Люблю. Ненавижу. Люблю

– Я займусь этим делом и узнаю, кто был за рулем, – детектив уже стоял рядом и дышал мне в ухо. – Готовь деньги.

– Сколько?...

– Тысячу крон, – веско сказал этот болван. – Тысячу, – повторил он. – А если – нет... Рейтель узнает! Про то, что ты хочешь узнать – про него, – погрозил пальцем он. – А-а-а, испугалась? Не бойся...

– У меня нет таких денег. – Я встала и посмотрела на Кукулиса с сожалением. – Говори, что хочешь!..

И ушла.

Он свистнул мне вслед – этот чудноватый инвалид... В пивнушке возле парка гремела электронная музыка. Я шла к казарме и глотала горькие слезы...

Я вспомнила, но, к сожалению, слишком поздно:

«Никогда не мсти, Сашка! – говорила бабушка. – Сашка, жизнь – сама расставляет людей! Где кому – быть... Просто живи и жди».

Пляска Святого Витта

– Я в четверг ждала, что будет пятница... – Римма Колпастикова зевнула и потянулась, с кровати на нее одним глазом смотрел заспанный Растаман.

– Пойдем, потрясем кого-нибудь! – предложил Растаман.

– А кого? – Колпастикова втянула живот перед зеркалом.

– С кого денег можно стрясти, – вскочил Растаман.

У дома напротив сидел на лавочке Кукулис, мнящий себя детективом...

Вышедший из подъезда Растаман, ни слова не говоря, отстегнул искусственную руку душевнобольного и, несмотря на стенания и причитания Шерлока Холмса, вернул руку тому лишь к вечеру – причем за бутылку...

– Господь дал, Господь взял, – философски напутствовал Марка Кукулиса Растаман. – Смотри на мир позитивно, Маркус!..

Тот шел и оглядывался... Тихий эстонский вечер, пели воробьи.

Триллер

Теперь мой день в радиостудии начинался со звонка Кукулиса, он требовал тысячу крон – мзду «за молчание». Потом приезжал холеный чурбан Валду Рейтель, мазал по мне равнодушным взглядом и шел к себе в кабинет. Затем, примерно через час, уезжал... А вечером меня у казармы караулил все тот же Кукулис и бубнил про тысячу, которую я ему должна.

– Как можно быстрее! – напоминал он. – Иначе тебе кранты, малышка, – «резал» искусственным пальцем по своему выпирающему кадыку «детектив».

Прошла неделя... Хо-хо!

Мзда начала меня доставать.

Мзда

Кукулис сидел в своей комнате – за заваленным барахлом столом... Он все утро чинил искусственную руку, сперва поменяв батарейки на новые, но рука не желала шевелиться – ни в какую!

– Ни в какую, – вздохнул он.

Он проверил провода на локтевом сгибе – не перетерлись ли?... На первый взгляд провода оставляли желать лучшего, но никаких существенных повреждений на них обнаружить не удалось. Кукулис всплакнул от неудачи и покосился на молчащий телефон... Телефон не работал, и у него не было ни кроны уже четыре дня, а кушать хотелось.

И тогда он пошел, прицепив к плечу все еще не работающую искусственную руку, в казарму, позвонить оттуда вдове Котова, чтобы получить наконец причитающуюся ему тысячу крон...

– Сколько можно просить?... – бубнил он, заходя в казарму и ища глазами коменданта Колпастикову. – Ну, сколько можно?... Я позвоню, Римма? – грубо спросил он.

Колпастикова поморщилась, но разрешила воспользоваться телефоном.

Через три минуты пришедший в ярость Кукулис выбежал из казармы.

– Она не хочет платить! – крикнул он серому кабысдоху, который сидел на крыльце и чесался. – Фас ее!

Пес вздохнул и отошел, стараясь не глядеть в безумные глаза человека.

– Хорошо же... хорошо же... хорошо! – шел по городу в сторону центра Кукулис. – Я ей устрою!.. Устрою!.. Устрою!

Искусственная рука Марка Кукулиса висела плетью, но он временно забыл о ней.

Когда через полчаса детектив вошел в контору по недвижимости на улице Пик, Белокурая Мечта очень профессионально выставила его, объяснив, что хозяин обедает с клиентом в ресторане Аронсона и в офис уже не вернется.

Кукулис постоял у тумбы, почитал объявления и отправился по теневой стороне улицы в ресторан Аронсона, из открытой двери которого пахло фирменной грибной запеканкой.

По драматической случайности, Валду Рейтель уже распрощался с важным клиентом и курил сигару, глядя в окно на улицу Пик. По улице неторопливо гулял бесшерстный сфинкс с глазами Моны Лизы, а из окна цветочного магазина выглядывали нежно-розовые бразильские рододендроны.

Рейтель обратил внимание на душевнобольного мужчину, шедшего мимо магазина. Догадаться о его проблемах было нетрудно – его выдавала целенаправленность, которая у нормальных людей случается нечасто. Ведь нормальный человек, как правило, слегка расслаблен и немножко похож на разгильдяя...

Рейтель удивился, что душевнобольной вошел в ресторан... Еще больше он был удивлен, когда тот, оглядевшись, быстро подошел к нему и без приглашения сел за его стол.

– Привет, – сказал Кукулис. – Ты-то мне и нужен!.. Закажи-ка мне чего-нибудь поесть, – добавил он, глядя, как Валду Рейтель покрывается гусиной кожей.

Спецслужбы

Таллин, улица Дождя. В закрытом кабинете на втором этаже сидит и вздыхает клерк... На мониторе перед ним – схема аварии того самого «Боинга», который свалился в болото в центре тапского леса на прошлое католическое Рождество.

Агент Шипп снова был срочно вызван руководством. Спецслужбы маленькой прибалтийской страны были оповещены Интерполом, что на территории Эстонии хранятся все похищенные за последнее десятилетие картины известных мастеров.

– Все?... – переспросили представителя Интерпола в одном из кабинетов на улице Дождя. – Точно, все?...

– Ну, штук пять, – помялся полковник Брук. – Или десять.

– Между словом «пять» и словом «десять» – все-таки большая разница!.. – попеняли ему в эстонских спецслужбах. – Но вы так не считаете, похоже?

– Скорей всего, шесть, – задумчиво обронил полковник Брук, и его свели с агентом Шиппом, чтобы побыстрей отбояриться. Шипп слыл великим докой в отбояривании, а также увиливании от всего, что не касалось напрямую эстонских спецслужб.

Именно сегодня агент Шипп проводил вторую разъяснительную беседу с полковником Бруком. Ожидалось, что после нее обескураженный полковник, посрамленный в своих подозрениях, соберет чемодан и уедет из благодатной Эстонии в штаб-квартиру Интерпола, откуда, собственно, и приехал.

Но вышло иначе...

Агент Шипп, анализируя информацию, предоставленную ему полковником Бруком, вдруг неожиданно для себя самого поверил, что картины из мировых центров изобразительного искусства ворует один человек... И этот человек – эстонец!

– Ведь вполне возможно, а?... – спросил седой и ушлый полковник Брук хоть и молодого, но далеко не красавца агента Шиппа. – Все картины, что не нашли, дело рук одного супервора.

– И вор – эстоне-э-эцц?... – с непередаваемым эстонским акцентом спросил агент Шипп. – Вы так счита-э-эте?...

Полковник снял очки, потом надел их, зажмурил оба глаза и кивнул!

Агент Шипп поверил, и началось разбирательство – кто и, главное, где мог хранить похищенные картины?...

И кто этот высокопрофессиональный вор?...

Вором такого высочайшего уровня мог быть в Эстонии один лишь человек – Хэнк Лихута, который упал вместе с остальными пассажирами «Боинга» на тапское болото в прошлое католическое Рождество.

– А если мы найдем те самые украденные картины, то их придется возвращать в мировые центры изобразительного искусства? – спросил агента Шиппа шеф эстонской разведки, к которому тот был вызван на ковер.

– Так точно, – кивнул агент Шипп.

– А оно нам надо? – Шеф снял очки и подул на них.

– За каждую картину обещано миллионное вознаграждение, – шепотом пояснил агент Шипп.

Начальник вздохнул, подумал и сказал:

– Тогда ищи.

Аудиенция закончилась.

– Ищи... свищи, – шел по гулким коридорам эстонских спецслужб и вслух размышлял агент Шипп. – И на какой икс мне это надо?! Забыли сказать... Может, вернуться и спросить?...

По зданию медленно и вальяжно передвигались агенты спецслужб. Агент Шипп даже слегка затерялся среди них.

Эстонский клан бостонской мафии

Надо сказать, Дед лишь благодаря своему здравому смыслу так долго оставался главой национальной эстонской мафии... Правда, не все, будем справедливы, считали его этим самым главой, и Дед отлично об этом знал, попивая свой утренний чаек, и не будоражился... Его авторитет все же был достаточно высок, чтобы удержаться на вершине в течение последних десяти лет, хотя желающие поколебать его находились частенько!..

Дед вздохнул и покосился на телефон – тот молчал подозрительно долго. Больше получаса.

Хэнка Лихуты обнаружить так нигде и не удалось, как его ни искали. Люди Деда перерыли практически всю Эстонию, и Дед со скрытым раздражением ждал звонка Дона Элгуджи Пярнусского.

– А-а-а, плевать!.. – устав ожидать звонка Дона, успокоил себя Дед. – Зачем нам старина Хэнк, главное-то – найти его тайник с картинами!.. Где они? – играя сам с собой в нарды, рассуждал Дед. – Сукин ты сын, Хэнк Арнольдович!.. Какашка, – в третий раз обыграв сам себя, вздохнул Дед.

Если бы Дед так не устал, то, возможно, догадался бы, что профессиональный вор Лихута вполне может быть пленником человека, который давно метит на его место и знает о нем гораздо больше, чем это можно предположить. Этим кем-то был Мозес... Очень авторитетный в Эстонии любитель нажиться за чужой счет.

Об интуиции Мозеса в Тапе ходили легенды...

Мозес

Лео Мозес, по кличке Нахал, зеленый по сравнению с Дедом мужчина, отец семейства и пр., – сидел и пил кефир. Нахалу лишь недавно исполнилось двадцать девять лет.

По стечению высших обстоятельств, он случайно стал тем самым главным очевидцем аварии «Боинга» и уже стал забывать кое-какие подробности той ночи... Именно Мозес с женой и сыном в тот час были в доме у болота, приехав за старым сундуком, и именно на крышу дома его деда упал хвост «Боинга», в котором находились полуживые от страха полковник ГРУ в отставке Хаверь и член бостонского клана эстонской мафии Хэнк Лихута.

Мозесы, погрузившие сундук, уже сидели в машине и собирались уезжать, несмотря на то что можно было истопить печь и переночевать на болоте, но их старый дом слишком выстыл.

Звездная высь над головой, щелкающий в ветках мороз, припорошенное снегом болото и аварийно воющий самолет в небе застигли семью Мозеса врасплох... Хлопок без зарева, и падающий на их дом огромный металлический хвост – все произошло слишком быстро. Даже луна в небе куда-то непостижимым образом исчезла на время падения самолета.

Мозесы уехали от своего разрушенного дома еще до приезда спасателей, полиции, бостонского клана эстонской мафии и спецслужб двух государств, прихватив с собой едва живых полковника ГРУ в отставке Виктора Хаверя и Хэнка Лихуту.

Лео Мозес, прочитав личные документы Хаверя и Лихуты, мгновенно сопоставил разрозненные факты и понял, кто находится у него в руках. И не преминул начать свою игру, в которой, разумеется, выбрал себе роль Кукловода...

Фуат

«Камень на сердце моем... Где-то тут рука фельдъегеря... Но вот где?!» – думал Фуат, когда шел по улицам Тапы, обходя их квадратно-гнездовым способом... Агент Шипп куда-то улетучился, и поиски вершились в одиночку.

«Я мечтал быть агентом – в черном костюме... Я стал одним из них, мне тридцать девять, а я – все еще агент. Порой я не знаю даже цели, с которой выслеживаю объект, зато это знает мой босс, правда, тоже не всегда!»

Кирха Святого Бенедикта – открытая дверь; агент Фуат поднялся по мокрым после дождя ступенькам и поставил по свечке – за здравие родных и за упокой врагов. Он шепотом перечислил святому Бенедикту имена еще живых и уже мертвых, чтобы дряхлый святой не перепутал впопыхах, постоял, глядя на безмолвствующий орган, и вышел, запамятовав попросить Бенедикта помочь в поисках пропавшей руки фельдъегеря, той самой, которую искали все-все-все...

Был вечер, прохожие спешили по улицам, из кондитерской напротив пахло свежим кофе и вишневыми пирожными.

Фуата больно задел жирный негр, когда они столкнулись у ресторана Аронсона. Фуат посмотрел ему вслед, это был тот самый негр – ехавший с горластой толстухой на «Линкольне».

Вдобавок какой-то верзила шел за ним уже пару улиц, Фуат обернулся – это был не негр и... не спецслужбы, успокоился он и прибавил шаг. Верзила не отставал.

– Ага, – Фуат усмехнулся, когда, остановившись завязать шнурки, позволил верзиле обогнать себя и устремился вслед за ним, не снижая темпа ходьбы.

«КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ КЛУБНИЧКИ» – висела вывеска над железной дверью в какой-то подвал.

– Не желаете? – спросил верзилу плотный негр на входе в клуб. Тот солидно кивнул и вошел, дверь хлопнула, а негр довольно неприязненно взглянул в глаза Фуата и не отвел взгляда, даже когда он подошел.

«Тот самый», – подумал Фуат и зашел в нехотя раскрытую перед ним дверь.

– Бельгийские вафли и латук, – заказал он возникшему официанту, присев за свободный столик в самом темном углу.

Официант нескрываемо удивился и принес тушеную капусту с огромной сарделькой, из которой сочился душистый и жирный сок.

– А пиво? – изумился Фуат, принимаясь за сардельку... Безжалостно ткнув ее вилкой, он ощутил сарделечный аромат так же остро, словно бы уже начал есть. Но подождал остывания горячей сардельки с минуту, оглядывая помещение, и принялся за еду, лишь отпив несколько глотков принесенного пива – холодного и темного.

Зал «Клуба любителей клубнички» быстро заполнялся мужчинами примерно его возраста и комплекции, все ели, пили и негромко разговаривали...

«А где же клубничка?...» – закончив трапезу, огляделся Фуат и подозвал жестом официанта.

– Ужин удался, мерси!.. А клубничка, собственно?... – спросил он и покосился на пустую сцену с пыльным пианино. Официант кивнул с явным пониманием и кинулся на кухню. И уже через пятьдесят секунд нес ошеломленному Фуату полную тарелку... клубники, щедро посыпанной сахарной пудрой!..

Через полчаса Фуат вышел из «Клуба любителей клубнички» и от души зевнул. «Русской душе никогда не понять души эстонской», – депрессивно подумал русский агент и взглянул на пустой «Линкольн» в глубине переулка под раскидистым деревом. Сам не зная зачем, он подошел и закурил, разглядывая в темноте очень ржавую машину, от которой разило дешевым бензином... И инстинктивно отступил в темноту, услышав шаги, разговор и смех.

– И на какой икс нам это надо, а?...

Втянув голову, Фуат убедился, что говорит не его давний знакомый агент Шипп, а досадныйнегр, тот самый городской персонаж, которого он встретил в первый день... Рядом с ним весело и размашисто шла толстуха в шляпе. Фуат прислушался, освободив ухо.

– Ты съела руку? – вдруг засмеялся негр. – Ты, толстая?...