Дочь Песочного владыки

В назначенный день, на рассвете, Бернегард и его спутник покинули город через восточные ворота.

Карта, имевшаяся теперь у каждого участника пари, обозначала особое место – две скалы из песчаника. Одна напоминала драконий зуб, слегка раскрошенный, словно дракон в приступе ярости грыз каменную твердь. Вторая больше походила на кормовую башню грузовой каравеллы, подхваченной вихрем далеко в море и заброшенной в самое сердце пустыни.

– Интересно, можно ли доверять этому изображению? – размышлял вслух киммериец. – Карта уж больно древняя, рисовали тогда, кто во что горазд… Кстати, совершенно неясно, какое расстояние между этими скалами. Посмотри, рыцарь, дворец рядом с ними кажется огромным. Значит ли это, что он в самом деле огромен?

– Это не так уж важно, – отвечал Бернегард. – Главное, мы направляемся в нужную сторону, если конечно ты ничего не напутал.

– На карте точно обозначено движение пыльных смерчей, – сказал Копан, указывая ногтем на рисунок. – Такие смерчи возникают только при юго-западном ветре. Они идут наискосок, значит нам нужно держаться заката, и мы не промахнемся. К северо-востоку от Хоршемиша точно нет никаких заброшенных дворцов.

– Ты хорошо знаешь эти места, Конан-киммериец? А каким ветром тебя занесло так далеко от родных ледяных скал? – поинтересовался Бернегард, расслабленно держась в седле.

– Долго рассказывать, я на это не мастер, – отвечал Конан. – Мне больше нравится слушать.

Перед отправлением он сменил свой городской наряд на походную одежду, состоящую из кожаных штанов, просторной рубахи плотного сукна, сапог на прочной подметке, но с мягким верхом, и широкого плаща. Плащу предназначалась роль одеяла – ночи в пустыне холодные.

Конан без сожаления покидал Хоршемиш. Задаток, данный ему Бернегардом, он-отдал Айгуль, и посоветовал обзавестись хорошим приданым. На ярмарку он посмотрит в другой раз.

Слушая рассказ Бернегарда в «Косули», варвар догадался, что перед ним – тот самый человек, которого хотят устранить. Теперь он знал, каким именно образом.

Наниматель убийцы, которого звали Сигур, навряд ли вообще покинул город. А убийца… Теперь Конан должен был признать, что это не просто головорез, услуги которого стоят недорого. Нет, он спланировал все с невероятной хитростью. Заманить наивного и доверчивого человека в пустыню, да еще так, чтобы всем казалось, будто он сам этого пожелал! Глупец никогда не додумался бы до такого.

Обычный убийца-наемник всегда действует просто. Он примитивен, его методы основаны на подлости и элементарном расчете. Ему не придет в голову сочинять сложную, многоходовую комбинацию. Дело тут в том, что наемными убийцами становятся подонки из подонков, люди, неспособные учиться чему бы то ни было и стремиться к большой цели.

А здесь действовал не только знаток человеческой природы и людских слабостей, но и опытный делец, сумевший подчинить интересы другого человека своим интересам.

Тьянь-По, мудрец и каллиграф, давний друг варвара, говаривал: «Человека легко узнать по тому, как он играет в го».

То, что происходило теперь, больше напоминало шахматы. Конан уважал эту игру, как занятие, дисциплинирующее мысль и волю. Но и в шахматах есть разные стили. Кто-то выстраивает свою тактику и держится ее до конца, не позволяя сбить себя с толку. А другой пользуется ошибками противника, извлекая выгоду единственно из них. Третий постарается обмануть неприятеля, внушив ему ложное представление о своих намерениях.

А что, если хитрец из Хоршемиша использует и Сигура в своих целях, о которых тот и не догадывается? Что, если он затеял куда более сложную игру?

Оставалось только терпеливо ждать дальнейшего развития событий.

Путь перед ними еще даже не напоминал настоящую пустыню. Поднимающееся солнце заливало зноем крестьянские поселения, возникшие по берегам прорытых каналов. Жители деревень, несмотря на ранний час, уже были в полях – только тяжелым, рабским трудом можно заставит эту каменистую, песчаную почву приносить плоды.

Каждую пядь этой земли следует полить не только водой, драгоценной, как сама жизнь, но и крепким крестьянским потом.

Конан никогда не смог бы стать крестьянином. Для труда на земле, считал он, требуется особое мужество, доступное только особым людям. При этом, крестьянин обделен всяким другим мужеством, и гнет спину перед любым, кто держит оружие…

Бернегард с интересом поглядывал на своего проводника. Мысли о природе крестьянина никогда не посещали молодого рыцаря. Для него было в порядке вещей, что кто-то должен работать,, питая и одевая феодала. Люди свободного ремесла казались ему более любопытными.

Сын ремесленника или того же крестьянина может отречься от предопределенной доли и стать воином, стяжать себе славу и честь, или постигнуть ученую премудрость и сделаться важным чиновником, советовать королям… В свою очередь, сын знатного сеньора может преступить обязательства перед предками и превратиться в бродягу, чтобы стяжать себе свободу и в полной мере быть господином самому себе.

Конан казался ему типичным представителем «свободного племени», но нечто, составляющее натуру варвара, отличало его от остальных «охотников за удачей».

Вот он едет сейчас на своем выносливом коне, явно не избалованном хорошими дорогами. Осанка и посадка выдают в киммерийце хорошего наездника, но при этом – обладателя чувства высокого достоинства, невозможного в простолюдине. Даже аристократы, ставшие бродягами, охотно начинают подражать людям низкого сословия, причем делают это не без вызова. Дескать, происхождения у меня никому не отнять, стало быть, я буду вести себя так, как захочу. Конан-киммериец держался с истинно королевским достоинством. В нем не было кичливости и спеси, только осознание своего положения и силы.

Бернегард улыбнулся своим мыслям.

– Скажи, в твоих жилах часом не течет королевской крови? – спросил он.

– Это не важно теперь, – просто отвечал его спутник. – Когда-нибудь я стану королем.

И взглянул на собеседника так серьезно, что у Бернегарда пропала всякая охота шутить над честолюбием молодого варвара.

– Судьба иногда устраивает сюрпризы, – пробормотал он. – Может, ты и в правду станешь королем.

– Моя судьба – здесь, – заявил Конан и продемонстрировал рыцарю свою огромную, сильную ладонь, а потом сжал ее в крепкий кулак.

– Это – веский аргумент, – согласился Бернегард.

Карта, купленная на ярмарке, при всех своих недостатках обладала еще одним, самым критичным: по ней нельзя было догадаться, как далеко придется ехать по пустыне. Неделю? Две? Месяц? Для того, чтобы везти месячный запас воды, нужен целый караван, не говоря уже о съестном.

Однако Конан был уверен, что отыщет по пути источники воды, а пищу добудет охотой. Неподалеку от оазисов обязательно будут пастись сайгаки – пустынные антилопы. Их мясо жестковато, но некоторые причудливые богатеи, охочие до диковинок, подают его к столу в качестве редкого деликатеса. Об этом Бернегард знал из личного опыта. Теперь он веселился, предвкушая, что будет рассказывать в Аквилонии, как питался исключительно деликатесами, скитаясь по пескам.

Они проехали неторопливой рысцой весь день, лишь дважды давая роздых лошадям. На ночлег остановились в поле, принадлежащем последнему, окраинному поселению. Вода в канале уже была неприятной на вкус, желтоватой из-за песчаных примесей, но Бернегард пил ее с благодарностью к тем, кто прорыл эти каналы.

Он спал в легком шатре, а варвар устроился на ночлег под открытым небом.

– Это – последняя ночь, когда можно спать так, – сказал он. – В пустыне я тоже стану ложиться на ночлег в шатер, приняв некоторые меры предосторожности. Ты боишься пауков, рыцарь?

– Маленьких восьминогих созданий? Ничуть не боюсь. Они мирные и нападают только на мух.

– Здесь пауки бывают размерами с мой кулак, а то и побольше, – поведал Конан, ухмыляясь. – Они ядовиты и кусают все, что им не нравится. Пустыня учит: нападение – лучшая защита. Маленькие восьминогие создания, увидев тебя спящим, подумают, что проснувшись, ты станешь опасен. И постараются устроить так, чтобы ты не проснулся, Их яд убивает верблюда за несколько мгновений…

– Я – не верблюд, – сухо возразил Бернегард. – Впрочем, спасибо за предупреждение.

Ему не хотелось думать об опасностях. Юный рыцарь вполне отдавал себе отчет в том, что тревог и препятствий их ждет много, и был готов справляться с ними по мере их возникновения. Пауки, змеи, скорпионы, разбойники – какая разница? Он должен добраться до потерянного дворца и прикоснуться к тайне царя Уграла. Ну и конечно, неплохо было бы добраться туда раньше остальных. С такими мыслями рыцарь уснул, а варвар еще долго сидел у небольшого костерка, и смотрел на небо, полное ярких звезд.

На следующее утро они тронулись в путь.

Пустыня обступила их со всех сторон. Песок, только что совсем холодный, нагрелся в считанные мгновения и источал жар. Воздух напоминал мутноватое стекло и дрожал перед глазами.

К седлам путников крепились особые, полотняные зонты, призванные оберегать их от прямых солнечных лучей. На покупке зонтов настоял варвар.

– Я могу обойтись и без них. Да и ты – тоже, – сказал он. – Но зачем переносить лишние тяготы? Будут и другие, и в достаточном количестве.

Теперь Бернегард был рад, что согласился с Конаном.

Рыцарь решил не терять своего достоинства, что бы ни происходило. Путешествие было вызовом его «изнеженной натуре, но признаваться в слабости перед киммерийцем Бернегарду не хотелось. К чести юноши, жару он терпел без особого труда. Тяжелее было переносить жажду.

Рыцарь уговаривал себя: «Ты пил совсем недавно, и смерть от обезвоживания тебе не грозит. Это только кажется, что хочется пить. Только кажется…»

– Ты прав, – сказал Конан, словно подслушавший его мысли. – Пустыня охраняет себя от людей. Она внушает мысли о жажде, чтобы человек поскорее опустошил свои фляги. Тогда его ждет гибель. Но мы знаем уловки пустыни и не поддадимся ей. Человек – сильнее!

Глядя на могучую фигуру киммерийца, охотно верилось, что человек действительно сильнее. Бернегард позабавился этим, и ему стало намного легче.

Начались участки барханов – удлиненных песчаных холмов, осыпающихся под копытами и подвижных, как змеи. Ветер перегонял пески с места на место, словно добивался от них правильного расположения, пытаясь устроить пустыню по своему прихотливому вкусу.

Когда путники поднимались на бархан, их взору открывался удивительный пейзаж: пески были похожи на море, застывшее, или, вернее – замедлившее движение своих волн. А над этими волнами колыхалось марево и вставали видения, одно прекраснее другого. Здесь были и дворцы, окруженные островками зелени, и водопады, низвергающиеся с изумрудных скал, и реки, текущие по долинам…

Видения держались какое-то время, а после распадались, и перед глазами оставался только прсок…

– Мне говорили об одном человеке, – поведал Конан. – Тот долго шел по пустыне, и миражи одолевали его. Он держался из последних сил, у него была могучая воля, но нетвердый разум… Человек приучился обходиться в день двумя каплями воды и крошечным кусочком хлеба. Он высох, как палка, но все шел вперед. Не боялся ядовитых тварей, и однажды сам съел скорпиона… В конце концов, рассудок его повредился. Он добрался до города, однако не вошел в него, а направился далее, думая, что перед ним – мираж.

– Поучительно, – сказал Бернегард. – Значит, и мы также рискуем промахнуться мимо цели? Ты умеешь отличать мираж от действительности?

– Здесь нельзя полагаться только на умение, – пожал плечами киммериец. – Тот тоже думал, что умеет.

К концу второго дня пути Бернегард обнаружил в себе цепное свойство: он мог засыпать в седле, погружаясь при этом в мир сновидений, полных прохлады и покоя. Но по пробуждении у него болела голова.

– Это опасно, – предупредил его варвар. – Могут лопнуть жилы в голове. Череп заполнится кровью, и придется сверлить в нем дыру.

– Ты сможешь сделать это, если понадобится?

– У меня есть подходящий нож, – подумав, кивнул Конан. – Так что дырку в твоей голове я сделать смогу. Но что потом? Так и будешь ходить, с дыркой? Она тебя не украсит.

Чтобы кони не страдали от жажды, на ночь варвар обернул их морды тряпицами, смоченными в воде.

– Завтра все равно нужно будет их напоить, иначе они падут, – сказал Бернегард.

– Завтра мы выйдем к источнику, – уверенно произнес Конан. – Для этого нам потребуется сделать небольшой крюк, но мы быстро вернемся на прежний путь. Я знаю эту породу лошадей. Их невозможно перепоить, они легко переносят голод и идут быстрее верблюдов.

– Аддо пошел на верблюдах, – припомнил Бернегард. – Каковы его шансы по сравнению с нашими?

– Ему не нужно будет петлять в поисках источников так часто, – отвечал киммериец. – Но и двигаться он будет медленнее. Так что шансы примерно равные.

– А Закир отправился на своей страшной кобыле, похожей больше нa борзую собаку

– Это серьезный конкурент, – приэнал варвар. – Его лошадь, хоть и неказиста, но в пустыне – как дома. Ее вообще можно не поитъ – она довольствуется ничтожной влагой, что втягивает в свои стебли полусухая колючка. Но сам Закир может не выдержать…

– Главное, чтобы он разозлился как следует, – рассмеялся рыцаръ. – Разозленный, гинец преодолеет все, что угодно

– Гнев – не лучший помощник в песках, – возразил Конан. – Тут выживает терпеливый. Сухая трава быстро вспыхивает, и быстро выгорает – так говорят люди в этих краях. И они правы. По своей природе ты лучше приспособлен для жизни в пустыне. Жидкости твоего тела ничем не возмущены, и черная желчь не преобладает над остальными соками.

– Откуда ты все это знаешь?

– Странствуя по свету, я не закрываю глаз, – отвечал варвар с достоинством

На самом деле он вспоминал, очень приблизителыю поучительные декции своего Тьянь-По. Сам он почти ничего в этом не понимал, но на людей обрывочные сведения производили сильное впечатление Следовало только произносить их с мудрым видом, и тогда любая чепуха казалась значимой и полной смысла.

Конан окружил стреноженных лошадей кольцом из волосяной веревки, а второе, такое же, уложил и вокруг шатра.

– Это от пауков? – спросил Бернегард.

– Да, от всякой ползучей сволочи.

– И как, помогает?

– Полной защиты, конечно, веревка не дает. Некоторые пауки ее перепрыгивают. Но только некоторые.

Бернегард подумал, засыпая, что его бывалый проводник потешается над ним, или испытывает, нарочно рассказывая всякие ужасы. И подумав так, решил проявлять особое хладнокровие.

Третий день пути принес неожиданности.

Сначала путешественники обнаружили следы.

– Это гиркаиец, – определил Конан. – Его лошадь все еще в хорошей форме. Он опережает нас почти на день. Но у него почти не осталось воды. Смотри, рыцарь, следы не глубоки. Значит, поклажа легкая, почти не превышает веса всадника. Закир не взял с собой бурдюка. Надолго ли ему хватит фляги?

– У меня сложилось впечатление, что Закир вовсе не пьет воды, – сказал Бернегард. – В городе он употреблял, в основном, вино.

– Надеюсь, в пустыне он изменил своим привычкам, – произнес киммериец. – Вино выводит влагу из тела. Кроме того, на солнце оно быстро портится, и крепче ударяет в голову. Ну ладно, пора заботиться о себе. Мы возьмем к северу, и через треть дня пути выйдем к оазису.

Как не была искусна пустыня в создании лживых видений, узрев настоящий оазис, Бернегард сразу отличил его от миража. Может, потому, что краски казались не такими яркими?

Поразмыслив и прислушавшись к своим ощущениям, юноша понял, что истинный оазис, в отличии от ложного, имеет запах. Пахнет вода, пахнут растения, и совершенно особый запах имеет сырая почва. В пустыне, где нет почти никаких запахов, этот – способен разноситься на большое расстояние и сводить с ума…

Бернегард испытал сильнейшую радость и волнение. Он привстал в стременах и уже собрался пустить своего коня галопом к заветному островку прохлады и тени, но варвар, ехавший вплотную к нему, ухватил рыцаря за локоть и крепко сжал его.

– В чем дело? – удивился Бернегард, но его проводник вместо ответа скроил зверскую рожу и жестом приказал молчать.

Потом он сложил солнцезащитный зонт и внимательно всмотрелся в песок под копытами своей лошади, а затем, сохраняя безмолвие, направил ее в сторону от оазиса.

Бернегард последовал его примеру. Сам он не чувствовал никакой опасности, но поведение Конана изумило его. Только что этот странный киммериец держался спокойно и уверенно, как у себя дома, и вдруг преобразился в дикое, хищное животное, почуявшее охотников. Инстинктам варвара стоило доверять. Так Бернегард и поступил, в чем потом не раскаивался.

Спутники не успели отъехать и десятка шагов, как из зарослей вьющихся растений, словно из сундука фокусника, с яростным визгом выскочили всадники.

Они были одеты в черные, развевающиеся одежды, а лица прятали за масками, скрывавшими все, кроме глаз. Но не это ужасало в них, не это повергало в смятение. Верховые животные разбойников – вот, что внушало оторопь.

Сначала Бернегард даже подумал: «Что за уродливые пони?» И только приглядевшись, заметил – к пони эти твари не имели никакого отношения.

Это были огромные вараны, длинною в два человеческих роста от носа до кончика хвоста. Светло-серые, с полосами на спине, они почти сливались с песком. Рептилии бежали с удивительной легкостью, изгибая хищные, стремительные тела. Их наездники продолжали издавать хриплые и визгливые крики.

– Их – восемь. Они быстрее нас, так что убегать нет смысла, – быстро сказал Конан. – Но мы сделаем вид, что пытаемся удрать от них, а потом, по моему сигналу, развернемся и ударим. Только бы они не стреляли!

Наездники варанов неслись сзади, постепенно настигая путников. Бернегард уже слышал леденящий душу шелест, с которым лапы рептилий отталкивались от песка.

– Кром! – вскричал Конан, на скаку разворачивая коня и ставя его на дыбы. В его руке сверкнул меч, и голова ближайшего преследователя отскочила в сторону, как мяч.

Огромная ящерица под поверженным врагом извернулась и сбросила безголовое тело, чтобы тут же начать страшную трапезу. Варан пожирал своего наездника! Он шипел и бил хвостом, поднимая тучи песка, терзал мертвеца страшными когтистыми лапами… Это было ужасное зрелище.

К счастью, у Бернегарда не оставалось времени разглядывать подробности. Прямо на него летел второй всадник. Сабля в его руке вращалась, как стальной смерч.

Рыцарь был вооружен длинным, тонким клинком. Против легкой сабли это оружие имеет несколько преимуществ, если успеть ими воспользоваться. Зная, что вступать в ближний бой ни в коем случае нельзя, Бернегард изловчился и привел рубящий удар так, чтобы задеть врага самым кончиком острия. Это удалось только со втЬрой попытки, но результат оказался свыше его ожиданий. Черный всадник взвизгнул еще громче, выронил саблю и ухватился за распоротый бок.

Варан под ним почуял запах крови. Он смотрел в лицо юноше яростными глазами и шипел. Его горло пульсировало, словно ящер предвкушал трапезу. Длинный, раздвоенный язык ощупывал воздух.

Бернегард направил коня прямо на рептилию, взмахивая мечом. Варан повернулся к нему боком, и вдруг сильнейший удар выбил Бернегарда из седла. Его лошадь панически заржала и ускакала, мотая пустыми стременами.