Бесовщина

— Возможно, он набирается сил перед каждым новым выходом… Ладно, хватит рассуждать, взялись за дело, — Тим достал из кармана кусок мела. — Ты чертишь с той стороны, а я с этой.

Они ещё не замкнули вокруг кровати круг, как её пружины скрипнули. Друзья насторожились.

— Слышал? — шёпотом спросил Андрей.

Несколько секунд они вглядывались в неподвижную Сайтарову.

— Ладно, продолжаем, — Тим снова наклонился к полу. — Сейчас по-быстрому замкнём круг, потом круг замкнём в пентаграмму, а потом пентаграмму замкнём во второй круг. Пентаграмма в двойном круге — это надёжнее, чем просто пентаграмма…

Пока они чертили, пружины ещё несколько раз скрипнули. Тело, однако, по-прежнему не подавало признаков жизни.

В углах и на сторонах пентаграммы Тим начертил кабалистические знаки.

— Пожалуй, всё, — он вытер платком перепачканные мелом пальцы. — Теперь начнём читку. Может, нам повезёт и бес сразу уберётся…

Он выглянул из палаты, убедился, что никого поблизости нет, и плотнее прикрыл дверь.

— Смотри, — Андрей показал на экран прибора, соединённого проводами с Сайтаровой. — Сердце забилось чаще!

Тим усмехнулся.

— Чует нечисть, что сейчас ей придётся несладко…

Он достал из сумки посеребрённый крест с выбитым на нём распятием и укрепил его в изголовье кровати, затем встал в её изножьи и раскрыл потрёпанный молитвенник.

Текст на церковно-славянском языке он читал быстро и внятно — сказывалась выучка, полученная в семинарии. Тим проучился в ней полтора года, причём, по мнению всех, проучился блестяще, но был отчислен за повышенный интерес к магии и оккультизму, в основе которых, по мнению церковного начальства, лежали сношения с дьяволом.

В палате звучал его монотонный голос. Андрей стоял рядом, не сводя глаз с Сайтаровой и иногда взглядывая на пульсирующую линию на экране. Прибор отмечал частые и сильные удары сердца.

На окне от лёгкого ветерка зашевелилась занавеска. Иногда этот холодный ветерок касался лиц молодых людей, хотя ему вроде бы неоткуда было взяться. Окно и дверь были наглухо закрыты…

Снова заскрипели пружины, и Андрей, наконец, заметил, что тело на кровати шевельнулось.

Тим продолжал читать. Слоновьи ноги сдвинулись, поёрзал живот. Массивному телу как будто неудобно было лежать и оно двигалось, ища лучшего положения. Тим не останавливался. Тело продолжало двигаться, сбивая одеяло. Лицо женщины кривилось словно в досаде, а может, насмехаясь над приятелями. Глаза, однако, оставались закрытыми.

Тим взял в руки крест и несколько раз громко произнёс:

— Изыди, бес!

Одеяло сползло на пол, обнажив голый бледно-жёлтый, с коричневыми пятнами живот, невероятно пухлые ляжки и заросшую волосами промежность.

— Оставь это тело и убирайся в преисподнюю, — говорил Тим, делая распятьем крестное знаменье.

Ноги и руки Сайтаровой двигались, рот кривился, временами из него вырывался едва слышный протяжный хрип. Внезапно глаза её раскрылись и уставились на Тима.

— Никуда не уйду, и не надейся, сопляк, — прозвучал низкий утробный голос, явно мужской. — Не тебе меня изгонять. Молоко на губах не обсохло, а уже изгонять берёшься!

— Бес, ты в ловушке, — грозно сказал Тим. — Покинь это тело, заклинаю тебя Господом нашим и Богородицей, и сгинь в преисподнюю! Ты уже погубил достаточно душ!

— И ещё погублю! А тебя — в первую очередь! Вселюсь в тебя, гада, и первым делом оттарахаю твоего дружка!.. — Тело заколыхалось от хохота.

Андрей протянул Тиму бутыль со святой водой и тот принялся брызгать ею на бёдра, грудь и живот женщины. Она дёргалась, как будто её стегали плетью, лицо болезненно морщилось, из раскрытого рта вырывался рёв.

Чудовищный живот вздрогнул и в нём что-то зашевелилось, словно там сидело какое-то живое существо, которое ворочалось и упиралось всеми своими конечностями в стенки своего вместилища.

— Ответь мне, бес, как ты попал туда? — снова заговорил Тим. — Где ты находился до того, как перешёл в тело несчастной женщины?

— Вот тебе! — Две грузные ноги приподнялись и из зада с громким шумом, какой бывает при сильном несварении, вырвались газы.

Молодые люди поморщились от вони. Тим выплеснул на демона остатки святой воды, а потом, порывшись в сумке, достал раздвижную палку-указку. Он раздвинул её во всю длину и к её концу прикрепил крест.

— Значит, ты не хочешь говорить, — сказал он. — Хорошо.

Не переступая меловой черты, он занёс палку над одержимой — так, что крест оказался над её животом. По всему уродливому телу прокатилась дрожь.

Тим коснулся крестом живота, и тот дёрнулся.

— Что, не нравится? Жжёт?

— Урою, падла! — рявкнул бес и зашёлся в отборной ругани.

— Как твоё имя? — спросил Тим, прижимая крест к животу. — Скажи мне своё имя!

— Ладно, скажу, х… с тобой, только обещай, что уберётесь отсюда оба!

— Обещаю, — с готовностью ответил Тим, прекрасно зная, что любые соглашения с нечистью не имеют никакой силы. Зато знание имени беса могло очень помочь его изгнанию.

— Меня зовут Йухан Лёшоп, — торжественно пророкотало чудовище. — Только это страшная тайна. Доверяю её одному тебе.

— Как? Юхан? — переспросил Андрей у приятеля. — Он скандинав?

— Такой же скандинав, как я марсианин, — ответил Тим. — И веры ему нет ни копейку, ведь это не имя, а враньё. Прочти его наоборот, и ты поймёшь, что он просто издевается над нами.

И он снова надавил крестом на живот, вызвав судороги в туше. Временами кожа живота растягивалась от давления изнутри, принимая очертания чьей-то пятерни или колена, а однажды кожа живота образовала огромное лицо с шевелящимся ртом.

— Не дождётесь, падлы! Выйду отсюда когда захочу, и снова вернусь, и ваши грёбаные пентаграммы не помогут!

— Зачем ты вселяешься в людей? — спросил Тим.

— Ну ты и лох! — захохотал сайтаровский живот. — Неужели до сих пор не допёрло? Да потрахаться охота! Вселюсь в какого-нибудь хмыря, вроде тебя, и трахаюсь его х…ем. Знаешь, как клёво?

— А потом, чтобы вернуться в это тело, тебе надо того хмыря убить?

— А и х… с ним. Хмырей полно, чего их беречь.

— Получаешь, стало быть, удовольствие за чужой счёт.

— Мне в кайф.

— А людям не в кайф, — Тим вдавил крест в живот.

— Ладно, мужики, послушайте меня, — голос из утробы зазвучал примирительно. — Давайте договоримся по-хорошему. Я вас не трону, а вы сотрёте с пола свою херню, ну хотя бы часть её, и я вам скажу, где старинное золото зарыто. А может, вам бабки нужны? Час назад один барыга по пьяни бумажник потерял, полный баксов и кредиток. Сказать вам, где бумажник лежит? Сказать, а? Барыга его до завтрашнего вечера не хватится, у вас будет время снять с кредиток всё бабло. Бумажник валяется недалеко от больницы…

— Андрей, держи, — Тим передал другу указку с крестом, раскрыл молитвенник и начал читать.

Матерщина, полившаяся из глотки Сайтаровой, заглушала его негромкий голос. Не довольствуясь бранью, бес заставил Сайтарову плюнуть в него. Тим невозмутимо вытерся вафельным больничным полотенцем и продолжал читку. Чудовищная плоть снова с шумом выпустила газы.

— Ничего ты мне не сделаешь, щенок, фуфло паршивое, — злобно кривясь, басовито хрипел бес. — Меня такие люди изгоняли, не чета тебе! Двести лет назад сам архимандрит Киево-Печерской лавры против меня с освящённой иконой выходил, и ничего не добился! А триста лет назад целая свора в рясах меня отчитывала, и тоже бестолку! Так что не тебе, сопляку, со мной тягаться. Буду жить в этом теле сколько захочу, понял? И эти свои штучки брось! Не трать на меня время, а то тебе же хуже будет. Проказу напущу, будет у тебя рожа как свиное рыло!

Ругаясь и ворочаясь, Сайтарова сорвала с себя провода, и экран на приборе погас.

Тим не прерывал чтения.

Внезапно глаза больной закрылись, она перестала шевелиться и приняла первоначальное положение. Приятели недоуменно переглянулись. Неужели подействовала молитва?

В палату быстро вошёл Вадим Григорьевич.

— Как тут у вас дела? — спросил он, бегло оглядевшись. — Лихо же вы разрисовали пол!

— Вы бы посмотрели, как это тело, — Тим кивнул на Сайтарову, — крутилось сейчас на кровати! Как уж на сковородке!

— Да, я вижу — одеяло на полу… — Врач направился было к кровати, чтобы накинуть одеяло на больную, но друзья его задержали.

— За черту заходить нельзя, — сказал Тим. — Последствия могут быть непредсказуемыми.

— Но в голом виде она не может лежать, это непорядок, — возразил доктор.

— Я сам сейчас наброшу на неё одеяло.

С этими словами Тим повесил себе на грудь посеребрённый крест.

— Тим, — пробормотал Андрей. — Ты действительно хочешь войти в пентаграмму?

— У меня достаточная защита, — отозвался экзорцист. — Крест освящён специально против бесов.

Он подошёл к кровати, быстро поднял с пола одеяло, накинул на больную и вернулся назад. Андрей и врач следили за ним так, словно он входил в клетку со львами.

— Вот и всё, — сказал Тим. — Но нет гарантии, что одеяло снова не окажется на полу. Бес нам попался буйный.

— И что же делать? — спросил врач.

— Боюсь, что отчитывать его придётся долго, — ответил Тим, задумчиво глядя на Сайтарову сквозь изумрудные стёкла. — Может быть, не одну неделю.

— Совершенно не представляю, как к этому отнесётся начальство! — воскликнул Вадим Григорьевич.

— Но есть другое средство, более действенное.

— Какое?

— Могила, — ответил Тим. — Та самая, на которой нашли Сайтарову. Обморок и вселение беса наверняка связаны с ней. Надо узнать, кто в ней похоронен. Это должно помочь в борьбе с бесом.

— Насчёт могилы лучше поговорить с родственницей Сайтаровой.

— У вас есть её телефон?

— Конечно, он записан…

Врач, а за ним молодые люди, вышли из палаты. Тим оглянулся на больную. Она по-прежнему лежала не шевелясь, хотя ему показалось, что один глаз её на мгновение открылся и посмотрел на него.

У себя в кабинете Вадим Григорьевич включил настольную лампу, достал из стола тетрадь.

— Здесь адреса и телефоны всех наших пациентов и их родственников, — он принялся листать страницы. — А, вот этот телефон! Сайтарова, Мария Руслановна. Племянница.

Тим ввел номер сайтаровской племянницы в память своего сотового.

— Вы прямо сейчас хотите звонить? — спросил врач. — Вроде бы неудобно беспокоить людей по ночам…

— Хорошо, подождём до утра, — согласился Тим.

В кармане доктора зазвонил мобильник. Коротко переговорив с кем-то, Вадим Григорьевич заторопился. Раненым омоновцам делают операцию и он должен быть в операционной.

Тим заявил, что они с Андреем останутся возле Сайтаровой до утра. Врач отрицательно покачал головой, говоря, что сейчас сюда съедутся сотрудники, которых срочно вызвали в больницу, будет сам заведующий, и присутствие тут посторонних может привести к неприятностям.

— Ладно, но если что-то будет происходить с Сайтаровой — сразу звоните в комнату охраны, мы будем там, — сказал Тим. — Через пентаграмму бес не перепрыгнет, но и сами внутрь пентаграммы старайтесь не заходить. А лучше вообще в эту палату никого не впускайте.

Расставшись с реаниматологом, молодые люди спустились на первый этаж. По просторному холлу сновали озабоченные люди в бледно-зелёных медицинских халатах; у входных дверей дежурили омоновцы. Рассвет и думал заниматься. В темноте за высокими забрызганными дождём окнами смутно виднелись разворачивающиеся машины с включёнными фарами.

Лёва сидел на табуретке посреди комнаты, в центре начерченного мелом круга. Под табуреткой была тщательно выведена руна, которую ему показал Тим. Толстяк клевал носом. При появлении друзей он выпрямился, тряхнул головой и спросил нарочито бодро:

— Как успехи в борьбе с призраками? Поймали хоть одного? Сигналов от ваших приборов больше не было.

— Хорошо, что не было, — Тим, отдуваясь, уселся в кресло.

Андрей бросил сумку на диван.

— Хлопотливая ночка сегодня выдалась, — сказал он.

— Я слышал, менты устроили перестрелку и поранили друг друга? — спросил Лёва.

— Мы пока мало что знаем, — ответил Тим уклончиво. — На этажах повсюду милиция, никуда никого не пускают. Возможно, завтра обстановка прояснится.

— Да я уж по экранам вижу, что ментов полно, — сказал охранник, и поинтересовался: — Тут, наверно, замешан ваш призрак? А то ведь сначала были сигналы, потом появился маньяк, потом менты перестреливаться стали…

— Гипотеза о связи призрака с перестрелкой ещё нуждается в проверке, — ответил Тим. — И вообще во всём, что касается призраков, ничего нельзя знать наверняка. Мы можем только строить догадки.

Он устроился в кресле, вытянул ноги и закрыл глаза. Андрей лёг на диван, подложив сумку под голову.

Какое-то время в комнате стояла тишина. Лёва, борясь с дремотой, пялился на экраны.