Эти слова предназначались Беатрис, даже если и были адресованы Пруденс.
«Я люблю вас», прошептала Беа, и слёзы полились ещё сильнее.
Как эти чувства подкрались к ней? Боже мой, да она едва могла вспомнить, как выглядит Кристофер Фелан, и всё же её сердце томилось по нему. Хуже всего была почти абсолютная уверенность, что заявления Кристофера навеяны трудностями военного времени. Тот Кристофер, которого она узнала по письмам… мужчина, которого она полюбила… мог исчезнуть, вернувшись домой.
От сложившейся ситуации не приходилось ждать ничего хорошего. Он должна это остановить. Она больше не может притворяться Пруденс. Это было несправедливо по отношению ко всем им, особенно к Кристоферу.
Беатрис медленно пошла домой. Войдя в Рэмси-Хаус, она столкнулась с Амелией, которая держала на руках своего сынишку Рая.
— Вот ты где! — воскликнула Амелия. — Не хочешь пойти с нами на конюшни? Рай собирается покататься на своём пони.
— Нет, спасибо. — Улыбка Беатрис была такой широкой, словно уголки её губ растянули на гвоздиках. Каждый член семьи, столкнувшись с ней, тут же включал её в свою жизнь. В этом отношении все они были чрезвычайно великодушны. И тем не менее она совершенно определённо чувствовала себя лишней, словно старая незамужняя тётушка — старая дева.
Она — странная и одинокая. Неудачница, как и животные, которых она приютила.
Разум Беа сделал неожиданный скачок, вызвав воспоминания о мужчинах, которых она встречала на танцах, обедах и суаре. Она не испытывала недостатка в мужском внимании. Возможно, ей нужно поощрить одного из них, просто выбрать наиболее подходящего кандидата и удовлетвориться этим. Возможно, власть над собственной жизнью стоила того, чтобы выйти замуж за человека, которого она не любит.
Но это будет ещё одной формой страдания.
Её пальцы скользнули в карман, чтобы прикоснуться к письму Кристофера Фелана. Ощущение пергамента, который складывал он, заставило её живот напрячься в приступе жаркой приятной боли.
— Последнее время ты такая тихая, — заметила Амелия, её голубые глаза изучали сестру. — Ты выглядишь так, словно плакала. Что-то беспокоит тебя, милая?
Беатрис пожала плечами.
— Полагаю, мне грустно из-за болезни мистера Фелана. Одри говорит, что ему становится всё хуже.
— Ох… — выражение лица Амелии стало мягким от участия. — Хотела бы я, чтобы мы могли что-то сделать. Если я соберу корзинку со сливянкой[11] и бланманже[12], ты отнесёшь её им?
— Конечно. Я схожу после обеда.
Укрывшись в уединении своей комнаты, Беатрис села за стол и достала письмо. Она напишет Кристоферу в последний раз, что-нибудь безличное, например, спокойно попрощается. Лучше уж это, чем продолжать обманывать его.
Аккуратно сняв крышку с чернильницы и обмакнув перо, она принялась писать.
С каждым предложением её пальцам становилось всё сложнее выполнять свою работу. Перо дрожало в судорожной хватке, и Беатрис почувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слёзы. «Что за чушь», — пробормотала она.
Написать такую ложь оказалось больно в прямом смысле этого слова. Горло перехватило так, что практически стало невозможно дышать.
Она решила, что для того, чтобы суметь закончить начатое, она напишет правду, письмо, которое так страстно жаждет отправить Кристоферу, а потом уничтожит его.
Задыхаясь от усилий, Беатрис схватила ещё один лист бумаги и поспешно нацарапала для себя несколько строк, надеясь, что они облегчат глубокую боль, охватившую её сердце.
Взгляд Беатрис затуманился. Отложив листок в сторону, она вернулась к первоначальному письму и закончила его, выразив пожелания и просьбы о благополучном возвращении.
Что касается любовного письма, она смяла его и бросила в ящик стола. Позже она сожжет его с соблюдением своей личной церемонии, глядя, как от каждого откровенного слова остаётся лишь пепел.
Глава 4
После обеда Беатрис отправилась к Феланам. Она взяла с собой приличных размеров корзину, в которой лежали бренди, бланманже, круг мягкого белого сыра и маленький постный кекс, суховатый, слегка сладкий и без сахарной глазури. Нуждались ли Феланы в подобных гостинцах или нет — значение имел лишь сам жест вежливости.
Амелия убеждала Беатрис поехать в коляске или экипаже, поскольку корзина оказалась несколько громоздкой. Но Беатрис жаждала физического напряжения от прогулки, надеясь, что оно поможет успокоить душевное смятение. Идя в ровном темпе, она втянула в лёгкие воздух начинающегося лета. Это был аромат июня, о котором она хотела бы написать Кристоферу… жимолость, свежескошенное сено, влажные простыни, развешенные для просушки…
К тому времени, как она достигла своей цели, её руки ныли от того, что пришлось нести корзину так долго.
Дом, обвитый густым плющом, походил на человека, накинувшего пальто. Когда Беатрис подошла к передней двери и постучалась, по ней пробежал холодок мрачного предчувствия. Дворецкий с хмурой гримасой провёл её внутрь, забрал корзину и сопроводил в переднюю гостиную.
Казалось, что в доме было чересчур жарко, особенно после прогулки. Беатрис почувствовала, как под слоями прогулочного платья и внутри прочных высоких ботинок скапливается пот.
В комнату вошла Одри, похудевшая и растрёпанная. Часть её волос была закреплена в причёске, часть — падала на плечи. На ней был передник, усеянный темно-бурыми пятнами.
Пятнами крови.
Встретившись глазами с встревоженным взглядом Беатрис, Одри попыталась выдавить из себя слабую улыбку.
— Как видишь, я не готовилась встречать гостей. Но ты одна из тех немногих людей, ради которых я не должна прихорашиваться. — Поняв, что всё ещё в переднике, Одри развязала его и сложила в маленький комочек. — Спасибо за корзину. Я приказала дворецкому налить стаканчик сливянки и отнести его миссис Фелан. Она примет её, чтобы уснуть.
— Она заболела? — спросила Беатрис, когда Одри села возле неё.
В ответ Одри только покачала головой.
— Потеряла рассудок.
— А… твой муж?
— Он умирает, — ровным голосом произнесла Одри. — Ему осталось уже совсем немного. Несколько дней, как сказал доктор.
Желая обнять, Беатрис потянулась к ней, словно та была одной из раненых зверушек. Но Одри напряглась и в защитном жесте подняла руки.
— Нет, не нужно. Прикосновений я не выдержу. Рассыплюсь на куски. А ради Джона я должна быть сильной. Давай просто немножко поболтаем. У меня есть пара минут.
Беатрис тут же сложила руки на коленях.
— Разреши мне что-нибудь сделать, — тихим голосом попросила девушка. — Давай я посижу с ним, пока ты отдохнёшь. Хотя бы часок.
Одри слабо улыбнулась.
— Спасибо тебе, милая. Но я не могу позволить, чтобы с ним сидел кто-нибудь ещё. Это должна быть только я.
— Тогда, может, мне пойти к его матери?
Одри потерла глаза.
— Ты очень добра. Но не думаю, что она захочет дружески побеседовать. — Она вздохнула. — Если бы выбор был за ней, она предпочла бы умереть вместе с Джоном, нежели продолжать жить без него.
— Но у неё остаётся ещё один сын.
— Она не испытывает привязанности к Кристоферу. Только к Джону.
Беатрис пыталась осмыслить эти слова под тиканье высоких напольных часов. Их маятник ходил туда-сюда, словно неодобрительно качая головой.
— Такого просто не может быть, — в конце концов выдавила она.
— Конечно же, может, — с лёгкой и грустной улыбкой ответила Одри. — Некоторые люди обладают неиссякаемым источником любви. Например, твоя семья. А у других есть только ограниченный запас. Любовь миссис Фелан вычерпана до дна. Хватило только на её мужа и Джона. — Одри устало пожала плечами. — Да это и не важно, любит она Кристофера или нет. Кажется, сейчас ничто не важно.
Беатрис достала из кармана письмо.
— Я принесла для него вот это, — пояснила она. — Для капитана Фелана. От Прю.
Одри приняла послание с непонятным выражением лица.
— Спасибо тебе. Я отправлю его вместе с письмом о состоянии Джона. Он захочет знать. Бедный Кристофер… и так далеко.
Беатрис на мгновение задумалась, а не забрать ли письмо назад. Это могло стать самым худшим временем, чтобы отдалиться от Кристофера. С другой стороны, оно могло стать и самым лучшим. Одна маленькая ранка появится одновременно с намного большей.
Одри проследила за игрой эмоций на лице гостьи.
— Ты собираешься когда-нибудь рассказать ему? — мягко спросила она.
Беатрис моргнула.
— Рассказать о чём?
Чем заработала сердитое фырканье.
— Беа, я не глупа. В настоящий момент Пруденс в Лондоне. Посещает балы, суаре и прочие глупые банальные мероприятия сезона. Она не могла бы написать это письмо.
Беатрис почувствовала, как её лицо сначала стало багровым, а потом побледнело.
— Она отдала мне его до того, как уехала.
— Из-за своей преданности Кристоферу? — у Одри дрогнули губы. — В последний раз, когда я её видела, она даже не спросила о нём. И почему это именно ты всегда доставляешь и уносишь письма? — Она одарила Беатрис любящим, но укоризненным взглядом. — Судя по тем письмам, которые Кристофер посылает нам с Джоном, он совершенно очарован Пруденс. Из-за того, что она пишет ему. И если эта дурочка станет моей невесткой, Беа, то это будет твоей ошибкой.
Заметив, как у Беатрис задрожал подбородок и заблестели глаза, Одри взяла девушку за руку и пожала её.
— Зная тебя, я не сомневаюсь, что твои намерения были самыми благими. Но я совсем не уверена, что таковым будет и результат. — Она вздохнула. — Я должна вернуться к Джону.
Когда Беатрис вышла вместе с Одри в холл, её потрясло осознание того, что совсем скоро её подруга должна будет пережить смерть мужа.
— Одри, — дрогнувшим голосом позвала она, — я хотела бы вынести эту ношу за тебя.
Одри, залившись румянцем от нахлынувших эмоций, долгую минуту смотрела на девушку.
— И именно это, Беатрис, делает тебя настоящим другом.
Через два дня Хатауэйям доставили записку о том, что ночью скончался Джон Фелан. Полные сочувствия, они обсудили, как лучше всего могут помочь осиротевшим женщинам. При обычных обстоятельствах обязанности по визиту к Феланам и предложении своих услуг легли бы на плечи Лео, хозяина поместья. Но он находился в Лондоне на сессии Парламента. В настоящее время там шли жаркие дебаты по поводу некомпетентности и безалаберности, в результате которых крымские войска оказались так ужасающе плохо обеспечены и крайне нуждались в новых поставках.
Было решено, что от лица семьи к Феланам поедет муж Уин — Меррипен. Никто не ожидал, что его примут, поскольку родственники покойного, без сомнения, слишком убиты горем, чтобы с кем-то общаться. Тем не менее Меррипен отвезёт письмо с предложением оказать любую помощь, какая только может понадобиться.
— Меррипен, — попросила Беатрис до того, как он ушёл, — ты не мог бы передать мои соболезнования Одри и спросить, нужна ли ей моя помощь в приготовлениях к похоронам? Или, может быть, она захочет, чтобы кто-то посидел с ней?
— Конечно, — отозвался Меррипен, взгляд тёмных глаз потеплел. Живя с детства с семьёй Хатауэй, Меррипен стал им всем братом. — Почему бы тебе не написать ей записку? Я передам через слуг.
— Минутку, — Беатрис, подобрав юбки, чтобы не споткнуться о них, взлетела по лестнице, спеша в свою комнату.
Она подбежала к столу, вытащила бумагу и перо и потянулась к чернильнице. Но рука замерла на полпути, когда в выдвижном ящике девушка увидела смятый листок.
Это было вежливое, отстранённое письмо, которое она написала Кристоферу Фелану.
Которое так и не было отослано.