Каменный мешок

Девочка отрывисто дышала. Грудь малышки поднималась и опускалась едва не каждую секунду, то и дело слышался легкий свист. Лицо красное как рак. Она попыталась разбудить дочку, но Миккелина не желала просыпаться.

Она похолодела от ужаса.

Лихорадка. У девочки лихорадка.

2

Звонок о находке в Миллениуме приняла Элинборг. Она уже собиралась уходить с работы, когда зазвонил телефон. Кроме нее, в кабинете никого не было. Она остановилась, посмотрела на часы, затем на аппарат. Вообще-то ей пора домой, к обеденному столу — курица тандури мерещится ей целый день. Тяжело вздохнув, Элинборг сняла трубку.

На вид лет сорок — пятьдесят, фигура ровно настолько пышная, чтобы не казаться полной. Главная страсть в жизни — еда. Четверо детей, трое своих, один ребенок приемный. Вышла замуж, развелась, вышла замуж снова — за автомеханика, который без ума от ее стряпни. Живет с новым мужем и отпрысками в доме в Ямной бухте.[8] По образованию геолог, но ни дня не работала по специальности. Устроилась в полицию Рейкьявика замещать кого-то на лето, да так и осталась, став одной из немногочисленных женщин-следователей.

Пейджер запищал в самый неподходящий момент — Сигурд Оли был занят делом, отдаваясь со всей полагающейся страстью буйным ласкам своей подруги Бергторы. Пейджер висел на ремне оставленных в кухне брюк, откуда и доносился теперь адский писк. Сигурд Оли знал — пока он не выберется из кровати, проклятый приборчик не заткнется. Он сегодня ушел пораньше с работы, но Бергтора опередила его и встретила прямо в дверях сногсшибательным поцелуем. Незначительное время спустя штаны Сигурда Оли оказались на кухонном полу в компании телефонного шнура, насильно разлученного с родной розеткой, и выключенного мобильника. Следовало, конечно, заодно и пейджер лишить возможности подавать признаки жизни — но эта мысль вылетела у Сигурда Оли из головы.

Забывчивый хозяин, весь в поту, от страсти красный, тяжело вздохнул и поднял глаза на сидящую на нем наездницей Бергтору. Выражение ее лица не оставляло сомнений — так сразу она его и не подумает отпускать. Подруга закрыла глаза, легла ему на грудь и методично продолжила работать бедрами, пока смена ритма и расслабление миг назад сведенных в экстазе мускулов ее тела не подсказали подлежащему, что дело сделано.

Хорошо же ей живется! А вот ему, Сигурду Оли, придется подождать до следующего раза. В его мире пейджер — важнее всего.

Он аккуратно выскользнул из-под Бергторы, она же осталась лежать на подушке с таким видом, словно это был не оргазм, а нокаут.

Эрленд сидел в кафе «У Скули» и уплетал за обе щеки ягнятину. Он частенько заглядывал туда — где еще в Рейкьявике найдешь настоящую традиционную исландскую еду, такую, какую приготовил бы себе сам Эрленд, найдись у него время. Да и интерьер ему по душе — стены забраны коричневыми панелями из ДСП, кресла все старые, из трещин в обивке — видавший виды кожзаменитель — торчит поролон, на полу протертый до дыр линолеум, по которому прошлась не одна сотня пар ног завсегдатаев — водителей грузовиков, таксистов, крановщиков, разнорабочих и прочей публики в этом роде. Эрленд нашел себе столик подальше от прочих и уселся за него в гордом одиночестве, намереваясь отдать должное жирной ягнятине, вареной картошке, зеленому горошку и тушеной капусте, каковые были в изобилии водружены на тарелку и изобильно же политы сладким белым соусом.

Основной поток обедающих уже схлынул, но Эрленду удалось уговорить шефа поделиться и с ним творением рук своих. Хорошенько сосредоточившись, Эрленд отрезал добрый кусок мяса, насадил его как следует на вилку, добавил сверху картошки и капусты, утопил все это великолепие в соусе, а затем отправил сие произведение кулинарного искусства в собственную пасть, в бездне которой оно незамедлительно и исчезло на веки вечные.

Стоит, пожалуй, повторить, здраво рассудил Эрленд и принялся сооружать новую порцию божественной снеди. Но не успел работник вилки и ножа разомкнуть челюсти, дабы поглотить заготовленное, как зазвонил лежащий рядом с тарелкой на столе телефон. Вилка, ломящаяся от яств, замерла в воздухе. Повелитель ягнятины с картошкой поглядел сначала на телефон, затем на вилку, затем снова на телефон и с нескрываемым сожалением вернул в тарелку первую и взял в руку второй.

— И какого же врага рода человеческого означенный род не желает оставить меня в покое? — сказал он, не дав Сигурду Оли и рта открыть.

— Нашли скелет в Миллениуме, ну знаешь, такой новый квартал на востоке, — сообщил Сигурд Оли. — Мы с Элинборг уже направляемся туда.

— Какой еще скелет?

— А черт его душу знает. Мне позвонила Элинборг, я уже еду. Криминалистов тоже вызвали.

— Приятель, понимаешь, какая история, я тут во-обще-то обедаю, — медленно, растягивая слова, сказал Эрленд.

Сигурд Оли едва не выпалил, чем занимались они с Бергторой, когда поступил звонок из участка, но каким-то нечеловеческим усилием удержался.

— Короче, увидимся на месте, — сказал он. — Это по дороге к Рябиновому озеру, ну ты знаешь, там цистерны с горячей водой, вот к северу от них. Недалеко от Западного шоссе.[9]

— Кстати, а что это такое — «миллениум»? — спросил Эрленд.

— А? — не сказал, а выплюнул Сигурд Оли, все еще в ярости от того, что им с Бергторой помешали.

— Я говорю, что это за слово такое, «миллениум»? Вот, скажем, «линолеум» я знаю, «У Скули» все полы в линолеуме. А «миллениум» — нет. Это что, несколько слов вместе? Ну да, «мил лени ум». Но это какая-то странная философия, ты не находишь? По-моему, если лени что и мило, так точно не ум. Как думаешь?

— О боже ж ты мой! — застонал Сигурд Оли и бросил трубку.

Три четверти часа спустя дышащий на ладан двенадцатилетний японский автомобильчик Эрленда припарковался у котлована на Ямном пригорке. Полиция прибыла на место раньше и огородила котлован желтой лентой. Эрленд пролез под нее и спустился вниз по лестнице; там его уже ждали Элинборг и Сигурд Оли, а с ними — юный студент-медик, который и позвонил в участок, и врач из Рейкьявика, полный мужчина лет пятидесяти. Малышню с дня рождения увели домой.

Новость про скелет вызвала известный интерес у газет и телевидения. Вокруг огороженного пространства толпились соседи и журналисты. Кое-кто приехал сюда, прознав про находку, другие, занятые работой в своих домах, дивились на собравшуюся толпу, не выпуская из рук мастерки. Был конец апреля, теплый весенний вечер, погода стояла прекрасная.

Криминалисты трудились у стены, осторожно пытаясь расковырять слежавшуюся землю совочками. Все, что удавалось высвободить, шло в специальные пластиковые пакеты. Работа не очень спорилась, но верхнюю часть скелета было уже неплохо видно — Эрленд различил плечевую кость, часть грудной клетки и нижнюю челюсть.

— Значит, как, говорите, квартал называется, Миллениум, да, «тысячелетие»? Стало быть, нашему взору предстал не кто-нибудь, а Жмурик тысячелетия собственной персоной? — спросил Эрленд и подошел поближе.

Элинборг и Сигурд Оли пропустили Эрленда вперед и переглянулись. Элинборг покачала головой, Сигурд Оли в ответ покрутил пальцем у виска.

— Я позвонил в Национальный музей, — сказал Сигурд Оли, почесывая затылок. — Так что должен сообщить вам, господа, пренеприятное известие — к нам едет археолог. Возможно, он разъяснит нам, с чем мы тут имеем дело.

— Может, заодно и геолога пригласим? — предложила Элинборг. — Чтобы посмотрел на почву, в каком слое лежат кости. Так легче будет определить время, когда нашего жмурика закопали.

— А ты нам в этом плане ничем не можешь помочь? — спросил Сигурд Оли. — Ты же вроде геолог по образованию?

— Да я ничего уже и не помню, — призналась Элинборг. — Ну вот это коричневое, кажется, называется «грунт».

— Если это могила, то копали ее наспех, положенных шести футов близко нет, — сказал Эрленд. — От силы метр — метр двадцать. Торопились. Останки однозначно человеческие. Причем недавние. На первопоселенца не тянут. Да и то, Ингольва мы здесь найти не могли.

— Какого еще Ингольва? — не понял Сигурд Оли.

— Как какого? Ингольва сына Эрна, первопоселенца, основателя Рейкьявика, одного из первооткрывателей Исландии! — удивленно пояснила Элинборг.

— А почему вы думаете, что это он? — спросил врач.

— Мы и не думаем, по легенде, Ингольв якобы похоронен в кургане близ современного Доильного водопада,[10] — сказал Эрленд.

— Да я не об этом, вы говорите «он», а ведь это может запросто оказаться и «она». Почему вы решили, что это скелет мужчины?

— И то верно, — согласился Эрленд. — Впрочем, мне все равно. Главное — вы нам можете что-нибудь сказать про эти кости?

— Да что тут скажешь, скелета как такового считай что и не видно, — ответил врач. — Зачем мне играть в угадайку, пока вы не извлекли все из земли?

— Ну хотя бы мужчина это? Женщина? Сколько ему или ей было лет?

— Ничего не могу сказать.

Тут к ним подошел еще один человек и назвался археологом. Одет в шерстяной свитер, на ногах сапоги, росту высокого, седая бородища, вся в колтунах, квадратная челюсть, когда раскрывает рот, видны два здоровенных желтых клыка. И не подумав представиться, гость первым делом кинул взгляд на занятия криминалистов и немедленно приказал прекратить этот дилетантский идиотизм. Люди с совочками от удивления замерли и вопросительно посмотрели на Эрленда. Тот еще видок, заметил следователь про себя, одеты в белые комбинезоны, на руках резиновые перчатки, на глазах защитные очки — можно подумать, у нас тут не котлован со скелетом, а атомная электростанция.

— Коллеги, побойтесь бога! Сбоку никто не копает! Нужно аккуратно разрыть все сверху, — продолжил клыкастый, воздев руки горе. — Вы что, собирались его по косточкам выковыривать? Вообще, кто здесь главный?

Эрленд ткнул себя пальцем в грудь.

— Это, конечно, не археологическая находка, — сказал клыкастый и пожал Эрленду руку. — Да, кстати, добрый день, звать Скарпхедин, так я к чему, мон шер, пусть это и не археологическая находка, но лучше всего нам будет тут применить именно археологический подход, ан масс, так сказать. Ву компрене?

— Понятия не имею, о чем вы, — сказал Эрленд.

— Скелет провел в земле пренебрежимо малое время, от силы шестьдесят — семьдесят лет, навскидку. Может, и меньше того. Даже одежда не успела полностью сгнить.

— Одежда?

— Да, вот, поглядите сюда, — ткнул Скарпхедин толстым пальцем в выступающие из земли ребра. — И в других местах тоже.

— Я думал, это мумифицированная кожа, — потупил взор Эрленд.

— По-моему, самое разумное, дабы не уничтожить случайно важные улики, — это вызвать сюда мою команду. Мы все и раскопаем, на то мы и археологи. Ву компрене? А ваши эксперты нам помогут. Надо отгородить раскоп, добавить еще этой вашей желтой ленты, а там мы постепенно доберемся до скелета, ничего не повредив. Это у нас, у археологов, не принято, повреждать, что в земле хранится, ан масс. И вообще, само расположение костей может говорить очень о многом. А среди того, что мы найдем вокруг, могут оказаться и другие ключи к произошедшему.

— И что же, по-вашему, тут произошло? — спросил Эрленд.

— Понятия не имею, — сказал Скарпхедин. — Рано пока гадать. Надо сначала все это раскопать, а там, глядишь, дело и прояснится.

— Как думаете, это несчастный случай? Человек просто не дошел до дому, замерз насмерть, а там его землей засыпало?

— Нет, едва ли. Слишком глубоко лежит.

— Значит, его закопали?

— Скорее всего, — с важным видом подтвердил Скарпхедин. — Это наиболее вероятно. Ну так как, мон шер, по рукам? Начинаем раскопки?

Эрленд кивнул.

Скарпхедин решительным шагом направился к лестнице и в единый миг оказался на краю котлована, у той стены, из которой торчали ребра. Эрленд, как мог, старался поспевать за ним. Лопочет без умолку, объясняет, как и что надо раскапывать. Впрочем, Эрленду клыкастый понравился — кажется, говорит дело. Не прошло и десяти минут, как Скарпхедин уже звонил по мобильному, вызывал своих людей. Эрленд читал о нем прежде — археолог имел отношение ко всем важнейшим раскопкам в Исландии. Пусть он и займется скелетом — по крайней мере поначалу.

Начальник группы экспертов был прямо противоположного мнения. Брызгал ядовитой слюной — как можно доверять поиск улик каким-то археологам, которые ни черта лысого не смыслят в криминалистике? Лучше и быстрее всего выковырять скелет из стены как есть, этого хватит, чтобы определить, как его положили в землю, и разобраться, идет ли речь о насильственной смерти. Эрленд внимательно выслушал тираду коллеги, а затем постановил, что раскапывать скелет будет Скарпхедин и его команда, пусть это и займет больше времени.

— Не вижу причин пороть горячку. Скелет пролежал тут с полвека, день-другой погоды не делают.

Возражать никто не стал.

Эрленд огляделся. Вот новые дома, кое-какие уже построены, кое-какие еще достраиваются. Вот выкрашенные в коричневую краску цистерны с горячей водой, а дальше, хотя его и не видно, лежит Рябиновое озеро. Это все, если смотреть на юг. А на востоке и нет ничего, туда город еще не пришел, одни лишь покрытые зеленой травой холмы.

Нет, постойте-ка, а это что у нас тут? Четыре каких-то куста, метрах в тридцати от дома. Эрленд подошел поближе. Как любопытно, красная смородина. Не сами выросли — посажены в ряд, с востока на запад. Интересно, подумал он, поглаживая изогнутые, голые ветви, кто это их тут посадил, на ничейной земле, посреди ничего?

3

Вскоре появились другие археологи, четверо мужчин и две женщины, в свитерах и комбинезонах, со своим обычным арсеналом нивелиров, лопат и прочего, и огородили довольно большую территорию вокруг котлована со стороны стены, в которой нашли скелет. День постепенно клонился к вечеру, но оставалось еще довольно времени, чтобы и аккуратно снять верхний слой почвы, и уйти еще поглубже — в Исландии весна, солнце и в девять светит почти как в полдень, а сейчас еще и шести нет. Работали деловито, тщательно разглядывая каждый совок удаленного грунта. Следов от выкапывания могилы обнаружить не удалось — слишком много времени прошло, да и рабочие, рывшие котлован, постарались.

Элинборг связалась со старым знакомым с факультета геологии. Тот, доктор наук с парижским образованием, тут же охотно согласился помочь полиции и, бросив все, отправился за город, где и оказался ровно через полчаса после разговора по телефону. Лет около сорока, черноволосый, стройный, с очень низким голосом. Пока он ехал, полиция поставила над котлованом палатку, чтобы прохожие и соседи больше не заглядывали. Элинборг провела его под тент и показала нужную стену.

Внутри палатки горела огромная лампа дневного света, посетители отбрасывали на землю дрожащие мрачные тени. Геолог никуда не торопился — осмотрел грунт вокруг скелета, наковырял земли тут и там, растер в руках, сравнил грунт, взятый немного выше скелета и немного ниже, попытался прикинуть его плотность. Рассказал с гордостью, как его однажды уже приглашали помочь полиции с одним делом — нужно было произвести анализ земли на месте преступления, и его информация очень пригодилась, — а затем поведал Элинборг о том, что существует целое междисциплинарное направление на стыке криминалистики и геологии, этакая геокриминалистика.

Элинборг не очень понимала, о чем он, и когда ее терпению пришел конец, перебила:

— Сколько времени скелет провел в земле?

— Сложно сказать, — басовито ответил геолог и встал в позу лектора. — Но едва ли много.

— А «много» — это в геологии сколько? — спросила Элинборг. — Тысяча лет? Десять тысяч?

Геолог туманным взором посмотрел на нее и повторил:

— Сложно сказать.

— Нет, ну все-таки, сколько, хотя бы примерно? Если можно, в годах.

— Сложно сказать.

— В общем, сказать вам нечего?

Геолог снова посмотрел на Элинборг и улыбнулся:

— Простите, я задумался. Что вы хотели узнать?

— Сколько?

— Сколько чего?

— Сколько времени он тут пролежал, — простонала Элинборг.

— Я бы сказал, пятьдесят — семьдесят лет. Мне, конечно, нужно внимательнее изучить слои в грунте, но на первый взгляд цифры примерно такие. Посмотрите на плотность земли, вот здесь… Совершенно исключено, что это, скажем, первопоселенец, это точно не языческое захоронение.

— Это мы уже знаем, — сказала Элинборг, — сохранились остатки одежды…

— Вот посмотрите, видите эту зеленую линию?

Геолог указал пальцем на слой земли зеленоватого цвета, у самого дна котлована.

— Эта глина эпохи оледенения. А вот эти линии, видите, идут одна за другой с небольшими интервалами, — продолжил он, показывая на другие слои, повыше, — это вулканический пепел, от извержений. Самая верхняя датируется концом пятнадцатого века. Это самый толстый слой пепла в округе Рейкьявика с эпохи заселения. А это — пепел более древних извержений, от Геклы и от Катлы. Эти слои появились много тысяч лет назад. А вот, посмотрите сюда, вот эти камни, видите, — он показал на здоровенный булыжник у самого дна, — это рейкьявикский долерит, он залегает повсюду в столичной округе.

Геолог поднял глаза на Элинборг.

— По масштабам этих доисторических глубин, со времени, как закопали ваш скелет, прошла от силы одна миллионная секунды.

Археологи объявили отбой около половины десятого. Скарпхедин пообещал Эрленду вернуться на следующий день с раннего утра и продолжить. В верхнем слое почвы не нашли ничего интересного, да и в более глубоком слое грунта, какой успели снять, тоже нет. Эрленд спросил, нельзя ли работать быстрее; Скарпхедин в ответ посмотрел на него круглыми глазами и поинтересовался, уж не хочет ли он, мон шер, чтобы они в спешке случайно уничтожили важные улики. Ведь если торопиться, они обязательно что-нибудь уничтожат, ву компрене? В итоге все снова согласились, что добраться как можно скорее до скелета — не вопрос жизни и смерти.

Лампу в палатке погасили. Журналисты разъехались. В вечерних новостях только и говорилось, что о находке в Миллениуме. По телевизору показали, как Эрленд и его люди что-то делают в котловане, а также как Эрленд отгоняет прочь особо любопытную журналистку, надумавшую было взять у него интервью.

В округе царили спокойствие и тишина. Рабочие из недостроенных домов разошлись, шум дрелей и стук молотков растаял в воздухе. Местные жители отходили ко сну. Даже дети прекратили голосить. Сторожить находку остались двое полицейских в машине. Элинборг и Сигурд Оли уехали, криминалисты, помогавшие археологам, тоже. Эрленд успел переговорить с Тоти и с его матерью. Мальчишка жутко доволен — явно любит находиться в центре событий, сказал, такого клевого дня рождения у него еще не бывало. Мама же только закатывала глаза: мол, все время с ее сыном какие-то приключения, найти скелет на улице — типичная для Тоти история.

Покинул квартал и юноша-медик вместе со своим братишкой. С ним говорили Эрленд и Сигурд Оли. Студент рассказал, что наблюдал за малышкой некоторое время, прежде чем заметил у нее во рту какой-то посторонний предмет, а что это кость, понял, только когда та подползла совсем близко.

— А почему вы сразу решили, что это человеческая кость? — спросил Эрленд. — Ведь она могла быть от кого угодно, скажем, от овцы.

— В самом деле, разве не вероятнее, что это овечья кость? — подхватил Сигурд Оли.

Тоже мне, большой специалист по исландским животным, в жизни из столицы не выезжал.

— Нет, что вы, не могло быть никаких сомнений, — ответил студент-медик. — Я за пять лет медицинского не один день провел в морге, знаю, как что выглядит. Сразу все понял.