— Тогда помоги мне.
Он открыл крышку сундука, отошел назад и показал мне жестом, чтобы я подошел к нему.
Я не представлял себе, что же я, собственно, могу там увидеть, и в первое мгновение был разочарован. Сундук выглядел вполне обычным, он был доверху набит одеждой и всяким барахлом, необходимым для путешествия. Сверху лежала коричневая папка, о которой Монтегю уже говорил на палубе. Но он не обратил никакого внимания ни на папку, ни на остальное содержимое сундука. Он лишь провел тонкими пальцами по внутренней стороне крышки. Раздался тихий металлический щелчок. Монтегю одобрительно кивнул, засунул руки в сундук и одним махом вышвырнул все содержимое. Под ним оказался ящик-тайничок, доверху набитый книгами и черт знает чем еще: бесцветными стеклянными бутылочками, сосудами, а также различными по величине кожаными футлярами с неизвестным содержимым. Поверх всего лежала легкая серая вуаль, похожая то ли на тонкий слой пыли, то ли на прозрачную паутину. Монтегю впихнул мне потайной ящичек в руки, нетерпеливо подождал, пока я поставил его на кровать, а затем жестом вновь подозвал к себе.
— Это как раз то, что я хотел тебе показать, Роберт, — сказал он. — Я бы оставил эту тайну при себе, но сейчас так поступить просто нельзя. Ты должен дать мне еще одно обещание, Роберт. Если… мне придется умереть, ты должен уничтожить содержимое этого ящичка. Если он попадет
— Умереть? Но…
— Я знаю, о чем я говорю, Роберт, — перебил меня Монтегю. — Ты видел туман, и знаешь, что случилось с матросом.
— Но я ничегошеньки не понимаю, — пробормотал я беспомощно.
— Ну, тебе это не дано, мой мальчик, — мягко произнес Монтегю. — Но, несмотря на это, мне понадобится твоя помощь. То, что произошло наверху, на палубе, было лишь предупреждением. Сдается мне, что настоящее нападение еще впереди. И я не знаю, достаточно ли я силен, чтобы дать отпор.
— Нападение? Но кто же станет?..
— У меня есть враги, Роберт, — сказал Монтегю тихо. — Могущественные враги. Боюсь, что они оказались намного сильнее, чем я думал.
— Это те, от кого вы сбежали из Нью-Йорка?
— Ты знаешь об этом?
Я кивнул:
— Если человек охвачен страхом, это не так уж трудно заметить, — сказал я. — Во всяком случае, я это почувствовал.
В его глазах появилось выражение, которое еще больше сбило меня с толку. Казалось, он радовался тому, что только что услышал, но при этом оставался совершенно серьезным.
— Возможно, у меня как-нибудь найдется время, чтобы объяснить тебе все это, Роберт, — продолжал он. — А пока достаточно и того немногого, что тебе уже известно. На меня устроена охота, и, похоже, я подверг опасности твою жизнь и жизнь матросов на борту этого судна. Существо, которое ты видел, — то, что убило матроса, — не угомонится до тех пор, пока не выполнит данное ему задание.
Монтегю вздохнул, повернулся и снова полез в сундук. Когда он просовывал руку сквозь серую пылеподобную вуаль, мне показалось, что по вуали побежали быстрые волны, словно это была жидкость. Но когда он вытащил руку, она была сухой.
На его ладони лежал малюсенький медальончик. По форме он слегка напоминал пятиконечную звезду, но какую-то весьма необычную. Я ничего подобного раньше не видел. Казалось, медальон каким-то чудесным образом не позволял себя получше рассмотреть. Единственное, что можно было четко заметить на нем, — это кроваво-красный камень величиною с ноготь большого пальца, который был похож на застывший глаз и находился в центре медальона.
— Возьми вот это, — сказал Монтегю. — Возьми и носи его всегда с собой, пока все не закончится. Он будет оберегать тебя.
Я послушно протянул руку и взял эту маленькую побрякушку. Медальон был удивительно тяжелым, и когда я начал рассматривать его, поднеся поближе к свету, я увидел, что он выполнен из чистого золота. Он оказался теплым. Теплым и не очень твердым, живым.
— А что это? — спросил я.
Монтегю вновь наклонился над своим сундуком и начал перебирать его содержимое, но мне не было видно, что же он там делает.
— Талисман, — ответил он. — Но одновременно и оружие. Возможно, единственное, что защитит нас от существа, против которого нам предстоит бороться.
Он выпрямился и закрыл крышку сундука. Как только он повернулся ко мне, я увидел на его шее тоненькую золотую цепочку. На ней висела пятиконечная золотая звезда. Она представляла собой точное подобие маленького талисмана, который я держал в руке, только была раза в три больше.
Но это было не единственное изменение, происшедшее с ним. Впервые за все эти недели Рандольф Монтегю вновь казался человеком, с которым я познакомился шесть месяцев назад в Нью-Йорке. Глубокие морщины, появившиеся на его лице после мучительной болезни, исчезли, кожа разгладилась и, словно по мановению руки волшебника, приняла прежний здоровый, свежий вид. Кроме того, Монтегю стал намного прямее держаться и казался гораздо энергичнее, чем всего лишь мгновение назад. Он излучал сипу. Силу, которая окружала его фигуру невидимой аурой.
— О Боже! — вырвалось у меня. — Что… как вы это сделали? Это… это почти волшебство!
В улыбке Монтегю промелькнуло чуть заметное презрение. Он подошел ко мне и взял меня за руку.
— Это не
Деревня была похожа на бурлящий колдовской котел. Крики умирающих, рев жаждущей крови толпы, выстрелы и беготня, треск пылающих домов, вопли охваченных паникой животных и людей — все смешалось в единую симфонию безумия, в ужасный концерт смерти, сопровождающий бушующий над Иерусалимским Лотом кровавый ураган. И лишь здесь, в крошечном домишке в самом центре деревни, который каким-то чудом до сих пор не тронула безумствующая толпа, царило молчание. Через тонкие стены и окна доносился шум, но сидящие в этом доме никак не реагировали на него и не нарушали молчания. Абсолютно никак не реагировали.
— Я… больше не могу, — пробормотала Лисса.
Буквально за последние минуты эта молодая женщина изменилась самым ужасным образом. Ее лицо осунулось и стало серым, глаза, словно ослепленные чем-то ужасным, потеряли всякое выражение и стали похожими на стеклянные белые шарики, а волосы сделались ослепительно белыми. Она заметно похудела. Магический огонь, бушующий в ее душе, за считанные минуты сжег жизненную силу, которой в обычных условиях хватило бы на десятилетия жизни.
— Я больше не могу это выносить, — пролепетала она, словно задыхаясь. — Эти убийства… это насилие и… боль…
— Держись, дитя, — прошептала сидящая рядом с ней седая старуха. Ее слова звучали как заклинание. — Пускай убивают! Это их ярость, и ты ее чувствуешь. Это боль и гнев тех, кто гибнет там, снаружи, их боль — это то, что приближает
Лисса хныкала. Ее пальцы впились в стол, ногти поломались, но она этого не чувствовала. Ее дух уже давно был сломлен, и даже если бы она захотела, то уже не смогла бы разорвать духовную связь, к которой ее принуждала старуха. Она была лишь инструментом, воротами, через которые психическое насилие, свирепствующее вокруг нее, изливалось куда-то в пространство и соединяло Иерусалимский Лот с местом в другой части мира.
Хаос, царивший вокруг нее, достиг своего апогея. Лисса чувствовала, как уходит из нее жизнь.
Но она также чувствовала, что, по мере того как незримое пламя в ней горело все слабее, нечто неописуемое, невероятное, находящееся за тысячи миль отсюда, становилось все могущественнее…
— Колдун! — я знал, что он говорил правду, однако сейчас я впервые в жизни проклинал этот человеческий дар.
В этот момент я все бы отдал за то, чтобы можно было закрыть глаза и просто забыть его последние слова. Рандольф Монтегю, человек, который заботился обо мне как родной отец и которого я любил почти как отца, — колдун!
— Мне жаль, Роберт, — сказал он тихо. — Я бы предпочел сообщить тебе об этом как-то по-другому, да и попозже, после того, как ты узнал бы меня лучше. Но не все, что обо мне рассказывают, — правда. Можешь мне поверить.
— Но вы… вы… — я запнулся и смущенно потупил взгляд, пытаясь подыскать подходящие слова и не находя их.
Мои мысли перепутались, а затем побежали по замкнутому кругу. Я уже о нем слышал — то, что обычно говорят о таких, как он. Если хотя бы десятая доля того, что рассказывают о магистрах черной магии, соответствует действительности, я стоял перед дьяволом в человеческом обличье. Андара был преступником, человеком, которому предъявлялись обвинения в десятках убийств и в бесчисленном множестве прочих злодеяний, но никто никогда не мог ничего доказать. Это значило, что он был связан с самим дьяволом, и я знал массу людей, которые утверждали это со всей серьезностью.
— Вы…
— Мне жаль, что я тебя обманывал, Роберт, — сказал он. — Но у меня не было другого выхода. У меня очень могущественные враги, и мне пришлось изменить свое имя, чтобы скрыться от них. Хотя это не очень-то помогло.
— Так вы действительно… действительно колдун? — спросил я, пересиливая себя.
Еще пару секунд Андара смотрел на меня серьезно, а затем вдруг запрокинул голову и начал хохотать.
— Да, я обладаю кое-какими возможностями, — весело сказал он. — И потратил свою жизнь на изучение того, что большинству других людей недоступно.
— Но все то, в чем вас обвиняют, все эти…
— Говори прямо, — сказал он, после того как я снова запнулся. — Ты имеешь в виду — преступления. Никаких преступлений я не совершал, мой мальчик, люди всего лишь испытывают ужас перед моими способностями. У них вызывает страх то, что я делаю, а страх и ненависть — почти что родственники. То, чего люди не понимают, они рассматривают всегда как враждебное и злобное, — он опечаленно склонил голову. — Прошло много времени, прежде чем я понял это, Роберт, очень много времени. Но, куда бы я ни попадал, везде было одно и то же. Когда им требовалась моя помощь, они звали меня, но потом, через некоторое время, они начинали меня сначала бояться, а затем и ненавидеть. Когда в городе, где я находился, умирал ребенок, или у женщины случались неудачные роды, или же урожай уничтожался градом, то все указывали пальцем на меня и говорили: «Это все он, колдун». Поначалу я пытался отмежевываться от всего этого, но через некоторое время перестал реагировать на обвинения, — он засмеялся, но смех его был каким-то горьким. — Я надеялся найти покой в Европе, но, похоже, за мной повсюду следует проклятие, куда бы я ни направлялся. Наверное, от своей судьбы не убежишь.
Кто-то постучал в дверь. Монтегю (он же Андара!) испуганно вздрогнул, быстрым движением спрятал цепочку с золотой звездой под рубашку, прошел мимо меня и отодвинул засов. В полутемном коридоре стоял матрос. Несколько секунд спустя я узнал его: это был Мэннингс.
— Меня прислал кап… капитан, — начал он неуверенно. — Он хочет вас видеть, мистер Монтегю, — он старался избегать взгляда Андары. Матрос нервно переминался с ноги на ногу и, казалось, не знал, куда девать руки. — Он спрашивает, не… не могли бы вы подняться на ют.
— А почему он не пришел сюда? — вмешался было я, но Андара поспешно остановил меня движением руки.
— Погоди-ка, Роберт, — сказал он. — Мне так или иначе нужно на палубу. Подай мне, пожалуйста, плащ и трость.
Я повиновался, накинул ему на плечи черную тонкую накидку и достал изящную прогулочную трость (скрывавшую в себе шпагу, лезвие которой я когда-то ощутил на своем горле) из чемодана. Затем мы молча последовали за Мэннингсом на палубу.
Баннерманн ожидал нас, сгорая от нетерпения. Он сменил свое тяжелое шерстяное пальто на черную водонепромокаемую куртку, которая слабо защищала его от холода, однако в ней ему было удобнее передвигаться. Я заметил, что на ремне у него висит пистолет. Матросы стояли на палубе небольшими группами и тихо разговаривали друг с другом, некоторые из них злобно уставились в туман. Они тоже были вооружены: несколько человек — винтовками, большинство же — ножами или топорами, а некоторые — даже баграми или длинными настилочными костылями. Несмотря на всю серьезность ситуации, я еле удержался от смеха: матросы напоминали мне детей, решивших поиграть в пиратов.
Но моя веселость мгновенно улетучилась, когда я посмотрел мимо Баннерманна в туман. Он и раньше был таким густым, что казалось, гуще не бывает, однако сейчас туман стал
— Монтегю, — начал Баннерманн без лишних церемоний. — Мне нужно с вами переговорить.
Приблизившись к нему, мы увидели, что у него между бровями образовалась глубокая складка. Он заметил, каким здоровым и крепким вдруг стал Монтегю — человек, о жизни которого он и я серьезно тревожились всего лишь несколько часов назад, — однако об этом он ничего не сказал. Капитан неожиданно заявил:
— Вы знаете намного больше того, что вы тут рассказывали. Вы ведь знаете,
Андара серьезно взглянул на него. Он стоял вполоборота к капитану и, сощурившись, смотрел на палубу, на выгрызенную дыру, которая в тумане казалась лишь большой темной тенью.
— Да, — ответил он после секундного колебания. — Во всяком случае, догадываюсь, — он продолжал говорить, не давая Баннерманну даже слово вставить. — Но сейчас я не могу объяснить вам, что происходит. Я сам собирался явиться к вам, капитан. Мы должны отсюда исчезнуть. Судно должно немедленно сдвинуться с места. То, что случилось, — лишь начало, Баннерманн. Это существо будет убивать и дальше, если мы здесь останемся.
— Да не могу я! — запротестовал Баннерманн. В его ярости чувствовалась беспомощность, и на какой-то момент мне стало жаль его. Я знал, как тяжело противиться Андаре. — Я не знаю, чем является этот чертов туман, но если быть честным, я постепенно снова начинаю верить в привидения. Так или иначе,
—
Баннерманн смешно вскрикнул. В его голосе звучали истерические нотки:
— Идти на веслах? Вы серьезно думаете, что кто-нибудь из моих матросов решится ступить ногой в шлюпку, если там, в море, притаилось это чудовище? Вы же видели, что произошло с Гордоном!
— Я защищу их, — сказал Андара. — Я знаю, что это опасно, но у нас нет другого выхода. Никто из ваших матросов живым Лондона не увидит, если мы не сдвинем судно с места.
— Знаете ли вы, сколько весит «Владычица тумана»? — спросил Баннерманн. Его голос дрожал. — Судно таких размеров практически невозможно буксировать лишь четырьмя шлюпками. Да и матросы не согласятся. Они боятся, Монтегю!
Андара немного помолчал. По его лицу было отчетливо видно, что у него внутри происходит какая-то борьба.
— Возможно, вы правы, — пробормотал он наконец. — Есть, наверное, еще один выход. Подготовьте шлюпки, капитан. И пошлите ваших матросов на реи. — Андара слабо улыбнулся. — Может, скоро появится ветер.
Баннерманн озадаченно уставился на него, но Андара не дал ему возможности что-нибудь сказать. Широкими пружинящими шагами он быстро побежал вверх по лестнице на палубу юта и остановился за два шага до кормовых поручней. Баннерманн изумленно наблюдал за ним.
— Что с ним? — прошептал он. — Он что, с ума сошел?
— Вот это вряд ли, — ответил я. — Вы должны делать то, что он говорит, капитан. Думаю, если кто-то и может вытащить нас отсюда, так это он.
Судя по взгляду Баннерманна, он начал серьезно сомневаться и в моем рассудке. Тем не менее, после секундного колебания он повернулся и начал громким голосом отдавать приказы, гоняя туда-сюда матросов. Лихорадочная, нервозная активность на палубе возрастала с каждой секундой. Ловкие, словно обезьяны, матросы забирались на мачты и занимали свои места на реях. Другие бежали к шлюпкам, срывали защитные тенты и натягивали цепи шлюпбалок. Третьи стояли вроде бы без дела, однако они напряженно всматривались в туман и нервно перебирали пальцами по оружию. Матросы с винтовками были охраной, их не привлекли к работе, и я понял, что Баннерманн готовился достойно встретить чудовище, если оно нападет еще раз. Но что-то подсказывало мне, что и от ружей, и от топоров будет мало толку.
Я посмотрел на ют и поискал глазами Андару. Колдун, словно оцепенев, стоял в нескольких шагах от поручней. Его поднятые руки как будто умоляли кого-то, казалось, что он обращается к туману.
— Что он делает? — прошептал Баннерманн.
Я торопливо жестом прервал его, продолжая напряженно всматриваться в то, что делалось на палубе юта. Андара не двигался, но я чувствовал, что там, наверху, что-то происходит. Что-то, непостижимое обычным человеческим умом.
И вдруг туман начал двигаться.
Вначале медленно, почти незаметно, затем все быстрее и быстрее серые клубы тумана стали расступаться. Поглощающая свет стена, державшая «Владычицу тумана» в плену, разверзлась, и впервые за несколько часов лучи солнца коснулись палубы. Холод пропал, словно злобное привидение, и я вдруг почувствовал кожей легкое дыхание ветра.
Баннерманн даже поперхнулся от изумления. И, тем не менее, он отреагировал настолько быстро, насколько это можно было ожидать от хорошего капитана.
— Поднять паруса! — рявкнул он. — Рулевой — курс два румба по левому борту!
Раздался сильный шум, словно что-то крошилось на кусочки, дрожь пробежала по корпусу четырехмачтового парусника.
Я почувствовал, как «Владычица тумана» под моими ногами словно просыпалась от глубокого одурманивающего сна по мере того, как ветер усиливался, а паруса на реях расправлялись. Главная мачта громко застонала, испытывая давление неожиданно наполнившихся ветром парусов, затем задрожал корпус судна. Туман улетучивался с фантастической скоростью, оставались лишь серые узкие полосы. Волна с всплеском ударила о борт судна и разлетелась белыми брызгами, за ней последовала вторая волна, третья…
— Баннерманн! — голос Андары прозвучал словно откуда-то издалека. — Шлюпки! Быстро! Ветер долго не продержится!
Странное чувство слабости охватило меня. Судно перед моими глазами начало расплываться, а мои ноги, казалось, были уже не в состоянии удерживать вес тела. Я пошатнулся, протянул руку, чтобы ухватиться за мачту, промахнулся и упал бы, если бы Баннерманн в мгновение ока не подхватил меня, помогая удержаться на ногах.
— Крэйвен! — воскликнул он. — Что с вами?
Я слабо покачал головой, освободился от его объятий и оперся о мачту. Мое сердце колотилось, как будто я пробежал несколько миль, и хотя я все еще дрожал, как от холода, все тело покрылось потом.
— Это… ничего, — сказал я с трудом. — Приступ слабости, не более того. Теперь все в порядке.
В действительности же я чувствовал себя очень плохо. Если бы не мачта, на которую я опирался, то упал бы.
—
Лишь с огромным трудом я смог выполнить распоряжение Андары. Судно продолжало расплываться перед моими глазами, как будто я смотрел на него сквозь текущую воду, а шлепанье волн казалось каким-то неестественным. Несмотря на это, я повернулся и послушно побрел, пошатываясь, к одной из спасательных шлюпок.
Матросы уже сидели на своих местах, по шестеро в каждой шлюпке. Их было слишком мало, чтобы можно было сколь-нибудь ощутимо переместить по морю «Владычицу тумана», но больше Баннерманн ничего сделать не мог. С визгом сдвинулись шлюпбалки. Одна из шлюпок отделилась от своих креплений, зависла в воздухе, удерживаясь на ладонь выше поручня на четырех ржавых, в руку толщиной, цепях и затем стала медленно перемещаться вниз, к поверхности моря.
Но она так и не коснулась ее.
Море неожиданно разверзлось, взорвавшись водой и белой пеной. Что-то большое, просто безумно громадное, как черно-зеленая гора, поднялось вверх, с сильным ревом вздыбилось над поверхностью моря и снова ушло в воду. Судно задрожало. Трехметровая волна, словно молот, ударила в борт судна, перехлестнулась с ревом через поручни и посбивала матросов с ног. Я оступился и, пытаясь вслепую ухватиться за что-нибудь возле себя, ударился обо что-то затылком. На мгновение показалось, что я теряю сознание. Невидимая огромная рука схватила меня, прижала с беспощадной силой к палубе и выдавила из моих легких воздух. Я попытался закричать, но лишь набрал полный рот воды, которую инстинктивно проглотил. «Владычица тумана» стонала, словно от боли. Где-то разлетелась вдребезги доска, и сквозь стоящую у меня перед глазами кровавую пелену я увидел, как шлюпка, висевшая на цепях вне судна, была поднята всесокрушающей силой и брошена на поручни. Доска толщиной в руку разлетелась, как щепка.
Матросов, сидевших в шлюпке, разбросало по ней как игрушечные фигурки. Один из них закричал, начал беспомощно махать руками и опрокинулся за борт, падая как-то неестественно медленно. Он исчез с еле слышным криком в бурлящей массе воды и больше не появился.
Я прокашлялся, выплюнул соленую воду и горькую желчь и попытался приподняться на руках и коленях. Судно неуклюже наклонилось на бок, на мгновение крен стал опасным, затем со стоном, содрогаясь, парусник снова выпрямился. Эти раскачивания опять швырнули меня на палубу. Высоко вверху, на мачтах, что-то треснуло. Куски дерева, парусина и снасти обрушились на палубу в нескольких метрах от меня, когда я пытался приподняться еще раз.
Хаос не заканчивался. Наоборот, он лишь начался.
Море разверзлось во второй раз, непосредственно под качающейся возле разломанных поручней шлюпкой. Из пенящейся воды появилось штук шесть мощных пульсирующих щупальцев, затем они выпрямились, словно трепещущий лес слизистых зеленых змей, и стали ощупывать все вокруг себя слепыми ищущими движениями.
Матросы в шлюпке начали кричать. Зеленые чешуйчатые конечности приблизились к шлюпке, проследовали с шорохом по дереву, словно царапая его, и стали на ощупь искать пассажиров. Один из матросов поднялся, ударом отбросил в сторону пытавшееся схватить его ноги щупальце и хотел было перепрыгнуть на судно, но ужасное чудовище оказалось проворнее. Второе щупальце сделало резкое движение, схватило матроса, уже выпрыгнувшего из шлюпки, и грубым движением потащило его обратно. Обвив, словно удав, тело матроса, щупальце скрылось вместе с ним под водой. Море в этом месте забурлило, а пузыри, поднимающиеся на поверхность и лопающиеся там, вдруг стали розовыми.
Щупальца, словно мощная рука с множеством пальцев, обхватили шлюпку. Они казались извивающейся живой клеткой, в которую была заключена шлюпка с людьми, затем они начали сжиматься — медленно, но с ужасной силой. Я увидел, как зеленые чешуйки во многих местах приподнялись. Из-под них появились вытянутые акульи пасти с острыми как бритва зубами.