Помоги проекту - поделись книгой:
По идее, нужно было выгнать и эту потрепанную делопроизводительницу, но Рейтель еще не решил. Ему уже с год как хотелось избавиться от Белокурой Мечты... Хотя – с ней было весело!.. Но что-то – тянуло!.. И вот сегодня, как на тарелочке, – повод возник сам собой, а он даже мизинцем не пошевелил.
Рейтель всегда ценил в людях конструктивное и абсолютно не выносил деструктивное. Выходит, глупая выходка делопроизводительницы сыграла на подъем его акций?...
«Значит, уволим только Белокурую Мечту, – окончательно решил он. – Вот только кем ее заменить?... Вопрос вопросов...»
Фантасмагория
Утром, когда Сандрин вышла из подъезда – у детской площадки стоял... Кукулис.
«Выследил, гад, – подумала Сандрин. – И почему я его не убила?»
Услышав шаги, детектив обернулся – под глазом сиял засохший синяк.
«Ну вот, – подумала Сандрин, – мзда настигла Кукулиса...»
– Это следователь – Тайво Рунно, – пожаловался Кукулис. – Ты меня выдала или чертов Рейтель?... Сукин сын... Не ты? Ты не могла, ты – добрая.
«Что он там еще бормочет?» – Сандрин молча обошла Кукулиса, свернув к улице Пик. Кукулис догнал ее на повороте и поздоровался, словно только что не говорил с ней.
Несмотря на синяк под глазом – он был чисто выбрит и опрятно одет.
– Я весь изнервничался, – сказал он нормальным голосом. – Устроился на работу, вот, Саш...
– Куда? – вырвалось у Сандрин.
– На автостоянку, – буркнул Кукулис. – Так ты выйдешь за меня?...
Сандрин с разбегу остановилась, и Кукулис чуть не налетел на нее сзади.
– Что?... – спросил он. – Что?!
Сандрин что-то тихо сказала ему, и Кукулис, стремительно повернувшись, спешно и не оглядываясь, ушел... «Но, похоже, с ним все будет в порядке», – подумала Сандрин, глядя ему вслед.
«Я выбираю синий цвет! – вспоминала все утро синяк Кукулиса Сандрин. – Мне страшно нравится – синий!.. Синий – самый лучший из всех цветов палитры!»
Вчера, когда она снова шла мимо кладбища и взглянула на столетнюю липу, под которой лежал Илья, то вытерла слезы...
«Локомотив смерти пронесся по мне, но я уцелела... Мои сорок один год ознаменовались вдовством и сединой», – жестко напомнила она себе.
– Ну, ты смотрела, что там, Саш?... – спросил сзади знакомый голос.
Сандрин вздрогнула и обернулась. Сзади стоял и улыбался ей Сенобабин.
– Ну, что я тебе передал-то, – пожал плечами тот.
– А что ты мне передал?... – удивилась она.
– Флэш, – пожал плечами Лев Сенобабин, выглядел он похудевшим и загорелым.
– Нет, – вспомнила Сандрин и посмотрела в сумочку. – Она куда-то делась, флэшка эта...
– Ну что же ты, а? – подмигнул Сенобабин и подошел ближе. – Я жизнью рисковал, а ты потеряла... Слушай, Саш, комары заели, к тебе нельзя? – Сенобабин надвинулся. – Я приставать не буду...
– Я пойду, – отпрянула Сандрин. – Лев, я не могу...
– Ну вот, Сашка, а какой инстинкт главный – голода или размножения, не знаешь? – в спину ей пробасил Сенобабин. – Если сыт, то размножения, а Саш?...
– Расскажи это своей бабушке, – обернулась и показала ему зубы Сандрин. – Хорошо, Лева?...
– А дедушке можно? – расплылся в улыбке Сенобабин.
– Нет, нельзя, – отрицательно покачала головой она. – Дедушке не рассказывай.
Вечер спускался на Тапу, как акробат на веревке из-под купола шапито.
Грязный лохматый пес бегал по городу; «что-то нашел» – говорили все... В зубах у пса и правда
Следователь
Следователь Тайво Рунно все более убеждался в том, что какой-то маньяк давит мужчин детородного возраста на территории города и ближайших к нему окрестностей. Он уже несколько часов анализировал собранные документы по наездам.
«Наши чувства сильнее нас самих, – думал он, выкроив пять минут, чтобы передохнуть и выпить кофе. – Мы – сами по себе, а они продолжают разрушать нас или возносят на небывалые высоты...
Бесчувственные люди, не знающие любви, – видимо, меньше страдают?... Но мало радости быть бесчувственным. – Следователь снова надел очки, когда в дверь постучали. – Кто не плакал во все горло – тот и не засмеется от безумного счастья».
– Войдите, – громко сказал он.
Следователь Рунно только что закончил разговор с одной дамой, подругой массажистки Моны Грапс, той самой, которую сбили полтора месяца назад.
И после разговора мысли следователя настроились на философский лад.
Ничего нового он не узнал, но дама настоятельно посоветовала ему поговорить с Гражиной Грапс – сестрой Моны. А сам он решил наконец разговорить хозяина собаки, который видел наезд светлой иномарки на массажистку, выгуливая свою Альму.
Следователь знал, что про него говорят: «Тайво – тугодум» и «Рунно – старый увалень», но был просто-напросто очень осторожным человеком и решил еще раз посоветоваться с комиссаром Шинном.
– Ее сбила ночью машина – на пешеходном тротуаре... Она шла из гостей, и это случайно видел хозяин собаки, который вывел эту самую собаку погулять, – доложил он комиссару; тот кивнул.
– Машина?...
– Иномарка – старая, светлая. – Рунно привстал и вытащил из папки нужный протокол. – Похожая иномарка фигурировала в наезде на некоего Сенобабина Льва Дмитриевича, бывшего военнослужащего, а теперь – бомжа...
– Не нашли его? – уточнил комиссар.
– Нет. – Рунно развел руками. – Может быть, он уехал из города навсегда.
– А хозяин собаки?... – перебил его комиссар.
– Он – очень нелюдимый старик... Вдобавок попал в больницу месяц назад. – Рунно вздохнул. – Его выписали вчера, а сегодня вечером я к нему зайду.
Комиссар кивнул.
– И сестру надо допросить...
– Обязательно, я ждал, пока она придет в себя после похорон.
– Не хотела общаться?
– Категорически! – кивнул Рунно. – Она очень любила ее.
– Говорят, она неравнодушна к рюмке?... – подумав, спросил комиссар. – Ну, Гражина Грапс.
– Говорят, – согласился Рунно.
И этот день подходил к концу.
Назавтра в девять утра
Только я вошла в офис, как начались звонки от агентов. Я едва успевала на них отвечать, возмущенно думая, что никто все равно не оценит моего бойкого эстонского.
– Скажите, папа у себя? – передо мной стояла Деспина, я не заметила, как она вошла. – Забавно, что вы теперь работаете здесь... Вам разонравились цветы?
– Твой папа будет с минуты на минуту, хочешь, подожди его в кабинете... А я отсюда все равно уйду!..
– Папа не разрешает мне ждать в кабинете, – девочка прикусила пухлую нижнюю губку и поморщилась. – Ну ладно, я зайду попозже... Скажите, а вы не могли бы одолжить мне сто крон?
– Сто? – Я открыла свой старый кошелек. – Слушай, а хочешь десять?...
Деспина хмыкнула и по-кошачьи тихо удалилась, пробормотав:
– Феечка...
Обычный день, все было, как позавчера, но к обеду я неожиданно удостоилась похлопывания по заду... от Валду Рейтеля, который пришел за час до перерыва на обед. То есть буквально: пришел и через пять минут похлопал!.. Похоже, Белокурой Мечты ему явно не хватало!..
Я развернулась и вежливо сказала, убирая его руку со своего зада:
–
Валду Рейтель, проворчав: «Какая... недоступная, ох, ты!» – убрал руку и сказал, что выпил бы кофе...
Я сварила ему кофе...
«Итак, я чувствую, что он зажегся... Однако пока что надо держать дистанцию!» – не скрою, обрадовалась я. Но зря я радовалась! На место Белокурой Мечты назавтра была вызвана секретарь с радиостанции Виола.
Мы с ней поздоровались, и я поняла, что занимаюсь самообманом, потому что пыхтенье в кабинете после работы продолжилось...
Рейтель
«Я сошел с ума?... Зачем я ее погладил по заднице? – спрашивал Рейтель себя целую минуту или две. – Она знает или не знает, что ее мужа сбила моя жена?... Похоже, знает... Или нет? По-моему – на ней нет белья, – вдруг вспомнил он тактильное ощущение горячего тела под тонкой юбкой. – Фу, черт!..»
И, разозлившись, оборвал свои мысли.
Он вышел из кабинета и поехал домой, было три часа дня – неурочное время для его возвращения.
Улица Маринеску... Дом на самом краю Тапы – за высоким забором, с садом и бассейном, и сюрреалистичный пейзаж вокруг – начала жаркого эстонского июля.
– Пошли, Бобби!.. – сказал он псу, лежащему у ворот дома.
Кабысдох поднял ухо...
– Оцилиндрованное сосновое бревно – для сауны в самый раз, – вели неспешный диалог двое пожилых рабочих на его участке.
Он кивнул, проходя мимо них. Остальных двух из бригады на участке не было. На открытой веранде стояла новая мебель из ротанговой пальмы, он купил ее вчера – решил сделать сюрприз.
Мотороллера дочери у дома не было, значит, Деспина поехала кататься... Он обратил на это внимание, пока вытирал ноги о циновку.
Хрупкая тишина – в кухне едва слышно гремит кастрюлями помощница по хозяйству Марта.
– Хелин, – негромко позвал он, заворачивая к спальне жены.
Закрытая дверь, при этом ощущение – там кто-то есть...
Рейтель толкнул ее рукой, проведя по ней двумя пальцами. Дверь, едва тронувшись, открылась, и он уперся взглядом... в прыщавые мужские ягодицы!.. Спиной к нему – со спущенными брюками – стоял один из строителей, мостивших его веранду... Второй в позе соития находился на кровати... И из-под него торчали нелепо-тонкие ноги жены...
Прерывистое дыхание и скрип пружин... Пржж... пржж... пржжжж... прржжж!..
Рейтель попятился и налетел на зеркало, висящее на стене; обернулся – оно отразило его лицо с трясущимся ртом.
– Кошачье место... – услышал он. – Очень интимное ласкание-е-е-е... аа-аа-аа-аа-аа...
– Что-о-о? – заполошно переспросила жена.
– Холка!..
– Что я – лошадь?...
– Да нет!..
Возбужденный смех всех троих из-за двери...
Рейтель поднял кулак и опустил его на свой рот в зеркале.
«Такие моменты не украшают семейную жизнь!» – думал Рейтель, через полминуты отъезжая от дома, – из порезанной ладони на кожаный руль медленно капала на кровь.
Через час он вернется и рассчитает всех четверых строителей... «Недостроенная веранда не имеет никакого значения», – скажет он Хелин. Строители, переглядываясь, сядут в старый «гольф» и уедут, а Хелин заявит:
– Как хочешь, а разве что-нибудь случилось?... Кстати, у нас зеркало разбилось, упало, наверное. Ты видел, Валду?...
Поделиться книгой: