Помоги проекту - поделись книгой:
У Харриет не было ни сил, ни желания переодеваться. Комната благодаря стараниям Бантера сразу стала намного уютнее, но все-таки здесь было очень холодно. Она стояла и думала, что Питеру было бы гораздо приятнее провести эту ночь в каюте шикарного лайнера или роскошном номере гостиницы «Континенталь» где-нибудь на Ривьере. Она надеялась, что после изнурительной борьбы с сараем он сможет найти что-нибудь, чтобы они могли согреться и съесть свой запоздалый свадебный ужин хотя бы в относительном комфорте.
Питер Вимси тоже надеялся. Сарай был забит кучей ненужных вещей, но, к сожалению, среди них было мало деревянных: сломанные велосипедные рамы и рваные камеры, обрывки конской упряжи, разбитые каминные решетки и гнутые кипятильники. Но погода была ненадежная, и он не мог позволить себе давить «миссис Мердт» (его девятый «даймлер» с таким именем) под открытым небом на всю ночь. Он вспомнил о пристрастии миледи к стогам сена в полях и засвистел легкомысленную французскую песенку. Но время от времени свист прерывался: Питер раздумывал, почему роскошные каюты и шикарные номера в «Континентале» нравятся ей меньше.
Часы на городской церкви пробили без четверти одиннадцать, когда он наконец устроил «миссис Мердль» на ночь и вошел в дом, сметая с рукава паутину. Как только Питер переступил через порог, его окутало облако черного дыма, мешая дышать и застилая глаза. Закашлявшись, он бросился в кухню и увидел, что скоро им вообще негде будет спать. В гостиной плавал чисто лондонский смог. Питер разглядел серые тени, которые суетились вокруг камина, как мрачные призраки ночи. Он прокричал: «Привет!» и опять закашлялся. Из клубов густого черного дыма к нему выбралась фигура, в которой он с трудом узнал ту, которую утром обещал любить, почитать и защищать. Из ее глаз ручьями текли слезы. Он схватил ее за руку, и несколько минут они кашляли дуэтом.
— О, Питер! — с трудом проговорила Харриет. — Кажется, все трубы забиты.
Открыли окна, и сильный сквозняк понес дым по всему дому. Из дымного коридора появился пошатывающийся Бантер, изумленный, но все еще пытающийся держать себя в руках. Он успел открыть в доме все двери. Харриет выскочила в коридор и, жадно глотая свежий, чистый воздух, упала в кресло, чтобы хоть немного прийти в себя. Когда Харриет опять обрела способность дышать и видеть, она попыталась вернуться в гостиную. В дверях она столкнулась с Питером.
— Ничего не получается, — сказал его сиятельство. — Трубы забиты. Я заглядывал в обе. Кромешная тьма. Не видно ни одной звездочки. Сто пудов сажи в кухонной печи. (Правый рукав красноречиво подтверждал, что он прав). Думаю, их лет двенадцать не чистили.
— Их ни разу не чистили при мне, — сказала миссис Руддл. — А я живу здесь… В Рождество будет одиннадцать лет, как я здесь живу.
— Значит, их не чистили одиннадцать лет, — сердито сказал Питер. — Бантер, пошли завтра за трубочистом. А сейчас подогрей нам на плите черепаховый суп и подан перепелов и бутылочку рейнвейна.
— Слушаюсь, милорд.
— И я бы хотел умыться. Там на кухне, кажется, есть чайник?
— Да, милорд, — дрожащим голосом сказала миссис Руддл. — Огромный чайник, горячий, как огонь. А я сейчас принесу чистые простыни и постелю наверху.
Питер пошел за чайником, Харриет вышла следом.
— Питер, мне так жаль… Дом, о котором я так долго мечтала… Я хотела бы извиниться…
— Извинись, если посмеешь, тогда увидишь, какой я бываю грозный. Я черный, как африканский скорпион. Ты же не хочешь спать сегодня со скорпионом?
— Особенно на чистых простынях… И, Питер… Все и правда, как в той сказке. Там действительно пуховая перина.
Глава III Река Иордан
Бантер принес вино, перепелов и черепаховый суп. Питер выбрал более или менее подходящую посуду из пестрого сервиза мистера Ноукса и сказал Бантеру:
— Дальше мы справимся сами. Ради Бога, найди себе что-нибудь перекусить, попроси миссис Руддл тебе постелить и отправляйся спать. Я страшный эгоист, совсем тебя вымотал.
Бантер мягко улыбнулся и исчез, попросив «его сиятельство не беспокоиться», сказав, что он отлично себя чувствует и ни капельки не устал.
Через несколько минут он все-таки вернулся и сказал, что в спальне миледи удалось растопить камин. Наверное, потому что в этой комнате со времен Елизаветы вообще не считали нужным топить. Ему удалось найти немного дров. Правда, они мелкие и их погрызла собака, но в спальне все-таки стало немного теплее и уютнее.
— Бантер, — воскликнула Харриет, — ты просто волшебник!
— Бантер, — сурово сдвинул брови Питер, — ты не слушаешь своего господина. Я попросил тебя хоть немного подумать о себе самом. А ты чем занимаешься? Надеюсь, это больше не повторится!
— Конечно, нет, милорд. Я рассказал миссис Руддл, что нужно делать завтра и отпустил ее. У нее, конечно, неважные манеры, но, мне кажется, она женщина неглупая и дом содержит в относительной чистоте. Может быть, у ее сиятельства на этот счет свои планы?
— Нет, Бантер, пусть она останется, если ты считаешь нужным, — ответила Харриет, удивившись его великодушию (именно Бантеру пришлось первым отражать нападение миссис Руддл, когда они приехали). — Она здесь давно работает и знает, что и где лежит. И, мне показалось, она старательная.
Харриет вопросительно посмотрела на Питера. Он сказал:
— За миссис Руддл водится один мелкий грешок: ей не нравится мое лицо. Но сей печальный факт, похоже, волнует меня гораздо меньше, чем бедную женщину. Ей ведь на него придется смотреть чаще, чем мне. Поэтому пусть остается… Но не переводи разговор на другую тему, Бантер. На чем я остановился? Ах, Да! Ты совершенно отбился от рук!
— Милорд?
— Если ты, Бантер, немедленно не сядешь и не съешь что-нибудь, я тебе задам хорошую взбучку. Боже мой! — сказал Питер, наливая суп в надтреснутую тарелку и протягивая ее Бантеру. — Неужели ты не понимаешь, что мы совсем пропадем, если ты умрешь от голода? Поэтому я решил тебя примерно наказать: налей себе вина и произнеси тост. Здесь только два бокала, придется тебе пить из чашки. Помнишь ужин в саду у моей матери? Кажется, в прошлое воскресенье. Тост, который ты тогда сказал, вполне сойдет и для наших целомудренных ушей, если внести в него мелкие поправки.
— Могу ли я спросить, милорд, — сказал Бантер, придвигая стул, — как вы об этом узнали?
— Ты знаешь мои методы, Бантер. На самом деле Джеймс проболтался.
— Ах, Джеймс, — протянул Бантер тоном, не сулившим Джеймсу ничего хорошего. С минуту он задумчиво мешал ложкой суп, потом решительно встал с чашкой в руках.
— Я желаю, — сказал Бантер, — я желаю здоровья этой счастливой молодой паре, которая сейчас перед нами. Выполнить желания и просьбы в этой семье — моя привилегия вот уже почти двадцать лет. Привилегия, которая является для меня почетной и приятной. За исключением, может быть, некоторых случаев… когда меня просят кого-нибудь фотографировать, особенно во времена тяжелой болезни или перед смертью. Прошу прощения перед дамами за такое грустное признание.
— В этом месте, наверное, кухарка ахнула, — предложила Харриет.
— Нет, миледи, ее в этом месте уже отослали, потому что она хихикала, когда произносила тост мисс Фрэнклин.
— Жаль, что ушла миссис Руддл, — сказал Питер. — Теперь некому ахать и хихикать. Дальше!
— Спасибо, милорд… Я также хочу поднять бокал этого чудесного вина, — продолжал Бантер, — за талантливую писательницу, которая сидит перед нами (Правильно, Бантер!). И за его сиятельство, прекрасного телом (Содержи его в чистоте, Бантер!) — во всех смыслах этого слова (Смех) — и душой (Согласное кивание головой) — во всех отношениях. (Опять смех и аплодисменты). Я хочу выразить надежду, что ваш союз будет также крепок, как это чудесное вино. И пусть сила духа поддерживает крепость тела, дай Бог счастья и радости этой молодой семье. Милорд! Миледи! За ваше здоровье. (Длительные аплодисменты, в течение которых оратор осушил чашу и сел на прежнее место).
— Клянусь, — сказал Питер, — это самый лучший тост, который я когда-либо слышал. Какая краткость и вместе с тем какая содержательная глубина! И какая точность характеристик!
— Тебе нужно что-то сказать в ответ, Питер!
— Я не такой талантливый оратор, как Бантер, но все-таки попробую… Послушайте, если я не ошибаюсь, там на кухне что-то горит? Может быть, что-то с плитой?
— Да, сильно пахнет дымом, — сказала Харриет.
Бантер, сидевший спиной к кухне, быстро вскочил, побежал на кухню и несколько минут молчаливо боролся с огнедышащим монстром.
— Боюсь, милорд, — печально сказал он, вернувшись, — что-то случилось с горелкой.
Следующее нападение на чудовище, проведенное совместными усилиями, оказалось таким же 6езуспешным.
— Горелка совсем испортилась. Выбрось ее отсюда, и Бог с ней, — наконец устало махнул рукой Питер. Он вернулся к столу, его лоб украшали жирные полосы черной копоти, которая летала уже по всей комнате. — При сложившихся обстоятельствах, Бантер, в ответ на твои добрые пожелания нашей молодой семье я могу только сказать, что я и моя жена искренне тебе благодарны. Я надеюсь, что твои пожелания исполнятся. А что касается лично меня, то я хотел бы добавить, что любой мужчина будет богат и счастлив, если у него хорошая жена и преданный слуга. И пусть я лучше умру, чем дам вам хоть малейший повод меня покинуть. Бантер, за твое здоровье. И пусть Бог пошлет тебе и миледи сил выносить мои капризы до самой моей смерти. Но хочу вас предупредить, что лично я собираюсь прожить очень и очень долго.
— И мы, позволю себе говорить также и от имени миледи, приложим все силы, чтобы так оно и было. Аминь!
Все пожали друг другу руки, и несколько минут слышался только тихий звон вилок и ножей. Молчание прервал Бантер:
— Нужно сходить в спальню миледи и посмотреть, как там дела с камином.
— А напоследок, — сказал Питер, — мы включим в гостиной спиртовку, сядем рядом и выкурим послеобеденную сигарету. Кстати, на спиртовке можно греть воду?
— Вне всякого сомнения, милорд, — ответил Бантер. — Нужно только заменить фитиль.
— О Боже! — тяжело вздохнул Питер.
И действительно, когда они зажгли спиртовку, чахлый голубой огонек говорил о том, что фитиль на последнем издыхании.
— Слава Богу, — сказал Питер, зажигая сигареты, — что хоть спички еще горят. Сегодня против нас все законы природы. Нам придется сегодня завернуться в одеяла, тесно прижаться друг к другу и ждать утра. Как застигнутым метелью путникам в далекой северной стране. Будем петь. Предлагаю «Берега Гренландии» или что-то в этом роде. К счастью, это не Арктика, и ночь здесь не длится по полгода. И уже полночь.
— А как там дела с камином, Бантер? — спросила Харриет.
— Минуточку, миледи, — Бантер с чайником в руках побежал наверх.
— Если, — сказала ее сиятельство через несколько минут, — ты снимешь очки, я смогу стереть темную полосу на твоей переносице. Ты жалеешь, что мы сейчас не в Париже или Ницце?
— Нет, конечно, нет. Нам приходится туговато. Но мы узнали так много нового!
— Главное, что я начинаю понимать — мы с тобой женаты, Питер. Такая бездна мелких домашних происшествий могла произойти только с женатыми людьми. Нет той искусственной свадебной мишуры, которая мешает людям узнать друг друга. Ты блестяще выдержал экзамен на мужество и героизм. Теперь я смотрю в будущее с надеждой.
— Спасибо, — церемонно поклонился Питер. — Но, знаешь, я, действительно, не понимаю, из-за чего здесь горевать. Я получил тебя, и это для меня главное. У меня есть пища, крыша над головой и даже некоторое подобие огня. Чего мне еще желать? Кроме того, у меня не было бы такой прекрасной возможности послушать речь Бантера и познакомиться с миссис Руддл. Даже вино из репы внесло свой особый аромат в нашу новую жизнь. Единственное, чего бы я еще хотел, так это чуть больше горячей воды и немного меньше копоти. Лично меня запах дыма не слишком беспокоит, но я категорически против духов для мужчин.
— Это прекрасный запах дикой природы, — успокоила его жена, — и он намного лучше дорогих французских ароматов. И потом, я уверена, волшебник Бантер сможет его из тебя выветрить.
— Надеюсь, — сказал Питер. Он вспомнил слова одной пожилой аристократки после того, как он выиграл забег на скачках: «Ах, этот молодой светловолосый джентльмен. Он, кажется, английский граф? По его осанке можно сказать, что он великий монарх, но, когда ветер дует в нашу сторону, можно подумать, что он великий турок». Судьба, кажется, решила нанести еще один удар по его тщеславию. Ну и пусть. Он сможет сразиться и без этой пропахшей дымом одежды. Питер рассмеялся.
— Все замечательно!
— Дорогая!
— О, Питер!
— Прости меня, я, кажется, сделал тебе больно?
— Нет. Да. Поцелуй меня. — Через несколько минут Питер услышал тихий шепот: — Запах дикой природы или амброзии?
Питер засмеялся, это была мелкая месть за «дикую кошку».
Вернулся Бантер. В одной руке он держал маленький дымящийся чайник, в другой — бритвенный прибор, губку и мыло. На согнутой руке висели полотенца, пижама и шелковый пеньюар.
— В спальне уже довольно тепло. Я нагрел воды для миледи.
Питер укоризненно посмотрел на него.
— А что для меня, любовь моя, что для меня?
Бантер промолчал, но красноречиво кивнул в сторону кухни. Питер задумчиво посмотрел на свои ноги и содрогнулся.
— Леди, — сказал он, — ложитесь спать и предоставьте меня моей печальной участи.
В камине весело пылал огонь. Воды было не так уж много, зато она была горячая. По обеим сторонам зеркала две маленькие свечи мужественно пытались рассеять ночной мрак. Огромная кровать была покрыта роскошным покрывалом в блекло-голубых и пурпурных тонах. Благородное сияние дорогого шелка превратило скромную комнату с белыми стенами в изысканную королевскую спальню. Наконец, исчез этот ненавистный запах гари. Харриет наслаждалась ощущением тепла и чистоты. Она сидела перед старинным зеркалом, расчесывала волосы и думала, почему Питера так долго нет. Она тихонько вышла в холодный коридор и прислушалась. Откуда-то снизу раздавался грохот железа, кто-то вскрикнул и тихо засмеялся.
— Бедняжка! — подумала Харриет.
Она потушила свечи. Прекрасные полотняные простыни уже немного обветшали от времени, пахло лавандой… Река Иордан… В камине раскаленное полено треснуло и рассыпалось снопом золотых искр, красноватые отблески отражались в зеркале и на бронзовых ручках комода. Харриет задумчиво разглядывала голубоватые тени на потолке.
Скрипнула дверь, и тихо вошел ее муж. Он с трудом сдерживай торжествующую улыбку. Харриет засмеялась. Потом вдруг ее сердце сильно забилось, кровь застучала в висках и стало трудно дышать.
Питер опустился на колени рядом с кроватью.
— Любимая, — его голос дрожал от смеха и волнения. — Прими своего мужа. Чисто вымытого и уже не пахнущего дымом, но чертовски уставшего и продрогшего. Сжалься над горьким страдальцем.
— Милый Питер!
— Знаешь, — быстро и неразборчиво пробормотал он, — знаешь, Бантер сейчас тоже наслаждается жизнью. Я послал его вытрясти тараканов из чайника. Но разве это имеет какое-то значение? Что сейчас вообще может иметь значение? То, что мы вместе. Улыбайся, дорогая, улыбайся! Это конец нашего долгого путешествия и начало великого блаженства.
Мистер Мервин Бантер, который уже вытряс тараканов из чайника, налил туда воды, приготовил дрова и спички, потом завернулся в две шубы и коврик и удобно расположился на сдвинутых креслах. Ему не спалось. Он был спокоен, но в голову лезли всякие мысли. Он (титаническими усилиями!) подготовил своего любимца и вывел его на беговую дорожку, и теперь должен был оставить совсем одного. Но никакие правила приличия не могли помешать Бантеру мысленно преодолевать рядом с ним этот трудный забег. Поворочавшись полчаса, Бантер встал, зажег свечу, взял ручку и листок бумаги. Он надеялся, что исполнение сыновьего долга поможет ему хоть немного успокоиться.
— Как ты меня назвала?
— О, Питер, я сказала, не подумав.
— Как ты меня назвала?
— Мой господин.
— Последние два слова в языке, которые я ожидал услышать. Истинное наслаждение доставляют вещи, которые заслужишь. И чтобы тебя заслужить, я буду рыцарем, королем и… завоевателем…
В задачи биографа не входит вмешиваться в то, что обычно называют «тайнами супружеского ложа».
Достаточно сказать, что, наконец, и добросовестный Мервин Бантер отложил письмо, задул свечу и устроился на своем импровизированном ложе. И тот, у кого в этом доме была самая холодная и одинокая постель, в конце концов забылся мирным, спокойным сном.
Глава IV Домашние боги
Леди Питер Вимси, приподнявшись на локте, с улыбкой разглядывала своего спящего лорда. Насмешливые глаза были закрыты, упрямые губы расслаблены, длинный нос и разметавшиеся волосы придавали ему простоватый вид. Он был похож на школьника и немного на птенца. В волосах играли рыжие искорки. Странно, что у мужчины могут быть такие светлые, красивые, мягкие волосы. Конечно, когда их днем причешут, они приобретут свой обычный цвет ячменного зерна. Этот удивительный цвет поразил ее еще вчера вечером, когда он вошел к ней после трудов неутомимого Бантера, и она насухо вытерла их полотенцем перед тем, как привести их в порядок.
Бантер? Его образ промелькнул в еще затуманенном сном сознании. Вездесущий Бантер. Издалека до нее донесся шум передвигаемой мебели, хлопанье дверей. Там сейчас, наверное, невероятная свалка. Но, конечно, к пробуждению их сиятельств все будет, полном порядке, чтобы избавить милорда от утомительных низменных хлопот. Вряд ли он хоть на минуту сомкнул глаза сегодня ночью. Ее мысли вернулись к Питеру. Она осторожно поцеловала его, боясь разбудить и надеясь, что он проснется, и думая что он скажет ей, когда наконец откроет глаза. Если он заговорит по-французски, можно надеяться, что прошедшая ночь не оставила в его сердце горького осадка недоумения или разочарования. С другой стороны, если первая фраза прозвучит по-английски, это будет означать, что он полностью отдает себе отчет, где и с кем он сейчас находится.
Как будто ее тревожные мысли пробились в его скованное сном сознание, Питер шевельнулся и, не открывая глаз, протянул руку и притянул ее к себе. И его первая фраза была не по-французски, и не по-английски. Это было длинное вопросительное:
— М-м-м?
Поделиться книгой: