– Да.
– И кто их вам принес?
– Мигель. Это скромная служба, ее обычно посещает не больше дюжины прихожан, от силы две. Сегодня мы ждали еще более низкой посещаемости, поскольку все собирались прийти на похороны.
«Входишь, – размышляла Ева, – выстаиваешь службу. Проскальзываешь в служебное помещение, подсыпаешь яду в вино. Уходишь».
– И сколько же народу было у вас этим утром?
– Гм… Восемь или девять человек. – Он помолчал, и Ева догадалась, что мысленно он пересчитывает головы. – Да, девять.
– Имена этих людей мне тоже нужны. Не заметили незнакомых лиц?
– Нет. Я знаю всех, кто там был. Как я уже говорил, их было мало.
– А кроме них, только вы и Флорес. Никто вам не помогал?
– Только не в шесть утра, – покачал головой отец Лопес. – Мы не прибегаем к помощи служек при ранней службе, разве что во время Великого поста.
– Хорошо, – кивнула Ева. – Я попрошу вас записать – насколько сможете вспомнить – все передвижения и действия жертвы… то есть Флореса этим утром. И время укажите по возможности точно.
– Я этим займусь прямо сейчас.
– Мне придется опечатать это помещение как часть места преступления, – предупредила Ева.
Это заметно огорчило отца Лопеса.
– А надолго?
– Пока не знаю. – Она была слишком резка и знала это, но вся эта церковная атмосфера вызывала у нее нервный тик. – Будет проще, если вы дадите мне ключи. Сколько всего связок существует?
– Вот эта и еще одна в приходском доме. Мне нужен мой ключ от дома.
Он снял один ключ с кольца, а остальные отдал Еве.
– Спасибо. Кто такой Ортиц и как он умер?
– Мистер Ортиц? – Улыбка согрела взгляд Лопеса. – Он был постоянным прихожанином, как я уже сказал, прожил в этом районе много лет. Держал семейный ресторан в нескольких кварталах отсюда. «Абуэло». Управлял заведением вместе с женой, ушел на покой лет десять назад, после чего управление перешло к одному из его сыновей и к внучке. Ему было сто шестнадцать лет, он умер в своей постели, во сне, и я от души надеюсь, что без мучений. Он был хорошим человеком, его все любили. Я верю, что он уже в руках Господа.
Легким движением пальцев Лопес прикоснулся к крестику у себя на груди.
– Его родственники очень огорчены происшествием, и их можно понять. Если позволите, я мог бы с ними связаться и завершить заупокойную службу. Не здесь, – пояснил он, прежде чем Ева успела возразить. – Я смогу договориться и перенести отпевание в другое место, но они должны похоронить своего отца, деда, прадеда, друга. Они должны завершить ритуал. Мистер Ортиц достоин уважения.
Да, это Ева понимала. Она уважала права мертвых.
– Мне надо кое с кем поговорить прямо сейчас. Я постараюсь закончить тут все побыстрее. И я прошу вас подождать меня в приходском доме.
– Я подозреваемый? – Казалось, эта мысль не потрясла его и даже не удивила. – Это я дал Мигелю оружие, которое его убило.
– Совершенно верно. И не вы один. На данный момент практически все, кто входил в церковь и имел доступ к этой комнате… к ризнице, являются подозреваемыми. С Гектора Ортица я подозрение снимаю, но это все.
Опять он улыбнулся.
– Вероятно, можно исключить младенцев и малолетних детишек, их было несколько десятков.
– А вот не скажите… У меня малолетние дети вызывают серьезные подозрения. По-моему, они способны на все. Нам надо будет осмотреть комнату Флореса в приходском доме. Я постараюсь убрать мистера Ортица с места преступления, как только смогу.
– Спасибо. Я подожду дома.
Ева вывела его, заперла за ним дверь, потом велела ближайшему патрульному привести второго свидетеля из числа полицейских, а сама тем временем еще раз обошла кругом труп Флореса. Красивый парень. Рост где-то футов шесть, о телосложении судить трудно под всеми этими смешными одежками, но она проверила его официальное удостоверение личности. Там был указан вес: сто шестьдесят фунтов. Стало быть, он вполне строен.
Правильные черты лица, пышная черная шевелюра с проблеском седины. Симпатичнее, чем Лопес, подумала Ева. Стройнее, моложе. Что ж, среди священников тоже всякие попадаются, как и среди обычных людей.
Считается, что священники не должны заниматься сексом. Надо будет кого-нибудь спросить, откуда взялось это правило, – просто на всякий случай. Впрочем, некоторые священники нарушают правила, оттягиваются на всю катушку, как обычные люди. Может, Флорес не был страстным приверженцем целомудрия.
В таком случае его можно понять.
Может, он оттягивался не с тем, с кем следовало бы. Рассерженная любовница, рассерженный муж любовницы. Любил работать с молодежью… Может, любил оттягиваться с несовершеннолетними? Мстительный родитель…
Или?
– Лейтенант Даллас?
Ева повернулась и увидела горячую штучку в строгом черном наряде. Наверное, таких женщин называют миниатюрными, решила Ева. Росту в ней было не больше пяти футов пяти дюймов, и это еще на каблуках. Волосы у нее тоже были черные, гладко зачесанные назад и уложенные в аккуратный пучок на затылке. Огромные миндалевидные глаза светились неземным изумрудным блеском.
– Грасиелла Ортиц. Офицер Ортиц, – добавила она, словно спохватившись.
– Офицер. – Ева спустилась с алтарного возвышения. – Вы родственница мистера Ортица?
– Дедуля – мой прадедушка.
– Примите мои соболезнования.
– Благодарю. Он прожил хорошую и очень долгую жизнь. И сейчас он уже на небе с ангелами. А вот отец Флорес…
– Вы не думаете, что он на небе с ангелами? – осведомилась Ева.
– Надеюсь, что он там. Но он мало пожил и не умер мирно в своей постели. Я никогда в жизни не видела подобной смерти. – Грасиелла вздохнула. Вздох получился прерывистый и судорожный. – Мне надо было действовать оперативнее, оцепить место преступления. Мы с моим кузеном – Мэтью работает в отделе наркотиков – должны были сразу понять, что к чему. Но Мэтт оказался в задних рядах, я стояла ближе. И я подумала… мы все подумали, что у отца Флореса какой-то приступ. Доктор Паскуале и мой дядя – он тоже доктор – пытались ему помочь. Все произошло так быстро… Три-четыре минуты, не больше. Поэтому тело было сдвинуто и целостность нарушена. Мне очень жаль.
– Расскажите мне, как это произошло.
Грасиелла пересказала ход событий, описала всю сцену, как и отец Лопес.
– Вы лично знали Флореса?
– Да, немного. Он венчал моего брата, когда брат надумал жениться. Отец Флорес много времени уделял молодежному центру. Я тоже стараюсь там бывать, когда могу, поэтому знаю его по этой работе.
– Впечатления? – спросила Ева.
– Отзывчивый, дружелюбный. Участливый. Он умел находить общий язык с уличными подростками. Я даже подумала, что он сам, наверное, был уличным мальчишкой в свое время.
– Он проявлял особый интерес к кому-нибудь из подростков?
– Я ничего такого не замечала, – покачала головой Грасиелла. – Но мы с ним не так уж часто сталкивались.
– А к вам он проявлял интерес?
– Интерес? Нет. – Казалось, этот вопрос шокировал Грасиеллу, потом она задумалась. – Нет-нет, ничего такого не было. По-моему, ему ничего подобного даже в голову не приходило, и я никогда не слышала, чтобы он нарушал обет целомудрия.
– А вы бы услышали, если бы он нарушал? – живо поинтересовалась Ева.
– Я не знаю, но моя семья – а она очень многочисленна, – активно участвует в жизни церкви. Это же наш приход. Если бы он к кому-то приставал, если бы только собирался пристать, скорее всего, этот кто-то оказался бы в родстве или как-то связан с семейством Ортиц. А семейные сплетни у нас – это святое. Моя тетя Роза прислуживает в приходском доме, и уж она-то точно ничего не упускает.
– Роза Ортиц? – уточнила Ева.
– О'Доннелл, – улыбнулась Грасиелла. – Мы приветствуем разнообразие. Это убийство, лейтенант?
– На данный момент это подозрительная смерть. Вы могли бы поговорить с членами семьи, узнать их впечатления?
– Вряд ли в ближайшее время члены моей семьи будут говорить о чем-нибудь другом, – заметила Грасиелла. – Попробую расспросить тех, кто знал его лучше, чем я.
– Хорошо. Я собираюсь выдать тело вашего прадедушки родным. Соберите родственников вместе с вашим кузеном и займитесь этим, как только мы тут закончим.
– Спасибо, – поблагодарила Грасиелла.
– Вы в каком участке? – продолжала Ева.
– В двести двадцать третьем. Это здесь, в Восточном Гарлеме.
– И давно вы на службе?
– Почти два года. Я хотела стать адвокатом, но потом передумала.
«Ты скоро опять передумаешь, – сказала себе Ева. – Копов с такими жгучими зелеными глазами просто не бывает».
– Я позову свою напарницу, и мы выдадим вам гроб. Если что-то вспомните насчет Флореса, обязательно дайте мне знать. Вы меня всегда найдете…
– В Центральном управлении, – закончила за нее Грасиелла. – Я знаю.
Когда Грасиелла, цокая высокими каблучками, вышла из церкви, Ева еще раз окинула взглядом место преступления. Очень много мертвецов в одной маленькой церковке, размышляла она. Один в гробу, один на алтаре и еще один, взирающий на первых двух с огромного креста.
Первый умер в своей постели, прожив долгую жизнь, второй умер мгновенно, ну а третьему пробили ноги и руки гвоздями, чтобы повесить его на деревянном кресте.
Бог, священник и набожный прихожанин. По мнению Евы, из всех троих самый тяжкий жребий выпал Богу.
– Не могу решить, – призналась Пибоди, пока они, огибая церковь сзади, шли к приходскому домику, – нравятся мне все эти статуи, витражи и свечи или жуть нагоняют.
– Статуи слишком похожи на кукол, а куклы уж точно жуть нагоняют. Так и ждешь, что они вот-вот мигнут. А те, что вот так улыбаются? – Не разжимая губ, Ева изобразила улыбку. – Сразу ясно, что у них там зубы есть. Большие, острые, блестящие зубы.
– Я об этом как-то не думала… Ну вот, теперь буду думать.
Два ящика с цветами украшали окна маленького скромного дома, который занимали священники. Безопасности – ноль, отметила Ева. Стандартный замок, окна распахнуты настежь навстречу весеннему воздуху и ни кодов, ни сенсорной пластинки для ладони, ни камер наблюдения.
Ева постучала и стала ждать ответа – высокая длинноногая женщина в простых брюках и поношенных ботинках. Светло-серый пиджак, который она накинула этим утром, скрывал кобуру с оружием. Шаловливый майский ветерок играл ее короткими темно-каштановыми волосами. Карие глаза не светились, как у Грасиеллы, они были холодны и бесстрастны. Глаза копа.
Дверь открыла женщина с хорошеньким личиком в обрамлении целого облака черно-рыжих кудряшек. Глаза у нее были заплаканные. Она окинула взглядом Еву и Пибоди.
– Простите, отец Лопес сегодня не может принимать посетителей.
– Лейтенант Даллас, Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка. – Ева извлекла жетон. – И детектив Пибоди.
– Да, конечно. Извините. Отец Лопес сказал, что вы должны прийти. Входите, пожалуйста. – И она отступила на шаг. В петлице черного траурного костюма, облекавшего великолепное женственное тело, пламенела красная гвоздика. – Сегодня ужасный день для моей семьи, для всего прихода. Я – Роза О'Доннелл. Мой дедушка… Это было его отпевание, понимаете? Отец Лопес у себя в кабинете. Он передал мне это для вас. – Она протянула конверт. – Вы просили его написать, что сегодня делал отец Флорес.
– Да, спасибо. – Ева взяла конверт.
– Я должна спросить, хотите ли вы, чтобы отец Лопес принял вас прямо сейчас.
– Не стоит беспокоить его сейчас. Можете передать ему, что мы отдали гроб с телом мистера Ортица родным. Нам с напарницей надо осмотреть комнату отца Флореса.
– Я проведу вас наверх.
– Вы здесь готовите, – начала Ева, пока они шли через крошечную прихожую к лестнице.
– Да, и убираю. Всего понемногу. Трое мужчин, даже если они священники… Словом, кто-то должен за ними подбирать.
С лестницы они попали в узкий коридор. На белых стенах тут и там висели распятия или картины с изображением людей в старинных одеяниях. Вид у них был милостивый и иногда, на взгляд Евы, скорбный. Или раздосадованный.
– Вы знали отца Флореса… – начала Ева.
– Очень хорошо знала, – подтвердила Роза О'Доннелл. – Когда для человека готовишь и за ним убираешь, узнаешь его очень хорошо.
– Что он был за человек?
Роза остановилась у двери, вздохнула.
– Человек веры, но он был веселым. Любил спорт. И «болеть» любил, и сам играть. У него было много… – Роза задумалась, подбирая слово, – много энергии. И он вкладывал ее в молодежный центр.
– А как он ладил с соседями по дому? С другими священниками, – пояснила Ева, увидев, что Роза растерялась.
– Отлично. Он уважал отца Лопеса, и, я бы сказала, они были дружны. Им было легко друг с другом, если вы меня понимаете.
– Да, я понимаю.
– Но еще больше он дружил с отцом Фрименом. Я бы сказала, у них было больше общего помимо церкви. Спорт. Они с отцом Фрименом часто говорили о спорте, даже спорили. Знаете, как это бывает у мужчин? Вместе ходили на матчи, вместе бегали по утрам и играли в баскетбол в молодежном центре. – Роза опять вздохнула. – Отец Лопес сейчас связывается с отцом Фрименом, хочет его известить. Это очень тяжело.
– А семья Флореса?
– Он был одинок. Часто говорил, что церковь – его семья. Насколько мне помнится, он потерял родителей, когда был еще ребенком. – Роза открыла дверь. – Отцы Лопес и Фримен часто получают письма или звонки от родственников, а он – никогда.