Шиза и Малыш

Когда я гордо заявил, что меня зовут Шиза, капитан мгновенно понял, что это не просто придурь, а образ жизни, с уважением отнесся к этому, и после этого иначе меня не называл. А вот я так и не смог пересилить себя, чтобы называть его Путником, называя так только мысленно, но вслух — только по званию…

* * *

Я никогда не верил, что в моей жизни могут наступить счастливые дни, когда буду просыпаться и радоваться тому, что живу, что буду с нетерпением ждать встречи с человеком, который сумел за короткое время стать для меня и другом, и отцом… Жизнь разделилась на две половины, черную и белую. Белая наступила в тот миг, когда я встретил Путника.

Не знаю, что он разглядел во мне, но его полное доверие ко мне и уважение как личности, позволило впервые в жизни почувствовать себя человеком. Я в ответ платил ему безграничной преданностью. Он был для меня Богом, за которого я готов был умереть. Каким-то образом Путник сумел добиться, чтобы меня откомандировали в его распоряжение.

Для спецназовцев я стал поваром, уборщиком, и почему-то младшим братишкой. Самым трудным было провожать их и ждать. Провожать на войну страшно. Еще тяжелее ждать — все ли вернутся, вернется ли столь дорогой тебе человек? Путник был хорошим командиром, потому что при мне он всегда выводил всех своих людей. Грязных, голодных, серых от усталости, но живых.

И наступали счастливые для меня дни, когда он был рядом. Каждую свободную минуту он отдавал мне, почему-то стремясь передать свои знания и навыки. Однажды я не выдержал и спросил — почему он мне помогает, и зачем обучает как будущего спецназовца.

Он задумался на мгновение, потом вздохнул и ответил:

— Понимаешь, Шиза, однажды в жизни наступает момент, когда ты осознаешь, что все — к чему стремился в этой дурацкой жизни — миф. Мы все семимильными шагами несемся к смерти. И друзья, и враги… И надо успеть творить добро. Можно не успеть… А на небесах нам все воздастся… Что я могу дать тебе? Только свои навыки. Никогда не знаешь, что пригодится тебе в этой жизни…

Больше к этому вопросу мы никогда не возвращались, но заниматься я стал еще старательней и упорней. Мне никогда и в голову не приходило, что работа с оружием имеет столько особенностей и тонкостей. Казалось бы что такого — направил ствол на цель, нажал на курок, и все… Тем более, сам считал, что наиболее сложная работа — со снайперской винтовкой, мною пройдена. Но, как оказалось, глубоко заблуждался.

— Снайперская винтовка — это хорошо, — улыбается Путник, — Но зачастую огневые контакты происходят на малых и сверхмалых расстояниях, особенно в городе. И надо уметь работать пистолетом против противника, тоже вооруженного пистолетом. Нужно уметь действовать тактически грамотно, сочетая меткий огонь на поражение с маневрированием. Глупо думать, что можно увернуться от пули. Но когда противник решит выстрелить, он обычно делает движение, как будто пытается ударить тебя дулом своего пистолета. Вот от этого движения, которое предшествует выстрелу, увернуться вполне возможно.

Война и спецназ для боевой подготовки — самые лучшие учителя. Боеприпасов — сколько хочешь. Было бы желание и хорошие преподаватели. И то и другое у меня было. С утра до ночи — различные тренировки, интересные, и потому не надоедающие. Заряжание, изготовка, прицеливание, спуск курка… Тренировки по стрельбе из пистолета Макарова на разных дистанциях. С правой руки, левой, двух рук. Прицельная на дальних, и навскидку на малых и сверхмалых. Скоростная, одиночными, сдвоенными выстрелами, с различных положений — стоя, с колена, лежа. Из-за укрытия, стрельба после передвижения, ухода, разворота.

— Плохо, Шиза! Плохо! — гоняет меня Путник, — Передвижение должно быть приставными или скрестными шагами с максимальной частотой переступания и минимальной амплитудой колебания оружия. Работать должны только ноги, а таз должен оставаться на одном уровне! Давай, пошел еще раз!

И снова — передвижение, стрельба, уход из-под возможного ответного огня в сторону…

— Опять плохо! — качает головой капитан, — Куда голову опустил? Нельзя терять визуальный контакт с противником!

Не было тупого и нудного повтора, каждое действие объяснялось, анализировалось и разбиралось. Все занятия были интересны, а потому — в радость.

С Путником у нас оказалось много общего во взглядах на жизнь.

— Да, Шиза! Люди — те же самые животные, просто возомнившие себя богами и придумавшие животным инстинктам красивые названия и легенды. Животное половое влечение для продолжения своего рода назвали любовью, агонию слабого животного перед более сильным при защите своей жизни и территории назвали мужеством, захват и освоение более сильным животным новой территории назвали войной… Назови мне любое человеческое чувство или действие, и я укажу на наличие в нем основной составляющей, которая и будет являться обычным инстинктом. Люди, как и у животные, нападают лишь на слабых, на сильных — никогда. Думаешь, чеченцы решились бы ввязаться в войну с Россией, если бы мы были сильны? Хотя здесь все дров наломали. Чеченцы около тридцати тысяч русского населения вырезали, более 200 тысяч славян, бросив квартиры и имущество, бежали… Воевать — последнее дело. Мудрость древнекитайской стратегии учит: «Искусный полководец одерживает победу без боя. Величайший воин — не воюет». А великий китайский военный философ Сунь-цзы сказал: «… победоносная армия сначала осознает условия победы, а затем ищет битвы; проигравшая армия сначала сражается, а затем ищет победу». Так что проиграли мы заранее… Точнее не мы, а наши политики…

И снова — тренировка за тренировкой.

— Конечно, Рэмбо я из тебя не сделаю, — усмехается Путник, — но самое главное — у тебя есть характер. Твой мозг не засорен спортивными ограничениями и правилами, что нельзя делать удушающий прием на шею, что нельзя ломать пальцы и рвать суставные связки, что запрещается выдавливать глаза и бить в пах… И потому, просто опасного человека и неплохого уличного бойца из тебя можно попытаться сделать.

Капитан гонял меня, нисколько не щадя. Наработка индивидуальных навыков боя — когда все твои недостатки превращают в преимущества. Оценка противника, когда по очереди против меня становились на спарринги его спецназовцы, а я должен был по стойке оценить стиль противника, его уровень мастерства, и принять решение на тактику боя. Принял боксерскую стойку, держится легко и уверенно, передвигаясь на носочках — значит единственный мой шанс — обманное движение, проход в ноги или в позицию для броска, а затем — в партер, где ни один боксер не устоит против удушения или болевого приема. Ага, противник в борцовской стойке, пытается осуществить захват и бросок! Попробуем поработать руками, удерживая дистанцию. Раз-два! Раз-два! Получил! На еще раз! Все-таки зеваю, и чувствую, как мощная энергия отработанного годами броска отрывает меня от земли и поднимает в воздух. Ничего, это не проигрыш! Чем выше мастерство борца, тем сильнее он зациклен на соблюдении всяких правил и ограничений. В полете успеваю захватить за плечо своего противника и втянуть его в энергию броска, добавляя свою собственную и вес своего тела. Иди ко мне, родимый! Имитирую надавливание в глаз большим пальцем руки, что в реальном бою сделало бы меня победителем. При нажиме на глаз или на нос ни одна накаченная боксерская шея не устоит, потому мне удается легко отклонить голову спарринг-партнера назад, и пока он не успел ничего сообразить — успеваю оплести его голову своей ногой, опрокидывая назад, при этом, не выпуская кисть противника и заканчивая банальнейшим болевым на руку. Спецназовцы улыбаются, одобрительно поглядывая на меня. Я понимаю, что они поддаются, работая не в полную силу, но гордость и вера в собственные силы охватывает меня…

Интересно было наблюдать за тренировками спецназовцев. В большинстве своем они приходили в подразделения, уже обладая довольно высоким уровнем мастерства рукопашного боя, имея различные разряды по бойцовским видам спорта. Здесь их выучка доводилась до требуемого уровня с учетом выполняемых задач. Но главное внимание уделялось работе в группах. Собранные вместе отличные спортсмены, стрелки, гимнасты, могут так и остаться группой спортсменов. Спецназ — другое дело. Это единая команда, боевая семья, которая профессионально и психологически настроена на решение любых поставленных перед нею задач, в любой обстановке, не считаясь порой с потерями и своими жизнями. Каждый жил с четким осознанием того, что выполнение профессионального долга может забрать твою жизнь ради выполнения поставленной задачи. Каждый был готов пожертвовать собой…

Они нарабатывали слаженность в группах по два, три, четыре и более человек. Они понимали друг друга с полуслова. Смотришь — пошли работать по зачистке здания две «двойки», но если необходимо, эти две «двойки» мгновенно перетекают в одну «четвертку». Изменение ситуации — один остается на прикрытие, а слаженная и сработанная «тройка» зачищает подозрительную квартиру…

* * *

Сказка не может продолжаться вечно… Моряки так и говорят, что за белой полоской следует черная… Затем белая… Потом опять черная — и так до самой смерти. Бывает, что черная полоска гораздо шире предыдущей белой. Как в поговорке — «пришла беда — отворяй ворота»…

Беды не было. Пришел дембель, которого каждый солдат дожидается с нетерпением. Только не я. Что ждало меня дома, я не знал. Ни друзей, ни подруги, ни нормальной семьи, никаких перспектив на будущую работу… «Без флага и без Родины»… Путник вызвал меня к себе. Перед ним на столе лежали мои документы.

— Ну, что решил? — внимательно взглянул мне в глаза, — Какие планы?

Я вздохнул, и отвел взгляд.

— Я лучше бы остался, товарищ капитан…

— Лучше бы… — сморщился он, — Не могу. Сам понимаешь. Если останешься на контрактника, и то к нам не попадешь. И смысла в этом не вижу. Значит, планов нет?

— Нет, — обиженно буркнул я себе под нос.

— Могу посодействовать с трудоустройством. Но — только в Москве. Сослуживец у меня там, охранной фирмой заведует. Кое-чему ты научился, кое-что умеешь… Но самое главное — верю я тебе. И могу походатайствовать. Пойдешь? Или подумаешь?

Думать было не о чем. Это был, какой-никакой шанс на будущую жизнь…

Глава 7

Москва златоглавая. Зажратая. Сверкающая сытым лоском от проступающего через зажиревшую кожу сала. Отвращение к этому самодовольному городу охватило еще при въезде в «дорогую мою столицу». После жизни в провинции я не мог относится к ней по-другому. После службы в Чечне тем более…

Незадолго до Москвы в купе подсел недокормыш-студентик, который, узнав, что я еду из Чечни после службы, с умным видом начал учить меня жизни. Что оказывается он — не дурак, и никогда не будет служить в нашей армии. Что она такая плохая. Что там дедовщина. Что он — смог бы в ней за себя постоять, но не захотел служить. Ему было жаль меня. Мне его не было жаль. Сначала возникло желание набить ему морду, которое пропало с мыслью о том, что зачем обижать обиженного богом. Поэтому я молчал, размышляя о своей судьбе, а он все рассказывал о своей любви к России, о том, что он станет выдающимся юристом и прочую чушь, свойственную трусам-паразитам нашего общества.

Друг Путника меня ждал. В его небольшом уютном кабинете на подоконнике одиноко стоял цветок молочая, своим хрупким видом навевая мысли об аристократичности характера хозяина, и в то же время показывая колючками, что он готов ужалить любого, кто попытается его тронуть.

— Так вот ты какой, Шиза? — насмешливо уставился на меня взгляд его зеленых глаз. С легкостью вытащив свое стокилограммовое тело из кресла, он вышел из-за стола и подал руку. Рукопожатие было сильным и жестким, сразу снимающим все вопросы о том, кем ранее был этот человек. Явно, что в кабинетах он стал рассиживать не так давно.

— Я вас не устраиваю? — в лоб поставил я вопрос.

Он расхохотался.

— Молодец! А ты без комплексов! Если честно, приди сам ко мне устраиваться на работу — не стал бы даже разговаривать. Но Путнику я верю. И даже не буду тебя проверять. Беру сразу. Рекомендация Путника говорит о том, что «товар» ты стоящий, цены немалой… Все остальное зависит от тебя лично. Сможешь работать, значит, будешь работать. Путник сказал, что ты волк-одиночка, в команде не любишь работать. Есть тут одна работенка. У олигарха сыночка охранять. Вроде бы и угрозы никакой нет, а по статусу положено. По кабакам да вечеринкам за ним шататься, чтоб никто не обидел. А чертенок с характером, специально телохранителя подставляет, то убежать пытается, то подстроить что-нибудь. Прикалывается так. Если справишься — две штуки баксов в месяц. Не справишься — поедешь домой. Все документы на оружие и охранную деятельность сделаем за три дня. Послезавтра — на беседу с работодателем. Ферштейн?

Я кивнул. Все понятно…

* * *

Начальник службы безопасности оглядел меня и в его взгляде промелькнуло удивление и недоумение от моего внешнего вида. Явно было, что он ожидал увидеть что-либо наподобие Шварцнеггера, а тут какое-то чудо ростом ниже среднего, по лицу которого проскакала вся конница Буденного, в костюме, который, хоть и стоил треть будущей зарплаты, сидел на мне как джигит на ишаке. Выучка удержала его эмоции при себе, и он сделал приглашающий жест рукой:

— Проходите, Валерий Афанасьевич ждет вас.

Глава крупной корпорации был невысокого роста, взгляд карих глаз был внимателен и быстр, оценку мне дал мгновенно, но прочитать я ничего не успел. Свои эмоции и чувства скрывать он умел.

— Мы изучили ваши рекомендации и приняли решение принять на работу. Испытательный срок три месяца. Остальное вам расскажет Сергей Викторович, ваш непосредственный начальник, — кивнул он на начальника службы безопасности, давая понять, что разговор окончен.

Часть 2. Малыш

Глава 1

Вы думаете легко быть сыном олигарха? Когда с детства за тобой ходит куча нянек, гувернанток, учителей, телохранителей и т. д.? Когда даже в носу не дадут поковыряться, обязательно из-под земли возникнет фрау, и начнет читать лекции об этике, эстетике и этикете.

Вокруг — одни дебилы и недоноски. Аж противно смотреть в глаза прохожим на улице. В глазах — отчаяние и пустота. Неудачники. Которые ничего не смогли добиться в жизни, как мой папочка. Работать надо было! Тогда бы не убирали московские улицы и не торговали с лотков…

Предыдущего телохранителя уволил начальник службы безопасности Сергей Викторович. Урод. После того, как мы с Витьком, то есть охранником, зависли на три дня в сауне с девчонками. Оторвались по полной программе. У папы добавилось седины, у мамы была истерика, Сергей Викторович чуть не всю Москву на уши поставил.

А что предки хотят-то? Они что мне дали? Дома я чувствую себя ужасно одиноким! Как я могу себя чувствовать, если родители уезжают на работу, когда я еще сплю, а приезжают тогда, когда уже сплю… Может быть они думают, что я в них больше не нуждаюсь? И когда хочу поговорить с ними, их всегда нет дома… А потом они закатывают истерики, почему я ночь провел в каком-нибудь клубе… Да просто потому, что они мне нужны, а их нет!

Охрана! Воспитание! Зубы — визитная карточка состоятельного человека. Иностранные языки — ключ к успеху! Английский, немецкий, французский. Репетиторы. Не пей из пластиковой бутылки — дешево смотрится! Пусть крестьяне пьют! Мускулов можно не стесняться, но лучше, когда они запрятаны под костюм от «Армани»… Тьфу, как все надоело! Одно спасение от всего — «экстази»!

Тут еще Витька уволили, а взамен дали… Лучше и не думать! С Витьком было не стыдно появиться в самом лучшем московском клубе, а с этим и в забегаловку для рабочих могут не пустить… Откуда такие берутся? Причем ненависть и презрение друг к другу почувствовали сразу. Все было написано в глазах. Но мне было легче. Этот уродец работал на меня, и платил ему мой папочка, так что, как ни крути, хозяином положения был я! И ему приходилось терпеть все мои прихоти.

— Эй, как там тебя зовут! — позвал я своего уродца.

— Зови меня Шизой, — окатил волной презрения новый телохранитель.

От такой наглости я опешил, и не смог придумать что сказать. Ну ладно, уродец! Посмотрим, сколько ты сможешь здесь продержаться!

Глава 2

— Макс! Сделайте моего уродца! Достал меня — не могу. Все ржут, таких еще никто не видел, — я обиженно скривился, — папочка узнает, может быть нормального подберет.

— Да без базара! — засмеялся Максим, — Фрюндель! Ко мне!

Громила Ефим, под два метра роста, с огромными мышцами и атрофированным мозжечком, приблизился, преданно и угодливо глядя в глаза мальчишке.

— Так, Фрюндель! — по-хозяйски начал объяснять Макс, — Сегодня в пивняке надо будет его Уродцу лицо подправить.

— Зачем? — тупо уставился тот.

— Может быть красивее станет, — засмеялся Максим.

— А-а! — понятливо закивал головкой амбал.

— Только не убейте его! — высокомерно взглянул Макс на меня….

* * *

Я знал, что Уродец не любит людных и шумных мест, а осознание того, что в добавок к этому его еще и уволят — делало настроение бодрым и веселым. Уродец не замечал, или делал вид, что не замечает моего прекрасного настроения, но я знал, что это не надолго.

— Два пива! — показал я официантке, которая приветливо кивнула мне.

— Мне не надо, — негромко проронил хранитель моего тела, окидывая зал быстрым внимательным взглядом и присаживаясь спиной к стене.

— А тебе никто и не заказывает, — презрительно скривился я, но тот остался совершенно равнодушным к моим словам. Ну, ничего, ты еще поплачешь — с ненавистью подумал я.

Максим сидел через несколько столиков, и в полутьме бара я видел, как он показал рукой Фрюнделю в нашем направлении. Фрюндель довольно заулыбался, увидев цель, что-то шепнул двум своим таким же здоровым напарникам по тяжелой атлетике, и неторопливо двинулся к нам. Внутри меня плясали веселые и злые огоньки — что сейчас будет!

Уродец смотрел куда-то сквозь Фрюнделя, который своим телом загородил ему обзор, и ни одна мышца не дрогнула на его лице.

— Слышь! Ты! — положил свою огромную ладонь на узкое плечо Уродца амбал, — Я сейчас….

Уродец не дернулся, а казалось, что медленно и спокойно встал, одновременно с этим накладывая свою такую хрупкую руку на пальцы Фрюнделя, и с таким же безразличием неожиданно захватив пальцы амбала, резко изогнул свою кисть, с негромким хрустом сломав три пальца Фрюнделю. Рот того еще только открывался, чтобы издать вопль боли и злости, как Уродец, словно заканчивая движение, влепил свое острое колено в промежность Фрюнделю, отчего его вопль захлебнулся где-то в горле, превратившись в хлипкие, жалкие стоны. Видимо удар действительно угодил в цель, потому что амбал не устоял на ногах, а захлебываясь в своих соплях, повалился на бок.

Все происходило словно в замедленной съемке, в полной тишине и отупении всех от происходящего. Два напарника Фрюнделя подорвались со своих мест, чтобы кинуться на помощь товарищу, но неожиданно замерли, словно на что-то натолкнувшись, с ужасом глядя на Уродца. В правой руке того холодом и безразличием веяло от вороненого отверстия, а в глазах Уродца застыло такое же безразличие и смерть. Я, как и любой в этом зале, неожиданно осознал, что перед нами стоит вооруженный ненормальный человек, который без малейших сомнений пристрелит любого, кто пойдет против него.

— Меня зовут Шиза, и я не хочу, чтобы он и вы, — кивнув на товарищей Фрюнделя, негромко произнес Уродец, — находились здесь. Считаю до трех. Раз! Два!

Негромкий щелчок взведенного курка сообщил о том, что сейчас может произойти убийство. Два качка, кинувшись к Фрюнделю, волоком потащили дружка к дверям.

— Три! — исчез в поясной кобуре пистолет, когда за ними хлопнула дверь.

В полной тишине к выходу кинулся Максим, с испугом и недоумением глядя на Шизу, и с ненавистью на меня. А я еле удерживался от приступа дурацкого смеха, душившего меня….

Глава 3

Любви хотят все. Только «лодка любви» «крестьян» разбивается об душевные и материальные проблемы. Моя любовь не знает запретов. Все, что я хочу любить — лучшие клубы, девочки, еда, прочие удовольствия — к моему удовлетворению. Тем, кто не может сходить в нормальный ночной клуб и выложить сотню баксов за вход — можно предложить сходить в «Эрмитаж», что в Каретном ряду. Всего за один доллар, там по выходным скидка для студентов.

В элитном ночном клубе охранник, с гаденькой улыбкой проводив двух голожопых студентов, встретил меня с Шизой преданным взглядом, в котором явно было написано — скажите поцеловать вас за сотню баксов в зад — поцелую.

Шиза уселся за столиком, не спуская с меня взгляда, а я заказал у бармена выпивку и две таблетки «экстази». Пошло все к черту! Легкость, веселье, прилив энергии, теперь можно танцевать несколько часов подряд! Почему-то Шиза весь был на взводе, что-то ему не нравилось.

— Охрана! Ты чего такой? — после случая с Фрюнделем он начал мне нравиться. Почему-то даже понравилось, как он начал называть меня Малышом.

— Ничего, — покачал головой Шиза, — что-то не так…

— Что именно?

— Не знаю… Это где-то внутри…

— Да плюнь ты на все! Отдыхай! Таблетку глотнешь?

Шиза смерил меня презрительным взглядом.

— Ну, как хочешь! Тогда сиди, противный! — я захохотал от удачной шутки, которую тот не понял.

Мир сиял вокруг разноцветными рядами, когда рядом со мной появился Шиза.

— Малыш, поехали домой!

— Остынь, Шиза! Ты чего?

— Здесь нельзя оставаться! — его напряженный взгляд серьезных глаз резанул по нервам, от чего душа вздрогнула от холодного ветерка, но тут же отбросила его прочь.

— Это кому нельзя оставаться? Мне? Да меня здесь все знают! Тут и без тебя меня никто не тронет! Это тебя сюда запускают только потому, что ты — со мной!

— Или ты веришь мне, или я уведу тебя силой! — взглянул на меня Шиза, и в его голосе блеснула сталь.

— Черт! — разозлился я, ясно было, что спорить бесполезно, — В туалет хоть можно сходить?

— Идем, — осуждающе вздохнул Шиза.

Я с тоской осознал, что отвязаться от него будет невозможно, он попрется со мной и в туалет. Оставалась надежда, что он останется перед входом со своими страхами, а я вылезу в окно, и продолжу балдеж в другом клубе.