На неординарные и оттого интересные действия способен и другой архетип игроков, который Бартл называет socializers («болтуны», пожалуй, наиболее ёмкий перевод этого понятия). Они любят общаться и заводить новые знакомства, из них же по большей части состоит фракция любителей отыгрывать роли персонажей. Их стараниями в MMORPG организуются импровизированные свадьбы, шествия, иногда даже спектакли и представления.
Не всегда, впрочем, усилия игроков направлены в мирное русло. «Обидчики», или «гриферы» (Бартл определяет их как подкласс «убийц»), обычно ищут способы навредить другим игрокам. Это может быть не просто тривиальное подкарауливание и убийство персонажей ниже себя уровнем; к примеру, если в игре есть способ выложить на земле непристойное слово из каких-нибудь предметов, можно не сомневаться, что оно будет выложено.
Но даже злодейства часто бывают такими, что придают игре дополнительный интерес и входят в историю игры как легенды. Убийство Лорда Бритиша, неуязвимого персонажа, принадлежащего создателю Ultima Online Ричарду Гэрриоту, произошло в 1997 году, но его до сих пор приводят как пример самых запомнившихся событий в истории MMORPG.
Игры, в которых моделируется мир, характерны тем, что дают игроку почти полную свободу действий. Зачастую они даже не ставят перед ним определённой цели. Не стоит удивляться, что из них получаются идеальные площадки для мета-развлечений, не имеющих ничего общего с замыслом авторов.
Мнения
Что станет с программами после переезда в облако
Недавний анонс Google Chrome OS и ноутбуков на основе этой операционной системы рождает резонный вопрос — готов ли веб в сегодняшнем виде стать настоящей софтверной платформой? И следом — ещё один не менее резонный: есть ли у веба шансы когда-нибудь стать доминирующей софтверной платформой?
Действительно, многие люди сегодня могут обходиться всего одной настоящей программой — браузером. Почитать, что пишут знакомые в социальной сети, полистать новости, ответить на письмо или даже отредактировать прилагающийся к нему документ — всё это сегодня легко сделать без установки программ на компьютер.
Мало того, компьютер, лишённый других программ кроме браузера заодно лишён и многих неприятностей. Если что-то сломалось, то восстановить работоспособность машины можно за считанные минуты. Такой компьютер не нуждается в технической поддержке, а значит пользователи смогут куда больше доверять ему. Эта особенность, возможно, окажется куда более важной, чем ограничения, накладываемые на веб-приложения.
Да и есть ли настоящие ограничения? Пару лет назад ещё можно было сомневаться — как насчёт графических редакторов в браузере или, к примеру, пакетов видеомонтажа? Сегодня куда меньше сомнений в том, что и то и другое однажды будет реализовано. Достаточно взглянуть, к примеру, на набор программ для работы с графикой Aviary. За примером видеомонтажного софта тоже далеко ходить не надо — в зачаточном виде он есть на YouTube, а более продвинутый называется JayCut. Кто знает, что будет ещё через два года?
Большинство программ может не просто быть перенесено в браузер, они, к тому же, заметно выиграют от этого. Веб-сервис по определению всегда будет сохранять пользовательские данные — больше никакого надоевшего сохранения, больше никаких трагедий вроде потери трёхчасовой работы по вине заигравшейся со шнуром питания кошки.
Ещё один настоящий плюс веб-приложений — простота, с которой в веб-сервисы добавляется социальная функциональность. Взять хоть текстовый редактор — в некоторых случаях он настолько выигрывает от того, что с текстом может одновременно работать несколько человек, что отсутствие других возможностей уходит на второй план.
В принципе, перечисленных плюсов уже достаточно, чтобы встречать Полный Переход На Веб с энтузиазмом. Но после Перехода, конечно, последуют и другие изменения.
В первую очередь, изменится сам веб. Направление развития вполне понятно: современные браузеры всё быстрее обрабатывают JavaScript, в HTML5 появляются возможности, ранее доступные только в нативных приложениях. Полной интеграцией с «железом» веб-приложениям и не нужно — это бы снизило их безопасность, а некоторые функции можно оставить операционной системе. К примеру, в Chrome OS есть небольшой файловый браузер — он позволяет загружать данные с флэш-карт.
Чего ещё ждать от интернета будущего? Пару лет назад кроме социальности и динамичности среди признаков «нового веба» назывались «мэшапы». Сейчас уже не все помнят, что это вообще значит, а зря. В идее встроить в свой веб-сайт карту Google Maps тогда усматривали некий больший смысл.
В теории, используя публичные API разных веб-сервисов, можно добиться фантастических результатов. Берём возможность одного сервиса, подтягиваем данные с другого и получаем нечто третье — ценное само по себе. Увы, недостающим элементом оказались идеи — не так-то просто придумать, что же за «третье» сооружать. Вполне возможно, что к теме перемешивания веб-сервисов ещё вернутся — просто чуть позже.
Впрочем, мы и раньше видели попытки сделать «сетевой компьютер». Sun, IBM и другие пытались сделать его больше десяти лет назад («Компьютерра», к примеру, писала о Sun Network Computer в 1997 году). Это считалось ближайшим будущим. В тогдашнем ближайшем будущем — 2000 году, вместо этого появились Internet Appliance (вот, к примеру, симпатяга 3Com Audrey с QNX внутри. Сегодня мы бы назвали его «неттопом»). Они тоже быстро провалились. Прошло десять лет... Может быть, теперь время таки пришло?
Интервью
Российские IT-компании за рубежом: Speereo Software
Мы начинаем публикацию цикла материалов, посвященных работающим на зарубежных рынках российским IT-компаниям. О продуктах и проектах Speereo Software «Компьютерре» рассказал Даниил Ищенко, вице-президент по развитию бизнеса этой компании.
- Расскажите о зарубежных проектах Speereo Software.
- По сути своей вся деятельность компании Speereo Software до 2008 года была зарубежной. Мы — создатели и разработчики собственной системы распознавания речи, и все приложения и разработки основываются на ней. Первое приложение было создано еще в 2002 году и для мобильных телефонов — уже тогда было понятно, что этот рынок будет развиваться быстрее других.
К сожалению, в РФ этот рынок отсутствовал напрочь. Телефоны были, но в большинстве своем — не смартфоны, а владельцы смартфонов не были подкованы в их использовании. Кроме того, конечно, культура платежа за ПО в те времена у нас была слабой, если не сказать — ничтожной. Потому мы и предложили свои разработки западным потребителям. Там и пиратство пожиже, и пользователи продвинутые, и средства распространения ПО уже были налажены.
- Как вас встретили заказчики и конкуренты?
Здесь все просто: заказчиками в те времена были исключительно западные компании и производители, поэтому пришлось строить цепочки с ними. Конкурентная среда была — да и остается — довольно слабой. Рынок систем распознавания речи крайне узок. Компаний-разработчиков мало, а тех, у кого что-то получается, и того меньше. Ряд уникальных особенностей нашей системы распознавания позволяет компании довольно уверенно чувствовать себя на рынке. Так что жесткой конкурентной борьбы мы не встретили.
- Иностранные рынки интереснее российского? Насколько легче или сложнее там работать?
- Иностранные рынки были интереснее российского из-за отсутствия у нас рынка мобильных приложений. Сегодня и в РФ существуют инструменты, позволяющие распространять свои продукты любому разработчику. В ряде случаев у нас теперь легче.
Плюсы зарубежных рынков — налаженные каналы сбыта (онлайновые магазины, порталы операторов, производителей и т. д.), дисциплинированные и платежеспособные пользователи, четкая система финансовых потоков (для всех — разработчиков, пользователей и магазинов); высокие требования к работе (не отвечать на рекламации, не возвращать деньги нельзя — ты потеряешь рынок).
Минусы зарубежных рынков: обезличенность каналов сбыта — как разработчик вы можете неделями ждать ответа на проблему или потерять место продажи на портале из-за сбоя системы; несовместимость законодательства — за рубежом договор оферты с девелопером — обычное дело и не требует подписей сторон, печатей; несовместимость систем ведения дел — бывает, что производители требуют предоставления ряда документов, которых банально не существует в российском делопроизводстве.
Отдельно должен упомянуть бюрократизацию зарубежного рынка. На сегодняшний день в системе операторов, производителей и продавцов за рубежом рынок более-менее сложился. Появились свои гиганты и «властители умов». Они строят собственные системы, которые, как им кажется, эффективны в работе. Одно плохо — они не эффективны в работе с нами, разработчиками. Беда, когда необходимо, чтобы кто-то на той стороне принял решение. Хуже, если решение смелое, нестандартное. Миф, что это только в России важно не что ты знаешь, а кого ты знаешь. Зарубежные компании — великолепный пример этой поговорки.
Опять же, должен сказать, что все перечисленное — малая толика от множества деталей и нюансов, с которыми приходится сталкиваться. Каждый из контрагентов — туча своих особенностей. У операторов одни требования, у производителей другие, у порталов третьи или все вместе. Единой системы нет.
На зарубежном рынке не легче и не сложнее работать. Везде свои плюсы и минусы. Следует лишь начать.
- Вы планируете увеличивать свое зарубежное присутствие? Какие рынки наиболее перспективны для Speereo Software и почему?
- Планируем, конечно. Исторически наша технология и ПО не распространялись локально — мы пользовались глобальными партнерами. Однако за это время мы поняли, где рынки активнее, а где нет. Так, Германия и Великобритания более активны, чем, скажем, Португалия.
Интересные для нас рынки, конечно есть — это и Азия, и Ближний Восток, и ряд других стран. Тем более, что скоро у нас выходит бесплатный продукт, который нацелен на жителей и гостей больших городов, что станет дополнительным инструментом проникновения. Кроме того, мы, конечно, пользуемся помощью наших партнеров, озвучиваем им свои планы. В силу того, что у нас будет два продукта, которые помогают людям в посещении других стран (Speereo Voice Translator и геосоциальная голосовая сеть), мы будем работать со странами и даже городами, которые имеют высокую туристическую посещаемость и покупательную способность, а также активных пользователей ИТ (хотя это не обязательно, так как продукты нацелены на посетителей, нежели на резидентов).
- Продвигать собственные проекты выгодней, чем заниматься аутсорсингом? Как Вы оцениваете шансы российских IT-компаний на иностранных рынках?
- Продвигать собственные проекты, наверное, не так выгодно, как обрабатывать заказы, хотя и здесь бывают свои приятные исключения. Но одно точно — это гораздо интереснее!
Шансы наших компаний на зарубежных рынках высоки. Крайне. Считайте меня оптимистом, но, как сказано — на сем стою и сойти не могу.
Главное — качество продукта, его востребованность и готовность работать нестандартно. Я знаю ряд компаний, успешно продвинувшихся в продажах на зарубежных рынках. Конечно, без талантливой команды разработчиков, грамотных стратегий и умения находить нужных людей не обходится.
Валентин Макаров («РУССОФТ») о национальной платформе
С момента публикации первого интервью Валентина Макарова по поводу «Национальной платформы» прошло немало времени, и концепция проекта успела измениться. Мы продолжаем разговор на эту тему с президентом НП «РУССОФТ».
- На заседании президиума Совета при Президенте РФ по развитию информационного общества в Российской Федерации концепция НПП изменилась. О разработке «Национальной ОС» на основе Linux речи уже не идёт?
- Создание «Национальной программной платформы» предусматривает решение более широкого спектра вопросов. Существует похожий документ, который называется «Российская программная платформа» (РПП). Его первый вариант был подготовлен весной 2010 г. силами экспертов ассоциаций «РУССОФ» и «АРПП». Тогда этот документ обсуждался на Правлении «РУССОФТ», и по нему было высказано немало критических слов. Результатом обсуждения стало создание "Маршрутной карты развития российской индустрии разработки ПО", которую подписали три ассоциации: РАСПО, АРПП и РУССОФТ. А вот сейчас, в связи с подготовкой проекта по Технологической платформе, первоначальный текст РПП был доработан теми же экспертами.
- В чём заключается различие этих трёх документов?
- «Маршрутная карта» стала результатом компромисса: она была получена путем удаления из первичного документа РПП всех положений, которые подвергались сомнениям хотя бы одной из ассоциаций. И очень хорошо, что летом мы пришли к этому документу, который и сейчас служит всем нам общим ориентиром. Современная версия РПП доработана в направлении исключения возможностей искусственного «придумывания» государством или бизнесом проектов импортозамещения без наличия конкретного заказчика, готового со-финансировать этот проект. Эта версия однозначно указывает на необходимость возврата средств государственного бюджета, потраченных на выполнение проектов в рамках РПП, — за счет получения налогов от коммерческого использования созданных продуктов.
- Как вы относитесь к новой концепции НПП? На первый взгляд, она хорошо перекликается с той концепцией, о которой мы говорили в прошлый раз.
- Да, эта концепция очень близка к тому, о чем мы с вами говорили на Russian CIO Summit 2010. Она во многом отражена в проекте Национальной программной платформы (НПП), которая подана в качестве заявки в Минэкономразвития на конкурс Технологических платформ.
- В Минэкономразвития приняли вашу заявку? Не могли бы вы рассказать, в чем её суть?
- Заявка на участие в конкурсе Минэкономразвития по Технологическим платформам подготавливалась инициативной группой, включающей: ВШЭ, группу компаний «СИРИУС», ряд институтов РАН и ВУЗов, предприятия «РУССОФТ» и ряд крупных компаний — не членов «РУССОФТ». Заявка подана, сейчас мы ожидаем решения Минэкономразвития. Суть заявки во многом совпадает с содержанием РПП, хотя в ней ощущается влияние РАН, ВУЗов и государственных предприятий, поскольку средства на проект Технологических платформ будут выделяться из бюджета Минобрнауки. Пока что мы находили взаимопонимание с другими участниками проекта; надеюсь,что так будет происходить и дальше.
- Недавно в Москве прошло заседание рабочей группы по НПП. Довольны ли вы его результатами?
- К сожалению, я не смог принять участия в этом заседании. Насколько я знаю, оно было посвящено в большой степени постановке задачи и планированию деятельности. Мы собираемся представить на эту рабочую группу новую версию РПП. Но надо отметить, что эта работа не связана напрямую с проектом НПП, который был представлен в Минэкономразвития. Похожие названия, схожее содержание, несколько отличаются участники. Уверен, что постепенно обе программы сольются в одну, которая и будет последовательно реализована.
- По нашим сведениям, представители Microsoft планируют участвовать в проекте создания НПП. Как вы полагаете, насколько их участие в проекте оправдано? Нет ли опасности, что Microsoft будет тормозить процесс?
- Инициативная группа, а затем и рабочая группа проекта не включала представителей «Майкрософт Рус». Если проект НПП будет принят как проект Технологической платформы, он станет открытым для всех желающих, кто разделяет его ценности, цели и задачи. Мнения инициаторов проекта по участию в нем «Майкрософт Рус» могут различаться. Я буду выступать за открытость проекта и его демократичность. Сейчас между его участниками есть согласие по основным положениям НПП. Если в обсуждении примут участие представители компаний, не согласных с этими положениями, то решение всё равно будет приниматься общим голосованием. Если после голосования проигравшие не выйдут из числа участников, значит, они молчаливо согласятся с решением большинства.
- Насколько нам известно, ассоциация «РУССОФТ» была одним из инициаторов приглашения представителей Microsoft на заседание рабочей группы. Нет ли по этому поводу конфликта с другими участниками проекта?
- «Майкрософт Рус» является членом РУССОФТ, и его представители имеют такие же права, как и другие члены Партнёрства. Не вижу проблемы в том, чтобы представители Microsoft или других зарубежных вендоров участвовали в обсуждении проекта. Они — российские юридические лица и являются членами российского сообщества ИТ-компаний. Наличие разных мнений среди участников создает лучшую конкурентную среду для обсуждений и принятия решений. На мой взгляд, это нормально. Исключать из обсуждения тех, кто не разделяет твоих взглядов, значит рисковать получить неуравновешенное решение. Несколько лет назад президент американской Ассоциации ИТ (ITAA) и всемирного Альянса ИТ-Ассоциаций (WITSA) г-н Миллер рассказывал мне, как велика была борьба в ITAA между представителями проприетарной модели и сторонниками СПО. Но никто не вышел из ITAA, был найден компромисс, сохранена возможность открытого обсуждения и обмена мнениями. В конце концов была сохранена площадка обмена мнениями для всего сообщества с целью формирования стратегии отношений с государством.
Колумнисты
Василий Щепетнев: Настольные олимпийские игры
Я, как и любой спортсмен-любитель, иногда мечтаю: как было бы здорово, если бы натура одарила меня умом и талантом степени олимпийской. Что ученые, политики, финансисты по сравнению с олимпийским чемпионом, человеком, на которого с трибун одновременно смотрят сто тысяч человек, а с телевизионного дивана – все человечество (у меня два дивана, один для чтения, другой – для наблюдения за подведомственным миром)! Идешь на рекорд, штурмуешь высоту два сорок шесть – и чувствуешь поддержку миллиардов. Где еще подобное возможно? Или мчишься по трассе с винтовкой «Би-7» и Уле Эйнаром Бьерндаленом за спиной («шел дождь и два студента...»)... Или в финальном матче «прыжком, достойным тигра» (Буссенар) отражаешь одиннадцатиметровый удар, назначенный в мои ворота судьей исключительно от врожденной нелюбви к первой в мире стране победившего социализма.
Увы. Даже родись я потенциальным атлетом, вряд ли мечта бы сбылась. Дело не в природных данных, вернее, не в них одних. Спортсмен – прежде всего характер. Без стремления быть первым, без готовности во имя первенства изнурительно работать, забыв про радости жизни, великих спортсменов не бывает. А мой характер иной. Да и радости жизни достаются нечасто, пренебрегать ими страшно: вдруг они, радости, обидятся и уйдут совсем и навсегда?
Потому остается одно – купить симулятор и участвовать в олимпиаде понарошку. Так ребенку, желающему слона, покупают деревянную лошадку.
Хотя...
Хотя родители бывают разные. Некоторые могут и слона подарить, да что слона – целый зоопарк. И дарят. Так и с олимпиадами: заверните вон ту, две тысячи четырнадцатого года!/p>
Во всяком случае, мне так казалось поначалу. Мол, Олимпиаду купили из прихоти, реализуя подобным образом несбывшиеся детские и юношеские мечты. Среди коллег-врачей покупка восторга не вызвала, напротив: в больницах наших, чуть отойди от Кремля, неуют, вплоть до полной разрухи, и миллиарды очень бы пригодились в здравоохранении, чтобы улучшить условия работы одних и выздоровления других. Да вот еще хотя бы что-нибудь подправить в домах престарелых, которые с ужасающей неизбежностью горят вместе с контингентом (когда горит контингент, а не люди заживо, то вроде ничего особенного. По крайней мере, ни один министр в отставку не ушел).
"Олимпиаду купили, чтобы воровать, воровать и еще раз воровать", – такое мнение слышно повсюду: в курилках, на форумах, в прессе, даже в заявлениях надзорных органов – с известными оговорками, разумеется.
А тут еще чемпионат мира по футболу. Десять миллиардов долларов расходов на глазах превращаются в пятнадцать, а во что действо обойдется налогоплательщику к две тысячи восемнадцатому году, лучше и не гадать. Впрочем, рискну: на зимнюю Олимпиаду 2014 и чемпионат 2018 уйдут от пятидесяти до ста миллиардов долларов в сегодняшних ценах. Уйдут – и не вернутся, что особенно печально.
Значит, за Олимпиаду и чемпионат мира страна боролась ради блага казнокрадов?
Нет. Красть, конечно, будут, и красть неимоверно – но сегодня любое бюджетное действие без казнокрадства не обходится, средства неизбежно испаряются, уходят в песок, смываются в море или сгорают в нежданных пожарах. Потому совершенно неважно, строят ли в России стадион, коллайдер, автобан или больничный комплекс, борются ли с пожарами или снежными заносами, защищаются ли от глобального потепления или от свиного гриппа: процент финансовых утечек одинаковый. Максимально возможный. Плюс-минус флуктуация. За Олимпиадой хоть следят, чужих мух отгоняют, строительство же богоугодных заведений общемирового внимания не привлекает, и там под слезы умиления, струящиеся по впалым ланитам благодарных сограждан, творятся дела воистину чудные. Или возьмем поставки в армию хоть бронежилетов, хоть парашютов, хоть рыбы путассу... Или возьмем всеобщую... Нет, не будем брать. И без того понятно: для того чтобы перенаправлять денежные потоки, Олимпиада совершенно не нужна. В конце концов, последние двадцать лет олимпиад в России не было, что не мешает здравоохранению пребывать в глубокой печали.
Итак, вычеркну нечистоплотно-корыстный интерес как главную мотивацию борьбы за проведение Олимпиады.
Тогда в чем она, главная мотивация? В развитии спорта?
Миллионы людей бросят пить и курить, потянутся на стадионы и спортплощадки, укрепляя свое личное здоровье, а с ним, нечувствительно, и здоровье нации?
И это вряд ли. Особенности климата Сочи, как погодные, так и финансовые, способствуют тому, что спортсмены-профессионалы предпочтут готовиться севернее даже в олимпийском году. Любители? Да, может быть, но только из числа тех, что могут купить ребенку настоящего слона. Содержать бобслейную трассу – штука весьма дорогая.
"Развитие спорта – это, прежде всего, укрепление положительного имиджа страны", – недавно повторила Светлана Ишмуратова, олимпийская чемпионка. Но что есть имидж? Плод агитпропа, не более. Если нужен имидж, то не стадионы строить полезно, а налаживать зарубежное телевещание. Чтобы на любой кнопке в любой стране человеку показывали одно: Россия видит, Россия знает. Вот вылетят наши футболисты в четвертьфинале, толпа ринется громить окрестности, пойдут пожары, кровь, смерть – нужен стране такой имидж?
"Сумлеваюсь штоп".