— Родриго, — вмешалась в их разговор Хуанита, — расскажите поподробнее о ваших братьях.
— Что вас интересует? — заулыбался Родриго, довольный тем, что смог отделаться от надоедливого мясника.
— Но, Родриго, мы еще не договорили! — напомнил ему тот.
— Потом, Карлос, потом.
Родриго мельком взглянул на Мэри. Признаться честно, он понимал ее. Семья Вальдес так и осталась, похоже, в девятнадцатом веке. О женской эмансипации и прочих прелестях современной культуры здесь и слыхом не слыхивали. Вальдесы оставались старыми добрыми испанцами, которые почитают короля и церковь. Родители Мэри не покидали испанского квартала, а она единственная из семьи постоянно вращалась в кругу современных людей, которые вели себя совсем иначе, чем представляли себе добропорядочные испанцы.
— Вы отличная кулинарка, — похвалил он Лусию Вальдес. — Не помню, когда последний раз ел с таким аппетитом.
— Вы мне льстите! — засмущалась сеньора Вальдес.
— А свинина!.. — продолжал Родриго. — Такое блюдо я ем впервые.
— Кстати, о свинине, — вновь бесцеремонно вмешался в разговор Карлос Оривера. — Я хотел бы обсудить…
— Да, — прервал его Фернандо Вальдес, — а как вам понравилось наше вино?
— Восхитительное! Вижу, Фернандо, вы настоящий знаток.
— Стараюсь, — скромно потупил взгляд отец Мэри.
Лусия Вальдес встала и сделала дочерям знак помочь ей отнести на кухню блюда. Пока женщины готовили и разносили кофе, мужчины разговаривали. А кульминацией вечера стал тост, произнесенный в честь почетного гостя — Родриго Алькасара.
— Наш дом — ваш дом, — провозгласил Фернандо. — Скромная пища и бутылочка испанского вина всегда к вашим услугам.
Все зааплодировали. Смущенный Родриго раскланялся.
Наконец гости потихоньку стали расходиться.
— Пожалуй, и мне пора, — сказал Родриго.
— Нет, нет, Родриго, останьтесь, — попросила сеньора Вальдес. — Фернандо завтра рано вставать, а Мэри нет. Она приготовит вам еще кофе.
— Да, оставайтесь, — подхватила вдруг Мэри, беря Родриго под локоть. — Нам о многом нужно поговорить.
Он бросил на нее затравленный взгляд.
Сестры Мэри с неохотой отправились спать. Попрощавшись, Фернандо и Лусия Вальдес тоже удалились. Мэри с отвращением оглядела своего нареченного.
— Так это вы Родриго Алькасар, — процедила она сквозь зубы.
— Да, — только и оставалось ответить ему.
— И все это время вы оставались Родриго Алькасаром?
— Так уж мне, видно, на роду написано, — оправдывался он, — никуда не денешься.
— И когда мы беседовали во время банкета в «Сент-Джонсе», вы тоже были Родриго Алькасаром.
— Если мне не изменяет память, то да.
— И когда поцеловали меня?
— Увы!
— Даже зная, как я вас ненавижу?
— Ваше презрение пришлось совершенно не по адресу. Вы ненавидите придуманный вами же образ. Я тут ни при чем.
— Еще как при чем! Родриго Алькасар с самого начала не вызывал у меня ничего, кроме отвращения. А теперь меня от вас просто тошнит. Я на горьком опыте убедилась, какой вы бессовестный негодяй! Знаете, что я сделала бы с вами?
— Не знаю. И знать не хочу.
— Целовать меня вот так, на виду у всех… Это просто бесчестно! Расскажи я обо всем папе, он бы вас собственными руками придушил.
— Сомневаюсь, учитывая, что он хочет выдать вас за меня.
Мэри пронзила его взглядом, полным ненависти.
— О Господи! Не надо поджаривать меня на медленном огне. Вы поцеловали не меня, а незнакомого парня, и я сам об этом жалею. Но что делать? Меня пленила ваша красота, я просто не мог…
— Предупреждаю, Алькасар, вы играете с огнем! Стыдитесь! Разве вы вели себя по-джентльменски?
— Я и никогда не прикидывался джентльменом, — запротестовал Родриго, будто это оправдание.
— Вы поцеловали меня обманным путем.
— Вот как? Тогда, может, поцелуемся по-честному?
— Еще один шаг — и вы покойник!
— Послушайте, что вы ко мне прицепились?! В конце концов, не я один вас целовал. Вы тоже меня поцеловали в ответ!
— Это ложь! Чудовищная ложь! Ни за какие сокровища на свете я бы не поцеловала такого мерзавца!
— Хватит прикидываться. В конце концов, я главный свидетель. Будто я не знаю, как девушки целуются!
— Не сомневаюсь, у вас, должно быть, обширный опыт.
— Более или менее.
— Ха!
— Как это понимать?
— Да никак!
— Нет, когда девушка говорит «ха», значит, ей стыдно, что она сморозила глупость.
— Это вы наделали глупостей! Поцеловали меня перед всеми. Как же теперь я им скажу, что даже не знала вашего имени? Мои родители, братья и сестры будут навек опозорены! Так же, как тетки, дядья, кузины и кузены и прочие родственники, здесь, в Лондоне, и в самой Испании. Мама сгорает от нетерпения и дождаться никак не может, все хочет рассказать о том, как устроилась наша свадьба, моей тетушке. А та, конечно, сообщит обо всем своим подружкам, так эта новость разнесется по всему миру. Вы хоть понимаете, что теперь весь мир будет ждать, когда я выйду за вас?
— Ну и что? — спросил Родриго с невинным видом. — Это разве проблема?
— Еще какая!
— Я легко ее решу.
— Как?
— Не буду делать вам предложение. Это уж я обещаю. Чтобы рассеять последние сомнения, сейчас же пойду к вашим родителям и скажу, что вы мне совсем не понравились.
— А наш поцелуй на глазах у округи?
— Скажу, что мне не понравилось, как вы целуетесь… Эй, эй, только не вазу!
Ваза пролетела в миллиметре над его головой и, ударившись об стену, шлепнулась на диван.
— Вон! — приказала Мэри.
— Но как же наше следующее свидание? Мы еще не условились!
— Вон!
Она вытолкала его за дверь, но тут он вдруг встал как вкопанный и спросил:
— Вы собираетесь здесь ночевать?
— Нет, вернусь к себе в квартиру.
— Тогда поедем вместе, — предложил он. — Заодно на такси сэкономим.
Мэри едва сдерживалась, чтобы не завопить во весь голос.
— Сеньор Алькасар, вы что, оглохли? Мне на одной планете с вами жить и то стыдно, не то что ехать в одном такси.
— Знаю, — мрачно отозвался он. — Я от вас тоже не в восторге. Но придется пойти на жертвы.
— Откуда они узнают, что мы ушли не вместе?
— Оттуда же, откуда узнали про поцелуй. Если сами не увидят, так соседи доложат.
— О Господи! — Мэри схватилась за голову. — Пойду вызову такси.
Закончив телефонный разговор, она обернулась и увидела, что галантный Родриго держит в руках ее пальто. Он помог ей одеться. Она даже не сопротивлялась: что делать, приходится мириться с неизбежным. Надо уйти вместе, прежде чем она расцарапает ему физиономию, иначе потом расспросов не оберешься.
Вскоре подъехало такси. Родриго протянул ей руку, и они спустились с лестницы, покрытой мокрым снегом. Мэри даже позволила ему открыть для нее дверцу машины.
Когда такси исчезло за поворотом, сеньора Вальдес опустила уголок занавески и сказала мужу, стоявшему рядом:
— Но разве не пара голубков? Видел, как он помог ей сесть в машину?
Папаша Вальдес нахмурился.
— Они так шумели, прежде чем уйти!
— Ну и что? — Лусия Вальдес сияла. — Милые бранятся — только тешатся.
2
— У меня предложение. Остановим такси, выйдем, зайдем в кафе и все обсудим. Идет?
Мэри холодно взглянула на Родриго.
— Нам не о чем говорить. Высажу вас в «Сент-Джонсе» и поеду к себе.
— Все ясно, — мрачно подытожил он. — Мне не на что надеяться.
— Разве что на увесистую оплеуху.
Тут Мэри просчиталась. Он подставил щеку и забавно показал на нее пальцем.
— Пожалуйста. А когда ударите, я подставлю другую.
— Ладно, прекратите, — сказала она, пытаясь не засмеяться.
— Да нет уж, зачем же. Бейте, если так вам будет лучше.
Мэри поняла, что бороться со смехом бесполезно. Она улыбнулась и мягко потрепала его по щеке.
Снова ошибка. Он взял ее ладонь и поцеловал, прежде чем она успела опомниться.
Этот легкий поцелуй вновь вторгся в ее сознание. А ведь из ее памяти не изгладился еще тот эпизод на улице, его нежные губы, которые словно увлекли ее за собой в пропасть, его теплое дыхание…
Все это произошло совсем недавно, каких-то три часа назад. И вот теперь он целует ее руку, а она вспоминает тот прежний поцелуй, испытывая легкое головокружение, будто после бокала хорошего испанского вина. И ей хочется, чтобы он поцеловал ее еще раз, хочется ощутить вкус его губ, почувствовать его дыхание…
Внезапно Родриго выпустил ее руку. Мэри огляделась.
— Ну вот мы уже и приехали, — сказала она с облегчением. — О моих родителях не беспокойтесь. Завтра я им позвоню и скажу, что мы решили не встречаться.
— А как же наша свадьба? — обиженно спросил он.
— Скажу, что ничего не выйдет.
— Но они же все видели…