдмаршала фон Клюге и 9-й армии генерал-полковника Штрауса. Всего немцы имели около 2200 танков, 1700 боевых самолетов, более 15 000 орудий и минометов. Только в живой силе они превосходили противника в соотношении 2,2:1.
Схема действий германской армии была подсказана дислокацией частей противника. Войска Павлова имели большее количество танков, но почти все они находились в выступе. Поэтому свои мощные ударные группировки немцы сосредоточили на флангах. Главные удары наносились в обход самых сильных частей русских, и на их направлениях немецким войскам удалось создать трех-четырехкратный перевес.
22 июня в 3 часа 15 минут сосредоточенный артиллерийский огонь обрушился на Брест. Дислоцированная в Южном городке [в 2 километрах от границы] 22-я танковая дивизия генерал-майора В.П. Пуганова, не успев сделать ни одного выстрела, понесла большие потери. В районе Бреста находилось шесть мостов через Буг и ни один из них не удалось взорвать. Причем отнюдь не по причине внезапного, вероломного нападения немецко-фашистских захватчиков. В своих воспоминаниях бывший начальник штаба 4-й армии Л.M. Сандалов исчерпывающе разъяснил этот вопрос: «Взрывать мосты на границе с государством, подписавшим с нами договор о ненападении, было как-то противоестественно. Не желая проявить бестактность по отношению к немцам, мы не решались даже минировать переправы»[16]. Генерал Гудериан, несомненно, был очень благодарен русским за их тактичность, когда 22 июня с комфортом переправил свою танковую группу через реку.
В результате войска, назначенные в прикрытие брестского УР, оказались в считаные два-три часа разгромленными и не успели даже выдвинуться на укрепления. Только в Брестской крепости сумели закрепиться отдельные стрелковые части. Гейнц Гудериан вспоминал: «На всем протяжении фронта танковой группы мы застали противника врасплох. Южнее Бреста 27-й моторизованный корпус захватил невредимыми мосты через Буг. Северо-западнее крепости мы строили, в соответствии с планом, собственные мосты. Противник вскоре оправился от неожиданности и приступил к ожесточенной обороне. Брестская крепость оборонялась с удивительным упорством в течение нескольких дней»[17]. Но оборона Брестской крепости не могла задержать обходившие ее с севера и с юга подвижные немецкие части. «К вечеру, — писал далее Гудериан, — танковая группа сражалась в окрестностях Малориты, Кобрина и Пружан. Последнее упомянутое место стало ареной первого за кампанию танкового сражения»[18].
Тем временем в Кремле шли долгие, мучительные размышления. В 4 часа 30 минут члены Политбюро, нарком обороны и начальник Генштаба собрались в кабинете Сталина. Прошло еще какое-то время между разговором Молотова с германским послом и его появлением в сталинском кабинете с известием об объявлении войны. Далее слово Г.К. Жукову: «И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С.К. Тимошенко.
— Давайте директиву, — сказал И.В. Сталин»[19].
Текст директивы гласил:
«Военным Советам ЛBO, ПрибОВО, ЗапОВО, КО ВО, ОдВО.
Копия: Народному Комиссару Военно-Морского Флота.
22 июня 1941 г. в 4 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу. В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю:
Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить.
Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину до 100–150 километров. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать»[20]. Впрочем, по поводу этой директивы Г.К. Жуков заметил: «В 7 часов 15 минут директива наркома обороны № 2 была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась явно нереальной, а потому и не была проведена в жизнь».[21].
Поделиться книгой: