Михаил Михайлович Дунаев
ПРЕСТУПЛЕНИЕ перед БУДУЩИМ
Рок-культура (а музыка в ней задаёт основу ценностных ориентации) осмысляется ныне как синоним понятия молодёжной культуры. Того поколения, которое «выбирает пепси», стремится «взять от жизни всё», «жить в кайф», то есть заглатывает те лёгкие к усвоению наживки, какие в обилии подбрасываются ныне разного рода лукавыми соблазнителями.
В руках молодёжи судьба нации — истина банальная, но верная: пройдёт время, и весь состав народа будет образован теми, кто ныне вступает в жизнь. Поэтому качество душевной организации этих людей не должно быть нам вовсе безразлично. Но воззрение на них порождает тревогу.
Говорят: отцы всегда готовы посетовать, глядя на молодое поколение, так что и не стоит вслушиваться в их брюзжание. Время от времени в печати появляются тексты, относящиеся к разным временам и разным цивилизациям и доказывающие это вечное недовольство стариков: повсюду одно и то же, постоянные рассуждения о разного рода пороках молодёжи, о неуважении к старшим, о неумении жить и т. п. После всех цитат — вывод: всегда ворчали и будут ворчать, а человечество, несмотря ни на что, живёт и процветает. Так что нечего беспокоиться. Посмеёмся над стариками и будем жить как хотим.
Человечество и впрямь пока живёт (о процветании умолчим), но какова судьба тех цивилизаций, от которых остались цитируемые тексты? А нет их уже, исчезли. Поэтому лучше не торопиться со смехом. Поразмыслить хотя для первого раза: почему растёт кривая молодёжных самоубийств? Почему Россия вышла здесь на первое место в мире? Не до смеха станет.
Другой пошлый шаблон, всегда обнаруживающий себя при рассуждении о молодёжи, это утверждение, будто она постоянно устремлена к прогрессу, будто именно она обновляет бытие, в отличие от консервативно настроенных и отживающих своё поколения отцов. Нетрудно, однако, сообразить, что для внесения в жизнь чего-то истинно нового, следует основательно познать уже существующее, иметь богатый интеллектуальный опыт. Молодёжь опыта не имеет, поэтому она как раз весьма консервативна в своих воззрениях и действиях, иллюзия же «новизны» создаётся тем, что молодые часто в порыве самоутверждения руководствуются принципом «противоположного общего места» (Тургенев), то есть просто меняют знаки оценок в устоявшихся мнениях. Взрослые говорят: «белое» — недоростки непременно: «чёрное». Кому-то это представляется весьма оригинальным.
С этим связаны и иллюзии о бунтарском, революционном настрое в молодёжной среде. Но это ведь просто следствие молодой глупости и переизбытка возрастной энергии, требующей выплеска — куда и с какой целью всё равно. Чехов заметил однажды: студенты бунтуют, чтобы барышням нравиться. Вот причина поважнее, чем разного рода политические соображения. Худо то, что это используется закулисными манипуляторами, о чём сама молодёжь не догадывается по возрастному недомыслию.
И вот беда: иные из старшего поколения не прочь подыграть чрезмерным претензиям молодых, чуть ли не заискивая перед ними: не то обвинят в ретроградности и «несовременности». Приходится слышать, например, рассуждения какого-нибудь седовласого бодрячка, будто молодёжь распростилась со страхами, которыми мы жили в недавние времена, будто она смело смеётся над этими страхами. Да не смелая она, а просто глупая ещё. Подлинная смелость сопряжена со знанием того, чему человек противостоит, у молодых же пока нет нужного опыта, они хорохорятся в состоянии, о коем говорят в народе: «жареный петух ещё не клюнул». И нетрудно ведь потешаться над чем-то с временного расстояния. «Каждый мнит себя героем, видя бой со стороны» (Руставели).
Своеобразие того положения, которое занимает молодёжь среди прочих поколений, определяется гипертрофированным стремлением к самоутверждению. Это и вообще важный стимул в жизненном процессе, особенно в апостасийном обществе (как сказал в своё время ещё В.С. Соловьёв: «Все самоутверждаются против всех»). Но молодые лишь вступают в жизнь и особенно обострённо ощущают потребность заявить о себе — и всё трагически усугубляется несоответствием уровня претензий уровню возможностей. Вдобавок молодой человек всегда особенно нетерпелив (и тут опыта недостаёт), ему нужно всего как можно скорее и как можно больше — а необходимых качеств для того маловато. Поэтому нередко для самоутверждения избираются методы примитивные, а то и вовсе дикие: тупая агрессивность, попытка вывернуть прежние ценности наизнанку и на том основывать мировоззренческую позицию и поведение. Те, кто при этом лишены подлинного нравственного начала, идут в террор. Наиболее бездарные и страдающие от бессознательного ощущения своей неполноценности прибегают к способам вовсе экзотическим: прокалывают тело во всех мыслимых и немыслимых местах, вставляя туда кольца, шпильки (пирсинг), делают немыслимые причёски, раскрашивают физиономии… и так далее. Не спешите смеяться или осуждать, увидев такое, поймите: человек страдает, вымещая свою тайную муку в пассивную или активную агрессию против всех и вся.
Человек вступает в конфликт с миром — прежде всего со старшим поколением: начинает казаться, что оно слишком много берёт себе, не желает уступать места, хотя давно отстало в понимании жизни, что его принципы и ценности давно устарели. Старому хочется противопоставить новое: так легче утвердить себя, глядеть на всех свысока, да и некогда осваивать это старое, и сил на то недостаточно. Вот на том и взращивается стереотип молодёжного обновления жизни, хотя на поверку вместо «старого» предлагается нередко и вовсе древнее, хотя и подзабытое. (Например, современная молодёжная эстетика, музыка, пирсинг, раскрашивание лиц и т. п. — не более чем эстетика первобытных дикарей). Проблема отцов и детей стара как мир.
Тщеславие и самоуверенность молодых людей парадоксально подогреваются их невежеством. Они многого не знают — это естественно. Но им кажется, будто они знают достаточно для того, чтобы навязывать свои представления о мире окружающим.
Представим себе знания как круг. Всё, что вне круга — незнаемое. Тогда окружность есть граница между знаемым и незнаемым. Чем больше знания, тем больше круг, но больше и окружность, то есть соприкосновение с неведомым. Растёт знание — растёт и понимание величины незнания. В конце концов человек приходит к сократовскому прозрению: «Я знаю, что ничего не знаю». Но молодой человек знает слишком мало, окружность его опыта слишком коротка, и ему кажется, что и непознанного остаётся немного: вот ещё одно усилие — и все бастионы неведомого падут. Чем скорее совершится одоление такого заблуждения, тем лучше, но расставание с иллюзией — тоже трагедия.
Человеку хочется заявить о себе, сказать что-то, а сказать-то пока нечего. Он начинает порою изрекать сущий вздор, но нередко не сознаёт того. А внутреннее чувство подтачивает, не позволяет вовсе не ощущать правду, и правда та о себе подчас страшна.
Всё это совершается на фоне известных возрастных физиологических изменений — и оттого ещё мучительнее.
Вот это-то прекрасно понимают те, кто планируют на будущее полную деградацию народа. И они лукаво соблазняют тем, к чему так склонны молодые люди, чего так требует их тяга к самоутверждению: вот той самой мыслью, будто молодой человек уже в силу своей молодости превосходит всех своею особенностью, прогрессивностью, непонятостью и т. д.
В молодое неокрепшее сознание вбивается пошлый шаблон: все, кто не разделяет его примитивных воззрений, — несовременны, отстали от «передового образа мыслей», склонны к мракобесию, вообще — неумны.
Молодые люди не знают, что подобный шаблон вбивается в сознание и повторяется с незапамятных времён и что поэтому следование ему есть несусветная глупость, нестерпимая банальность и прискорбная отсталость ума.
Нужно заметить, что сама молодёжь на просьбу поведать, что же такого «современного» и «передового» заключено в её образе мысли и поведении, ничего вразумительного сказать не в состоянии, а если и приводит какие-то доводы, то от них разит за версту замшелой рутиной. Однако нашлись бегущие впереди прогресса доброхоты, которые в силу своего возрастного интеллектуального преимущества пытаются оправдать и возвысить ту самую молодёжную культуру, которая создавалась с дальними лукавыми целями.
Скажем сразу, чтобы более не повторяться: рок-культура есть искусственно созданная духовная отрава, призванная довершить процесс деградации человека, процесс формирования легкоуправляемой безмысленной толпы, процесс завершения всеобщей апостасии, процесс полного отвержения традиций национальной культуры. В рок-культуре откровенно превозносится инфернальное начало, прославляется сатана.
Знаменитые «Битлз», например, несомненные повсеместные кумиры, основали так называемый «сатанинский рок», применяя воздействующие на подсознание идеи, связанные с «культом сатаны». В многократно повторяемых «фразах наоборот» (их можно услышать при обратном прокручивании записи — и они улавливаются подсознанием вполне) внушалось: «Мне надлежит жить для сатаны», «Начни курить марихуану»… некоторые фразы, кощунственные и богохульные, цитировать нет желания. Иногда звучат и открытые тексты: «Я был воспитан демоном, чтобы править, как он. Я господин пустыни, современный железный человек. Я собираю темноту, чтобы доставить себе удовольствие. И я приказываю тебе стать на колени перед богом грома, богом рок-н-ролла». Мик Джаггер из группы «Роллинг Стоунз», видя в себе воплощение Люцифера, недаром сочинил песни с красноречивыми названиями: «Симпатия к дьяволу», «Их сатанинским величествам», «Заклинание моего брата демона».
Рок-культура становится средством утверждать власть над миллионами душ, отдавших себя в подчинение деспотической воле рок-кумиров, которыми, в свою очередь, управляют тёмные силы прямых служителей бесов на земле. Так, один из рок-идолов молодёжи К. Кинчев однажды прямо признался: «Куда приведу, ей-Богу, ребята, не знаю. Я не вижу путей и дорог, иду вслепую. Было бы, наверное, проще, если бы я был истинно православным до конца. А я по вере — православный, по мироощущению всё равно язычник…» Есть ли откровеннее иллюстрация: слепой поводырь слепых! Есть ли откровеннее демонстрация собственной полной безответственности? Есть ли более откровенное признание бесовской природы (а язычество — проявление демонизма) своей деятельности?
Участники некоторых зарубежных рок-групп выражались яснее:
«Наша музыка способна вызывать эмоциональную неуравновешенность, патологическое поведение и даже бунт и революцию» («Битлз»).
«Мы можем дирижировать миром, мы имеем в нашем распоряжении необходимую силу» (Грэхэм Нэш).
«Рок является источником революции. Наш образ жизни — с наркотиками, с причудливыми одеждами, вседовлеющей рок-музыкой — в этом и заключается революция» (ЭббиХофман).
И поскольку западные культурные ценности уже активно вошли в жизнь русской молодёжи, подобные идеи можно рассматривать уже в рамках отечественной культуры.
Безбожное бытие тяготеет к небытию — этот духовный закон земной жизни отчётливо проявился в так называемом «русском роке» (о спорности термина речь впереди). По наблюдению Г.Лурье, основной темою «русского рока» в конце XX века становится тема смерти и самоубийства. Тяга к небытию осуществилась не только в рок-текстах, но и в практике их создателей: в череде смертей и самоубийств многих идолов рок-культуры (Науменко, Башлачёв. Цой, Дягилева, Селиванов и др.) — зримое следование одной из традиций «серебряного века».
Именно в рок-культуре особенно энергично насаждается эстетика безобразного. Эта эстетика имеет несомненный бесовский характер, ибо она утверждает и внедряет идею безобразной природы мира, отвергающей богоданный образ бытия.
Цель всего этого — посредством разрушения эстетического вкуса — обесценить не только духовные, но и душевные потребности человека. Рок-культура делает их примитивными, намеревается вообще уничтожить их.
Достаточно взглянуть на слившуюся воедино с дёргающейся идиотской улыбкой толпу, раскачивающуюся с поднятыми руками — на любом попсовом шабаше, чтобы тут же усомниться: может ли пошлость быть ещё более откровенной и отвратительной.
Пора бы вообще отказаться от давнего заблуждения будто спрос рождает предложение, чем лукаво оправдывается засилие рок-попсы в радио- и телеэфире. Нет: ныне спрос порождается предложением. Классическая музыка изгнана со всех каналов (редчайшие исключения лишь подтверждают правило), отовсюду звучит назойливый ритмизированный грохот, который выдаётся за явление прогрессивнейшее и наисовременнейшее. Молодёжь легко клюёт на эту приманку.
К великой нашей печали, среди тех, кто споспешествует такому обману, сегодня можно разглядеть и людей в рясе. Не станем рассуждать о подлинных причинах, приведших их к неправде (хотя соображения о том имеются), но скажем без обиняков, что каковы бы ни были благие намерения этих людей, объективно они соучаствуют в преступлении против народа, против его культуры.
С недавних времён одним из деятельных пропагандистов рок-музыки стал, как ни прискорбно, диакон Андрей Кураев. Человек он авторитетный, и весьма поэтому стоит вслушаться в его доводы: а вдруг он прав, мы же чего-то недопоняли. Своих взглядов на проблему отец диакон не скрывает, посвятил им очередную книгу «Рок и миссионерство» (М., 2004).
Своё заигрывание с рок-культурой о. диакон оправдывает убедительным доводом: необходимо искать общий язык с теми, кто пока далеко от Церкви, воцерковлять всё, что нас окружает. «Приватизировать, что плохо лежит», — как в свойственной ему вольно-шокирующей манере выразился однажды сам о. Андрей. Эта позиция находит одобрение и у некоторых церковных деятелей, которые в подтверждение справедливости кураевских аргументов ссылаются на апостола Павла:
Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона перед Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его (1 Кор. 9:19–23).
Не надлежит ли и нам подражать, хоть в меру слабых сил своих, апостолу?
Однако стоит ли подбирать всё, что плохо лежит, включая и всякую дрянь, в церковный обиход? Можно ли продолжать мысль апостола таким рядом суждений: чтобы приобрести убийц, нужно стать убийцей; чтобы воцерковить наркоманов, нужно самому стать наркоманом; чтобы воцерковить извращенцев, нужно и самому тем заняться; чтобы привлечь на свою сторону бесноватых, потребно и самому впустить в себя беса? Не следует ли понять изречение апостола не в безмерно расширительном смысле, но в строго ограниченном? Не всё допустимо и с самыми благими целями. Иначе так далеко забредём, что и не выберемся.
Сам Кураев это, в общем-то, понимает:
«…Если я во всём буду стилизоваться под моего собеседника и его «тусовку» (мол, и я люблю рок, и я туда, куда ты, и раз ты любишь выпить, то и я не против) — то общение будет. Но о чём? И в конце концов человек скажет: прости, если ты во всём такой же, как и я, то что означает твоё христианство? Не нужно оно мне такое, неспособное ни в чём менять нашу тусклую житуху.
При чрезмерной ассимиляции миссионер, стараясь найти общий язык со своей нецерковной аудиторией, настолько в этом преуспеет, что в итоге становится «своим в доску». В этом случае люди справедливо изумляются: «Если ты — то же самое, что и мы, то тогда твоя вера нам не нужна, у нас и так всё есть»" (с. 237).
Разделяя наши действия на допустимые и недопустимые, мы должны определить место среди них и взаимоотношению с рок-культурой. Можно ли дать вовлечь себя в эту стихию ради «приватизации», включения её в церковную жизнь? На Западе по этому пути иные конфессии давно шествуют.
Природу воздействия рок-музыки на душу человека раскрыл (вольно или невольно?) сам о. Андрей Кураев. Рассказывая, как однажды во время телесеанса Кашпировского он пытался молитвенно противодействовать бесовским «пассам» экстрасенса, о. диакон завершил своё повествование таким признанием:
«Но затем я целый день не мог подняться с постели. Ни боли, ни температуры — а сил нет. Куда-то они ушли… Вот нечто похожее было и после первого рок-концерта» (с. 7).
Вот тут можно было бы и закончить все рассуждения. Неужели не ясно из одного этого, какова природа сего явления? Возразят: не все же ощущают таковую слабость. Ответим: а не все и борются молитвой с тёмной силой, но напротив — отдаются ей в упоении.
О сатанизме рок-музыки говорится уже давно. Контраргумент давно же и выдуман: да, есть плохой рок, но есть и хороший, поэтому неправы те, кто выступает против рока вообще, поскольку необходимо отделять зёрна от плевел. К. Кинчев недавно выступил с рассуждением, приведя в пример банальное уже сравнение: нож сам по себе не хорош и не плох, важно, в чьих он руках.
Как известно, всякое сравнение хромает. По отношению к року данное сопоставление неправомерно. Дьявольщина не может быть хорошей — в любых руках.
Впрочем, сатанизм рока отвергается его адептами весьма упорно. Одни просто без всяких доказательств утверждают, что такое мнение клевета, другие пытаются ошельмовать сами истоки этой «клеветы». Как известно, одним из первых забил тревогу католический священник Жан-Поль Режимбаль. О. Андрей Кураев упрекает теперь всех, кто ссылается на этого автора: «Во всех православных брошюрах, в которых пишется нечто чуть-чуть содержательное о роке, — все цитаты взяты из его работы. Это значит, что никто из здешних полемистов и в тему-то всерьёз не погружался» (с. 81). Если эта логика верна, то нужно отказать в серьёзности всем тем, кто ссылается, например, на Писание или на Отцов. Правда, тут и самому о. Андрею не поздоровится. И ещё: иронически отвергая Режимбаля, не делайте этого голословно — сперва докажите его неправоту.
Да и не один Режимбаль — источник сведений о губительной природе рока. Просто не всё известно, многое же просто замалчивается.
Давным-давно утвердилась в «современной культуре» милая молодёжному сознанию триада: рок — секс — наркотики. Наркотическое воздействие рок-музыки уже давно изучено. Серьёзные исследователи обнаружили разрушительное воздействие этой «музыки» на генетическом уровне. (То есть те молодые люди, которые увлекаются особенно тяжёлым роком, обречены на вырождающееся потомство.) Наркотизирующее воздействие ритмизированного грохота требует, как и всякий иной наркотик, всё новых и новых сходных воздействий, затем инъекций… Слово секс в данной триаде означает не просто беспорядочность половых связей, но общую стихию вседозволенности, порождаемую рок-культурой.
В этой культуре, основная система ценностей которой определена именно названной триадой, всё тесно взаимосвязано, так что одно с неизбежностью влечёт другое. Только наше дробное сознание выделает из целостности отдельные элементы, полагая, будто они независимы один от другого. Поэтому говорить о «хорошем» и «плохом» роке — всё равно, что утверждать, будто есть хорошие и плохие наркотики. Разновидности рока, как и разновидности наркотиков, различаются лишь степенью дурного воздействия на тело и душу человека. Поэтому лозунг: «Рок против наркотиков», каким увлекаются ныне даже в церковных кругах, равнозначен призыву: «Ударим героином по наркомании».
Осмелимся утверждать: те, кто пытаются при помощи рок-музыки «приватизировать» нынешнюю молодёжь, на деле играют на руку тому, кто помышляет о развращении народа, готовит ему полную деградацию в недалёком будущем.