Газета Завтра 882 (41 2010)

     Помня поимённо.

     Но все слова бесполезны,

     И ничего не исправить.

     Придётся в кружке железной

     Букет ромашек поставить.

     Пускай стоит себе просто,

     Пусть будет самым красивым

     На деревенском погосте

     Страны с названьем Россия.

     Ничего тут уже не возразишь. Всё так, как спето. Без надрыва, без каких-то пустых угроз "врагам России". У нынешней России, как известно, нет врагов. "Сучка Кондолиза Райс" и "отребье натовское", упоминаемые в "Песне о комбайнёрах", — не враги, по большому счёту. У нас, русских, главный сегодня враг — всё-таки мы сами, когда одни довольны тем, что летают на отдых в Паттайю, а другие неприметно и одиноко гибнут — не только от палёных водок, а от утраты смысла своей жизни...

     Конечно, таких песен их автору, что называется, не простят. Конечно, то "чисто поле", в которое он, русский комбайнёр с ромашками, вышел, является сегодня полем жестокой, беспощадной и неравной битвы. Но и полем русской Победы. Таким же, как Куликово, Бородинское или Сталинград, откуда родом Игорь Растеряев.

Тит АПОСТРОФ

Тюремная Одиссея Василия Шульгина: Материалы следственного дела и дела заключенного. Составители: В.Г.Макаров, А.В.Репников, В.С.Христофоров. — М.: "Книжница/Русский путь" 2010, 480 с.

     Читая стенограммы допросов Василия Витальевича Шульгина, я вспоминаю одну родовую историю. Мой прадед Михаил Титович Ф., будучи представителем известного купеческого семейства, в десятых годах принимал у себя в кабинете крупного промышленника и думского деятеля Александра Гучкова. Время было относительно спокойное, но в первом ящике стола прадед всегда предусмотрительно держал заряженный револьвер. Визит Гучкова родил в голове Михаила Титовича дикую и страшную фантазию: вот бы сейчас достать револьвер, да и выпустить все семь пуль в высокого гостя. Черная мысль поднялась откуда-то из подсознания и тут же улетучилась. Зато много-много лет спустя мой прадед сказал: "Если бы я знал тогда, что Гучков будет участвовать в отречении Государя, я бы ни секунду не сомневался. Непременно воплотил бы свой темный помысел…"

     Так вот: мне почему-то кажется, что в отношении другого думца, приехавшего во Псков принимать отречение Николая Второго, мой прадед был бы менее строг и категоричен.

     Надпись на мемориальной доске, установленной автору книг "Дни" и "1920" во Владимире, гласит: "В этом доме с 1960 по 1976 гг. жил выдающийся общественный и политический деятель Василий Витальевич Шульгин."

     Но именно как политический деятель Шульгин потерпел фиаско. И случилось это еще 2 марта 1917 года, когда идейный монархист выступил в роли фактического могильщика монархии. Этот блокиратор политической стези Василия Витальевича всю жизнь давал о себе знать. Оказывается, даже в хрущевском СССР Шульгину косвенно ставили в вину все те же достопамятные события: "Вслух высказывать осуждения Партии нельзя. Я говорю:

     — Но я не хочу вас свергать. Свергнуть вас, будет хуже.

     А мне отвечают:

     — Если дать свободу и таким, как вы, осуждать Партию, то вы ее свергнете, как свергли царскую Россию.

     Что на это скажешь?"

     Как монархист, как участник бесславного Белого движения, как деятель эмиграции, которую сам он назвал "окровавленным пухом от растерзанного двуглавого орла", — Шульгин обанкротился.

     Но в богатой жизненными событиями и политическими катастрофами биографии Шульгина есть одно, с позволения сказать, поразительное обстоятельство. Шульгин — блистательный литератор, а если сказать точнее: большой русский писатель, работающий в особом уникальном жанре, включающем воспоминания и размышления. Этот бесспорный и отрадный факт почему-то не отмечен на мемориальной доске. Хотя именно авторство книг "Дни", "1920", "Три столицы" — делает личность Шульгина в России важной и интересной на все времена.

     Сочинения Шульгина, наполненные личными размышлениями и субъективными впечатлениями, не уводят прочь, но приближают нас к живой истории. Шульгин в своих книгах лишен политической узости — он широк и чуток; наполнен интуициями; близок к прозрениям. Вот что Шульгин писал о большевиках в самом начале эмиграции: "Наши идеи перескочили через фронт… они восстановили русскую армию… Как это ни дико, но это так… Знамя Единой России фактически подняли большевики… придет Некто, кто возьмет от них их "декретность"… Их решимость — принимать на свою ответственность невероятные решения. Их жестокость — проведение однажды решенного… Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. У него нижняя челюсть одинокого вепря… И "человеческие глаза". И лоб мыслителя… Весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, — это только страшные, трудные, ужасно мучительные… роды самодержца".

     Книга "Тюремная Одиссея Василия Шульгина" — это не "седьмая вода на киселе", но сборник документов, большая часть из которых — интереснейшие стенограммы допросов Шульгина, производившиеся в течение нескольких лет после его ареста в 1945 году. Таким образом, мы читаем здесь новую, неизвестную автобиографию Василия Шульгина, поданную в форме ответов на вопросы следователя. Самый любопытную часть книги, на мой взгляд, представляет раздел, связанный с операцией "Трест". Крупная игра советских спецслужб накладывалась на судьбы людей, на историю страны, на карту идеологий — и эти наложения крайне интересны и поучительны. Книга способна вдохновить не только историков, но и художников — настолько явственен в ней дух ушедших времен.

«УЖАСНЫЙ МУТАНТ-ХОМЯЧОК»

"Ужасен мир Васи Ложкина, в то время как сам он — чудовищно великолепен…" — именно такое начало статьи, несомненно, понравилось бы художнику и музыканту Алексею КУДЕЛИНУ, создавшему артистический вихрь вокруг своего колоритного лирического героя. Достославный Вася Ложкин рисует монстров, глядя в зеркало; танцуя, поёт про лабораторного мутанта-хомячка, который очень скоро "выйдет на волю и всем отомстит…" Он агрессивно посылает всех русофобов на три буквы, а также совершает множество других сильных и необузданных поступков, что вызывает неподдельный интерес сообщества. Многие думают, что Вася по ходу дела глумится над действительностью, топчется на костях эпохи. Однако сам Вася так не считает. Он предельно серьезен и сосредоточен.

     Еще бы! Ведь среда его обитания — кембрийское море, изобилующее ядовитыми медузами и древнейшими гадами. Речь идет, конечно, о российском Интернете, который похож не то на свалку погибших цивилизаций, не то на первозданный бульон, кишащий удивительными и неисследованными формами жизни. В Интернете процессы всеобщего смешения и всеобщего обособления слились в одну тенденцию, название которой, очевидно, еще не придумано. При этом художник, как и прежде, преодолевая гравитацию общества, продолжает упорно ковать свой собственный миф, всё выше и выше поднимаясь по невидимой лестнице культурной эволюции.

      НАРОДНАЯ МОЛВА иногда меня записывает в контекст "современного искусства". Но мне современное искусство не близко и не понятно. Его надо понимать мозгами, что-то изучать, дабы постичь всё это. Один из принципов современного искусства, contemporary art — уметь что-то говорить. Иной раз читаешь длиннючую концепцию и понимаешь, что без неё понять картину или инсталляцию невозможно. Одно слово — филологи.

     У многих складывается ошибочное впечатление, будто я сильно образованный человек, потому что хожу в очках, галстуке. Да, в голове мысли у меня имеются. Но себя не стараюсь ни к кому причислять — просто рисую. Есть люди, которые занимаются рисованием картин, это им доставляет удовольствие — я один из них. Никаких задач не ставлю. Часто говорят, что искусство — это диалог, оно задаёт вопросы, подталкивает зрителя к размышлениям. Я никогда не ставил каких-то задач, поэтому отнести себя к какому-то лагерю не могу. Меня интересуют исключительно потаённые стороны человеческой души, подсознание и галлюцинации, а не то, что обсуждают в блогах про каких-нибудь право-левозащитников, несогласных и идущих вместе.

     Рисование у меня связано с фазами Луны. Растущий месяц — хорошо рисуется, стареющая Луна — никаких идей. Я не стараюсь отражать действительность, пропустить нечто через себя и выплеснуть на полотно. Меня иногда просят нарисовать что-то злободневное. Не получается. Вот в музыкально-текстуальных проявлениях — да, внешний мир активно влияет.

Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ

Осенние листья летят и летят кругом. И дни нашей жизни за ними бегут бегом.

     Проносятся вмиг, но в каждом из них — какой-то особенный штрих…

     Мы снова на Пресню пришли помянуть борцов, убитых руками властителей-подлецов.

     Но Кремль и сейчас не вспомнил тот час — ни словом! Так кто он для нас?!

     Вождя Беларуси мечтает спихнуть шпана. А Батька спокойно, но твёрдо послал их на…

     Тут некто вдруг — бряк: "России он — враг!" Но мы-то — считаем не так!

     Уволили мэра — и мигом пришла пора главнейшей проблемы: куда же девать Петра?

     И ну мозговать!.. А нам — горевать: куда бы — вас всех подевать?!