Вендийское проклятие

Ну конечно! Вчера они с Кракнором провели первую ночь в склепе покойного дядюшки Катабаха. Подробности этого приключения постепенно начали всплывать в голове Илькавара. Странно, что он так плохо помнил случившееся. Переволновался, должно быть, да еще и выпил немало.

Еще бы. Не каждый день бедный родственник получает такое богатое наследство – да еще с такими дурацкими условиями впридачу!

Илькавар потер виски, вспоминая все, что мог припомнить.

Они забрались в склеп. Зажгли факелы. Разложили на полу одеяла. Вот эти одеяла, валяются скомканными. Илькавар проспал на голых камнях – не слишком умно. В старости наверняка это отзовется жгучим ревматизмом.

Далее – они пили вино. Вот обломки кувшинов. И вино разлито на полу… Нет, это не вино. Кажется, это кровь…

Илькавар поднял руку, которая болела сильнее, чем другая, и увидел длинный порез, оставленный не то ножом, не то чьим-то острым клыком. Понятно, откуда кровь.

Он проковылял к выходу и отворил дверь. В помещение хлынул солнечный свет, а вместе со светом – душистое тепло наступившего дня. Где-то там, за порогом подземелья, весело пели птицы, цвели цветы, а еще дальше, за пределами сада, люди торопились по своим делам. Все эти картины, мелькнувшие в фантазиях Илькавара, вдруг представились молодому человеку такими прекрасными, что он с трудом подавил в себе желание немедленно выбежать наружу и мчаться прочь из проклятого сада на улицы, к обычной городской жизни.

Сперва нужно разобраться.

Илькавар вернулся в склеп. Он был с Кракнором, когда на них напало какое-то существо. Да, появилось некое существо, темное, холодное, безмолвное. У Илькавар мурашки прошли по всему телу, когда он вспомнил эту часть своего ночного бдения.

– Кракнор! – позвал он. Возможно, приятель еще здесь. Спит и видит кошмарные сны. – Кракнор! Просыпайся – уже утро! Просыпайся. Мне нужна твоя помощь. Ты помнишь, вчера здесь…

Илькавар запнулся посреди слова. Он увидел Кракнора. Его приятель лежал сразу за гробом Катабаха в странной, неловкой позе. Ни один человек не смог бы спать в подобной позе. Хуже того – ни один человек не смог бы жить после того, как ему придали подобную позу: голова Кракнора была вывернута. Молодой человек лежал на животе, поджав под себя ноги, а лицо его глядело прямо на Илькавара, и глаза были широко распахнуты.

* * *

Илькавар не мог бы сказать, как долго смотрел он на тело приятеля. После первого потрясения все чувства как будто оставили Илькавара. Он ничего не ощущал, ни горечи, ни боли, ни даже страха. Одна сплошная пустота.

Затем к нему постепенно начала возвращаться способность соображать. Он поднял кувшин и допил то вино, которое еще оставалось на дне и не было разлито. Головная боль уходила, оставляя место обычной тяжести в висках.

Если Илькавар сейчас объявит о гибели Кракнора, то, скорее всего, в преступлении обвинят самого Илькавара. Скажут – мол, выпили лишку, а тут еще странная, пугающая обстановка в склепе. Мало ли что могло почудиться двум пьянчугам! Передрались, и в потасовке один убил другого.

Илькавар еще раз взглянул на тело с вывернутой шеей. В свое оправдание молодой человек мог бы указать на то, что у него-де не хватило бы сил проделать такое. Но на это нашлось бы не одно возражение. Мол, пьяный никогда не знает, сколько у него сил, – это раз. И два – все-таки Илькавар не слабого десятка. Противопоставить этим доводам можно было лишь тем, что даже напившись до беспамятства Илькавар никогда не дрался. Но ведь все когда-то бывает в первый раз-

Юноша в отчаянии покачал головой. Его обвинят в убийстве знатного человека и снова бросят в тарантийские застенки – на сей раз уже навсегда! Он сгниет там в безвестности, условие дядюшкиного завещания останется невыполненным, и все богатства Катабаха перейдут в руки короля Аквилонии…

Едва лишь Илькавар подумал о короле Аквилонии, как его охватил настоящий ужас. Он представил себе ледяные синие глаза на загорелом лице короля-воина, его черные волосы, его широкие покрытые шрамами плечи и низкий, тяжелый голос… Нет, еще одна встреча с Конаном окажется для Илькавара убийственной. Король не станет слушать оправдательный лепет юнца. Король утвердит самый страшный приговор, не задумываясь, и Илькавар сгниет в темнице…

Этих застенков Илькавар боялся куда больше, чем дыбы и плахи палача.

Он принял единственное возможное в таком случае решение. Он спрятал тело Кракнора в гробнице. Ему стоило немалых усилий заставить себя прикоснуться к уже остывшему и окоченевшему трупу приятеля.

«Странно, – думал Илькавар, заворачивая то, что осталось от Кракнора, в одеяло, – еще вчера он был живым, веселым, смешливым, его интересовали женщины и выпивка… Мое вино, наверное, до сих пор осталось у него в желудке. Он почувствовал вкус этого вина… и теперь это просто труп. Неодушевленное тело».

Мысль о том, что придется провести вторую ночь рядом с двумя покойниками, Илькавар старательно отгонял от себя. Возможно, за сегодняшний день он сумеет найти убийцу. Тогда можно будет объявить о случившемся открыто, и король не прикажет заточить его в тюрьму навеки.

– Прости меня, – сказал Илькавар мертвому телу. Он уложил Кракнора сразу за гробом Катабаха, так что от входа тело не было заметно: чтобы увидеть его, нужно было войти в склеп и обойти гроб.

Затем Илькавар выбрался наружу и осуществил наконец свою заветную мечту: выскочил из имения Катабаха и бросился бежать подальше от проклятого дома по улице.

* * *

Илькавар знал, кто может ему помочь. Старик нищий, который осыпал проклятиями Катабаха. Этот уродливый, страшный старик наверняка знал какую-то тайну, связанную с умершим. Нужно было проявить вчера большую настойчивость, задержать нищего и вытрясти из него все его жуткие секреты. Тогда и Кракнор, возможно, остался бы жив, и Илькавар не подвергался бы такой ужасной опасности.

Некоторое время Илькавар бродил по улицам Тарантии, пытаясь успокоиться и привести свои мысли в порядок. Наконец дыхание его выровнялось, и он, к своему удивлению, действительно начал соображать, что к чему.

– Нищий не может обитать в богатых кварталах, – сказал себе Илькавар. – Так?

И сам себе ответил:

– Так. Он живет где-то в трущобах. Если вообще живет на этой земле, а не бродит между миром живых и миром мертвых, как это принято у неупокоенных призраков…

Он подумал о Кракноре: лишенный достойного погребения, тот наверняка превратится в такой же призрак.

Но тут же Илькавар тряхнул головой, отгоняя неуместные фантазии. Для того, чтобы сделаться призраком, жаждущим мщения, Кракнору потребуется время. Даже умершие не сразу понимают, что их лишили погребения. Даже умерших можно обмануть обещаниями сделать все, как надо, только не сегодня, а завтра. Сколько-то времени Кракнор будет ждать, надеясь на порядочность Илькавара. Так ведут себя все кредиторы.

Увлеченный этими рассуждениями, Илькавар смело повернул в переулок, ведущий от рыночной площади к западным воротам города, и скоро оказался в квартале, населенном всяким сбродом. Сколько ни старался король Конан, сброд никуда не девался. Пойманные воры догнивали в темницах, но на их место приходили новые. Все попытки очистить Тарантию от нищих и грабителей не заканчивались успехом.

Стражники не любили заглядывать в эту часть города. Здесь иногда пропадали люди, и никто их не разыскивал.

Говорили, будто сам король иной раз, переодевшись, бродит по воровским кварталам. Не то вспоминает о минувшей юности, когда он и сам промышлял грабежами и кражами, не то пытается единолично навести порядок в своей столице.

Илькавар не верил этим слухам. Если бы он, Илькавар, сделался вдруг королем, то ни за что не покидал бы дворца. Вершил бы дела, сидя на золотом троне, на мягкой подушке. Подписывал бы смертные приговоры, заверял бы указы королевской печатью, а все остальное время ел бы, пил, отдыхал с наложницами – и не забивал бы себе голову заботами глупых горожан, которые все равно никогда не будут довольны, как для них ни старайся.

Надеяться в этом мире можно только на себя. Эту нехитрую истину Илькавар усвоил еще в детстве и давным-давно смирился с ней. Она не мешала ему сохранять жизнерадостность и добрые отношения с людьми.

Он углубился в воровской квартал ровно настолько, чтобы понять: отныне его жизнь подвергается опасности. До ближайших стражников уже не докричаться, и если кто-то из здешних обитателей вздумает напасть на гуляку-прохожего, никто не придет чужаку на помощь. Все будут просто стоять и смотреть, радуясь новому развлечению.

Большинство домов здесь выглядело, как ни странно, вполне прилично: побелка свежая, окна затянуты бычьим пузырем, крыши черепичные или соломенные, но без гнилья. Наверное, все это было сделано в угоду королю, чтобы он не слишком лютовал, требуя перемен.

Зато люди на улицах представляли собой полную противоположность аккуратным строениям. Здесь бродили оборванцы всех видов и пристрастий. Кто-то был одет в подражание разбойникам Зингары – с платками на головах, с серьгами в ушах, в широченных шароварах; другие одевались в лохмотья и прямо на глазах у соседей привязывали к совершенно здоровым рукам и ногам куски гнилого мяса – это были профессиональные попрошайки. Продажные женщины выставляли напоказ свои прелести. Оборванные дети шныряли по мостовой, пробуя свои силы в качестве уличных воришек. Если взрослые ловили их на краже, то тут же жестоко били: вор должен овладевать своими навыками с раннего детства, иначе он погибнет, а боль, как известно, лучший учитель.

Сперва на Илькавара не обращали никакого внимания. «Наверное, у меня на лице написано, что я – убийца, – подумал Илькавар не без гордости. – Странно, как меняет человека совершенное преступление… которого он, впрочем, не совершал. Но если здесь я буду считать себя убийцей, то моя убежденность передастся другим… Или нет».

Он оборвал свои мысли, потому что заметил, как за ним крадучись идет человек в темной одежде. Единственным ярким пятном во внешности этого соглядатая была большая серьга в виде полумесяца, качавшаяся в его левом ухе. «Не могу же я сказать ему: бойся меня, я убил человека! – смятенно мелькнуло у Илькавара. – Тем более, что я никого не убивал… кажется».

Теперь он уже не был так в этом уверен, поскольку большой кусок минувшей ночи напрочь стерся из его памяти.

Неожиданно Илькавар остановился. Волна жара бросилась ему в лицо, он сразу покраснел: впереди, как ему почудилось, он разглядел знакомого нищего.

Илькавар побежал, торопясь поскорее нагнать его. Молодой человек абсолютно не представлял себе, как заговорит со стариком, как заставит его отвечать на вопросы. Захочет ли нищий помогать ему? Не предпочтет ли предоставить событиям развиваться своим чередом, наблюдая издалека, как погибает потомок его врага?

Все это не важно. Главное сейчас – догнать нищего и убедиться в том, что он существует на самом деле. Он, его пророчества и проклятия. А там… там Илькавар найдет способ вытрясти из старика всю правду. Лишь бы настичь его, лишь бы схватить…

Не разбирая пути, Илькавар бежал по улицам. Лохмотья то мелькали впереди, то исчезали за поворотом. Илькавар больше не заботился о последствиях своей неосторожности. Он перепрыгивал через лужи нечистот, нырял в переулки, дважды перебирался через заборы и один раз напрочь снес веревку, на которой сушились портки и тряпки неопределенного назначения, явно постиранные хозяйкой близлежащего дома.

Вослед ему неслись ругательства и камни: здешний люд не стеснялся в выражении чувств.

Вот снова загадочный нищий появился перед Илькаваром. Старик как будто вырос из разбитой деревянной мостовой. Мрачное лицо морщилось, как будто старик раскусил что-то гнилое, пылающие глаза смотрели прямо на юношу. Старик поднял дрожащую руку, словно пытаясь защититься от удара…

И тут настоящий удар обрушился на Илькавара. Кто-то с силой опустил кулак ему на голову, целясь в висок. Железный перстень расцарапал Илькавару кожу, кровь потекла по шее.

Молодой человек упал. Он успел заметить качающуюся золотую серьгу в форме полумесяца.

– Нет!… Подождите!… – крикнул он и захлебнулся.

Град ударов обрушился на него сверху. Вор с золотой серьгой и еще несколько личностей в развевающихся темных плащах накинулись на упавшего. Они били его ногами, пинали и трясли, потом один поднял палку и изо всех сил треснул Илькавара по голове.

Все вокруг потемнело, Илькавар потерял сознание.

* * *

Когда он открыл глаза, свет хлынул на него со всех сторон. Такой яркий, такой невыносимый свет, что Илькавар поскорее снова опустил веки. В темноте было спокойнее.

– Вставай, – произнес рядом с ним низкий повелительный голос.

– Я лучше… полежу, – пробормотал Илькавар.

– Вставай, надо убираться отсюда, – повторил голос. – Ты достаточно здесь належался. Я не понесу тебя на себе, так что вставай и иди.

– Оставь меня, – простонал Илькавар и тут же был награжден ударом в бок.

– Я забью тебя насмерть, если ты не встанешь, – предупредил голос.

Илькавар поднялся на четвереньки, затем ухватился одной рукой за стену, а другой – за незнакомца, и охая принял вертикальное положение.

– А говорил, что не можешь! – насмешливо отреагировал незнакомец. – Теперь идем. Я помогу тебе.

Они сделали несколько шагов, и Илькавар с удивлением понял, что ноги все еще слушаются его. Один глаз у молодого человека заплыл, второй видел кое-как и отчаянно слезился от яркого света.

– Как я выгляжу? – спросил он, едва ворочая языком. Губы его были разбиты, во рту оставался привкус крови.

– Отвратительно, – охотно поведал голос незнакомца. – И если бы я тебя не вытащил, ты бы здесь так и подох. Оглянись.

Илькавар заставил себя открыть здоровый глаз и осторожно повернулся назад. Вор с золотой серьгой лежал в переулке. Он был совершенно неподвижен. Нож торчал у него из груди. Пятна крови были повсюду – на стенах, на мостовой.

– Что здесь произошло? – с трудом пробормотал Илькавар.

– Они били тебя, – охотно поведал незнакомец, как показалось Илькавару, не без удовольствия. – Одного из них пришлось остановить ударом ножа.

– Ты убил его? – со страхом спросил Илькавар.

– Как ты догадался? – теперь незнакомец откровенно потешался. – Разумеется, я его убил. У меня не было времени разбираться с ним в суде. Тем более, что я хорошо его знаю. Надеюсь, теперь воздух в Тарантии станет чище. Но у меня к тебе несколько вопросов. И поскольку я спас тебе жизнь, то, полагаю, ты расскажешь мне все. Ты теперь принадлежишь мне, понял?

– Да… – Илькавар вздохнул и сразу же пожалел об этом: все его тело отозвалось болью.

– Куда пойдем? – спросил незнакомец.

Илькавар внимательно посмотрел на него. Юноша задался целью выяснить, кто же, в конце концов, его спас и теперь так бессовестно им помыкает. Но ничего он толком не разглядел: чужак был облачен в длинный широкий плащ с капюшоном. Виден был только подбородок. Мощный квадратный подбородок с небольшой ямкой.

– Я не знаю… – растерянно сказал Илькавар. – Раньше я предложил бы пойти в «Зеленого медведя» – это такая харчевня, где меня хорошо знают… Но в таком виде…

– Да, с таким лицом лучше не появляться в харчевне,- согласился чужак. – Другого дома у тебя нет, жалкий пропойца?

– Откуда ты знаешь, что я – жалкий пропойца? – удивился Илькавар.

– А кому еще пришла бы в голову счастливая мысль бродить по воровскому кварталу?

– Может быть, я вор? – предположил Илькавар.

Незнакомец расхохотался.

– Ты такой же вор, как я – девственная жрица. У воров совершенно другая походка. И руки другие. Уж поверь мне, воров я на своем веку перевидал целое море…

– У меня есть дом, – решился Илькавар. – Я унаследовал от его дяди. Только там… меня ждут неприятности.

– Какие? – властно спросил незнакомец.

Илькавар покачал головой:

– Я и сам пока в этом не разобрался… Если бы эти бандиты не напали на меня, я бы, возможно, узнал побольше…

– Идем, – сказал незнакомец и крепко взял Илькавара под руку, чтобы тот не вздумал сбежать. – Ты приведешь меня в свой дом и расскажешь все, от начала до конца. И не вздумай мне врать или что-то утаивать! Все равно я докопаюсь до истины – и тогда плохо придется лжецу! – а ты, как мне кажется, и вовсе лгать не умеешь.

* * *

Незнакомец ступил в сад, окружавший дом Катабаха, и несколько раз одобрительно хмыкнул. Илькавару подумалось, что он, кажется, тоже узнал экзотические деревья – как и бедняга Кракнор вчера вечером. В воровском квартале Илькавар готов был поклясться, что спасший его незнакомец – такой же обитатель этих трущоб, как и напавшие на него. Но здесь, в респектабельном районе Тарантии, незнакомец держался совершенно иначе: в его манерах появилось спокойное достоинство, осанка сделалась величественной. Перед Илькаваром, несомненно, стоял аристократ.

– Кто ты? – вырвалось у юноши. – Я больше не могу разговаривать с капюшоном.

– Ты уверен, что хочешь видеть мое лицо? – хмыкнул незнакомец.

– Да.

– Смотри, не испугайся. И не говори, что тебя не предупредили. – И он отбросил капюшон.