Помоги проекту - поделись книгой:
И тогда великий Цезарь климат изменил: он февраль слегка урезал, август удлинил. Сделал зиму он короче, лето растянул и, не думая о прочем, отбыл на войну.
Утопающий хватается за соломинку, и соломинка чувствует, как непрочен, как зыбок этот мир, и понимает, что она в нем — единственная соломинка, за которую можно еще ухватиться, она осознает, что, если бы не она, все к черту пошло бы ко дну, — да-да, пошло бы ко дну, — так думает она, идя ко дну вместе с утопающим.
Принцесса на горошине
Принцесса на горошине, и нечего скрывать: горошина подброшена в принцессину кровать. Ну что же тут хорошего? Опаснейший сюжет: горошина подброшена на шелк и креп-жоржет.
Но поутру прохожие вдруг стали замечать: горошина подброшена в принцессину кровать. Была б она подброшена в кастрюлю или в таз, как это ей положено, — тогда бы в самый раз. А чтобы сытой задницей поверх продукта спать — уж ты прости, красавица, как это понимать?
Ругаются прохожие: в стране гороха нет, еще не огорошены детсад и горсовет, и ничего похожего в сельмаге не сыскать, — они ж ее, горошину, подумайте, — в кровать!
С кого за это спрошено? Кому держать ответ за каждую горошину, которой в супе нет, за каждую картошину, что разлетелась в дым, за каждую галошину, в которой мы сидим?
Ругаются прохожие и поминают мать:
— Принцесса на горошине, а мы не можем спать!
Похороны
Иногда муравьи по ошибке хоронят живых товарищей. Биологический эксперимент
Приходят к муравью друзья, печально хмурят брови:
— Хотим тебя похоронить, прости на этом слове.
— Да что вы, братцы! Я живой! Зачем вы сняли шапки?
Качают братцы головой, заламывают лапки.
— Наш милый брат! Наш добрый друг! Нам бесконечно жалко!
И муравья они берут, влекут его на свалку.
Но он не мертвый, он живой, во здравии и силе, а потому идет домой, а не лежит в могиле.
Приходят к муравью друзья:
— Старик, ты нас не понял. Мы выплакали все глаза, а ты не похоронен.
И, высказав такой упрек, берут его под ручки:
— Да, кстати, мы тебе венок купили в счет получки.
И вслед за этим без труда, без лишней проволочки, они ведут его туда, где можно ставить точку.
Но он не мертвый, он живой и жить еще способен, а потому идет домой, а не лежит во гробе.
Приходят к муравью друзья:
— Да что ж это такое? Уже протоптана стезя к молчанью и покою. Будь другом! Не сочти за труд!..
И, к уговорам глухи, они опять его берут… Ну, словом, в том же духе.
Из всех гробниц, из всех могил сбегал домой покойник, покуда не сообразил, что там лежать — спокойней. Никто тебя не теребит, никто не докучает, и все живые муравьи в тебе души не чают.
С тех пор упрямый муравей лежит вдали от дома. И кто-то из его друзей, смеясь, сказал другому:
— Как будто парень не дурак, а главного не понял. Других хоронят разве так! А он — смотрите — помер!
Размышление у крепостных стен с подведением итогов
Эта старая крепость все рыцарей ждет, хоть для боя она старовата. Но мечтает она, чтобы брали ее так, как крепости брали когда-то. Чтобы было и страха, и трепета всласть, и сомнений, и мыслей преступных. Чтоб она, подавляя желание пасть, долго-долго была неприступной.
Дорогая, ты слышишь: вокруг тишина, ни снаряды, ни бомбы не рвутся… Мы с тобою в такие живем времена, когда крепости сами сдаются.
Любовь — это понимание
На свете жил один король, он был не гений, не герой, хотя был многих званий удостоен, но разговаривать привык с людьми на ты, с собой на вы. «Мы…» — говорил, и прочее такое.
Король еще не старым был, и он однажды полюбил бесхитростную девушку Наташу.
— Наташа, — говорит король, — сегодня двери нам открой, сегодня, говорит, — ты будешь наша.
Наташа задрожала вдруг, и на лице ее испуг, и щеки зарумянились стыдливо:
— О, государь мой, как мне быть? Я вас готова полюбить, но не могу я… с целым коллективом.
Король ответил, пошутив:
— Мы уважаем коллектив, и мы готовы с ним считаться даже. Но в твой гостеприимный дом сегодня мы одни придем.
— А сколько вас? — сконфузилась Наташа.
Король внезапно замолчал и сразу как-то заскучал. И проворчал:
— С тобой не сваришь каши… Сегодня ночью дверь закрой! — сердито приказал король и полюбил смышленую Дуняшу.
Говорил мужчина даме:
— Есть закон теплообмена. И тепло, что между нами, исчезает постепенно.
Но другой закон угоден даме был. Она сказала:
— До сих пор еще в природе ничего не исчезало.
И мужчина вдохновенно поддержал подруги мненье:
— Это верно. Во вселенной всё, как в камере храненья. Где-то там, за неба краем, кто-то вспыхнет с новой силой…
Для того и остываем, чтобы им тепла хватило.
Жил на свете султан по прозванью Карем. У султана Карема имелся гарем: шестьдесят четыре персоны, все крикливы, ленивы и сонны.
Настоятель гарема, красавец Селим, называвший гарем не «гарем», а «горим!», умолял султана Карема отпустить его из гарема.
Он учиться хотел. Но султан отвечал:
— Что такое, Селим? Почему заскучал? Ты, что предан работе всецело, оставляешь любимое дело? Каждый хочет учиться, — добавил Карем, — но не это от нас ожидает гарем. Об учении думать не время: посмотри, что творится в гареме.
А в гареме такое, что бедный Селим наводил бы порядок до самых седин. Но собрал он сознательных женщин и нарек их советом старейшин. Эти мудрые женщины, знавшие толк в чувстве долга и в том, чего требует долг, неусыпно и неустанно направляли желанья султана. Только тех отбирал для супруга совет, кто имел и заслуги, и выслугу лет, кто был сдержан, уравновешен, в мыслях скромен и в страсти безгрешен.
И султан загрустил от порядков таких:
— Что-то стал ты, Селим, затирать молодых. Правда, старость почтенна, но все же ты дорогу давай молодежи.
А Селим уж и рад продвигать молодежь, только где молодую такую возьмешь, чтоб она подошла по заслугам и годами была, как старуха?
И все чаще султан уходил в кабинет, говоря, что для радостей времени нет, что в его, государевой, власти не свое, а народное счастье.
Но заметил, заметил дотошный совет: он впускал посторонних к себе в кабинет. Стоит только окну раствориться, как в окошко сигает девица.
Что тут можно добавить? Гарем под рукой, а супруг изменяет гарему с другой. Тут — открыто сказать не пора ли? — возникает вопрос о морали. Был с султаном серьезный, большой разговор. Пригласили его на персидский ковер и просили его объясниться: что он делает с этой девицей?
От такого вопроса увяла трава. Что-то мямлил султан, подбирая слова, и о чем-то смущенно просил он… Но любовь придала ему силы.
— Я люблю эту женщину! — крикнул Карем. — И любить ее буду до гроба!
И султан распустил нелюбимый гарем, а Селима послал на учебу.
Правда — торжествует
Вышла правда в сверкающий зал — из забвенья, из тьмы, из тумана, отвели для нее пьедестал, тот, что раньше служил для обмана. Натерпелась она на веку, надорвала сермяжные жилы, ну и хочется быть наверху. А чего же? Она заслужила.
И она улыбается в зал, как всегда, и проста, и желанна. Возвышает ее пьедестал — тот, что раньше служил для обмана.
Сколько было радости! Туш. Цветы.
Удивлялись искренне:
— Это ты?
Сомневались дружески:
— Ну, даешь! Неужели правда? А может, врешь?
И в душе почувствовав: не к добру, — отвечала правда:
— А может, вру. Правда-то я правда, да только я не вдохну не выдохну без вранья.
Растерялись граждане: как, опять? Как же, чтобы правда — и стала врать? Но один очкастый прошел вперед:
— Так она ж, товарищи, врет, что врет. Если ты, товарищи, врешь, что врешь, это правда чистая, а не ложь!
Тут, конечно, мысли у всех вразброд:
— Ну, а если врет она, что врет, что врет?
— Или даже больше, — шумел народ, — врет она, что врет она, что врет, что врет?
— Наврала с три короба, а лжи ничуть?
— Ну, загнул очкастый, не разогнуть! Это ж чтобы правды на грош набрать, сколько ж полагается нам наврать?
Выбор гения
Науке просто повезло с Ньютоном, что не был он бездельник и глупец, не говорил с начальством грубым тоном, не разбивал доверчивых сердец, что отличался скромным поведеньем, был чист и безобиден, как дитя, всем будничным, житейским тяготеньям всемирное навеки предпочтя.
Науке просто повезло с Ньютоном, что он не пил и в карты не играл, не нарушал общественных законов и тех, что сам в природе открывал.
Когда бы он присвоил чьи-то деньги и за растрату угодил в тюрьму, закона мирового тяготенья, конечно, не доверили б ему.
И кто б сегодня знал тогда Ньютона? Не допустил бы просвещенный век, чтоб открывал всемирные законы морально ненадежный человек.
Равновесие в природе
Кочуют деньги по дорогам — и золотой, и медный грош. То их скопится слишком много, то их со свечкой не найдешь.
Подобно им кочуют мысли — случайный гость и частый гость. От денег мысли не зависят, они всегда кочуют врозь.
И будет вечно, как бывало с тех пор, как существует свет: где много денег, мыслей мало, где много мыслей — денег нет.
Путь истины
Шумер собрался истину сказать. Хотел ее изобразить на камне. Нашлось немало истин под руками, но только камня негде было взять.
И египтянин пил из родника, наполненного мудростью и силой. Ему б куска папируса хватило, но не хватало этого куска.
А древний грек? Ведь этот древний грек избороздил всю Грецию кругами. Но было даже в городе Пергаме с пергаментом неважно, как на грех.
Поделиться книгой: